Читать книгу: «Любовный треугольник», страница 2
Глава 4
Оля
– Ось, если я прыгну ты меня удержишь?
Алиса крепко сжимает мою ладонь и намеревается перескочить лужу.
– Нет, конечно. Боюсь, мы тогда вместе с тобой грохнемся. Это когда тебе было два года я легко могла тебя за руку перенести, а теперь всё – плюшечка выросла.
Алиса расстроенно вздыхает и самостоятельно перепрыгивает озерцо из грязной воды.
Сегодня погода сжалилась, выглянуло яркое солнце, разогнав вчерашние тяжелые тучи. Ветер стих, на небе плывут белые кудрявые облака. Вот бы так до конца зимы продержалось, а потом и весна наступит. Три месяца и всё – прощай школа, привет, летние каникулы и поступление в юридический вместе с Мариам.
Не то, чтобы я не любила школу. С классом мне повезло, ребята нормальные. Не все, но общая масса точно. Просто, когда я поступлю, то смогу официально переехать в общежитие. Подальше от отца.
– Оль?
Позади слышится знакомый голос, как раз, когда мы с Алисой собираемся переходить дорогу.
Синхронно с ней оборачиваемся.
Мишка.
Мой друг детства подходит к нам и обнимает обеих за плечи.
– Привет, девчонки!
– Миша, привет, – приветливо улыбается Алиса.
Она его просто обожает! Мы с Помазовым познакомились во дворе, когда мне было семь, а ему восемь. Никто из друзей не вышел гулять и мне пришлось в полном одиночестве сидеть на карусели. Тогда-то и подошел Миша. Предложил меня раскрутить. Сделал он это на славу, я визжала, как сумасшедшая. С того дня мы начали гулять вместе. И сколько бы людей, компаний, симпатий вокруг нас не изменилось, одно остается неизменным – наше общение.
Потом родилась Алиса, и Мишка составлял мне компанию, когда я выходила, чтобы погулять с ней в парке. Прозвище «плюшка» придумал именно он, потому что сестренка просто обожает эти сладкие мучные изделия и постоянно извазюкивается в сахаре, когда их лопает.
– Привет, – клюю его в щеку, и мы все втроём идем вперед по зебре. – Ты чего здесь?
– Да вас заметил, решил проводить. Потом вместе пойдём на остановку.
Миша берёт Алису за другую руку, и мы с ним заговорщицки переглянувшись, поднимаем ее над землей, чтобы перенести через лужу.
Сестра счастливо верещит, довольная, что таки удалось полетать.
– Ещё, ещё! – требует, дергая нас за руки, а нам и не сложно.
Выполняем её желание и тоже заражаемся её заливистым смехом.
– Всё, плюшка, я выдохся, – после пяти минут таких полётов, сдаётся Мишка. – Пожалей старика.
– Лааадно, а ты вечером тоже придёшь? – заглядывает ему в лицо Алиса, и от меня не укрывается, как её щечки покрываются румянцем. – Заберёшь меня?
Вот это да! Девчонке пять лет, а она уже включает кнопочку, отвечающую за кокетство.
Миша тоже это замечает, поэтому приседает перед ней на корточки и заботливо поправляет широкий вязаный шарф на ее шее.
– Сегодня не смогу, плюш, давай на следующей неделе.
– Почему? – недовольно поджатые губы вызывают у меня умиление.
– Потому что сегодня у меня тренировка.
– А тебя заберет мама, – тормошу её бубон, – и вы поедете к бабушке.
– Не хочуууу!
Алиса как и я не любит ездить на другой конец города, потому что тогда ей приходится просыпаться намного раньше, чтобы мама успела привести её в сад вовремя. А ещё вместе с бабушкой живёт её ещё одна дочь от второго мужа. И этот человек настолько же завистливый и злой, насколько и лицемерный. Всегда норовит уколоть маму, или нас с Алисой по любому поводу. Сначала это было что-то вроде «вышла замуж за буржуя, потом плакать будешь», а теперь «А я говорила! Твой Витя ничем не лучше остальных. Сама теперь виновата во всём, нечего рыдать».
Бббрр, ненавижу!
– Верю, но зато поиграешь с бабушкой в лото, – стараюсь найти плюсы для сестры и хотя бы как-то подбодрить. Лото она просто обожает! – Так, малышка, пойдем, а то на завтрак опоздаешь! Пропустишь запеканку.
– Беее, – кривит мордашку Алиса, – пока, Миша.
– Пока, плюш, – машет он.
Через десять минут запарившаяся и вся мокрая, я выхожу из сада. Пока эту егозу разденешь, семь потов сойдёт.
– Погнали? Если поспешим успеем на семьдесят второй, – встречает меня Миша.
– Надо успеть!
Семьдесят второй идет прямо к школе. Очень удобно, не придётся проходить ещё квартал от другой остановки. А дальше этот маршрут едет прямо к «Университету», в котором как раз учится Помазов.
И Давид с ребятами тоже.
Мы не раз с Мари после уроков прогуливались туда. Она – чтобы как бы невзначай встретиться с Демьяном, а я… чтобы увидеть Давида.
На автобус мы успеваем вовремя. Людей отсюда едет немного, поэтому мы занимаем свободные места.
– Зачем Алиску к бабушке отправляете? Опять отец чудит?
Сочувственный взгляд друга касается моего лица, и я киваю. Опускаю взгляд на грязный пол.
– Да.
– Жесть. Как твоя мама справляется… я не представляю. И не ушла же еще от него…
Я тоже не представляю. И если бы раньше даже не допустила мысли о её уходе, то сейчас этот вариант отрицать не могу. Хотя мама очень любит отца. Любила… Он был для неё всем миром. Как она только не пыталась вернуть его к прошлой жизни. В клиники обращалась, тратя баснословные деньги, к психотерапевтам. Только напрасно всё. Папа сам, кажется, не желает возвращаться.
– Я не знаю на сколько её хватит!
– А ты сама как? Под глазами мешки опять. Не спала, Оль?
– Как и обычно в последнее время.
– Тебе надо развеяться. Давай как-то в кино махнём. Я плачу!
– Да не надо, Миш.
– Никаких не надо. Как будто я не знаю ваше положение.
Друг толкает меня в плечо, а я прикидываю, что на самом деле не прочь развеять мозг.
– Ладно, давай. Я за. Только заплачу за себя сама.
– Ну смотри.
– Ты сам как?
– Да норм. Грузят только конкретно по учебе. Бошка взрывается.
– Как Света?
– А никак. Мы расстались.
Отмахивается, а я закатываю глаза. Не удивительно даже. У него дольше, чем месяц отношения не длятся. Шило он, вечно тянет куда-то в другую сторону.
– Дурило ты, Мишка! Когда уже нагуляешься?
– Вон плюшка вырастет и тогда остепенюсь! – играет бровями, за что тут же получает от меня локтем в ребро.
– Только попробуй!
– А чё? Разница возрасте четырнадцать лет не так уж плохо!
– Даже вот не начинай!
– Мужчина в самом расцвете сил!
– Миша!
– И нежная двадцатилетняя плюша.
Последняя фраза заставляет его самого запнуться. Мы оторопело смотрим друг на друга, одновременно кривимся от отвращения, и начинаем смеяться.
– Блин, точно инцест. Она же мне как сестра!
Ну наконец на него снизошла умная мысль!
Следующие несколько остановок мы болтаем, а потом я, чмокнув его на прощание, выхожу из автобуса.
Мариам вижу почти сразу. Она как раз выбирается из автомобиля отца, рядом с которым на переднем сидении сидит Давид.
Мой взгляд безоговорочно цепляется именно за него. На парне кожаная куртка, а вокруг шеи небрежно наброшен черный узкий шарф. Он передает сестре перчатки и не замечая меня, что-то говорит ей.
А у меня пульс разгоняется, как самолет на взлетной полосе. От того, как легко улыбается, и как при этом собираются крошечные морщинки в уголках его глаз.
Разве можно влюбиться в улыбку? Господи, да. Можно. Отвечаю с полной уверенностью, потому что его улыбка – это то, что может заставить моё сердце дрожать. Подпрыгивать в агонии и мечтать, чтобы хотя бы раз он вот так улыбнулся мне.
– Оль, – заметив меня, Мариам машет рукой, подзывая к ним.
Медленно вдыхаю и выпрямляю спину. Глаза Давида перемещаются на меня, и лучистые морщинки исчезают. Улыбка стирается, а его губы плотно сжимаются. Пока иду к ним чувствую, как его взгляд придирчиво проходится по мне от головы до ног. Вечно он смотрит так, словно я оборванка какая-то. Чувствую себя насекомым под микроскопом и от этого всегда неуклюже себя веду. Вот и сейчас почти дойдя спотыкаюсь, но Мариам ловит меня за руку.
– Осторожно, – улыбается, обнимая меня.
– Привет, – сжимаю её в ответ и немного склоняюсь, чтобы поздороваться с её отцом, – Доброе утро, Тигран Арманович!
Перевожу взгляд на Давида.
– Привет!
В ответ он холодно кивает, даже не посмотрев в мою сторону. На лобовом стекле, должно быть, что-то гораздо более увлекательное, чем я.
– Здравствуй, Оля, – низким голосом произносит отец Мариам, – Мариам сказала, что ты сегодня к нам на ночь?
– Если это не будет проблемой?
– Нет, конечно. Лучше вы у нас подготовите свой доклад вместе, чем будете на телефонах висеть пол вечера, зрение себе портить.
Доклад? Не успеваю удивиться, как подруга несильно толкает меня коленкой по ноге. Доклааад…
– Спасибо за понимание, – тут же подхватываю её изощрённую ложь.
– Да не за что. Хорошего дня, девочки!
– Спасибо, и Вам!
– Пока, пап!
– Пока, дочь.
Давид не считает нужным ответить. Только сестре подмигивает и поднимает стекло.
– Фух, – с облегчением выдыхает Мариам, едва машина отъезжает.
Я же, стараясь не обращать внимание на режущее ощущение в груди, выдавливаю из себя улыбку.
– Я, если честно, не надеялась даже, что твои родители разрешат.
– Да ну. Папа нормально к тебе относится, ты же знаешь, – подхватывает меня под руку подруга, и мы направляемся к школе.
– А мама не была против?
– Нет конечно. Я же при папе спросила.
Ну вот, что и требовалось доказать!
– Так что сегодня после танцев Давид нас заберёт.
– Он тоже потом домой? – стараюсь звучать как можно безразличнее.
По сути какая мне разница домой он или нет. Для меня все равно ничего не изменится, но вопрос как-то сорвался быстрее, чем я его успела обдумать.
– Нет. Вроде с парнями договорился в бар пойти. Нас завезёт только сначала.
– Ясно.
– А ты почему грустная такая? – внимательный взгляд подруги оседает на моем лице, и она приостанавливается, потянув меня за локоть. – Случилось что?
Отрицательно мотаю головой, мысленно отвешивая себе затрещину. Мариам не знает ни о проблемах в моей семье, ни о том, что я безнадежно влюблена в её брата. Говорят, друзьям нужно рассказывать всё, а я не могу. По поводу родителей не хочу выглядеть так, словно жалуюсь, потому что у неё самой то ещё семейство, а Дав… я точно знаю, что она скажет если узнает:
«Он скоро женится, Оля! У него и невеста уже есть, а ты ему не нужна!»
И нет, это будет не потому что она захочет обидеть. Просто жестокая констатация факта.
Их семья относится к тем, кто слепо придерживается традиций своего народа. Давиду уже давно выбрали невесту. Ани. Так её зовут. Она наша одногодка и живёт в поселке, в котором выросли Мари с братом. Их родители давние знакомые и решили, что обязательно породнятся. Жениться на ком-то другой национальности у них строго запрещено. «Кровь должна быть чистой» как-то с горечью обронила Мариам.
Она тоже знает, что однажды выйдет замуж за армянина, несмотря на то, что может влюбиться в кого-то другого. Традиции их семьи – незыблемый закон.
Но хоть я и знаю, что моя любовь безответная и не имеющая перспектив, заставить своё сердце не биться чаще в присутствии Давида я не могу, как не пыталась. Оно несчастное сходит с ума всякий раз, стоит ему оказаться рядом.
– Уроки делала до самой ночи, – отвечаю, делая вид, что зеваю, и возобновляя наше движение ко входу в школу, – сейчас усну на физике!
– Ага, разбежалась. Тебя Инна Леонидовна быстро разбудит! – безоговорочно верит мне Мариам.
– А я постараюсь не храпеть! Если что пнёшь меня локтем.
Оглядываюсь на неё, и мы смеясь, заходим в школу.
Глава 5
Оля
После школы я отправляюсь домой. Нужно взять с собой форму для танцев, а также учебники с тетрадями на завтра.
Войдя, включаю режим мышки, чтобы не разбудить папу, если тот спит. Снимаю куртку, ботинки и на носочках отправляюсь к себе в комнату.
– Оля, это ты?
Голос отца ловит меня уже почти, когда я закрываю дверь. Резко торможу и выдыхаю. Проснулся.
Положив сумку на кровать, направляюсь в зал.
Картина, которая уже стала привычной, вызывает в груди болезненный спазм. Папа лежит на диване, забросив руку себе на лоб. Судя по той же самой одежде со вчерашнего дня не переодевался
– Оляяя!
– Я тут, – отвечаю, обрывая его надрывный крик и подходя ближе.
Он убирает руку со лба и сощуривает глаз.
– Воды мне принеси.
Скрипнув зубами, беру пустой стакан, стоящий рядом на стуле, и ухожу на кухню. Здесь пока что чисто, мама пол ночи убиралась. Набрав воды, ставлю стакан на стол, а сама открываю холодильник. Есть хочется ужасно.
С тех пор, как мне перестали выделять карманные деньги, я обедаю только дома. Раньше, когда отец хорошо зарабатывал я могла купить обед в школе или отправиться с ребятами в кафе. Теперь же от прошлой жизни остались только воспоминания.
На полке холодильника манят взгляд ароматные отбивные и тушеная картошка. Желудок тут же урчит в ответ на запах от гастрономических прелестей.
– Ну и где ты? – ворчливый голос отца звучит прямо за спиной, – Я бы с таким успехом сам себе сходил за водой. Пока дождешься тебя.
Обнаружив наполненный стакан, он берёт его и опустошает несколькими глотками.
– Смотрела, что у нас есть на обед, – отвечаю, цепляя пальцами нарезанную кружочками колбасу.
Мама и тут постаралась. Как будто он сам не в состоянии колбасы нарезать.
– Так возьми нормально поешь! – грузно садится на стул папа, – там Марина отбивные сделала.
Взяв тарелку, я накладываю себе две штучки и грею в микроволновке. Пока кручусь на кухне, чувствую на себе неотрывный взгляд папы, под которым мне неуютно.
– Как дела в школе? – впервые за долгое время интересуется он.
– Нормально, – жму плечами, усаживаясь за стол.
Было бы лучше уйти к себе в комнату, но это будет некрасиво с моей стороны. В кои-то веки папа сам пришел ко мне поговорить.
– Мальчик есть?
Поднимаю глаза и встречаюсь с ним взглядами. Отец сощуривается, пытливо всматриваясь в моё лицо.
– Нет.
– Смотри мне, Олька, – грозит пальцем, – чтобы дуростей не наделала! А то знаю я вас. Перепехнуться с кем-то легче, чем на свидание сходить.
Откусанное мясо застревает у меня в горле, и я начинаю кашлять.
– Папа, к чему вообще этот разговор? – спрашиваю, становясь пунцовой.
– Чтобы не вздумала кувыркаться с кем-то! Сначала выучись, получи профессию, а потом гуляй. Хотяяя, даже это не гарантия счастливой жизни. В один день всё может измениться, как бы не выкладывался, – секунду назад предупреждающий взгляд папы тускнеет и стекает с меня на стол.
А мне больше кусок в горло не лезет. Всю сковывает невидимыми тисками.
– Да, Олька? Пшик, и всёёёё! Ни знакомых, ни денег, ни будущего.
Медленно опускаю вилку на стол, аппетит растворяется в воздухе, как и не было, а на грудь гранитной плитой давит.
– Пап, я не виновата, – произношу в миллионный раз, не в состоянии посмотреть ему в глаза.
Боковым зрением замечаю, как отмахивается от меня, словно от пустого места, а после встаёт, чтобы достать из холодильника бутылку пива.
– Да-да, а кто ж тогда? – небрежно бросает прежде, чем выйти из кухни.
А я так и остаюсь сидеть истуканом. Он никогда меня не простит. Никогда. И хотя я не считаю себя виноватой в случившемся, этот полный обвинения взгляд оставляет каждый раз всё новый шрам на сердце. И как бы я себя не убеждала, что произошедшее чистая случайность, с каждый днем я считаю так всё меньше и меньше.
Вернув так и не съеденные отбивные в холодильник, я собираю в сумку вещи для танцев и учебники. Не в состоянии больше находиться дома ни одной лишней минуты, быстро одеваюсь и выбегаю в подъезд.
До танцев еще целых три часа, но лучше уж я проведу это время где-то в другом месте. Позвонив Мишке и получив зеленый свет, я прихожу к нему. Друг заведомо ни о чем не спрашивает, за что я ему очень благодарна. Угощает меня чаем с бутербродами, а потом каждый из нас ныряет в подготовку домашнего задания.
Я со своим справляюсь раньше, что не удивительно. Могу себе только представить сколько всего будут задавать в университете.
Решаю, что раз уж домашнее задание выполнено, то надо и честь знать. И так отняла у него время.
На танцы я приезжаю на час раньше. Расположившись в холле дома творчества на скамейке, немного расслабляюсь, полистав соцсети и уже привычно зайдя на страницу Давида. Он редко выкладывает какие-то снимки. Чаще это фотографии с ребятами, но когда никогда бывают и где он один. Конкретно эти уже давно сохранены у меня в телефоне, и засмотрены до дыр. Я знаю каждую мимическую морщинку, с закрытыми глазами расскажу во что он одет на любой из фото. Но даже это не мешает мне снова и снова заходить к нему в профиль. Так создаётся ощущение, что он ближе.
Занятие начинается вовремя, и гоняют нас на нём так, что по окончанию мы едва находим в себе силы переодеться.
– Я сейчас умру, – Мариам делает вид, что у неё подкашиваются ноги, пока мы устало шагаем к машине её брата.
– Она точно решила нас убить! Я сама еле иду.
Тяжело идти мне ещё и по иной причине. За рулем отцовской машины сидит Давид, рядом с ним Демьян, а на заднем сидении Саша. И если присутствие двух последних не вызывает во мне никаких эмоций, кроме разве что дружеской радости от встречи, то факт поездки в одной машине с Давидом ускоряет бег крови по венам.
Мы забираемся внутрь. Я сажусь по центру, а Мариам с правой стороны. Прямо позади Демьяна.
– Привет, девчонки, – бодро здоровается Саша.
Он у них самый бойкий и весёлый.
– Привет, – улыбаюсь, как бы невзначай мазнув взглядом по Давиду, который смотрит на сестру.
– Привет.
– Как потанцевали? – интересуется Демьян, поворачиваясь к нам.
Осматривает нас, на несколько секунд дольше одаривая вниманием Мариам, чем меня.
И без того красные после физической нагрузки щеки подруги становятся ещё более глубокого бордового оттенка. Замечаю, как она сцепляет пальцы рук и смущенно растягивает губы в улыбке.
– Хорошо всё, только устали.
– Да, нас сегодня решили испытать на прочность, – поддерживаю её, облокачиваясь на спинку кожаного дивана.
Здесь тесно втроем в плотной зимней одежде, но это ничего. Как говорится, в тесноте, да не в обиде.
– Но вы же показали всё, на что способны? – толкает меня в плечо Саша.
– А как же. Нас так просто не сломить, – улыбаюсь ему, расстегивая замок на куртке.
Ну и натопили они тут.
– Я видел, как вы танцуете! Пришел бы ещё раз!
– Так приходи, – пожимаю плечами, – Скоро у нас выступление на городском конкурсе, можешь поболеть за нас.
– Ммм, парни, надо сходить. Будет на что посмотреть, – задорно играет бровями, за что получает неодобрительный взгляд Давида в зеркале заднего вида.
– Ты о сестре моей говоришь сейчас, – в голосе слышится предупреждение, на которое Саша только закатывает глаза.
– Может я об Оле? – заговорщицки подмигивает мне. А потом, пока Давид отвлекается на то, чтобы завести машину и отъехать от дома творчества, склоняется и шепчет. – Мари, не обижайся, о тебе тоже. Только тттсс, твой крейзи брат если услышит, лишит меня зубов.
– Я и так тебя их лишу, – грозно звучит с переднего сиденья.
– А я помогу, – добавляет Демьян.
Мне кажется, или я слышу едва заметные нотки ревности в его голосе? Хотя не удивительно. От меня не укрывается как он иногда смотрит на Мариам, когда думает, что его никто не видит.
– Да что ж такое, все против меня? – наигранно возмущается Саша, – Оля, хоть ты меня защити!
– Я не дам тебя в обиду, – смеясь, накрываю его руку своей.
– Спасибо, милая, – он кладёт свою сверху, заглядывая мне в глаза, как обиженный дворовый котяра, – ты лучшая!
Снисходительно качнув головой, перевожу взгляд вперед и тут же застываю. От того, как на меня в зеркале смотрит Давид ознобом пробивает до самых костей. Медленно забрав свои ладони из Сашиных, отворачиваюсь к окну.
Что я опять не так сделала?
Глава 6
Давид
Разуваюсь и захожу в дом. На кухне несвойственно этому времени суток горит свет. Бросаю взгляд на наручные часы. Начало первого. Мои все в это время спят, а значит…
Подумав, что меня это не касается, направляюсь прямиком к лестнице, ведущей на второй этаж, но поднявшись на вторую ступень, останавливаюсь. Сжимаю поручень, и не давая себе времени на размышления, разворачиваюсь обратно.
И действительно. Догадка подтверждается в образе сидящей за столом Ольки. Девчонка ест салат, подобрав под себя одну ногу. Меня не замечает. Я же опираюсь плечом на дверной косяк и складываю руки на груди. Глаза примагничиваются к голому бедру, которое едва прикрывают короткие шорты.
Вырядилась!
Раздраженно обвожу взглядом белую кожу, прижатую к туловищу ноги. Поднимаюсь к острому колену, не упустив из внимания сползшую с плеча тонкую лямку бежевой майки.
– Тебя не учили, что когда идут на ночёвку в гости, то выбирают одежду поприличнее?
Оля вздрагивает, резко повернув на меня голову и прекратив жевать. Большие зеленые глаза удивленно распахиваются, а нога, стоящая на стуле, неловко сползает на пол.
Прохожу внутрь и опускаюсь на стул рядом с ней. Опираюсь спиной на стену, не прекращая сверлить её взглядом. Косметику всю смыла и хоть на человека стала похожа. Выглядит младше, чем когда губы свои идиотской красной помадой красит. И так ей однозначно лучше. Свои вон какие пухлые и мягкие. На кой черт только замазывает их?
– Я одета нормально, – приходит в себя, возобновляя поедание салата.
– То есть в шортах гонять передо мной и моим отцом это нормально? – подцепляю оливку с её тарелки и закидываю её себе в рот.
– Я так не ходила перед Тиграном Армановичем. Спустилась только десять минут назад, он уже спит. Кушать захотела, – стыдливо признается.
– А передо мной значит, не считается? Лямку поправь!
Скосив взгляд на своё плечо, Оля нервно возвращает на место сползшую полоску ткани и окидывает меня равнодушным взглядом.
– Ты и похлеще видел. Не думаю, что мой вид хотя бы как-то тебя стесняет.
– Он должен стеснять тебя в первую очередь!
– А я не стесняюсь. На мне пижамные шорты и майка, ничего катастрофического я не демонстрирую. Или по твоему, я должна укутаться с ног до головы?
– Ты видела, как одевается Мариам при гостях. Она себе не позволяет козырять голыми ногами и отсвечивать плечами.
Оля сжимает губы и устремляет взгляд прямо на меня. Внутри коротит от него. От того сколько в нем злости и протеста. Она часто на меня так смотрит, и это раздражает донельзя. В моей семье женщина не имеет права смотреть на мужчину с таким неуважением. Только кротко, послушно, с почтением. Мать себе никогда не позволяет смотреть на отца иначе. И Мариам тоже.
Эта же демоница порождает во мне желание стереть эту самоуверенность с её лица. Надавить на подбородок, чтобы разжать стиснутые губы.
– Не надо приравнивать меня к Мариам, – требовательно цедит, – Я росла в других реалиях, и при виде особи мужского пола не бегу укрываться, потому что считаю, что имею право ходить так, как мне удобно. А переступать дозволенные рамки приличия я себе никогда не позволяла, поэтому не нужно меня упрекать в том, что нарушаю какие-то правила, соблюдаемые на твоей родине.
Встаёт, чтобы накрыть салат крышкой и вернуть его в холодильник. Шорты, пока она идёт опускаются до середины бедра. Смотрю на длинные ноги, а внутри шпарит огнем. Если бы сюда вошел отец, он бы больше ей не позволил переступать порог этого дома.
Шумно тяну носом воздух и рывком встаю с места. Подхожу к ней и захлопываю дверцу холодильника. Ойкнув, Оля отдергивает руки. Ошеломленно пялится на меня.
– Ты нормальный? – растирает ушибленное запястье, – Мне больно вообще-то!
Отступает на шаг, упираясь поясницей в подоконник, пока я надвигаюсь на неё. Зеленые глаза упрямо смотрят прямо на меня, а я опускаю свои, оценивая кромку её миниатюрной майки. Ткань неплотно облегает небольшую грудь, быстро поднимающуюся и опускающуюся от частого дыхания.
Злость во мне набирает обороты. Останавливаюсь только, когда чувствую, что максимально прилипаю к девчонке. Она вскидывает подбородок, жаля меня взглядом.
– Мне говоришь о приличиях, а от самого женскими духами разит, – выстреливает с упреком, – такими приторными, что дышать невозможно. Как тебя не стошнило только?
– Я её не нюхал.
– А ты когда целуешься не дышишь? Это же невозможно. Мои рецепторы вопят от отвращения.
Сощуриваюсь, склоняя голову и сокращая между нашими лицами расстояние. Олька замирает, а я дышать перестаю, потому что в данный момент мои собственные рецепторы беснуются. От неё не пахнет духами, только совсем немного гелем для душа, но этот искусственный запах не перебивает её собственный. Такой яростно навязчивый, что у меня кулаки рефлекторно сжимаются. Хочется вытравить его из легких, в которых тот успел осесть. При чём давно уже. С того самого раза, когда она однажды подала мне пачку сигарет. Я упустил их на лестнице, и как раз наклонился, чтобы поднять, а она меня опередила на долю секунды. Мы едва лбами не стукнулись. Оля отшатнулась и чуть с лестницы не упала, а я её поймал. Она тогда за шею мою схватилась и в шею уткнулась носом, рассмеявшись. Меня это её действие прошибло.
А потом на следующий день в клубе обнимала какого-то сопляка. И смеялась точно также, открыто и искренне, словно для неё это нормально тискаться со всеми подряд.
Воспоминание вызывает новую волну чёрного гнева.
– Чтобы больше я не видел тебя в таком виде у меня дома. У себя ходи хоть в чем мать родила, но не здесь.
В глазах проскальзывает обида, но бестия только воинственно выпрямляет спину. Натягивается струной.
– За что ты меня так ненавидишь, Давид? – спрашивает тихо, несмотря на то, что внешне выглядит как самая настоящая валькирия.
– Я тебя не ненавижу. Ты мне просто не нравишься, Оля!
Зелень глаз затягивает блестящей пеленой, вызывая внутри меня укол. Настолько глубоко, что мне удаётся его блокировать.
– А какие тебе нравятся? Скажи, потому что я не понимаю, – тянется ко мне ближе, и мы почти соприкасаемся губами. От неё агрессия исходит. Оля даже не замечает, как втапливает в мою грудь ладони, – Ты здесь знакомишься с отвязными, готовыми на секс на одну ночь девушками, значит они тебе нравятся. А там, в Армении тебя ждет Ани, у которой ещё ни разу не было вообще никаких отношений. И она тебе тоже нравится. Так объясни мне, потому что я не могу сложить два плюс два и понять какой же тип все-таки твой?! И чем именно тебя не устраиваю конкретно я?
Всем. Тем, что смотришь на меня так, будто от моего ответа зависит твоя жизнь. Тем, что постоянно маячишь здесь красной тряпкой. Тем, что сестру придушить хочу за то, что однажды привела тебя в наш дом.
– Я не обязан перед тобой отчитываться, – обхватываю тонкие запястья, чувствуя как ладони жжет от прикосновения к ненавистной девчонке. Грубо сбрасываю их со своей груди и отступаю на пару шагов. Указываю ей пальцем на дверь, – Иди спать!
Оля медленно моргает, не разрывая со мной зрительного контакта, и уже через секунду срывается с места, чтобы выбежать из кухни.
Подхожу к подоконнику и опираюсь на него ладонями. Скопившийся коктейль раздражения и ярости выплескивается в удар кулаком по пластику. Потом ещё один и ещё. В груди сердце тарахтит, как сломавшийся мотор. Хаотично и рывками.
Утром выдерживаю совместный семейный завтрак. Олька жуёт свою яичницу, нагло продолжая врать о готовом докладе. Знаю, что Мариам это выдумала, чтобы притащить её на ночевку. Сестре часто приходится изворачиваться. Я закрываю глаза на некоторые её выходки, потому что понимаю, что иногда мать перегибает.
Зря они привезли её сюда. Пока мы жили у нас в городе всё было нормально. Там, в Армении сестру не так сильно прессовали. Здесь же, из-за разницы культур рамки дозволенного стираются. И у неё, и у меня. У меня сильнее, чем нужно было бы. Но это сейчас. Потом, после свадьбы, конечно, всё изменится. Я никогда не позволю себе неуважение в адрес жены.
– На выходных, Давид, поедем к Ани. У Артуша юбилей, приглашает всю нашу семью, – говорит отец за завтраком.
Артуш – это отец Ани и мой будущий тесть по совместительству.
– Поедем.
– Подумаем с тобой что ему можно такое подарить. Ну и девочку тоже порадовать чем-то нужно. До свадьбы меньше полугода.
Оля давится чаем, проливая его прямо на себя и немного на скатерть. Мариам охает, а мама тут же вскакивает за полотенцем и начинает недовольно стирать коричневое пятно. Извинившись, девчонка спешно встаёт из-за стола, чтобы отправиться в ванную.
– Я придумаю что-то, – провожаю её взглядом.
– Она очень любит готовить. Можно какие-то специи или формы для выпечки, – предлагает Мариам.
– Мхм, – киваю, – можно.
– Или ткань, чтобы могла пошить постельное белье, – выдвигает свою версию мама.
– Мхм. Ткань – это хорошо. – на автомате соглашаюсь я, вставая из-за стола. – Доедайте и поехали, а то опоздаем. И подружку свою из ванны доставай. Думаю, ей понадобится одна из твоих футболок, не в мокрой же ей ехать.
Разворачиваюсь и ухожу прогревать машину.
