Читать книгу: «Сила, способная изменить мир. Душа», страница 18

Экстра. Осколки прошлого. Часть 5

Есть такие простые,

Страшные вещи,

От которых вся жизнь

Прахом.

Есть боль, которая будет

Почти вечной.

Есть то, что уже

Не исправить.

«Жить дальше» («Немного нервно»)

Ожидание нервировало. Энвиса расхаживала по кабинету от стены, на которой красовалось полотно с битвой на Выжженной пустоши – кому вообще пришло в голову вешать такую гадость в кабинете короля – до стеллажа с книгами. Книги в Лютерии пока были роскошью – ещё не все производства были восстановлены. Молодое королевство ещё только поднималось. В первую очередь нужно было налаживать простые, она бы даже сказала, бытовые вопросы: дома, еда, одежда, мебель. Ещё нужна была армия – та же Шеакрия алчно скалилась на залежи руфенитов на юге королевства. Да и Загорье было не самым дружелюбным соседом, хотя огрызаться не торопилось, присматривалось и выжидало.

Энвиса тоже выжидала, когда же уже закончится заседание Большого Королевского Совета. Её туда никогда не звали. Её участие в политической жизни Лютерии ограничивалось Малым Советом, где были она, Лютеран и Рунарт. Правда, Советом это было в первые минуты три, а потом превращалось в перебранку с Рунартом. С чародеем они так и не поладили, а ведь уже десять лет прошло. Энвиса слышала, что люди с годами становятся мудрее, но первого королевского советника миновала сия участь. Рунарт с годами становился только зануднее.

Стена, стеллаж. Стена, стеллаж. Стена, стеллаж. Картина, книги. Ожидание невыносимо давило на грудь. Она вслушивалась, но в коридоре не было слышно знакомых звуков шагов.

Сколько можно обсуждать прокладку дорог?!

Пусть в политической жизни королевства её участие было минимальным, но огромную помощь в развитии Лютерии признавал даже Рунарт. Пару недель назад Энвиса закончила с расчётом системы порталов. В Рохэнделе это чудо магической мысли уже давно использовалось силлинами. В человеческих землях было сложнее – слишком мало магов, но всегда можно положиться на природные источники или попробовать договориться с духами Серебряных ключей. Порталы всяко быстрее и удобнее, чем прокладывать километры дорог.

Взгляд скользил по обстановке кабинета. Тяжелый стол из красного дерева со следами когтей – нашли в одном разрушенном замке. Кресла: одно королевское и два для посетителей. Все разные – тоже везлись едва ли не со всей Лютерии. Книжные шкафы и те разномастные. Книги бережно собирал Рунарт. Увы, их сохранилось очень мало. Занавески Энвиса собственноручно сшила из ткани, найдённой в какой-то заброшенной мастерской, вероятно, до вторжения демонов это было ателье. Видавший лучшие годы ковёр откуда-то притащил Рунарт. Напольная ваза со сколом на горловине прикрывала дыру в ковре. Из нового в кабинете короля была только мерзкая мазня, которую люди гордо называли «искусство». На картине был изображен Лютеран, пафосно поставивший ногу на поверженного демона. Будущий король гордо воздел к небесам длань с сияющим Шай’Соларом, чем поверг орду демонов в бегство. Это выглядело настолько нелепо, нереально, что даже смеяться было неловко. Она прекрасно помнила, какой ужас творился на Выжженной пустоши. Все помнили, кто пережил то сражение. Да, Лютеран был героем, эсдо, но уж точно он не был таким чистым, да и доспехи были попроще, без самоцветов и позолоты. Демоны тогда не разбегались в ужасе, а бездумно бросались в бой, стремясь оторвать от них кусок посочнее. Да и был Лютеран не один, но и об этом забыл художник…

Скудная обстановка королевского кабинета никого не смущала. Лютерия была основана всего десять лет назад. Земли эти были разорены демонами. Не осталось практически ничего. Приходилось заново строить дома, сажать деревья, восстанавливать шахты, искать саженцы и семена для полей. Если бы не требования Рунарта и нескольких представителей выжившей аристократии, они бы и строительство дворца отложили до лучших времён.

Энвиса снова прошлась от стены к стеллажам. Время не шло, оно ползло со скоростью хромой улитки. То и дело она прокручивала в голове заготовленные фразы и мяла при этом манжеты. Разговор предстоял не из простых.

Едва слышно скрипнули петли дверей, и в коридоре раздался гул голосов – совещание наконец-то закончилось. Казалось, что сердце подскочило и застряло в горле, отчего в груди осталось ощущение неприятной, будто сосущей пустоты. Среди разговоров и топота отчётливо выделялся звук шагов короля. Твёрдый, уверенный, размеренный. Лютеран стал королём, но не перестал быть рыцарем.

Он открыл дверь в кабинет и замер на пороге. Энвиса поражалась тому, как быстро меняются люди. В их первую встречу он был юношей, у которого едва пробивался пушок на щеках. Когда он успел стать мужчиной, она толком и не заметила. Наверное, война что-то изменила в них обоих.

– Что случилось? – он настороженно смотрел на неё. – На тебе лица нет.

– Когда я последний раз смотрелась в зеркало, было, – отшутилась Энвиса, отходя к окну и стараясь успокоиться. – Как всё прошло?

По тому, как он нахмурился, можно было понять, что не очень.

– Как обычно, – ровно ответил мужчина, садясь в кресло. – Ты в последние несколько дней странно себя ведёшь и как будто избегаешь меня. И ты больше не создаёшь со мной связь… Всё в порядке?

– Да, – она улыбнулась.

Всё было не в порядке. Совершенно нет. Приходилось делать над собой усилие, чтобы не начать нервно что-то теребить и сохранять хоть какую-то видимость спокойствия. Она несколько дней готовилась к этому разговору, а решение принимала и того дольше. Вот только времени у неё осталось катастрофически мало. Ещё немного – и её тайна станет достоянием общественности. Уж Рунарт не может не обратить внимания. Молчать колдунишка не станет. Не в тех они отношениях, хотя сама Энвиса не болтала о том, что первый советник короля – маг крови. Увы, после войны люди снова стали предвзятыми к тем, кого боги одарили способностями к запрещённому искусству.

– Нам нужно поговорить, – неуверенно начала она.

– Надо, – внезапно помрачнел лицом Лютеран.

Все заготовленные слова как будто выдуло из головы порывом ветра. Она растерянно бегала взглядом по кабинету, опасаясь смотреть в глаза своему мужчине. То, что начиналось как лёгкий флирт, зашло слишком далеко. Она любила Лютерана. Всем сердцем, всей душой. Энвиса желала быть с ним рядом. Они прошли плечом к плечу через хаос и разрушения, что принесло в Акрасию Второе Вторжение. Рука об руку строили практически из руин королевство. Она готова была разделить жизнь с этим мужчиной. Не только фигурально, но и буквально. Младшие боги, создавая своих детей, позаботились об этом. Мало кто знал, но если обряд единения сердец провести с небольшим дополнительным ритуалом, то можно разделить жизненную энергию, сравняв продолжительность жизни.

Повисло неловкое молчание. Почему-то чем меньше трудностей было перед ними, тем больше сложностей возникало между ними. Порой Энвиса задумывалась о том, что им постоянно нужен какой-то общий враг, чтобы не рассориться.

– Я хотела поговорить о том, кто я для тебя, – к концу фразы её голос дрогнул, и Энвиса опустила глаза в пол.

– Я люблю тебя, – Лютеран встал и подошел к ней, обнимая. – С того момента как увидел, ты ведь знаешь об этом.

– И всё же будет какое-то «но», – она устало вздохнула, прекрасно зная, о чём пойдёт речь.

– Я не могу бросить королевство, которое создал…

– Ты уже говорил мне это, – Энвиса упёрлась ладонями в грудь мужчины, отстраняясь. Всё это она знала так же хорошо, как и шрамы на его теле, оставшиеся после войны.

– Лютерии нужна правительница. Ни Совет, ни аристократия не примут королевой силлина…

– Не рассказывай мне про политику, – фыркнула она. – Я состояла в Совете Ард Дроу в Рохэнделе. Меня волнует не то, что думают они, а что думаешь ты, Лютеран.

Она посмотрела ему прямо в глаза, стараясь взглядом передать всю ту гамму чувств, что испытывала. Он отвёл взгляд и выглядел при этом не как король, а как побитая собака. Всё было слишком очевидно. Все те шепотки, случайно подслушанные обрывки разговоров с Рунартом. Она до последнего не верила, что так получится.

– Поверить не могу… – прошептала Энвиса. – Ты пойдёшь у них на поводу!

– Энвиса, послушай, – начал было Лютеран.

– Нет, это ты меня послушай! – от гнева в волосах заплясали молнии. – Я осталась. Мой народ ушел, а я осталась здесь. С тобой. Строить твоё королевство. Я была рядом с тобой всё это время. Как у вас принято говорить? В горе и в радости. Я всегда была рядом. Я всегда тебя поддерживала. Я тебя к себе в сердце пустила. В душу!

– Это был твой выбор. Я не прошу тебя уходить. Никогда не попрошу об этом, – он потянулся взять её за руки, но Энвиса отшатнулась.

– Не просишь уходить?! О чём ты вообще говоришь? Кто я для тебя?! Я тебе не постельная девка, Лютеран!

– Энвиса, послушай, прошу…

– Ответь на вопрос. Кто я для тебя?

– Я люблю тебя, – твёрдо ответил мужчина.

– Тогда в чём дело?! – она чувствовала, как пекут глаза подступающие слёзы. – Почему то, что я другой расы, для тебя так важно? Если ты любишь меня, то почему всё, что ты можешь мне дать – роль любовницы?! Почему ты не готов сказать о своих чувствах перед ликом богов? Почему не заступишься за нас перед Советом?

– Пойми, Лютерии нужен наследник, и тогда Совету не будет дело, с кем я провожу ночи… – спешно начал Лютеран, будто боялся, что она не захочет слушать. – Я должен думать не только о себе, но и о том, что будет лучше для королевства. Я не принадлежу себе.

– А мне будет дело, с кем ты спишь! Как ты себе вообще это представляешь, Лютеран? – внутри всё клокотало от сдерживаемого гнева. – Я должна буду прийти на твою свадьбу и улыбаться?! Жить бок о бок с твоей женой? Это же бред!

– Ты не будешь жить с ней рядом. Я построю для тебя особняк за городом и буду приезжать…

– Ты серьёзно?! Выставишь меня из города, чтобы наделать наследников? А чем наследники от меня не устраивают Совет, можно узнать?

– Полукровки? – растерянно спросил Лютеран.

Энвиса ошалело смотрела в ответ, открывая и закрывая рот. Кончик языка пекло от невысказанных слов. Внутри было так гадко, будто ей в душу выплеснули ведро помоев. По щеке, прочертив влажную дорожку, скатилась одинокая слеза. Лютеран переменился в лице и шагнул к ней, намереваясь обнять. Энвиса отпрянула, будто к ней подошел прокаженный.

– Это всё временно, пойми. Всего на пару лет. Я всегда любил только тебя…

– Нет, – она развернулась, направляясь к двери.

– Постой, прошу, – Лютеран схватил её за запястье.

Энвиса медленно обернулась. Видимо что-то такое было в её выражении лица, что Лютеран разжал пальцы, настороженно смотря в ответ.

– Я бросила родину. Я отказалась от положения в Совете Ард Дроу. Я оставила друзей. Я осталась, когда мой народ вернулся в Рохэндель. Я осталась, когда моя поддержка была нужна подруге. Я оставила отца одного в Рохэнделе. Я осталась, потому что люблю тебя, и ничего не просила взамен до этого дня. Я готова была отдать тебе свою жизнь. Я верила твоим словам о любви. Но то, что ты мне предложил… Я никогда не приму это. А теперь оставь меня. Мне нужно подумать.

В полной тишине она дошла до дверей и обернулась. Поникший Лютеран рассматривал узор ковра у себя под ногами.

– Эта мазня отвратительна, – высказалась напоследок Энвиса, бросив огненный сгусток в картину и хлопнув за собой дверью.

Стало капельку легче. Ей не нужно было время на размышления. Она уже всё решила, когда поняла, что Лютеран не выбрал её. Права была Азена – сердца человеческих мужчин слишком непостоянны, а сами они зависимы от мнения окружающих. Горечь сдавливала горло, мешая дышать.

Энвиса вошла в свои покои и набросила на обе двери защитное плетение: входную и ту, что объединяла их с Лютераном спальни. Обстановка её покоев, пожалуй, была самой богатой во дворце. Лютеран никогда не отказывал ей в комфорте в том смысле, в каком сам его понимал. Её гостиная полнилась миленькими вещами, которые он свозил со всего королевства и дарил ей. Изящная мебель, ковры, статуэтки, вазы, в которых всегда стояли свежие цветы. Лютеран даже приказал разбить сад возле дворца и сделать зимнюю оранжерею, стоило ей заикнуться, что любит цветы, правда, тогда она имела в виду живые, а не срезанные. У Энвисы всегда были красивые платья и украшения, которые мастера Лютерии старательно делали похожими на то, что создают в Рохэнделе. Вот только сейчас всё это казалось ненужным барахлом, попыткой задобрить, чтобы она согласилась на унизительное место любовницы.

Печаль смешалась со злостью. Хотелось разнести к фетранийской матери весь дворец. А лучше весь город. Может тогда ей не будет так паршиво. Вот только ярость не панацея от разбитого сердца. Да и что это изменит? Лютеран выбрал королевство, а не её.

Она прикоснулась к животу, словно это могло помочь набраться решимости. Там медленно росла новая жизнь. Ребёнок, которого её мужчина презрительно окрестил «полукровкой». Разум яростно отказывался принимать факт того, что смешанная кровь сделала её ребёнка неполноценным. Волна тепла, идущая от сердца, смела всю злость, заменив её трепетной нежностью и безграничной любовью к крохотной искорке жизни, которая день ото дня крепла внутри неё. Она едва свыклась с мыслью о предстоящем материнстве, но уже любила это дитя.

Энвиса толком не понимала, почему не сказала Лютерану о ребёнке. Отчасти причина была в обиде. Он не выбрал её, предпочтя королевство их чувствам. Разве ребёнок может что-то изменить? Чародейка меньше всего на свете хотела манипулировать любимым мужчиной через ребёнка. Да и как она может повесить на младенца ответственность за их отношения?! Дитя может сделать крепкий союз ещё более прочным, но там, где между супругами появилась трещина, малыш лишь усилит раскол. Их с Лютераном любви не хватило даже на них двоих, не хватит и на троих. Люди не примут ребёнка со смешанной кровью как наследника престола. Какой будет их жизнь после того, как у Лютерана появятся законные наследники? Энвиса никак не могла представить такое существование.

– Нет, – она покачала головой, понимая, что необходимо действовать сейчас, до того, как у её ребёнка начнёт формироваться аура. – Что не сложилось – вместе не сложишь.

Ждать, пока беременность станет заметной, нельзя, это она понимала чётко. Рунарт, будь он трижды неладен, обязательно обратит внимание на изменения в ауре. Отцовство ребёнка ни у кого не вызовет сомнений. А ведь полукровки – огромная редкость. Энвиса до последнего не верила, что может забеременеть. Сперва она даже не поверила, когда почувствовала крохотную искорку жизни внутри себя. Казалось, что та вот-вот погаснет и, оставаясь одна, или по ночам, когда Лютеран засыпал, она гладила живот и молила Кратоса, чтобы ребёнок выжил.

В Акрасии не просто так не признавали смешанные союзы. Чаще всего дети, зачатые у таких пар, развивались неравномерно и в большинстве случаев погибали ещё в утробе матери. Появлялись на свет единицы. И почти все эти дети имели какие-то особенности развития, принимаемые большинством за отклонения.

Энвиса нервно расхаживала по комнате, размышляя о том, куда отправится. Вернуться в Рохэндель она не могла: отец, получив вестника с сообщением о том, что она останется с человеком, изгнал единственную дочь из рода. С ребёнком от смешанного союза на руках он её не примет… Даже люди, будучи не сильно предвзятыми к межрасовым союзам, часто плохо относились к полукровкам. В Рохэнделе же ребёнок смешанных кровей мог рассчитывать лишь на презрение.

Прежде Энвиса никогда не задумывалась об этом, принимая устои общества как данность, но сейчас всей душой противилась подобной несправедливости. Это казалось таким нечестным. Почему её малыш должен нести ответственность за то, что она полюбила человека?

Чародейка подошла к письменному столу и открыла шкатулку с письмами. В основном они переписывались с Азеной. Подруга искала способ вернуть сестре тело, и они разрабатывали разные магические теории, как это можно было бы претворить в жизнь, хотя пока не достигли успехов. Увы, то, что дозволено Руфеону, не дозволено Ард Дроу. Среди стопки писем она нашла послание от Эадалин. Подруга рассказывала о том, как проходит её жизнь в изгнании – Энвису глубоко потрясла трагедия Дженаила и решение Азены – и о строительстве города в Берне. Эадалин писала, что хочет создать альянс между силлинами и людьми, где все будут жить бок о бок как равные. Ещё полгода назад Энвисе казалось, что это полный вздор. Она жила с людьми вот уже десять лет, помогала строить город, работала на благо королевства, но в ней по-прежнему видели пришлую чародейку. С её присутствием мирились из уважения к Лютерану, но она так и осталась чужачкой.

– Что ж, дадим Берну шанс…

Решение было принято, и отступать она не собиралась. Если Эадалин хочет создать королевство, в котором люди и силлины будут уважать друг друга, то она поможет в этом ради своего ребёнка. Она создаст такое место, где её дитя не будут презирать за смешанную кровь.

Остаток дня она занималась сборами. Решала, что стоит взять с собой в дорогу, а что оставить. Под покровом ночи, избегая патрулей, Энвиса покинула Лютеран, отправившись в Форт Роял – недавно заложенный портовый город. Лютерия несколько лет назад начала международную торговлю, и большая часть кораблей прибывала именно туда. Приходилось держаться поодаль от крупных дорог и строящихся деревень. Каким-то невероятным образом Лютеран почти нагнал её, но духи Серебряных ключей дали Энвисе убежище и солгали королю, что не видели её. Зиэль и Рейгель тайными тропами провели её на север, к порту, где Энвиса села на торговый корабль, плывущий на остров Флече под флагом торговой гильдии, а оттуда уже добралась до Берна.

Было больно. Казалось, что сердце рвут на куски. Она с отчаянной решимостью выкорчёвывала любовь из груди. Как бы там ни было, она была не одна, у неё был её малыш. Или малышка. Она пока не знала, каким будет ребёнок, но любила его с каждым днём всё больше.

В Берн она прибыла спустя полтора месяца с ночи побега. Эадалин радостно встретила её и тут же нахмурилась. Пусть живот ещё не начал расти, но беременность уже не была секретом ни для кого, кто мог видеть ауру. Разговор по душам вышел долгим. В каком-то смысле Эадалин её понимала – правительница Берна тоже не могла быть рядом с тем, кого любила. Энвисе выделили покои во дворце и позволили заниматься магическими исследованиями наравне с другими Ард Дроу.

Первое время в Берне она делала то, что помогала Эадалин планировать и строить Берн. Сложностей не было – Энвиса уже успела разобраться с основами в Лютерии. В какой-то мере было даже проще, так как большую часть работ выполняли магией. Эадалин подарила ей небольшой дом в пригороде. Там Энвиса готовилась к рождению ребёнка. Первые несколько месяцев беременности прошли спокойно, а потом начался кошмар. Её тошнило постоянно и от всего. Магия хаотично металась по организму. Её то бросало в жар, то, наоборот, знобило. Всё тело то и дело ломило, руки и ноги отекали. Лекари уговаривали её прервать беременность, объясняли, что организм отторгает дитя из-за смешанной крови, но Энвиса была непреклонна. Она всеми фибрами души цеплялась за ребёнка, стремясь сохранить ему жизнь. Её сын родился на седьмой месяц беременности. Прижав к груди свёрток с младенцем, Энвиса плакала от счастья.

***

Со дня её побега из Лютерии прошло десять лет, и вот она снова ступила на эту землю. Жизнь медленно налаживалась. Энвиса, получив одобрение Эадалин, построила башню в Пепельных горах для магических исследований. Риваль рос довольно быстро для силлина. Всё же сказывалась человеческая кровь. Сын стал центром её мира. Энвиса гордилась им и верила, что он станет великим чародеем. По крайней мере, все шансы на это были: стоило оставить в поле доступа маленького Риваля какой-нибудь артефакт, как тот немедленно подвергался тщательнейшему осмотру и, в большинстве случаев, разбирался на мельчайшие составляющие.

Лекари, следящие за развитием Риваля, утверждали, что ядро силы будет довольно большим и развивается весьма быстро. Если у чистокровных силлинов дар пробуждается годам к тридцати, то у её сына, по прогнозам, магия пробудится лет в двадцать, возможно, чуть позже. Энвиса не сильно переживала, хотя и не смогла пока создать тот дивный мир, где к полукровкам не относились бы предвзято. На улицах Риваль привлекал к себе внимание ярко-красными волосами. Внешностью сын был практически копией отца самой Энвисы. Получив известие о рождении внука смешанных кровей, Ард Дроу Каленгорн эр Наарт ничего не ответил. Сама Энвиса ничуть не переживала по этому поводу. Отец всегда был авторитарным, но те годы, когда она зависела от его решений, давно остались позади.

Если бы не аура, никто и не догадывался бы, что ребёнок смешанных кровей. Сам Риваль был ещё слишком мал, чтобы понимать такие сложные вещи, и познавал мир с неуёмным детским любопытством. За месяц плавания он вполне привык к кораблю. Команда к ребёнку относилась по-доброму. Матросы даже учили Риваля вязать какие-то простенькие узлы.

Форт Роял встретил их шумом, запахом рыбы и криками грузчиков. Энвиса с удовольствием рассматривала разросшийся городок, поднимающийся на холм множеством петляющих улочек, часть из которых только строилась.

Она шла по мостовой с сыном на руках, рассматривая торговые лавки и спешащих куда-то по своим делам горожан.

– Энвиса! Вот так встреча! – донеслось в спину.

Она обернулась, удивленно смотря на смуглокожую женщину в дорогом платье, держащую за руку симпатичную девочку. Кталха не сильно изменилась за прошедшие годы. Всё те же чуть раскосые глаза с хитрым блеском и презрительно поджатые губы.

– Ого! Поздравляю с пополнением! – Кталха улыбнулась почти по-дружески. – Это Кейлара – моя дочь и будущая царица Кабатии.

– Рада знакомству. Вы с Кассием разве не в Кабатии? – настороженно спросила Энвиса.

– Так мы с Кассием приплыли на свадьбу Лютерана. Я думала, – практически пропела Кталха, счастливо улыбаясь, – что он и тебя пригласил. Всё же вас многое связывает. Кассий как раз договаривается с губернатором о карете, а мы вот решила пройтись и посмотреть, чем торгуют в Лютерии. Здесь мало кто знает меня, так что можно погулять без всей этой свиты. Быть царицей так утомительно, знаешь ли. Если хочешь, можешь поехать с нами. Места в карете хватит.

– Свадьбу?!

Казалось, что ноги стали ватными, но вида она не подала.

– Ты не знала?! – удивление Кталхи было почти правдоподобным. – Лютеран женится на загорской царевне. Это весьма выгодный союз для Лютерии. Загорье войдёт в королевство, ведь Лиана – единственная выжившая наследница Таёжного короля.

– Действительно, очень выгодно, – язык слушался с трудом. – Но я не на свадьбу. Хотела навестить Зиэль и Рейгель. Мы давно не виделись.

– Уверена? – в глубине глаз кабайской царицы сверкнули огоньки магии. – Лютеран весьма удивился бы, увидев этого мальчика. Очень интересная аура.

Риваль, почувствовав на себя пристальный взгляд шаманки, прижался к ней плотнее, крепко обняв за шею и пряча лицо. Дочка Кталхи с любопытством смотрела по сторонам явно скучая. Энвиса предупреждающе сверкнула золотом глаз, напоминая Кталхе, что та ей не ровня.

– Лютерана это не касается.

– Вот как, – улыбка женщины стала какой-то хищной. – А я слышала, что ты хотела показать Лютерану сына. Наверное, ветра пошутили надо мной. Эх, я предвкушала, как ты появишься на церемонии с ребёнком. Вот была бы потеха.

– Ты ничуть не изменилась, Кталха, – холодно ответила Энвиса. – Всё так же любишь скандалы и подковёрные интриги. Не думала, что спустя столько лет ты всё ещё злишься, что Лютеран не обратил на тебя внимания.

– Да неужели?! Спустя столько лет я – царица, а ты в одиночку растишь смеска. Не тебе меня попрекать, Энвиса. До встречи на свадьбе твоего мужчины.

Кталха, гордо вздёрнув подбородок, развернулась на каблуках, Кейлара поспешила следом за матерью. Надменности кабайской царице было не занимать. Впрочем, как бы высоко она не забралась, Кталха осталась шаманкой и ветры по-прежнему служили ей. Осведомлённость бывшей союзницы поражала.

– Мама? – Риваль встревожено смотрел на неё.

– Всё хорошо, – она улыбнулась сыну. – Хочешь ещё покататься на кораблике?

– Да, – сын радостно улыбнулся.

– Тогда пойдём выбирать корабль.

Сердце пронзала острая тоска. Подумать только, прошло уже десять лет, но предательство резануло с новой силой, разбередив старые раны. Где-то в глубине души Энвиса надеялась, что Лютеран всё ещё любит её, но человеческая природа оказалась слишком переменчива. Тот, кто клялся ей в любви, вот-вот свяжет жизнь с другой.

Энвиса с сыном села на первый же корабль, отплывающий в Берн. Она не сомневалась в том, что Кталха не скажет Лютерану о сыне. Когда-то давно, когда Лютерана только избрали королём, Кталха попыталась привлечь к себе его внимание, но Лютеран даже не заметил этих попыток. С тех пор шаманка, хоть и стала царицей Кабатии, затаила в сердце злобу и зависть.

***

Со временем привыкнуть можно ко всему. По крайней мере, ей хотелось так думать, но жить в Берне было невыносимо. Высшее общество выжимало из неё все моральные силы. Энвиса не знала, кто раздражает её больше: люди со своей вечной тягой что-то реформировать или силлины, многие из которых предлагали ей связать судьбы. К счастью, Эадалин спокойно восприняла её желание выйти из Королевского совета и посвятить себя изучению магии.

Спасением стала Эльберия. Закладывая фундамент башни, Энвиса руководствовалась только соображениями безопасности, но, как оказалось, ей нравится уединенная жизнь в Пепельных горах. Покой, отсутствие назойливых ухажеров и раздолье родной стихии, сын рос и проявлял интерес к магии – она вполне могла считать себя счастливой. Несколько молодых магов, которых Энвиса взяла на обучение, не сильно надоедали и развлекали Риваля, а магические исследования стали успокоением для уставшей от боли и потерь души.

Мана – так Энвиса назвала то, что открыла. Особая разновидность магии, которую можно получить, если отделить от магической энергии все стихийные включения.

Все силлины рождались со склонностью к той или иной стихии – это определялось местом формирования магического источника в теле. Но что будет, если отделить стихийную составляющую? Оказалось, что чистая магия легко может изменить свою природу. Примерно это и происходило, когда она, маг воздуха, создавала огонь или повелевала землёй. Её тело разделяло и перерождало магию без участия сознания. Это занимало мгновения.

И всё же Энвиса не была бы гением, если бы не нашла возможность контролировать этот процесс и собирать ману в теле. Создание второго внутреннего источника для накопления стало лишь процессом времени. Собственно, над этим она и работала уже три года с тех пор, как вернулась из неудачной поездки в Лютерию. Новостей о том, по ком тосковало сердце, Энвиса старательно избегала.

Пока все исследования маны были лишь теоретическими. Энвиса получала ману, хранила её в кристаллах или создавала ядро силы. Мана была стабильна и давала невероятные показатели при использовании, но какого-то особого применения для открытия Энвиса пока не нашла. Попытки накапливать ману в теле приводили к тому, что она собиралась в ложбинке между ключицами и пыталась кристаллизоваться в отдельный источник, помимо её родного. Пока на этом Энвиса останавливалась, не давая мане изменять её тело.

Но настал тот день, когда она решилась всё же рискнуть и посмотреть, что будет. Энвиса долгие месяцы разрабатывала ритуал, который позволил бы контролировать развитие второго источника, копила силу, создав просто огромное ядро, и вот, все приготовления были готовы. Все маги были на своих местах. Энвиса вошла в печать, останавливаясь в центре. Ритуал начался. Казалось, что всё под контролем. Она чувствовала, как мана собирается в теле и кристаллизуется в новый источник, а затем гора содрогнулась.

Это никак нельзя было предсказать. Энвисе и в кошмарном сне не могла представить, что долгие годы в горе под Эльберией спал Хранитель. Огромный огненный лев, круша гору, выбирался наружу. Она не могла сказать наверняка, ритуал ли разбудил Хранителя или что-то другое стало тому причиной.

Она стояла на вершине башни и смотрела, как чудовище крутит головой. Их взгляды встретились, и Легирос взревел.

– Что тебе нужно?! – кричала Энвиса, поднимая защиту. – Мы не враги друг другу!

Хранитель не был расположен к разговору. Волна пламени разбилась о барьер, ощутимо пошатнув его. На краткое мгновение стало страшно, но она быстро взяла себя в руки, вливая больше магии в плетение, чтобы удержать защиту.

– Саламия, забери Риваля и остальных. Используй портал в Берн! Сообщи Эадалин о случившемся.

– Но, как же… – Саламия, её старшая ученица, испуганно смотрела то на неё, то на Хранителя. – Нас слишком много для портала…

– Используй ядро, – Энвиса сунула юной чародейки в руки магическое ядро. – Забирай всех. Камень экстренного портала в хранилище, помнишь, где лежит?

– А как же вы? – на глазах Саламии навернулись слёзы.

– Я – ведущая Ард Дроу Эльберии. Ты смеешь перечить моим приказам? – рявкнула чародейка. – Выполняй!

Саламия кивнула и шмыгнула носом, после чего умчалась вниз. Легирос яростно бился в защитный купол. Что спровоцировало Хранителя на агрессию, она не понимала, но должна была сдержать монстра. Саламии потребуется какое-то время, чтобы собрать всех и напитать портал магией. От напряжения дрожали руки. Сдерживать Хранителя становилось всё сложнее. Огромный пламенный лев крушил скалы вокруг. Снежные наносы таяли и тут же испарялись. Трескались камни. Лишь Эльберия, укрытая куполом чар, стояла невредимая. Её дом. Её оплот. Её свобода. Место, где она впервые за долгие годы почувствовала себя счастливой.

Внизу, в хранилище, исказилось пространство. Саламия готовила переход. Легирос взъярился ещё сильнее, яростно ударяя в барьер. Защитный купол сверкал при каждом ударе, трескаясь, прогибаясь.

– Убирайся! – крикнула Энвиса. – Я не хочу с тобой сражаться!

Легирос ударил ещё сильнее. Волна пламени прокатилась по куполу, захлестнув его словно цунами. Отблески пламени оранжевыми пятнами ложились на белые стены. В куполе появились первые бреши. Пока ещё маленькие, но Энвиса понимала, что ещё один такой удар купол не выдержит. А пространственная магия в подвале ещё только набирала мощь, необходимую для того, чтобы переместить большую группу. Саламия не успевала и Энвиса тоже это понимала. Она была единственной, кто стоял между сыном и разъяренным чудовищем.