Читать книгу: «Адам Бесподобный», страница 2
4
Вечером, Адам Бесподобный отвел трех дачниц в свои заповедные места.
Вера села рядом с Зоей на импровизированную скамейку в виде обструганного бревнышка.
Адам пошуровал в костре, переворачивая черные катышки картошки, уже запеченную, выкатывая палкой подружкам.
– Угощайтесь! – щедро разрешил он и посмотрел на худенькую Неву.
Лицо ее выражало печальную задумчивость.
Адам перевел взгляд на Веру Павловну, удивляясь тому нежному состраданию, с которым она, нет-нет, да и взглядывала на него. Такие женщины, как правило, наивны и просты, готовы любить ущербных алкоголиков, терпя от них побои и унижения, готовы оправдать противоправные, уголовные действия своих благоверных, любыми способами заботиться и лелеять обидчиков.
Адам вспомнил однажды виденную им очередь в тюрьму, когда тиская в руках узелки с передачками, жены зеков тихонько шушукаются о мужьях и проливают слезы умиления над ответными письмами, где мало слов о любви, но много требований курева и продуктов. Впрочем, бывают и исключения из правил, поправил сам себя Адам.
Зоя Михайловна, несмотря на морщинки, сосредоточившиеся по большей части вокруг глаз – признак того, что она любила смеяться, тронула сердце Адама некоей мудростью. Она заинтриговала его изучающим взглядом.
Адам обвернул руку полотенцем, чтобы вытащить с краю костра вскипевший чайник.
– Ой, девочки! – восторженно пропищала Вера, отхлебнув крепкого сладкого чая, и потянула носом. – Пахнет травами!
Выразительно посмотрела на Адама.
Все засмеялись, вспоминая утренние опыты с запахами.
Адам перечислил:
– В чае мята, листья смородины, немного брусники.
Горящая ветка громко хрустнула и осела в костре.
– Бог в помощь!
Адам прищурился, стараясь разглядеть гостя сквозь языки пламени:
– С кем имею честь? – спросил он.
– Разрешите представиться, – стащил с головы пыльную кепку, человек, – заблудившийся прохожий!
– Кто заблудившийся прохожий? – встрепенулась Зоя Михайловна. – Вы?
– Я! – грустно вздохнул человек и робко присел на корточки возле костра.
Адам налил ему чаю в свою кружку и выгреб для него парочку запекшихся в костре картофелин.
Человек, безмолвно поблагодарил и принялся, жадно есть.
– Вы голодный? – всплеснула руками Зоя.
– Девочки, надо же накормить человека, – потрясенно наблюдая, как прохожий не ест, но заглатывает горячую картошку вместе с кожурой, произнесла Вера Павловна.
– Идемте к нам, на дачу, мы вас накормим! – решительно поднялась с пня обструганного неведомым плотником в виде стула, Нева Никитишна.
Адаму было велено затушить костер, что он и сделал, торопливо вылив весь чайник, сбегав к речке, что суетилась, прыгая прозрачными струями с камушка на камушек, рядом с шипящим, недовольным костром.
– Дайте, я вас осмотрю! – подступила Нева к заблудившемуся прохожему, когда они вошли в дачный домик трех подруг.
Мужчина отвел взгляд и позволил стянуть с себя грязную рубашку.
– Как давно вы не ели? – допрашивала Нева, выстукивая пальцами по худым ребрам.
Мужчина задумался, но не смог дать внятного ответа.
Адам принес тарелку утреннего мясного рагу.
Прохожий набросился, видно было, что он жутко проголодался.
– Погодите, – спохватилась Вера Павловна, – но также нельзя, может он не ел три дня, и надо было бы сначала куриным бульоном его накормить!
– Поздно! – криво улыбнулась Нева.
– Как вас зовут? – спросила Зоя Михайловна, заглядывая в воспаленные, красные глаза заблудившегося прохожего.
Он смутился:
– Не помню!
– Вы потеряли память? – воскликнула Нева и покачала головой. – Вам надо в больницу.
Она повернулась к Бесподобному:
– Адам, кажется, у вас в доме имеется ванна?
– Водонагреватель я уже включил, – перехватил ее мысль Адам, наблюдая, как гость жадно пьет компот, кружку за кружкой.
После, облаченный в чистую одежду Бесподобного, гость утомленно заснул, сидя в кресле.
Три подруги молча, смотрели на него.
– Что делать будем? – спросил у Невы, Адам.
– Ждать «скорую помощь», – пожала она плечами, – без специализированной помощи психиатров трудно будет управиться!
– Вы по какой специальности? – робко спросил он, впервые обратив внимание на ее сильные пальцы.
– Акушер-гинеколог!
– Невочка, у нас деточек рожает! – прослезилась Вера Павловна.
– Детей принимает? – уточнил Адам.
И поскольку ответ был очевиден, он не обиделся на отсутствие подтверждения со стороны подруг.
На улице мигая огнями включенной сирены, остановилась «скорая помощь».
***
Ночью, Адам Бесподобный проснулся от громкого хлопка оконной рамы.
«Гроза», – вяло подумал он, собираясь повернуться на другой бок.
Но услыхав ворчливые шепотки вроде бы двух человек, вскочил с кровати.
Адам Бесподобный был человеком с надломленной психикой, неуравновешенным характером и чрезвычайно обидчивой душой. Он мог оскорбиться одним косым взглядом собеседника и перестать в связи с этим поддерживать беседу. Ему постоянно мнились враги, а во время супружеской жизни, он был женат дважды, повсюду виделись любовники жены. Десять раз на дню он обшаривал шкафы, горя негодованием. Надеясь вывести жену на «чистую воду», старался улизнуть с работы, нагрянуть домой в неурочный час.
Оставшись в гордом одиночестве Бесподобный не бросил своих привычек. Вся его деятельность моментально перенеслась на соседей. Он сделался стукачом и без зазрения совести сдал участковому бабку Пелагею, решившую у себя дома нагнать самогон. Он знал всех в округе и живо выжил ушлых кавказцев вздумавших перебивать номера с угнанных тачек в гараже съемного дома.
Поистине на таких адамов бесподобных следственному комитету молиться надо…
Тем не менее, стукнула рама и вроде бы соседнего дома, который хозяева, обычная русская семья, объединившаяся перед беспределом едроссовской власти в крепкий клан, использовала вместо дачи.
Бесподобный наморщил лоб, вспоминая, что соседи отъехали до завтрашнего дня в городскую квартиру помыться, постираться, условия в деревенских домах те еще, удобства во дворе, импровизированный душ в огороде. Пока вода для душа в бочке нагреется от солнечных лучей, сто лет пройдет.
Сам он мылся в баньке, что едва виднелась из-за зарослей лопухов, в глубине фруктового сада.
Вооружившись крепкой дубиной, Адам переступил порог своего дома, вгляделся в соседнюю избу.
Под неверным светом мигающего уличного фонаря разглядел приоткрытую раму окна.
«Воры!» – ахнул про себя Бесподобный и решительно направился к соседям.
Навесной дверной замок окончательно его убедил, что в доме преступники.
Недолго думая, полез в открытое окно. Прокрался на едва слышные шорохи, в кухню и внутренне злорадствуя, протянул руку к выключателю.
Вспыхнул свет, осветив перепуганные лица представителей младшего поколения, но соседей, по сути будущих хозяев дома. Подростки сидели за обеденным столом.
Бесподобный загляделся, как один намазывает хлеб маслом, укладывая на хлеб холодные ломтики курицы, сыра, помидора, сверху украшая зеленью.
– Вы чего, дед Адам? – спросил, глядя ему в глаза темными серыми глазищами, самый буйный из подростков.
«Как бишь его зовут?» – напряг память Бесподобный.
– Думал, воры залезли, – неискренне рассмеялся он.
– Хотите? – предложил подросток поскромнее.
– Хочу! – неожиданно для подростков согласился Бесподобный и полез за стол.
– А чего через окно? – спросил он чуть погодя, тщательно прожевывая бутерброд.
– Ключи забыли, – бросил бунтарь, исподлобья наблюдая, как прожорливый сосед уминает его ужин.
Бесподобный выпил весь морс из кувшина, икнул, сытно рыгнул и, кивнув на прощание, пошел на выход, к окну.
Вылезая, он слышал сердитое переругивание мальчишек по поводу никому не нужного гостеприимства, но, если честно, Адама Бесподобного это нисколько не волновало, уж такой у него был характер…
5
Ранним утром, Адам включил радио. Покрутил ручки настроек, увеличил громкость, когда услышал любимого диджея, болтающего о хорошей погоде и огородных делах.
Адам напряженно слушал бойкого ведущего, зачитывающего смс-ки прожженных дачников. Его живо интересовал вопрос борьбы с сорняками и возможность вырастить богатый урожай.
«А кого это не интересует?! – пожал он плечами.
В нашей стране практически все, так или иначе, крестьянствуют, кто по привычке, продолжая дела предков, кто из-за нищеты. Адам крестьянствовал и из-за того, и из-за другого. Прослушав передачу и дождавшись блока новостей, он громко прокомментировал события, упомянутые ведущим, а услыхав бурчание желудка, направился в огород.
Редиска с листьями салата, перья зеленого лука с метелкой укропа его вполне устроили. Соорудив из зелени свежий завтрак, который, к тому же заправил оливковым маслом, он, взглянув на часы, прошел к домашнему телефону, что стоял у него на специальной полочке, в коридоре. Набрав номер больницы, поинтересовался состоянием больного без памяти, а услышав ответ, изумленно уронил трубку.
– Умер, – прошептал Адам потрясенно.
Через минуту, как есть, в халате и шлепках на босу ногу, он уже стучал в деревянную раму окна соседок.
– Что случилось? – высунула голову, увитую бигудями в форточку Зоя Михайловна.
Он кратко рассказал.
Зоя ойкнула и убралась внутрь комнаты.
– Почему я ничего не почувствовал? – растерянно бормотал он, пока подруги метались по дому, мешая друг другу, одновременно приготавливая завтрак из яиц и колбасы, одновременно умываясь возле примитивного умывальника на кухне, одновременно причесываясь и одеваясь.
Адам на них не смотрел, с ресниц его капали слезы.
– Не расстраивайтесь, так! – посоветовала Нева Никитишна, с недоумением разглядывая расстроенного соседа. – Этот человек, этот заблудившийся прохожий был нам чужим!
– Мы все друг другу чужие, до момента знакомства! – не согласилась с ней Зоя Михайловна, торопливо, прямо при Адаме, застегивая на груди белый лифчик.
– Постеснялась бы, – толкнула подругу, недовольная нудизмом Зои, Вера Павловна.
– Ой, – опомнилась Зоя Михайловна и, подхватив свою блузку, спряталась за дверью комнаты.
– Господи, да не до приличий ему! – наступила на ногу Вере, сердитая Нева.
Десять минут спустя, едва проглотив завтрак, они были уже в пути, ехали на автомобиле Зои Михайловны к одной из крупных городских больниц.
В приемном покое две равнодушные тетки, правда, в экипировке врачей, гоняли чаи, прихлебывая из кружек. Выслушав Адама и трех подруг, наперегонки спрашивавших о вчерашнем потеряшке, нахмурились.
– А чего к нам пожаловали? За телами и по вопросу смерти в морг, пожалуйста!
И они направились в морг, правда, дальше дверей их не пустили.
Молодой работник, сидя на корточках, прислонившись спиной к железной двери, посмотрел на них удивленно:
– А мы тут причем, разыщите лечащего врача. Тем более, вы родственники?
Получив отрицательный ответ, безразлично закурил и отвернулся.
Адам с подругами потащились обратно в больницу. Кое-как прорвавшись сквозь охрану, они выяснили у дежурной медсестры, что лечащего врача нет на месте, скорее всего, отработав смену, он домой ушел.
Адам психанул. Много раз он такое проделывал раньше, правда, для подобных трюков требовалось не хилое количество энергии.
«Как-нибудь, наверстаю!» – злобно подумал он и надавил на медсестру.
Она покачнулась, но ухватившись за стойку, устояла.
– Впрочем, – произнесла слабым голосом, – вам стоит переговорить с заведующим больницы.
Отправив их к главе отделения, она рухнула в глубокий обморок, опрокинув на себя столик с приготовленными для пациентов склянками таблеток.
– Боже мой! – бросилась, было, к медичке, Зоя Михайловна.
– Ничего, ей помогут, – схватил ее за рукав Адам, и она тут же подчинилась, не в силах сбросить с себя внушительную силу давящей энергии Бесподобного.
Нева с Верой даже не взглянули в сторону медсестры, они поедом ели глазами Адама и следовали за ним, шаг в шаг.
«Так, Сатана ведет своих верноподданных», – наблюдая за состоянием впавших в зависимость от него подруг, Адам и с горечью вздохнул, – «только я не Сатана!»
Главный был на месте, в своем кабинете, тревожно перечитывал бумаги о вчерашнем происшествии, все-таки потерять пациента, даже без памяти – это вам, не хухры мухры.
Увидев перед собой строгие глаза Бесподобного, заведующий запаниковал:
– Вы знаете, у нас чокнутые чиновники во главе государства, – лепетал он, трясущимися руками разглаживая синюю униформу, – дают семь дней для лечения больного, в тюрьме преступники и то дольше сидят, пятнадцать суток за хулиганство!
Понес он абсолютную околесицу.
– Ну? – надвинулся на него Адам.
Врач выдал бумажку, где было написано о неизвестном, скончавшемся от внезапной остановки сердца.
Прыгая через две ступени, заведующий отделением повел Бесподобного с тремя верными ему женщинами в морг, где в широком подвальном помещении, будто на скотобойне, в углу были свалены голые трупы людей.
– Бесхозные, – обронил патологоанатом в ответ на удивленный взгляд Адама.
С горы трупов, за ногу стащил заблудившегося прохожего и с усилием шлепнул им о железный поддон.
– Ваш?
– Наш! – немедленно согласился Адам и впился глазами в анатома. – Я хочу знать, отчего он умер?
– Это можно! – согласился патологоанатом, беря в руки электрическую пилу.
Спустя несколько долгих, долгих минут Адам с женщинами поднялся по ступеням наверх, с усилием заглатывая чистый воздух.
– Что это было? – задрожала Зоя Михайловна, очумело оглядываясь вокруг.
– Я будто спала и видела страшный сон про морг с горой трупов, – неуверенно произнесла Вера Павловна, проводя рукой по взмокшему лбу.
– Он нас загипнотизировал, – с нотками ужаса в голосе, обвинила Бесподобного, Нева Никитишна.
Адам привалился к толстому стволу березы, что невозмутимо росла рядом с моргом.
– Наш запоздалый прохожий умер от обширного инфаркта, а я и не заметил.
– Что вы должны были заметить? – раздраженно спросила Нева, с подозрением глядя на него, вероятно, выискивая признаки гипнотизера.
– Печать смерти, – устало ответил Адам, – в конце концов, запах смерти, как я не ощутил, а?
Посмотрел он на своих спутниц, но они смогли лишь пожать плечами.
***
Зеленый «Москвич», бампер и стекла, которого были покрыты ошметками уличной грязи, резво катил по широким московским дорогам. Стекла машины были опущены, Адам Бесподобный, подпрыгивая на заднем сидении, высунул голову в окно, в эйфории от быстрой езды.
– Куда мы едем? – прокричал он.
Павлуша задумчиво покачал головой, но ничего не ответил. Кирилл Петрович, широко раскрыв рот, откинувшись, спал на переднем пассажирском сидении.
Леха нервничая и вздрагивая от мельтешащих то тут, то там патрульных автомобилей, тихо давал указания.
В какой-то миг Адам отключился, а очнулся уже возле собственного дома.
Пьяный Вовчик разминался возле «Москвича», Кирилл Петрович плескался в бочке с дождевой водой, стараясь протрезветь, а Павлуша спал, утомленный алкоголем и напряжением вождения.
– Нет электричества! – полным трагизма голосом сообщил Кирилл Петрович, пощелкав выключателем в избе. – Нет света. Когда сядет солнце, мы вынуждены будем, как последние дикари развести костер.
– В доме? – глупо спросил Адам, хозяйничая на кухне, где сквозь оконное стекло, худо-бедно, но еще лились потоки дневного света, выхватывая из полутьмы дровяную почерневшую плиту и закопченный чайник с кастрюлями.
– Мы разведем костер во дворе и напечем картошки! – мечтательно произнес Кирилл Петрович. – У вас картошка есть?
– У соседей есть, – уклончиво ответил Леха и добавил, наблюдая за работой Вовчика подступившего с инструментами к электросчетчику, – картошка – не проблема!
Вспыхнул свет, сопровождаемый бурными криками радости и аплодисментов.
– Приехали? – встрепенулся, разбуженный шумом, Павлуша и огляделся непонимающе.
Вокруг дома высились сосны.
– Где это я? – вылезая из машины, вслух недоумевал Павлуша.
Под ногами волнами расстилалась буйно разросшаяся трава вся покрытая слоем бурых сосновых иголок. Огород, условно обозначенный ветхим плетнем, заросший грозными шапками борщевиков, спускался к реке.
– Ах, ах, – заахал Кирилл Петрович, к тому времени вышедший на крыльцо, – удочек не захватили!
– Зачем удочки, когда у нас ловушки в воде поставлены, – обиделся Леха и между борщевиками, стараясь никак не задеть коварных растений, направился вниз, к водной глади.
– Как думаешь, крокодилы тут водятся? – почему-то шепотом спросил у Кирилла Петровича, Павлуша.
– И анаконды, – подсказал Кирилл Петрович.
– Не знаю на счет экзотических животных, но гадюк за рекой, в болотине хватает, – пожал плечами Адам, слышавший разговор приятелей.
– Черт с ними, гадюками, а вот где бы нам сельпо отыскать? – вступил в разговор Вовчик. – Жрать охота!
– Выпить бы не мешало! – подхватил общую мысль Павлуша.
Адам вызвался проводить новых друзей.
Ступая неловко, по узкой тропинке, между сырой росистой травой, он пошел во главе процессии. Проходя по знакомым местам, мимо крепких каменных домов нуворишей и деревянных избушек бедняков, он не сразу отвечал на вопросы приятелей, без удивления ощущая некую туманность в голове, некое помутнение, будто от вечного кайфа. Свое состояние он самому себе объяснял похмельным синдромом.
Стремительно, мимо него проходила жизнь и вот вроде бы вчерашний школьник, окончил строительный техникум, устроился на стройку, покинул осточертевших родителей с их нравоучениями. Работал, крутился, похоронил бабушку, вступил в наследство домом, отбился от жадной родни, желающей отнять у него жилье в Подмосковье. Начал бурно пить, подружился с человеком по имени Леха, бросил работу. Непонятно, откуда приперлось счастье по имени старость и обсыпало голову Адама Бесподобного сединой.
И все это сквозь пелену небытия, будто и не жил он вовсе, а если и жил, то не по-настоящему.
– Ну, где вы бродите? – встретил их Леха и помахал перед носами друзей сковородкой с жареными щучками.
6
Нева стояла под душем, разглядывая себя в огромное запотевшее зеркало, приклеенное прямо на стену. Ей нравилось слушать монотонную дробь воды по полу душевой кабины.
«Выдумщик этот Адам», – лениво думала она, протирая поверхность зеркала пальцами и рассматривая изъяны в своей точеной фигурке.
«Бесподобный», – усмехнулась она, вспоминая лохматую неухоженную шевелюру Адама.
– Нева, – постучался в дверь ванной, Бесподобный, – я состряпал для нас сказочный обед!
Нева поймала себя на том, что широко улыбается.
Ох уж эти кавалеры. Одни, завидев ее, застывают столбом; другие, заливаясь отчаянным румянцем, отводят глаза; третьи преследуют, настойчиво осыпая цветами.
Но Нева непреклонна, первый раз она обожглась в девятнадцать лет. Влюбленная в преподавателя Медицинского института, сама не своя последовала за ним, в нищенскую обстановку коммунальной квартиры, а впервые пригубив вина (воспитывалась родителями в строгости) опьянела настолько, что сама упала в объятия ушлого препода. После ночи любви (ее первой ночи и первого сексуального опыта), он (старше ее на двадцать пять лет) сделал вид, что ничего между ними не было и постепенно, она вновь скатилась до выканья.
В двадцать пять лет, едва оправившись от потрясения первого удара, получила второй удар в виде мужа (свадьбу она организовывала сама, венчалась с суженым в подвенечном свадебном наряде старшей сестры). Муж, выдававший себя за порядочного и ответственного человека, на деле оказался крайне безответственным алкашом и драчуном. Он тиранил ее и гонял с помощью кулаков по всему небольшому пространству общежитской комнатки.
Промучавшись с ним три года, Нева собрала вещички и ушла к родителям, но получила жесткий отказ.
Ее христиано продвинутые папа с мамой, молящиеся целыми днями в церкви, выгнали младшую дочь на улицу с пожеланиями возвратиться к мужу, в общагу, терпеть побои и унижения.
«Бог терпел и нам велел!» – истово перекрестила ее напоследок мать и захлопнула перед носом дочери двери.
Неву приютила подруга, Вера.
Они дружили с детства, со школьной скамьи и Зоя вошла в их тандем, создав трио в старших классах школы.
И хотя Вера с Зоей – две миловидные дамы и мысли не могли допустить о так называемой стервозности, самой распространенной версии у мужчин для оправдания разводов (особенно смешно это было бы допустить с наивной простушкой Верой Павловной), тем не менее бывшие мужья пели всем вокруг именно о стервозности, хамстве и идиотизме бывших жен.
«Что же», – вздохнула Нева, вылезая из душа, – «они, хотя бы не страдают психическими расстройствами».
И мысленно сравнила зеленоватую, вечно напряженную морду лица своего муженька с агрессивными, но «живыми» лицами двух мужей подруг.
Все дело в тупом чиновничьем беспределе, решила она, натягивая чистое нижнее белье. Полицейским не платят за психов, но если изменить букву закона, если заставить депутатов пересмотреть некоторые пункты, если, напротив, за каждого социопата упрятанного за решетку платить денежные премии, глядишь, мир бы очистился от мерзавцев, хотя…
Нева натянула на влажное тело футболку и шорты.
– Это не актуально для России, – сказала она вслух, вспоминая сталинские репрессии в то не далекое время, когда частенько в психиатрические клиники попадали вполне нормальные люди, вина которых заключалась лишь в противостоянии существующей власти.
Впрочем, по радио и телевидению, то и дело проскальзывает информация о продолжении сталинских традиций, где антипутинцы устраивают акции протеста под зарешеченными окнами психушки, куда без суда и следствия заключили очередного политического оппозиционера.
– Подлость какая, – фыркнула Нева.
– Что, что? – отозвался Адам. – Вы что-то сказали Нева Никитишна?
– Ничего! – прокричала она из-за двери.
В доме Адама, никого, кроме них двоих не было.
«И это главное», – всем своим видом сказал Адам, отодвигая для гостьи стул.
Нева, подхватив двумя пальцами воображаемый длинный подол, уселась, словно королева.
Адам включился в игру, перекинув полотенце через руку, услужливо склонился в полупоклоне.
– Мадам! – произнес проникновенно. – Сегодня на обед в нашем ресторане мы готовы порадовать вас отличными блюдами: летним салатом из свежих овощей, восхитительным вишневым пирогом с взбитыми сливками. Осмелюсь предложить особенное блюдо, окрошку!
Вопросительно глянул он на гостью.
Нева немедленно состроила плаксивую гримасу:
– Хочу окрошку!
– Будет сделано!
Закончив трапезничать, он спросил у нее, все ли ей понравилось. Нева благосклонно кивнула, и царственным жестом подав ему руку, проследовала к диванчику.
– Ну вот, поели, теперь можно и поспать! – произнесла она, зевая.
Адам услужливо достал из шкафа для нее подушку и плед, сам на цыпочках вернулся в кухню, где принялся тихонько наводить порядок.
Из раскрытого окна соседнего домика плыл запах жареных блинов, и доносилась не громкая мелодия джазового оркестра.
Бесподобный изменяясь в лице, прислушался:
– Знакомая музыка, – процедил он сквозь зубы и тенью, пройдя мимо спящей на диване, Невы, вошел в небольшую комнатку.
Вещи и предметы, в беспорядке разбросанные по комнате были покрыты, здесь, толстым слоем пыли. Сквозь плотно зашторенные окна не пробивались солнечные лучи. Покопавшись в комоде, из которого свешивался красный бюстгальтер на одной бретельке, Адам достал из ящика альбом с фотографиями, раскрыл и вгляделся в изображение.
На него смотрела молоденькая девушка в строгом удлиненном платье послушницы. И хотя послушница улыбалась, почти радостно приветствуя фотографа, но глаза ее были мертвы, в глазах сквозила ледяная пустыня. Глядя на снимок, Адам надолго задумался.
У каждого из нас есть свои скелеты в шкафу, вот и у Адама Бесподобного они тоже имелись.
Его родители давным-давно покинули этот свет, не вовремя оказавшись на дороге у пьяного лихача не видевшего не то, что предупреждающий об остановке красный сигнал светофора, но толпу пешеходов пересекающих под разрешительный, зеленый автомобильную дорогу.
После похорон остался Адам, двадцатилетний студент инженерно-строительного факультета технического института и Ева, студентка-первокурсница художественного училища.
Ева, тень прошлого легла на его лицо. Тоненькая, восторженная, читающая наизусть стихи Есенина, мечтающая о любви, девочка семнадцати лет. И с чего она вообразила, что виновата в трагической гибели родителей? Но было не отговорить.
Ева нисколько не сумняшеся, покинула бренный мир, ушла в монастырь, принеся добровольную жертву, это было тем более дико и нелепо в колдовской семье Бесподобных, где линию ведьм должна была продолжить Ева, но продолжил Адам.
Несколько раз он переступал порог монастырского храма, где прислушиваясь к хору, сразу же различал чистый нежный голосочек сестры.
«На самом деле, разлады в колдовских семьях – не редкость», – думал Адам, глядя в не улыбчивые глаза Евы на фотографии, – «и это завораживает, когда одни родственники упорно лезут к богу, засыпая с молитвой на устах и просыпаясь с молитвой, а другие столь же упорно лезут к Дьяволу, засыпая с мыслью о малых ангельских войсках Сатаны и просыпаясь с мыслью, как попасть в эти самые войска».
Адам пренебрежительно фыркнул, вспомнилась одна поездка к сестре, когда в междугородний автобус, следующий до конечного маршрута небольшого городка, где и был монастырь сестры, надо было добираться два часа, но влезли три богомольные тетки с оравой хныкающих, маленьких детей.
Автобус моментально наполнился какафонией капризных визгов. Тетки, заплатившие водиле, как говорится, в карман, хмурились и тихо выговаривали усталым детям потерпеть поездку. Самому младшему было два года, старшему, на вид, лет семь. Детей тетки усадили на грязные подставки, возле ног пассажиров. Естественно, некоторые пассажиры, не выдержали молчаливой агрессии теток и уступили свои законные, сидячие места. Тетки торжествовали победу, когда согнали по крайней мере девять человек и усадили свой цыганский выводок из двенадцати несовершеннолетних на освободившиеся мягкие кресла.
Адам был в числе уступивших, его передернуло от отвращения, когда к ноге привалилось горячее тельце хрипло дышащего мальчика. У ребенка была рвота, слюни, слезы, все вперемежку, и теткин настырный шепот: «Молись и все пройдет!»
После, Адам видел теток с их выводком в монастырской трапезной. Соболезнуя истощенному, измученному виду детей монахини кормили «странников» супом и пирожками.
Тема наглых теток с орущими детьми вообще преследовала Адама на протяжении всей его жизни. И вечно, несмотря на его усталый, сонный вид, когда после смены (работы на стройке), он едва мог пошевелиться, приземлялся на свободное сидение в общественном транспорте, лезли тетки с капризными карапузами, норовя, именно его согнать с места.
Несколько раз Адам вступал в перепалку, но всегда проигрывал, как проигрывал любой мужчина-водитель перед наглой девахой неторопливо пересекающей пешеходный переход. Знает настырная баба, что штраф за то, что не пропустил пешехода больше тысячи рублей, вот и идет не торопится, также и мамашка с ребенком уверена, что каждый будет рад в общественном транспорте уступить ей свое место.
Иногда Адам сердито размышлял о необходимости покупки автомобиля, потому как теток с детьми развелось видимо-невидимо.
– О чем задумался? – спросила Нева, потягиваясь.
– Нева, а у вас дети есть? – повернулся к ней Адам.
– Пора бы нам перейти на «ты»! – недовольно пробурчала Нева и с вызовом посмотрела в глаза соседу. – Еще чего, дети! Это Верка с Зойкой спят и видят себя мамашами, а мне этакого счастья не надо! Да и куда рожать, не девочка уже!
Адам обрадовался, благодарно улыбнулся и неожиданно для себя рассказал причину своего неприятия детей.
– Как я тебя понимаю! – с энтузиазмом вскричала Нева, на время позабыв о своей профессии акушерки. – Сколько раз видела, как молодые дуры, новоиспеченные мамашки выпихивают ребенка вперед себя со ступенек маршрутки, едва руку не выкручивают! Сразу видно, на фиг им дети сдались, им обещанный президентом материнский капитал важнее!
– Кошмар! – согласился с ней Адам.
***
Солнце на востоке показалось из-за верхушек плотно сомкнутых угрюмых елей, яркий желто-розовый шар выбросил одну огненную стрелу, и небо сразу посветлело, над елями взмыли птицы, будто приветствуя долгожданное тепло. Последние клочки тумана уползли в низины, прячась в высокой траве, хоронясь в глубоких бочагах и заросших широких канавах.
Несмотря на ранний час, соседи Адама Бесподобного давным-давно были на ногах. Бабка Пелагея вооружившись бельевой корзиной, умотала в лес, за грибами. Проводив старуху взглядом, Бесподобный потоптавшись на крыльце, решился и направился к ее дому.
Дочь Пелагеи, старая дева, рябая, некрасивая Катька принесла с кухни супницу с супом и торжественно водрузила ее посередине стола.
– Зачем это? – промямлил он сконфуженный самим таинством то ли завтрака, то ли ужина, не поймешь. – Можно было бы просто в тарелки супу налить.
Она посмотрела на него со значением, но ничего не ответила.
После, принесла миску с тушеными овощами и большим куском говядины, обильно политым подливой.
Он мучился, но ел, мысленно добавляя на стол рюмку водки, которой не могло быть в ее доме. Бабка Пелагея хотя и прослыла самогонщицей, сама не пила, а продавала пойло записным деревенским алкашам.
Закончился то ли завтрак, то ли ужин и вовсе непривычно для Адама. Рябая Катька испекла для него в печи ягодный пирог и, подоив корову, поставила на стол кружку парного молока.
– И кур у вас много? – задался Адам подсчитывать чужое добро.
– Двести штук, – застенчиво ответила Катька, но вздрогнув, отскочила подальше от соседа, услыхав шаги в сенях.
Бабка Пелагея не держала зла на Бесподобного. Удивительно странная для деревенских жителей женщина, она поражала Адама приятным округлым лицом с ямочками на щеках, светлыми бровями, седыми ресницами и серыми глазами. Волосы Пелагеи на манер модниц были будто покрашены, тут светлая прядь, там темно-русая. Легкомысленная и веселая, она беспечно порхала по жизни, не отвечая на жаркие мужские признания в любви, игнорируя всякого влюбленного в нее человека, на вопрос односельчан, почему? Всегда смеясь, утверждала с уверенностью фанатиков бога: «В этом мире любви нет, а ее подобие мне без надобности!»
Рябая Катька приходилась бабке Пелагее племянницей, родная сестра – гулена подбросила ребенка еще маленькой, да и укатила, больше Пелагея ее не видывала.
– Жених? – удивилась Пелагея на сбивчивое объяснение Катьки и окинула Адама Бесподобного с головы до ног пристальным, враждебным взглядом. – Он тебе в отцы годится!
– Мам! – умоляюще сложила руки, рябая Катька.
Бабка Пелагея, не желая поддерживать разговор, взяла в руки кочергу и демонстративно начала рыться в тлеющих углях печки.
