Читать книгу: «Карлуша и я», страница 2

Но как же невыносимо долго тянется время, когда ждешь маму! Я покричал ее несколько раз, она не ответила, видно, была далеко. Голоса брата тоже не слышно. Счастливый, он может летать с мамой!

А вот и она с едой! Мама покормила меня и стала еще настойчивее, чем прежде, звать за собой, лететь вместе с ней и братом искать что поесть. И к тому же нам пора познакомиться со всей стаей. Тогда я указал ей на свое больное крыло и сказал, что совсем не могу летать. Мама внимательно его осмотрела и ничего не сказав, улетела, попутно захватив брошенный человеком хлеб. Мне ничего другого не оставалось, как набраться терпения и вновь ждать…

Вот уже и солнце садится, скоро будет темно, а мамы все нет. И есть опять хочется. Где же она? Почему так долго нет? Вон и чайка уже в который раз кружит пока еще высоко в небе, но точно над моей головой. Наверняка она заметила, что я слишком давно сижу на одном месте, а это верный признак больной птицы.

Я стал громче звать маму, хотя это было еще опаснее, чем не двигаться с места – все равно, что признаться в своей беспомощности. Только голод был сильнее страха. И тут я услышал голос мамы из далека, она упорно призывала меня лететь к ней. Я ответил, что не смогу с одним крылом не только долететь куда-либо, а даже не в силах спуститься на землю. И мама замолчала, перестала звать, хотя я еще пытался поговорить с ней и просил накормить. Но мама больше не отвечала.

Уже почти стемнело, когда я очень вовремя заметил пикирующую чайку, ту самую, что давно прицеливалась в меня. Выбора не было и я прыгнул вниз. Мне снова повезло, удар смягчили кусты и я спрятался в их густой листве, а чайка пулей пролетела мимо. Там я затаился до утра. Поспать почти не удалось, мучал голод и страх попасть теперь в лапы кошке. Их мяуканье слышалось отовсюду и наводило на меня ужас. Так прошла ночь.

А утром невыносимый голод вынудил меня вылезти из убежища и снова взывать к маме. Мама, отзовись! Я умираю от голода! Куда ты пропала?! Так я ее звал долго, весь день, до вечера, но она не отвечала. К ночи я уже настолько ослаб, что хватило сил только снова забиться под кусты.

Теперь я понял, что мама не вернется никогда. Еще будучи в гнезде мы с братом получили урок от своих родителей и усвоили главное правило стаи – ни в коем случае не подходить к больной птице, сколько бы та ни просила о помощи, потому что она может заразить своей болезнью всех остальных. Лучше пусть умрет одна птица, чем погибнет вся стая. Это закон нашей жизни. А узнал я о нем, когда заболел мой отец.

Нас с братом всегда кормили оба родителя. Они с утра до ночи были в поисках пищи. На минуту прилетали в гнездо, клали нам в раскрытые клювики корм и тут же улетали. А однажды вечером папа не смог вернуться ночевать на дерево, где был наш дом, и остался недалеко от него на земле, в траве. Мама звала его подняться к нам, но папа ответил, что не сможет, его поранила чайка в борьбе за еду. Вот тогда-то мама и поведала нам о первом законе жизни. А папу мы уже больше ни разу не увидели.

Когда взошло солнце я из последних сил попытался найти поблизости что-нибудь поесть, но кроме крохотной грязной лужицы ничего не было, зато хотя бы напился воды. Потом я перепробовал на вкус все, что находил, от травы до разного мусора у помойки, только это не было пригодно для еды и мое отчаяние усугублялось еще тем, что я не умел есть твердую пищу. У бака с отходами пахло едой, я решил подождать, вдруг что-то перепадет. И тут же другие птицы, голуби и вороны, когда поняли, что я не могу летать, прогнали меня прочь.

Тогда я вернулся к лужице, однако и здесь меня ждала неудача – она уже вся высохла, осталась только грязная земля на асфальте. Солнце палило нещадно, к голоду прибавилась и жажда, а в голове помутилось настолько, что я почти ничего не различал вокруг. Мне уже стало тяжело передвигаться, я совсем обессилел. Я не понимал ни где я нахожусь, ни день сейчас или ночь?

Мимо проходили люди, я видел только их ботинки, но страха уже не было, как и вообще никаких других чувств, КРОМЕ ОДНОГО ОГРОМНОГО ГОЛОДА. Я все чаще проваливался в некое забытье, потом и вовсе сознание померкло, словно лампочка помигала и погасла, и тьма окончательно поглотила меня.

Я

Никогда не смогу забыть этот день, хотя начался он совсем обыденно. Как всегда я почистила вольеру с моими попугайчиками, дала им корм и выкатила на террасу. Затем мы с мужем собрались в супермаркет за продуктами. Отошли от дома метров на двадцать и тут я увидела на обочине дороги, там, где припарковывают машины, вороненка. Я сразу узнала его! Это был тот самый, что сидел весь день на моей террасе четыре дня назад! Только теперь он лежал на животе, уткнувшись головой в асфальт.

Навстречу нам шел прохожий, он вперед нас приблизился к птенцу и хотел уже подцепить его ботинком (надеюсь, для того, чтобы убрать с дороги на тротуар). Но я с криком “не трогайте!” уже подбегала к нему. Вороненок, увидев ботинок, смог поднять голову и сделать шаг в сторону, на этом его силы иссякли и он сник.

У меня внутри все похолодело от ужаса. Как же я ошибалась во всем! И что вороненок боится летать, а он, скорее всего, не мог! (Когда он пошевелился, я заметила, что его правое крыло не прилегает к телу, а как-то странно отходит в сторону и провисает). И в том, что мама его накормит и уведет на ночь с собой. А она его бросила и перестала кормить именно из-за того, что поняла – такой птенец не сможет жить самостоятельно, потому что не может летать. Поэтому кормить и тратить на него свои силы нет смысла, он не жилец.

Для нас, людей, это звучит до крайности жестоко. Хотя в природе это совершенно обыденная вещь, в ней все рационально и продумано до мелочей. Тысячелетиями выработанный инстинкт безошибочно руководил вороной-мамой и она лишь подчинялась закону выживания.

А во мне включился сигнал тревоги. Знаете, как у скорой помощи. У меня всегда так бывает в ситуациях, когда кому-то рядом плохо и в голове вертится только одно слово – спасать! Я схватила птенца и понеслась домой, благо он был совсем рядом.

– Что? Зачем? Ты куда? – недоумевал муж, но у меня не было времени на объяснения и ему пришлось последовать за мной.

Уже на ходу я пояснила, что сейчас для жизни вороненка счет пошел на минуты. Несчастный как минимум уже трое суток ничего не ел! Смерть от голода очень мучительна, но прежде всего надо дать ему воды, а не еды, а потом срочно везти к нашему ветеринару. Счастье, что мы знаем куда и к кому именно – этот доктор уже много лет лечит моих попугайчиков.

Дома я положила птенца в коробку, он не шевелился, тем не менее я видела, что дышит. Набрала воды в шприц без иголки, подняла ему голову, раскрыла клюв и по капельке стала вливать. Страдалец все проглотил и приоткрыл глаза. У меня затеплилась надежда, что у него есть шанс выжить.

– Ему нужна срочная реанимация!

Муж только развел руками, он знал, что если я спешу, то спорить со мной бесполезно. А я уже мчалась к машине.

Ветеринарная больница была совсем недалеко, но мне все казалось, что мы едем бесконечно долго, потому что стоим на всех светофорах, и что пробки, как нарочно, в это время. Я неотрывно смотрела на вороненка и повторяла, как заклинание, “малыш, ты только живи!”

Я так остро чувствовала свою вину! Так корила себя за то, что в тот злополучный вечер не вышла во двор проверить все ли в порядке с птенцом и нещадно ругала себя за это. Ну почему я не послушалась своего внутреннего голоса?! Ведь я всегда поступаю так, как подсказывает интуиция. Что же тогда остановило меня? Ведь, действительно, необычно то, что вороненок целый день просидел на одном месте. Птицы так себя не ведут. Я же просто уговорила себя, что все будет хорошо. Вот, в который уже раз я убедилась на собственном горьком опыте, что нельзя полагаться на рассуждения. Ум всегда обманет, зато интуиция никогда не подведет.

А малыш по-прежнему лежал неподвижно с опущенной головой и лишь по слабо приподнимающейся спинке я видела, что он еще дышит. Значит, жив.