Читать книгу: «Симоха Рамода», страница 2
До деревни оставалось с полверсты, когда Петухов неожиданно спрыгнул с повозки и, глядя куда-то в кусты, подошел к деревцам. Остановили лошадей. Сашка тоже спрыгнул на землю. Потом они отнесли в сторону здоровенный, свежесрубленный сук. Тогда все увидели двух лежащих на земле никому не известных путников.
– Мертвые, – сказал громко помощник.
Обоим было лет под тридцать. Следов насилия и крови на голове, руках и одежде видно не было. Рубахи, портки и сапоги были необычного покроя. Отсутствовали нательные кресты.
– Что за чудо, – воскликнул староста, – иноземцев тут отродясь не водилось!
Осмотр одежды показал, что у незнакомцев нет при себе никаких бумаг, денег. Когда Сашка попытался перевернуть одного из убитых, у того неестественным образом откинулась голова. Обсудив всем миром такую неожиданность, пришли к выводу, что этим несчастным просто свернули шеи.
Петухов предложил всем поехать в деревню, там взять телегу, мужиков и перевезти тела в деревенский ледник.
– Утром приведу к вам рабочих, поедете на прииск, а я к губному старосте, в уезд. Может быть московский отряд стрельцов пока задержать?
Сашка ответил:
– Будет тебе, Николай Анисимович, страху нагнетать. Стрельцам вообще говорить не надо. Пусть возвращаются в столицу. А то ведь слухами так все обставят, что к концу недели сюда войско прибудет или нас отзовут назад.
На другой день Петухов, как и обещал, собрал крепких мужиков и представил их рудознатцу. Сам же поехал по поводу страшной находки.
Глава четвертая
На прииске в этот день больше времени ушло на обучение крестьян, чем на добычу руды. С теми, кому достались открытые или дневные залежи, хлопот почти не было.
Тяжелее оказалось с теми, кому досталось копать дудки, то есть ямы от двух саженей и больше и, потом уже брать в руки кирку. У мужиков обнаружился панический страх лазать в эти ямы. Им было не до работы киркой. Кто боялся нечистой силы, дурного знамения, а кто просто остерегался обвала земли. Сашка замучился подавать личный пример: копать ямы, работать в них киркой, толкать речи о безопасности такой работы и для души, и для тела. В этот день из крестьян были выжаты все силы. Сашка тоже испытывал неприятную дрожь в руках и ногах от физического напряжения. Он попросил мастера сделать перерыв до следующего дня.
Двигаясь в сторону деревни, все еще издали увидели возле дома старосты незнакомую бричку, запряженную парой лошадей.
– Вот, господин, – начал Петухов, – знакомьтесь с нашим уездным губным старостой. Зовут его Устин Андреевич.
Староста оказался под хмельком, а привстав, даже немного покачивался.
– Пошли в избу подальше от глаз и ушей! – почти приказным тоном сказал уездный.
– Значит, так, – продолжил он в доме. – Места у нас тихие, никогда подобных убивств не водилось. И решили мы с Николаем Анисимовичем, что два неизвестных путника не поладили между собой и подрались до обоюдной смерти.
– Так, что от нас требуется? – перевел толмач вопрос немца.
– Подтвердить мои слова, если кто будет спрашивать.
Все дружно закивали головами.
Утром москвичи, выйдя на улицу, увидели, что лошади и повозка уже стоят на месте.
– С добрым утречком, господа! – Петухов, якобы между прочим, оторвался от своих мыслей и сказал, – сейчас иду будить гостя, его ведь по-человечески надо проводить, а потом организую придание земле убиенных. Коль скоро они веры не нашей, хоронить придется за кладбищенской оградой.
В этот день работа на прииске пошла веселее, телеги загружались железной рудой, и за этим следил сам мастер. Сашка постоянно в мыслях возвращался к страшной находке.
– Господин Ланге, – обратился он к немцу, – пойду, проверю наши колышки на прииске, а то в этих краях я перестаю чему-либо удивляться.
Толмач перевел.
– Согласен, здесь пока работа налажена, а без дела стоять не в наших с тобой правилах. Верно?
– Да, господин Ланге, – и Сашка почти по-военному развернулся на половину оборота и бодрым шагом пошел прочь.
Вскоре он отыскал место преступления и начал кружить вокруг. Ему очень хотелось найти дополнительные подсказки произошедшему. Сашка был уверен, что должны быть следы волочения. Просто под деревом свернуть шею двум ражим мужикам невозможно. Их откуда-то приволокли или принесли. За двое суток трава, конечно, поднялась. Но если трупы волокли, то следы должны остаться. Ему не повезло. Как бы он ни хотел, но что-либо обнаружить не удалось. Тогда Сашка углубился в кустарник и стал искать место, где эта драка могла произойти. Увидел небольшую поляну. Примерился и понял, что вчетвером тут можно и дубиной махать, и саблей орудовать. Кое-где виднелась выдранная ногами трава и клоки земли. Наконец, он увидел деревянную пуговицу, явно сделанную не для красоты, а только для прямого назначения. Сашка поднял ее и внимательно разглядел. На крестьянских рубахах и душегрейках такие можно частенько увидеть. В другом месте обнаружился след голой ступни. То ли здесь земля оказалась мягкой, то ли кто-то сильно оттолкнулся. В районе пятки на земле отпечатался бугорок. Стало быть, ступня у великана имеет старую рану. Сашка нашел в кустарнике сухую ветку и, приложив к следу, сделал для себя мерку.
К вечеру работники вернулись в деревню с телегами, гружеными рудой. Наскоро поев, отправились спать. Мастер что-то пробубнил толмачу и быстро удалился.
– Александр, завтра мастер даст тебе новое задание, сегодня у него не было сил говорить.
С началом дня навалились хлопоты. Толмач вторил за мастером, делая его скороговорку понятной для русского уха:
– На этом рисунке, – Ганс протянул Сашке кусок плотной бумаги, – изображена плавильная печь. Это нужно показать каждому печнику. Проводник у тебя будет, необходимо найти того, кто знает, что эта за печь. Если найдется знающий, выясни, строил ли этот печник такие печи? Можно было бы нанять печника в Москве. Но я, честно сказать, боялся разгневать нанимателя. Он такой жадный. Пришлось уговаривать выбирать самому помощника, а печника он бы точно не дал. Да еще мог запросить другого рудознатца.
Проводника звали Прохор. Почти еще мальчик, но уже смелый и бойкий в делах.
– Слышал, тебя Сашкой кличут? На нашей стороне мы с Петуховым уже всех печников опросили. Они лишь таращили глаза на картинку и отрицательно качали головами. А сейчас поедем на другую сторону реки, будем искать тама.
Они посетили пять или шесть деревень. Нужного печника не нашли. Наконец, Сашка не выдержал и спросил:
– Чего у нас осталось-то, думаю тоже все без толку!
– А вон церковь стоит белая как лебедь, красавица. Храм назван именем Иоанна Богослова.
– На службы сюда ездите? – спросил Сашка.
– И сюда тоже. Вот только поговаривают, что скоро церковные порядки будут менять. Вроде, как и молимся мы неверно, и крест накладываем неправильно, а в книгах писано не так, как должно.
– В душе у тебя Бог есть?
– Есть.
– Ну а как молиться, скажут священники. Храм Иоанна Богослова уже проехали, где твой печник-то?
– А вон деревня у леса стоит, называется Бужениново. Да печник там странный, вроде дурачка.
– А печи-то кладет справно?
– Равных ему нет! В двух деревнях нанимался. Хвалят, не нарадуются.
– Нам же печник нужен, а не плясун. Как этого печника зовут?
– Симоха. Появился он в туточных краях неожиданно. Откуда пришел, не известно. Встретился он с их старостой и поселился вон в том крайнем доме. Спросят его о чем-то соседи, а он Рамода. Вот и стал Симоха Рамода. Зарабатывает всем понемногу, да, похоже, все отдает старосте. Имеет огород.
Ворох почерневшей соломы служил кровлей у полдома или полуземлянки Симохи. При первом приближении можно было разобрать два оконца. Проемы закрыты ивовой плетенкой и смазаны еловой смолой. На смоле висели пауки и комары, неудачно пытавшиеся попасть вовнутрь помещения. Хозяин появился из-за плетня неожиданно. По возрасту, похоже, Сашкин ровесник! Но будто не от мира сего. Копна русых волос, доходившая по длине до плеч. Расчесана на прямой пробор и по всему не грязные. Борода и усы до конца не оформились по возрасту, но по любому никогда не видывали ножниц или бритвы. Глаза невиданно синего цвета, даже на небе такой синевы не сыщешь. Нос такой прямоты, что будто создавали его по линейки. Домотканая рубаха, подпоясанная вервием, свободные шаровары из грубой материи и лапти с онучами. Поздоровались, и Сашка показал рисунок.
– Что это, знаешь?
– Это плавильная печь для железной руды.
– Откуда знаешь?
– Приходилось.
– Что приходилось видеть, класть, ломать?
Симоха поднял голову и стал смотреть на небо. При этом шевелил губами.
– Ну, говори, не томи, – заорал Прохор.
– Я могу эту работу сделать. Когда ехать? – спросил Симоха.
– Сейчас, – ответил Сашка, все еще не веря в удачу.
Приступили к экзамену. Немец, достав бумагу и грифель, попросил печника нарисовать плавильную печь в разрезе. Рассказать, что где, для чего. Сашка находился рядом, и ему стало так интересно, что он забыл обо всем на свете. Процесс превращения добытых в дикой природе каменьев в железо, пусть еще со всякими примесями, он стал с этого времени назвать волшебством, равным, а может сильнее, чем работа в кузне.
Симоха после успешной сдачи экзамена заговорил с рудознатцем об оплате. Тот назвал сумму предоплаты. Симоха кивнул, но потом сказал прямо без стеснения:
– Деньги отберет у меня наш староста, оставит мне медные копеечки. Нельзя ли выдать полмешка зерна: пшеницу или рожь? Жито я ночью перевезу и спрячу в доме.
Немец раздумывал недолго и согласился не только на эти условия, но и оказать помощь печнику в переправе зерна.
По прибытию в Росляковку мастер, толмач, Сашка и Симоха пошли вдоль маленькой речки Угодки выбирать место для строительства плавильной печи и кузни. Места обозначали кольями, позвали Петухова и показали ему свои планы. Тот в свою очередь вызвался поставить кузню и оборудовать ее нужный образом.
Симохе отвели ночлег в пустующем доме, где в свое время останавливался Ерема, командир стрельцов. Там для печника и стол накрыли с незамысловатой снедью: гречневая каша с кусками холодной телятины, моченая брусника, соленые рыжики и крынка с квасом.
Чем больше Сашка общался с этим парнем, тем сильнее он чувствовал в нем какую-то тайну, закрытость от окружающего мира, будто истинно он с неба спустился. Из головы не выходили слова Прохора: «Взялся неизвестно откуда, смог сговориться со старостой о жилье, к соседям не потянулся для знакомства, вина не пьет, на девок не заглядывается». То, что на выгоревшей рубахе Симохи потеряна одна пуговица, Сашка увидел еще на прииске. Теперь, когда он снял лапти и размотал онучи, Сашка увидел большой размер ноги, и то, что печник припадает на левую ногу. В Сашкиной голове пронеслась мысль о том, что это именно Симоха разобрался с двумя незнакомцами. Сашка начал разговор о страшной находке в виде двух убитых путников. Сообщил, что приезжали из уезда и посчитали лучшим принять убийство за обоюдную драку. Дело по розыску не заводить. Убитых похоронили за кладбищенской оградой, так как на них не было крестов православных.
Симоха жевал свой ужин, иногда поглядывал на потолок, и ни один мускул не дрогнул на его лице.
Тогда Сашка полез в карман и достал найденную пуговицу. Положил ее на стол, глянул на ворот рубахи печника и спросил:
– Твоя?
Симоха лениво посмотрел на вещицу, взял ее в руки, покрутил и положил в карман.
– Кажись моя!
Сашка заверил мастера, что об этом разговоре никто никогда не узнает. И про ногу тоже.
– Про какую ногу? – вдруг проявил неожиданный интерес Симоха.
– Про старую рану на твоей пятке. Вон, ты и хромаешь немного!
– Говори все, что знаешь про мою ногу?
Сашка почувствовал определенную угрозу в голосе мастера.
– Про твою ногу не знаю ничего. Я нашел поляну, где ты бился с незнакомцами. Там и пуговицу нашел. А в одном месте увидел след от твоей ноги на земле. Пятка тоже хорошо отпечаталась вместе со старым шрамом.
– Что тебе от меня нужно? Ты ведь не похож на доносчика!
– В своей жизни я не встречал таких необычных людей как ты! Началось с того, что ты узнал на рисунке плавильную печь, о которой даже бывалые мастера в этих краях не слыхивали. Еще больше ты меня заинтересовал, когда ушел от ответа о происхождении своих знаний и навыков. Совпадение, делающее тебя победителем в драке с двумя ражими мужиками, толкнуло меня на этот разговор. Как тебе удалось с ними справиться? Клянусь, никогда никому говорить об этом не буду. Да и кому говорить-то? Немец думает только о железе, Петухов выпрыгивает из порток для сохранения своей должности, а губной староста крайне заинтересован в собственном спокойствии и в угощении на стороне.
Симоха думал-думал, потом коротко сказал:
– Есть древние хитрости для драк с набором обманных движений, прыжками, знанием болевых и смертельных мест на теле противника. Я хитрости хорошо знаю и постоянно тренируюсь. Места здесь только в деревнях и на полях тихие, а в лесу и на реке держи ухо востро.
Утром закипела работа. Симоха с двумя помощниками поехал за глиной для плавильной печи. Заранее приготовили здоровенное корыто, в котором замачивали этот материал. Потом возили камень для фундамента печи. Сашка поехал с Прохором искать нужного кузнеца. Петухов громким голосом давал указания при строительстве кузни. Ланге с толмачом и рабочими отправились на заготовку руды.
Вечером мастер, толмач и Петухов засели за подготовку отчетного письма в Москву барину. Все были при деле, трудились в поте лица.
Прошло около двух недель, прежде чем Симоха сам возобновил с Сашкой разговор об убиенных. К этому времени и обстоятельства сложились подобающе – Петухов укатил в Москву с докладом.
– Пригляделся я к тебе, помощник. Волю дал своим ощущениям. Честно скажу, угрозы от тебя не исходит. По жизни ты как будто сам по себе. И возникло у меня желание продолжить с тобой общение. Есть еще одна причина – мое одиночество в этих краях, да и ты, похоже, не сумел найти здесь попутчика для души.
– Отвечу так! Чувствую в тебе сильное отличие от тех, кого встречал раньше. Думаю, наша дружба будет полезная, – заключил Сашка.
– Для меня скорее всего так. А для тебя может стать опасной – сразу предупреждаю!
– Симоха, не пугай меня. Для доброго дела ничего жалеть не стану, а на злое меня не уговорить. Будь ты хоть сват, брат, друг…
– Не боись, со временем все сам поймешь. Пока скажу одно – я принадлежу к лесным людям. Слыхал о таких?
– Слыхом не слыхивал и видом не видывал, – немного слукавил Сашка. Он уже кое-что знал о них из рассказа Еремы.
– Как не видывал? Вот, смотри! – и Симоха весело ткнул себя в грудь и продолжил, – наш род живет в лесу семьями. Но все семьи принадлежат к одному роду. В каждой семье от двух до пяти человек, и каждая имеет свою громадную территорию. Это тебе не деревня, где от соседа до соседа рукой подать! Порой к другой семье весь день идти надо. Жилища так спрятаны, что нелесному человеку вовек не найти. Еда у нас, как и везде, сезонная. Летом надо запасаться на зиму. Соль добываем в глубоких ямах. Одна такая яма на две-три семьи. Там иногда и встречаемся, сватовство тоже там происходит.
– А вера у вас какая?
– Поклоняемся мы выбранному в лесу дубу. У каждой семьи свое дерево. Его свято берегут.
– Значит, язычники?
– Как хочешь, так и зови. Только в каждой семье есть свой лекарь. Здесь их называют знахари. Этому начинают учить с детства. Корешки, листья, цветочки, когда и как надо собирать, сушить или сок выдавливать. Лесным людям хворь или рана не страшны.
– Твоя семья далеко отсюда?
– Когда в лес войдешь, то идти надо день. Ночь отдыхать, потом еще один день идти. Это только летом, а зимой много дольше. Если кто чужака приведет, то семья или спрячется, или перейдет в другое более глухое место.
– А от вас кто-нибудь уходил в другие места жить?
– Только по заданию семьи. Например, мне пришлось уйти в деревню.
– У тебя, что же задание? – спросил Сашка.
– Задание или как по-другому, но на то была нужда. Раньше лес-то совсем близко к Поротве подходил. В одном месте, прямо в берегу реки, существуют залежи камней сулемы. Коли переплавить один камень с железом получают материал, способный выдержать удар стрелы, сабли и пули, но не всякой. Толщина такой защиты с бумажный лист, а по весу от плеч до пят, как доха из хорошей шкуры. Еще делают из этого материала ножи, тарелочки для запуска рукой. На охоте они могут горло любому зверю разрезать. И вот однажды мой дед-ведун сказал про свой сон. Ведь место, где залежи сулемы, знают только несколько человек. Еще давно-давно, когда граница с Литвой проходила недалече отсюда, инородцы тоже узнали про это чудо. Тогда весь лесной люд собрался и засыпал проходы к ним с поверхности земли. Остался только один вход с берега, глубоко под водой. Деду приснилось, что лихие люди ищут этот вход. Меня послали проследить. Обосновался я в ближайшей деревне. У реки, недалеко от этого места, устроил свое сидение. Днем спал дома в деревне, а ночью приходил в схрон, дежурил неделю, уже думал, что дед не так свой сон истолковал. На восьмой день услышал на другом берегу, будто кто к воде лодку тащит. Оказался плот, а на нем два здоровых мужика. Подплыли поближе, разговаривали на незнакомом мне языке. Один надел плетеные плавники на ноги и нырнул.
– Что за плавники?
– Как хвосты у рыбы, на каждой ноге по такому хвосту. Видать, они ускоряют движение под водой. Дыра эта находится так глубоко в воде, что воздуху может не хватить. Пловца долго не было видно. Скорее всего под землей находится пещера, незаполненная водой. Но как он в темноте разбирался, сказать трудно. А с каждым нырянием он доставал сумку, наполненную, скорее всего камнями. Потом они уплыли и появились на следующую ночь. Так продолжалось четыре дня. Когда на пятый день с рассветом они пошли в сторону Росляковки, я догадался, что у них где-то спрятаны лошади, на которых собираются уехать и увезти добытые камни. Что мне оставалось делать? Подождал я их на той поляне в кустарнике. Дальше ты все знаешь.
– Ну а сулема, что там так и лежит?
– Нет. На том же плоту я ее переправил, где мой схрон, там разложил. А потом перенёс в Бужениново к себе в избу.
Глава пятая
Царедворец остался доволен докладом Петухова и содержанием переданной ему грамоты. Главная радость состояла в том, что запасов руды хватит на сто лет.
Милославский приказал Петухову утром другого дня отбыть домой. Дескать, без его пригляда всякое может случиться. И приказал приехать в следующий раз, когда будут готовы образцы, добытого железа.
Староста хотел было просить еще день, так как была необходимость сделать кое-какие покупки, но поразмыслив, оставил эту затею. Боярин быстро менял милость на гнев.
Николай Анисимович надеялся на открытие лотков, стоявших на пути к Калужской заставе. Надо же жене и детям гостинцев привезти. У пекарни остановил свой поезд и купил мятные печатные пряники. Дочерям «зайцев», а сыну «медведя». Отъехали, и староста углядел развешанные прямо на улице разноцветные платки. Хозяин вертелся рядом, но торговлю не открывал. Все чего-то поправлял, раскладывал. Узнав, что покупатель держит путь под Малоярославец, сообщил нерадостные дорожные новости:
– В районе деревни Бунчиха, что сразу за рекой Нарой, объявилась банда. Небольшая и странная. Грабят аккуратно без убийства, отбирают деньги, еду и питие, иногда раздевают, но не догола. Вчера к вечеру, например, прошли две подводы: одна из Медыни; другая из Малоярославца. Бандиты забрали еды столько, сколько смогли унести в руках. Все делали тихо и молча.
– Спасибо тебе, Афанасий, за сказ. Буду сторожиться. Доброй тебе торговли!
После сделанных покупок скорость прибавили. Николай Анисимович спешил засветло добраться до деревни Каменка, что за Подолом. Там его старый знакомец и приют даст, и лошадей обиходит. Получилось.
Утром миновали по летнему мосту реку Нару, проехали Бунчиху, от души стало отлегать, нервы успокаивались. Вдруг кто-то вихрем вскочил на ступеньку коляски, вырвал вожжи из расслабленных рук Петухова и остановил движение. Еще три бандита подскочили к охранникам. Мужики не сопротивлялись. У них отняли один пистоль и два ружья, мешочки с порохом и пулями. Развернув тряпицу, бандит понюхал пряники и сказал:
– Годится!
Потеря пряников, досады не вызвала. Чем полакомить детей, он сможет купить по дороге. Пусть не московского производства, но дети все одно будут довольны. Охране сказал, чтобы ехали не короткой лесной дорогой, а большаком. Пусть дольше, но надежнее.
Добравшись без особых приключений до Росляковки, Петухов прочитал ответ барина немцу и его людям.
– Господин Милославский добавил что-то на словах? – спросил мастер.
– Просил передать… – и Петухов повторил все, о чем говорили: сосредоточить главное внимание на скорейшее получение образцов железа, – еще в Москве предупредили, что за деревней Бунчиха объявилась банда. На всякий случай грамоту Милославского спрятал под сидушку, а так кошель остался при мне и по карманам деньга кое-какая валялась. Аккурат в Бунчихе все и случилось. Взяли нас тихо и без угроз. У охраны отняли пистоль, два ружья, порох и пули. У меня, к стыду великому, взяли только пряники и то, сперва вор их понюхал.
– Нечто пряников никогда не видывали, чего их нюхать? – удивился толмач.
– А вор еще и добавил, дескать годится. Думал, что обыскивать станут и уже попрощался с деньгами.
– Небось за письмо еще волновался? – поддержал толмач.
– Не успел, он пряники схватил и убежал.
– На воров не очень похоже, – заключил Сашка.
– Говори, Николай Анисимович, чего тебе еще запомнилось? Больно случай редкий. Расскажи кому, никто не поверит. Странно все, – рассуждал Симоха.
Петухов нахмурил брови, сосредоточился и потом продолжил:
– Годов им всем одинаково, около тридцати, безбородые, безусые, одеты чисто и не по лесному. Еще знаешь, мой с пряниками, когда в коляску запрыгивал, рубаха на нем раскрылась, а там на черном кожаном шнурочке то ли монета висит, то ли медаль.
– Медальон, – уточнил Сашка и тут же спросил, что на том медальоне было изображено.
Петухов напрягся еще сильнее, долго думал, потом заключил:
– Не помню, что-то было, а что? Все так быстро и неожиданно.
Когда стали расходиться, Симоха потащил Сашку к себе в избу. Там залез в ларец и вытащил два медальона на двух кожаных шнурках.
– Понимаю так, что оба висели на тех убитых, что давеча нашли в кустарнике.
– Догадливый ты. Как бы показать их Петухову, может узнает, тогда и нам станет легче.
– Отчего легкота появится? – удивился Сашка.
– Может те из Бунчихи связаны с двумя в кустарнике. Не дождутся и сами полезут в воду за камнями.
– Петухову медальоны показывать никак невозможно. Сразу побежит к губному старосте, другу своему Устину Андреевичу. И бандитов не поймают, и шуму наделают.
– Что предлагаешь? – спросил Симоха.
– Предлагаю разобраться самим, но сначала покажи, что там на медальонах изображено.
Симоха протянул один шнурок и сел напротив. Сашка узрел вдавленное изображение птицы.
– Сокол или беркут, поди разбери.
– Рарог, – выдал Симоха, – Огненный Сокол зовется, воплощение Сварожича Семаргла.
– Ну ты даешь. Никогда не слыхивал. Что за птица такая?
– У нас Рарог, а у них не знаю, может как по-другому зовется.
– Хотя бы что означает?
– Человеческое происхождение птицы. Вообще, длинный сказ получится.
– Ладно, после разберемся. Когда заканчиваешь класть плавильную печь?
– Осталось немного, потом она должна сохнуть три седмицы, потом пробный запал и еще время на просушку.
– Вот как закончишь, просись домой в свое Бужениново, хозяйство проверить, ну а я с тобой поеду для присмотра.
– И что?
– Дальше моя забота, спрошу у Петухова лошадь с телегой, чего пешком идти в твою деревню. На самом деле купим баранок и двинем к Бунчихе.
– Может еще булок купить с хорошим запахом? Поглядим, что продают в пекарне.
Кляча еле-еле тащила повозку. Но и торопиться было некуда. Когда выехали на большак, до Бунчихи оставалось верст десять. Дорожный разговор начал Сашка:
– Давно хочу спросить тебя, Симоха, где ты выучился своему печному ремеслу? Как освоил конструкцию железоплавильной печи?
Симоха начал свой сказ с лесных традиций, установленных еще предками в давние времена. Речь шла о длительном гостевании подростков одной лесной семьи у другой.
– Когда только входил я в молодецкую силу, меня отвели в Шеру, место в лесу, принадлежащее нашей родне. Шли мы четыре светлых дня, три раза ночуя в лесу. Встретили нас с радостью, и мне в этой семье сразу понравилось. Та родня уже приспособилась плавить из породы железо, другой родственник им подсказал. Вокруг них железных каменьев накидано видимо-невидимо. Вот я и попал под кладку плавильной печи.
– Кто же тот, другой родственник, что научил печь класть?
– Мы лесные люди сами по себе, токмо грамоты не знаем, а в остальном надо поглядеть у кого ума больше. Мы древние по названию, но вовсе не дремучие.
– Чего ты грамоту упоминаешь?
– Был бы грамотным, написал бы много и о многом. Бывает, знает один секрет и носит в себе. Помирает и все знания пропадают.
За рассказом и не заметили, что на взгорке показалась Бунчиха. Для друзей настало время выбирать место для стоянки. Вдруг из-за громадной липы, растущей на обочине, вышел молодой неопрятный парень. Он размахивал руками и просил остановиться.
– Чего случилось? – спросил Симоха.
– Брат мой ногу подломил, идти совсем не может. Помогите вывезти его из леса на дорогу.
– Чудно как-то, парень! Неужели у тебя силы нет брата из леса вытащить?
– Силы были, растерял я их, уже и сдвинуть брата не в состоянии. А вы вон с повозкой, да почти пустой. Здесь по лесной дороге четверть версты всего будет.
– Чем заплатишь? – не мог угомониться Симоха.
– Не обижу, – обнадежил мужик.
Друзья переглянулись. Симоха едва кивнул. Стало понятно, настоящая ловушка, но отступать нельзя, иначе вся их затея не стоит и горшка разбитого.
– Ну, что, Симоха, кинь добро за лес, после на́йдешь? Так, что ли?
– Давай, парень, кажи дорогу. Только про посул свой не забудь.
Действительно, через четверть версты, приваленный спиной к дереву и, раскинув в разные стороны ноги, сидел здоровенный мужик.
– Вот, Локис, подмогу привел, – крикнул проводник.
«Раненый» ответил, даже не повернув в сторону спасения своей головы.
– Матеуш, брат, век не забуду.
Сразу после этих слов из-за ближайших деревьев вышли двое таких же парней.
– Все москали, отъездились, – раненый встал, как ни в чем не бывало, и подошел к путникам, – руки назад, – скомандовал он.
Когда Сашка и Симоха закинули руки за спину, проводник лихо скрутил их веревками. Ребят усадили на траву и четверо бандитов начали между собой разговоры на непонятном языке. При этом один из них шарил по телеге, заглядывал под сиденье, под днище. Пять буханок хлеба, шмат сала, связку баранок положили на мешок. Бандиты отрезали куски, жевали и продолжали свой непонятный разговор. Один из бандитов налил из жбана в братину кваса и влил в рот сначала Симохе, потом Сашке. Бандиты заржали и продолжали лепетать на своем бесцветном языке.
На русском языке первым заговорил Локис:
– Кто такие, куда путь держите?
– Лаптежники мы из Малоярославца. Ездим по деревням, собираем заказы, потом выполняем их, тем и живем. Мы – вотчинные ремесленники.
Бандиты опять заржали.
– Зря смеетесь, – первым заговорил Симоха, – почитай вся Русь-матушка в лаптях ходит и не жалуется. На-ка, примерь мои лапти, думаю размер как раз по тебе будет, – и Симоха вытянул ногу.
Бандиты переглянулись. Тот, который Андриус, скинул свои перемотины, потом разул пленника. На свои грязные ноги намотал онучи, перевязал их веревкой и приторочил лапоть. Встал, потоптался и крикнул:
– Сымай другой!
В новой обушке бандит прошел по траве и сказал по-русски:
– Удобно, мне нравится! А ты, москаль, босиком походишь. Думаю, что недолго осталось.
Потом бандиты долго общались на своем языке. Порой так заунывно, что хотелось плакать. Иногда ржали во всю глотку.
– Сейчас пойдем дальше в лес, туда, где у нас жилище. Там начнете плести нам вот эту обушку. Сколько времени нужно на это дело?
– Два дня, – ответил Симоха, – только если заготовок хватит. Но, знаешь ли, господин… Как тебя?
– Локис, по-вашему – Медведь.
– Знаешь, господин Медведь, в одной паре лаптей у нас и на рыбалку не ходят. Всегда имеют при себе запас. За все про все нужно четыре дня.
– Ладно, три!
– Ну а дальше, что?
– Посмотрим!
– Нет… Если собираетесь нас убить, на хрена я буду руки свои напрягать? Убивай здесь и сразу! Вон недалече и яма, туда нас и скинете!
– Если все сделаете как надо, и по-честному, и хорошо – отпущу.
Все бандиты опять дружно загоготали.
– Только не обмани! Я ведь слово знаю! По-другому в моих лаптях все свои ноженьки переломаете!
Шли долго, солнце взошло на самый верх, и очень скоро пленники увидели два шалаша, костровище, шесть лошадей и привязанную собаку. Видимо, собака была хорошо обучена. Она не издала ни звука. Только вскочила на лапы и завиляла хвостом. У шалашей лежала мытая посуда, за шалашами виднелась яма для отбросов. В целом в лагере царил порядок. Бандиты распрягли телегу, перепеленали кляче передние ноги и отправили пастись. Корыто с водой кляча нашла сама. На траве бандиты расстелили попону, усадили пленников и выдали по куску их же хлеба.
– В следующий раз кормить будем утром, – сказал тот, кого все называли Вилкас.
– Мое имя означает Волк. Вот сейчас поедите и приступайте к работе!
– Ты, господин Волк, должен понимать, что нужен замер с каждой ноги. Так что, давайте, подходите по очереди.
Бандиты замерли. Каждый прекратил свое занятие, и они начали переглядываться. Сашка правильно определил – смелости у них маловато, чего-то боятся. Медленно, очень медленно соображая, бандиты встали в очередь снимать замеры. Подставляли грязные ножища под приспособленные сухие ветки. Сашка ловко снимать замеры, хотя в лаптях он ничего не понимал. Но принялся так сметливо помогать другу, что никакие подозрения и не возникли. С темнотой друзья улеглись на ночлег прямо на своем рабочем месте. Обнаружилось, что собака, спущенная с поводка, легла рядом.
Ночью Сашка и Симоха шепотом стали обсуждать сложившуюся ситуацию. Дело выходило так, как они поначалу и представить не могли.
После получения утреннего куска хлеба, Симоха заметил, что от такой кормежки у него дрожат пальцы рук, и он не ручается за качество своих изделий.
– У нас еды в обрез, – рявкнул бандит с именем Вилкас и пошел в сторону шалашей.
– Мы на ваши харчи не претендуем, – с ухмылкой крикнул ему Симоха.
– Ты знаешь, где здесь постоялый двор? – спросил Вилкас.
