Читать книгу: «Городской роман или Школа Карабаса», страница 3
Глава 4
На следующее утро девочки после мытья в душе старательно накручивали на головы бигуди. Лишь кучерявая от природы Вика была освобождена от этой процедуры. Зато она с удовольствием помогла накрутиться новенькой, усадив ту перед зеркалом в гримерной комнате. В результате – волосы Нади так непривычно туго стянули бигуди; что заставило ее еще больше почувствовать себя не в своей тарелке.
Затем все собрались в кухне, которая располагалась в самой маленькой комнате клуба. Однако, несмотря на свои размеры, она была значительно больше той кухни в хрущевке, где проживала Надя. Тут не было никакого окна, и помещение освещалось лишь люстрой с яркой лампой, спускаемой с высокого потолка на длинном шнурке, вокруг которого был крученый электропровод, наподобие провода домашней телефонной трубки. Под люстрой находился длинный стол с двумя скамьями. По левую сторону от двери кухни в ряд выстроились: мойка для мытья посуды, стол для готовки, электрическая плита, ящик для овощей и пара больших холодильников.
На завтрак к воспитанникам присоединилась щуплая и уставшая Ира, с растрепанными каштановыми волосами, на носу и щеках которой красовались симпатичные веснушки. К ней тут же подсела Вика, и, встряхнув своими черными волосами, шепотом задала вопрос:
– Ну как?
– Сначала – рот, потом шведская стенка и поясок на ночь, – так же шепотом ответила Ира и гордо добавила: – Поясок не уронила, и Степаныч меня выпустил.
– Может, все же перестанешь упрямиться? – предположила Вика; но Ира решительно мотнула головой. А, так как дети достаточно плотно сидели на скамейках за столом, то этот разговор был услышан и понят, пожалуй, всеми, кроме Нади. Однако девочка, сидя напротив Вики и Иры, воздержалась пока от своих расспросов.
Зато новенькая принялась наблюдать за тем, как дежурила в этот день Света. А та – на столе для готовки – намазывала сливочное масло на ломтики хлеба и покрывала эти бутерброды тоненьким слоем красной, слегка обветренной икры. Уложив по два бутерброда на плоские тарелки, она добавляла к ним по одному помятому, а иногда надкушенному кем-то, бисквитному пирожному. Затем тарелки Света выставляла перед детьми; а в качестве напитка выдавала по большой кружке сильно разбавленного растворимого кофе со сливками.
Но если все воспитанники спокойно принялись за завтрак, то Надежда лишь с изумлением уставилась на свою тарелку со сказочными лакомствами.
– А сегодня что? Какой-нибудь праздник? – решила робко спросить она у Вики.
– Никакой не праздник, – вяло ответила та, но догадавшись, что новенькая ничего не поняла, дала все же разъяснения происходящему: – Здесь не бывает праздников. Просто мы едим то, что не доели клиенты вчера в зале. Только на обед бывает овощной суп, который варит для нас Маргарита.
А по окончании завтрака все разошлись по сторонам.
Дежурная Света, перемыв посуду на кухне, тщательно убралась в жилой комнате, гримерной и душевой; после чего, как обычно, уставилась в окно, наблюдая за детьми, резвившимися на детской площадке во дворе их дома.
Ира удалилась отсыпаться после бессонной ночи, проведенной у шведской стенки, попросив девочек разбудить ее через пару часов, чтобы успеть привести себя в порядок.
Лариса сама вызвалась помогать Маргарите на кухне в приготовлении предстоящего обеда, где с удовольствием сплетничала, а вернее ябедничала старшей женщине на других воспитанников.
Мальчик Антон с Юлей – под наблюдением, пришедшего на работу молодого охранника – устроили игру в догонялки между столиками центрального зала, начав со странной считалки, которую громко произнесла девочка:
– Тили-тили, трали-вали,
Мы гуляли на бульваре.
Веселились, водку пили,
А потом тебя любили!
– После чего с криком: – Догоняй! – она бросилась наутек от мальчика.
Только Вика привычно вспорхнула на подиум и, с удовольствием сделав несколько поворотов у шеста, с легкостью села на шпагат. Неподалеку от нее, присев прямо на пол подиума и свесив ноги, устроилась Надя, спросив:
– Ты здесь давно живешь?
– Уже два года, а что?
– А как сюда попала?
Вика, наклонившись, вытянула руки к носку ноги и, повернув голову, внимательно посмотрела на новенькую, стараясь определить – до какой степени можно с ней откровенничать. Однако широко открытые, почти с детским выражением глаза Нади, прямо смотрящие на нее, располагали к достаточно прямому разговору; и поэтому Вика произнесла:
– Я, как и ты – москвичка. Просто сбежала из дому и прибилась к цыганам. Они меня приняли – даже своей посчитали. Ей-богу!
Заявляя это, Вика из шпагата перешла в позу сидения по-турецки – встряхнув черными вьющимися локонами до плеч – и кокетливо взглянула карими глазами на Надежду, которая решила уточнить:
– Ты что? Действительно цыганка?
– Конечно же, нет, – широко улыбнулась Вика. – Просто я еврейка. Зато я у них научилась попрошайничать и гадать зеркальцем прямо по-цыгански.
– Это как?
– А вот так.
Вика вскочила на ноги, зачесала свои черные кудряшки руками назад, по-цыгански передернула разок плечами, и слегка пританцовывая, как будто приближаясь к невидимому объекту, затянула хорошо известную песню:
– Позолоти руку, касатик! Ой, вижу, касатик, – заглядывая в воображаемое зеркальце в руке, объявила девочка: – Счастье, любовь в жизни получишь! Горе позабудешь!
Чем вызвала веселый смех Надежды, к которому почти сразу присоединилась и сама Вика. Вдоволь насмеявшись, Надя спросила:
– Ну, а дальше?
Услышав ее вопрос, Вика прекратила смеяться и уже серьезно с грустью ответила:
– А дальше меня на Павелецком вокзале заприметила Марго, похвалила и привела сюда. Вот и живу тут. Во всяком случае, здесь дождь со снегом на голову не сыпет.
Некоторое время Надя пробовала про себя оценить неожиданные положительные стороны здешней жизни, а потом решила узнать:
– Почему ты вчера сказала, что меня папка продал?
Такая детская наивность удивляла евреечку, и она тут же решила развеять ее своим замечанием:
– А разве это не так? Деньги получил, а тебя оставил. Мои родители со мной ни за что так не поступили бы. Ей-богу!
– А что же ты тогда от них сбежала? – съязвила Надя.
– Дура! – обидевшись, заявила Вика. – Мои родители погибли в автокатастрофе, а сбежала я от опекуна.
– Прости, – извинилась Надежда. – Я не знала…
Девочки немного помолчали, думая каждая о своем, но потом Надя упрямо заявила:
– Все равно я не верю, чтобы мой папа меня продал! Ему просто надо было рассчитаться с банком. Там грозили квартиру отнять.
– Ну, это дело твое: верить или нет, – отмахнулась от нее Вика, однако через минуту предложила: – Хочешь сейчас получить от меня дельные советы?
– Какие?
– Во-первых, иди и суши волосы под феном в гримерной. Прическа к двум часам дня обязана быть сухой. А во-вторых, ты сейчас новенькая. Новенькими – девочки здесь бывают только первые два месяца; пока не начинают обслуживать посетителей в кабинетах. До этого с ними занимается только Карабас; и всегда – в первую очередь! Поэтому сегодня, как приедет – займется тобой!
– Почему ты так называешь Вадима Петровича? – решила узнать у нее Надя.
– Про Буратино сказку помнишь?
– А то!
– Так вот, знай! Вадим Петрович, как Карабас нас дрессирует. Он очень хитрый дрессировщик. Но он не всегда жесток, его можно уговорить – не наказывать. Ей-богу! А впрочем, обучение и наказания здесь, как говориться, ходят паровозом. Просто твое внимательное и точное выполнение упражнений поможет тебе избегать вздрючку. Хотя… – и немного помолчав, девушка все же решила договорить: – порой некоторые упражнения больше смахивают на наказания.
Глава 5
Вика немного ошиблась, предположив, что сегодня Карабас будет заниматься только Надей. Ибо, подъехав на своем «VOLVO» к клубу, как обычно, к двум часам дня Вадим Петрович вынужден был решить ряд юридических и финансовых вопросов. Тренировать воспитанников было просто некогда. Только во время обеда он вызвал новенькую из-за стола на кухне, потребовав, чтобы та тут же шла в спортзал.
Убедившись, что на девочке надеты вчерашние, уже починенные охранником, босоножки, хозяин приказал ей пройтись туда-сюда по помещению с откидыванием ног в сторону. А когда через некоторое время Надя оказалась прямо перед мужчиной, он остановил ее словами:
– Достаточно! Походка стала намного тверже. Не достает пока изящества, но время на его приобретение еще есть, – после чего бесцеремонно уставился на ее стринги, откуда во все стороны торчали светлые нижние волосики девочки. «В таком неопрятном виде перед публикой никак нельзя!» – подумал про себя Вадим Петрович, и уже через минуту отдал приказ:
– Снимай трусы и залезай на кресло! – зажигая яркое освещение гинекологического оборудования, чем ввел девочку в ступор. Добиваясь послушания, хозяин строго спросил:
– Хочешь дать мне свой поясок?
Этого Надя не хотела, а потому вынуждена была быстро стянуть с себя стринги. И пока раскрасневшаяся от стыдливого смущения девочка без трусов принялась развешивать свои ноги – мужчина достал из ящика стола расческу, ножницы и электробритву, которую подключил в розетку над столом. При помощи этих инструментов хозяин заведения – как заправский парикмахер – подстриг и выбрил естественную растительность между ног Нади. Оставленные им волосики – в форме вытянутого сердечка – указывая на физиологическую зрелость девочки, могли уверенно прятаться под любыми стрингами. А в дальнейшем Надежда узнала, что процедуру по поддержанию такого внешнего вида у хозяина проходили все без исключения воспитанницы данного заведения.
Закончив стрижку, мужчина положил инструменты назад в стол и распорядился:
– Убери-ка за собой мусор, потом прими душ; после чего в банном полотенце и босоношках приходи в кабинет с шестом, где мы вчера занимались. Свою одежду принесешь в руках.
Минут через двадцать Надя вновь предстала перед хозяином, держа одежду в руках. С ее мокрых волос, которые под душем потеряли свои кудряшки, на голые плечи изредка стекали капельки воды.
– Положи одежду на кушетку и подойди ближе, – потребовал Вадим Петрович. Но как только девочка подошла к нему – он, как в прошлый раз, резким движением сорвал с нее полотенце, заставив вскрикнуть и заслониться руками.
– У тебя неправильное поведение, – недовольно заметил хозяин. – И где твой поясок?
На что Надя кивнула в сторону принесенной ею одежды, где среди прочего находился и поясок.
– Итак, ты сделала сейчас две ошибки, – констатировал Вадим Петрович. – За ошибки я всегда наказываю! Но я не стану сильно наказывать, если ты сама сможешь назвать ошибки вслух.
Было удивительно, что в голосе хозяина не звучали ни раздражение, ни злоба. Этот голос, как и сам Карабас, был совершенно спокоен, и даже где-то устало ленив от бесконечного однообразия данной работы со своими воспитанниками.
– Ну, так что? Разве трудно догадаться?
– Нельзя загораживаться руками, – тихо произнесла Надя, не без усилия воли, опуская руки по швам.
– Верно, а еще?
– Нельзя вскрикивать? – предположила девочка.
– Да кричи, сколько хочешь! – с явной издевкой в голосе отметил мужчина. – В данном ремесле на крики, как правило, никто не обращает внимания. Ошибка не в этом!
Девочка растерянно оглянулась кругом, лихорадочно пытаясь найти правильный ответ. Наконец ее взгляд упал на кучку одежды, лежащей на кушетке, среди которой был поясок. И она вспомнила вчерашние наставления Карабаса.
– Поясок можно снимать только с вашего разрешения.
– Правильно, – спокойно отметил мужчина и мягко попросил девочку: – А теперь дай-ка мне его!
Надя послушно поднесла хозяину поясок; и мужчина стал медленно наматывать его на правую руку, одновременно выдавая пояснения проводимому уроку:
– Итак, мне следует наказать твои шаловливые ручки, чтобы они больше никогда не стремились прятать от кого-либо твоей прелести. Дай-ка мне сначала одну руку!
И хозяин – не хуже ее папки – крепко зажал кисть протянутой руки, а потом резко стеганул свободными концами пояска чуть ниже локтя. Девочка от страха лишь зажмурила глаза.
– Теперь – другую! – и экзекуция повторилась.
– А теперь подумай хорошенько, – предложил мужчина, – и скажи мне: для чего, по-твоему, здесь постоянно нужно носить на себе поясок?
– Для красоты?.. – неуверенно пролепетала Надя. Но заметив отрицательный жест Карабаса, она, с ужасом догадавшись, набрала в себя как можно больше воздуха и отчаянно произнесла: – Чтобы им лупить, как ремнем…
– Верно!!! Ты умная девочка, – довольно отметил хозяин. Однако все же решил добавить: – Давай-ка сейчас закрепим с тобой пройденный урок. Возьми-ка шест руками! – И он только разок – не в наказание, а лишь для памяти – стеганул по голым и еще розовым со вчерашнего дня ягодицам девочки. Затем одним взмахом руки по воздуху, мужчина ловко размотал поясок и протянул его Наде со словами: – Теперь надень его! Надеюсь, отныне ты не будешь забывать его носить?
На что девочка, застегивая на талии поясок, отчаянно замотала головой. А мужчина, решив, что сумел достаточно удачно объяснить навенькой манеру здешнего поведения, весьма давольно объявил:
– Продолжим урок! Возьми-ка поднос с бокалом, – и, указывая на принесенные им из зала предметы на кушетке, предупредил: – Бокал ни в коем случае не должен упасть и разбиться! – А после того, как Надя взяла поднос, хозяин потребовал: – Подними-ка его над головой. Осторожней! Теперь, не спеша, повернись кругом.
На девочке был только поясок с босоножками, и Вадим Петрович невольно залюбоваться ее обнаженными прелестями. Обучая здесь главным образом подростков, он крайне редко видел перед собой столь уже полноценным образом сформированную женскую фигуру, которой обладала Надя. Ему вдруг невыносимо захотелось забыть, что он тут лишь учитель малолеток; и мужчина – уступая собственному желанию – дотронулся ладонями до ее упругой груди. До сих пор до девочки никто так не дотрагивался; и прикосновение рук хозяина стало для нее еще более неприятным, чем ощущения от порки. Она задрожала мелкой дрожью, едва сдерживая подступившие к горлу слезы; отчего бокал чуть было не упал. Отметив ее напряжение, мужчина почувствовал досаду и, обойдя девочку, уверенно обхватил ее сзади за талию, потребовав:
– Нагнись-ка вперед!
Та послушно согнулась под прямым углом, держа поднос горизонтально полу – будто китайская кукла из балета «Щелкунчик». Бокал лишь слегка качнулся. А мужчина – продолжая заигрывать с Надей – придерживая девочку за талию одной рукой, другой слегка шлепнул по голому заду. От неожиданности та дернулась – из-за чего бокал опрокинулся; и хотя он не упал на пол и не разбился – однако все же вызвал этим испуганный возглас воспитанницы.
Напрасно только что хозяин заявлял, что крики тут ни на что не влияют; ибо именно ее восклицание окончательно остановило нахлынувшие на него запретные здесь эмоции. Встряхнув головой, мужчина прислушался к музыке, которая зазвучала из зала, где начинался обычный рабочий день, и неожиданно предложил:
– Давай-ка потанцуем!
И, отставив поднос, мужчина выдал такой лихой рок-н-ролл, швыряя голую девчонку из стороны в сторону; что поясок на ее талии не получал возможности повиснуть своими концами вдоль ноги. «Ой, мои каблуки!» – только и успела подумать в этот момент Надя, стараясь с трудом удерживать равновесие на цыпочках, опасаясь, как бы снова не сломать какую-нибудь шпильку своих босоножек.
Вдоволь натанцевавшись, мужчина вновь решил – уже только ради проверки – провести руками по грудям девицы. Разгоряченная танцем, та уже не задрожала при его прикосновении. И, отстранив девочку от себя за плечи на расстояние вытянутой руки, Вадим Петрович, вытирая пот чистым платком со своего лба, спросил:
– Ну как? Понравилось?
– Я никогда так не танцевала, – призналась Надя, стоя перед мужчиной в любимой позе Адольфа Гитлера. У нее вовсе не было взрослого женского кокетства, когда от мужчины руками заслонялась, прежде всего – обнаженная грудь; зато находиться без трусов было просто по-детски стыдно.
– Дорогуша, у тебя масса достоинств, – заметил Вадим Петрович. – Ты обладаешь прекрасными физическими данными, у тебя хорошая гибкость тела, ты хорошо чувствуешь ритм и музыку. Но у тебя есть один недостаток, который все достоинства сводит на «нет». Это твои непослушные ручки!
Услышав это, девочка тут же вытянула руки по швам, но было уже поздно.
– Дай-ка сюда твой поясок и возьми-ка шест вытянутыми руками, – с жесткими нотками в голосе потребовал хозяин.
Просить о пощаде девочка не решилась. Она взялась за шест и изо всех сил зажмурила глаза, подумав: «Он действительно Карабас! Только бороды нет». А Вадим Петрович принялся наносить удары по уже ранее наказанным рукам. Но когда заметил, что кое-где появились кровоподтеки – сразу прекратил экзекуцию. Портить без особой нужды внешность у своих воспитанников – было не в его правилах; и он объявил:
– Я надеюсь, что больше к этому вопросу возвращаться не будем. Сейчас одевайся и пройди-ка в гримерную комнату, где девочки помогут тебе обработать ранки, – и, наблюдая за тем, как девочка поспешно перед ним одевается, мужчина продолжал выдавать свои распоряжения: – Выучишь наш прейскурант, как таблицу умножения! Завтра после обеда я его спрошу. Если ты не будешь ошибаться, то уже с завтрашнего вечера выйдешь в общий зал на работу; а если отвечать будешь неуверенно или с ошибками, то я вынужден буду тебя наказать!
А так как девочка к этому моменту успела одеться – он ухватил ее за ладони и покрутил их. Внимательно разглядев свежие ранки, Карабас постановил:
– Возьми-ка у Марго длинные перчатки.
* * *
Весь остаток вечера Надежда провела в гримерной комнате, где девочки сначала смазали ее раны на руках йодом, а потом вручили бумажку с прейскурантом цен. Принявшись зубрить названия и стоимости продуктов и напитков, она удобно устроилась в мягком кресле рядом с широким окном. Наде было приятно то, что это приоткрытое окно впускало свежий ветерок сквозь вертикальные жалюзи, за которыми, как везде, виднелись металлические решетки.
Время от времени сюда же в гримерную комнату заскакивали то одна, то другая из девочек после выступления перед публикой. И пока они перед зеркалами поправляли свои прически, стирали пот и восстанавливали грим на лицах, Надя могла поболтать с ними о том о сём. Девочка очень старалась наладить контакт с обитателями клуба и подружиться с ними. Однако одна из них никак не реагировала на любопытные вопросы Надежды. Эта девушка – обладая красивыми длинными светлыми волосами, которые даже в завитом состоянии были ниже ее лопаток – очень кстати носила имя Светлана. Она упорно молчала, и Надя невольно подумала: «Наверное, она глухонемая».
– Как это Свете удается так лихо выступать? – отметила вслух девочка, вспоминая свои вчерашние наблюдения из гардеробной. Это замечание она высказала тогда, когда Лариса была с посетителем в отдельном кабинете, а Светлана вышла на подиум, сменив там Вику, которая в этот момент усаживалась перед зеркалом. – Ведь она, наверное, музыки совсем не слышит?
– Почему не слышит? – удивилась Вика, вытирая ватным диском пот с лица.
– А разве она – не глухая? Она совсем ничего не говорит.
– Света и год назад не была болтушкой. А после того, как она куда-то на неделю пропала, а потом ее хозяин привез назад – она вовсе замолчала. Что там с ней делали – никто из нас не знает, и я думаю – не узнаем. Только, обрати внимание на бархатный браслет у нее на левой руке. Она его неспроста носит! Он скрывает порезы, которые она сделала у нас в душе, пытаясь вскрыть себе вены.
– Она хотела покончить с собой? – с ужасом уточнила Надя.
– Ну да. Хорошо еще Карабас что-то заподозрил и спас ее от смерти, взломав дверь вместе со Степанычем. После этого случая душ нельзя закрыть на щеколду. А Света замолчала, я думаю, навсегда. Она теперь молчит даже тогда, когда ее лупят. Ей-богу! Даже писка от нее не услышишь.
После этого Вика сама замолчала, а потом все же добавила:
– Но я бы не хотела, чтобы ты еще с кем-нибудь говорила об этом. Хорошо?
– Конечно, – согласилась Надежда.
Девочка уже начинала понимать, что не от хорошей жизни оказались здесь ее новые подруги. Поэтому нечего было ковырять чужие болячки и задавать нелепые вопросы. Если захотят – они сами с ней поделятся своими проблемами. А не захотят, то пусть остается все так, как сейчас.
Второй день ее пребывания здесь подходил к концу. Но Надя продолжила зубрить большей частью непонятный для нее прейскурант выпивок и закусок совсем не для того, чтобы поскорее приступить к работе; а только за тем – чтобы завтра избежать наказания.
