Чернильно-черный он сидит…

– О, ворон, как сюда проник? —
Я бросился к нему с мольбой.
Камин лишь жаром опалил,
А ворон вновь над головой.
Кружит, к мольбам остался глух,
Кружит, крылом задев глаза…
Я жмурюсь: вот я за столом,
Перо, свеча уж оплыла…

А на листе весь мой рассказ —
Немая исповедь и крик.
Немеют пальцы: я писал,
Писал, не замер ни на миг…

– Ах, ворон, ворон, кто же ты?
За что ты послан был сюда?
Уж не склонить ли головы,
Пред той, что в дом ко мне пришла? —
Кричу надсадно в пустоту.
Я здесь один, а тень всё ближе,
Мой ворон движется к листу,
Я замер: скован, обездвижен.

"О ворон, мудрости твоей
Не буду нынче восхвалять…
Я вижу ты сегодня с ней!
Ты не учёный, ты палач…
О, ворон, ты меня оставь!
Закончить много ль? Десять строк… "
И тень под потолок взвилась,
Мне вслед хрипя: "твой вышел срок…

Он не даёт мне дописать:
То заслонит свечу, то лист,
То по глазам пером опять
А то слетит к камину вниз…
Опять мелькнет под потолком,
Я сжал бумагу в кулаке
И зашвырнул её комком
В камин. "Гори, гори в огне!
Прочь! Прочь! Оставь!" – Надсадный крик.
И тень руками отогнав
Упал я в кресло и притих…
И хриплый шёпот: "ты не прав… ".

Огонь взметнулся на листом.
Прощай, мой труд, моя тоска,
А ворон, где ж он? Пуст мой дом
И перьев чёрных ни следа…

То я шептал в глухом бреду,
Рукой к огню тянулся слепо
И понимал всю боль мою,
Всю душу выпил до рассвета
Тот лист, смешавшиеся с золой.
Он мёртв… А с ним и разум мой.
 

Сонет о поэте

 
Перо скользило, вторя вдохновению:
Слова лились, как музыка, на лист…
И пусть он сам – обычный трубочист,
В его душе поэт с рождения.

Он грамоте обучен был неважно,
Но, коль душа поёт, в том нет беды,
Зато умело он искал следы
Запутавшихся рифм в мгновении каждом.

Его стихи во многих отзывались,
По свету разлетались, разбредались…
Пусть не сейчас, но через много лет,

Когда другие будут в мире люди,
Его стихи читать как прежде будем,
Все скажут: " Он великий был поэт…"
 

Напиши мне пару строк

 
Напиши мне пару строк,
Мне ведь большего не надо…
Напиши, что выйдет срок
И что время не преграда…

Напиши мне, как живёшь…
Пару строчек разве много?
Знаю ты давно не ждёшь
Меня снова у порога,

Знаю, ты сумел добиться
Всех вершин каких хотел.
Я же вольная, как птица, —
Одиночества удел.

Я б сказала, что скучаю,
Жаль, что вспять не обратить
Всё, что мы тогда решали,
Выбирая кем нам быть…

Напиши хотя бы то,
Что меня ещё ты помнишь…
Твоё тёмное пальто
До сих пор лежит на полке…

Паровозный свист, и пусть,
Вызывает нынче слезы.
Слышишь, я письма дождусь!
Напиши… Пока не поздно.
 

***

 
Скамейка в парке, фонари,
Кусты – всё тонет в полумраке,
И только час есть до зари,
Где правдой обернуться враки…

Огромный город задремал,
Стих полуночный гул машин,
И кто-то (видно, опоздал)
Бредёт по улице один…

Поднимет голову, вздохнёт
И снова взгляд опустит вниз…
Душа так просится в полёт,
А небосвод уж сбоку сиз.

А звёзд, как прежде, не видать,
Им город чужд, его огни
Им не дают совсем дышать,
Встречать с рассветом новым дни.

Светлеет небо от зари,
И город оживает вновь:
Кусты, скамейки, фонари
И мчат машины, словно кровь…

Жизнь, принося и шум, и гам,
Наполнит улицы с лихвой,
А ночи, строго по часам,
Опять сольётся с тишиной…
 

Лестница

 
Хочется просто упасть и исправиться —
Прямо к подножью,
Считая ступени рёбрами.
Чтобы подняться опять, оправиться —
Справиться с ложью,
С мыслями тёмными…
Просто упасть и валяться тряпичной грудою,
Путаясь в старом,
Дешёвом, ненужном теле.
Встать и не гнаться за чьей-то нелепой модою,
Показать в себе самое —
Не словами, на деле…
Я изменила бы многое, падая
Вниз по ступеням,
До звона в ушах и крика…
Эта идея до жути, конечно, радует,
Но не умею я из стекла избитого,
Склеивать новую,
Лучшую себя версию,
Не обернувшись на тяжести и лишения.
Лучше себя менять, не бросаясь с лестницы,
А из того что есть
Достраивать отношения…
 

Предновогоднее

 
Сочиняю дурные сказки,
И с утра и до поздней ночи
Я мотаюсь туда-обратно
И скучаю… Скучаю… очень…

По дороге считаю метры
И гляжу на людей с опаской:
Чувства их обтрепали ветры,
Меркнут в радужках стыло краски…