Читать книгу: «Бывший лучший друг», страница 4
Глава 7. Так близко и так далеко.
Семь лет назад
Паша
…Что я делаю? Что же я делаю?
Вжимаюсь в тело Миллы всё сильнее. Целую, не позволяя передохнуть и сделать судорожный вдох. Её губы так трепетно, так нежно поддаются моему настойчивому напору. Её язык в точности повторяет все движения моего. А тело Миллы обмякает в моих крепких объятьях. Я так давно этого жаждал, что сейчас боюсь не справиться с навалившимся счастьем, боюсь раздавить её своим напором. И больше всего боюсь, что сейчас испугается и отвергнет меня.
Но она не боится и не отступает. Не отталкивает, отвечает мне таким же напором, тем самым делая меня самым счастливым человеком. Я увезу Милку с собой. Только эта мысль крутится сейчас в моей голове. Это желание быть с девушкой буквально пульсирует по моим венам. Она должна быть со мной, и не важно, как далеко я собираюсь уехать. С самого детства мы были неразлучны, и это не должно измениться. Никогда.
– Ты поедешь со мной?– всего на секунду покидаю такие прекрасные и чувственные губы. Смотрю с мольбой в её бездонные как океан и голубые как ясное небо глаза.
– Я не знаю, – еле слышно шепчет Милла. – Но я бы очень хотела. Вот только…
– Не надо никаких только, – останавливаю её, прикладывая палец к влажным припухшим губам. – Учеба? Ты думаешь об институте. Мы всё решим! Прямо завтра поедим и решим! Хорошо?
Милка кивает в знак согласия, и я снова её целую. На этот раз позволяю себе скользить губами по щеке и, опускаясь к чувственной шее девушки, провожу языком, оставляя влажные дорожки. Она выгибается навстречу этим ласкам, отчего мой пульс уже совсем зашкаливает.
Что я делаю?
Мои руки живут своей жизнью, проникают под свободную футболку девушки и хозяйничают на мягкой и бархатистой коже. Взбираются всё выше, к заветным бугоркам, облаченным в спортивный топ.
Я должен остановиться! Всё должно быть не так. Это не просто секс. Его я могу получить в любую минуту и с любой. Но с Милой всё должно быть иначе.
Огромными усилиями опускаю руки к плоскому животу девушки, а потом и совсем убираю. Отстраняюсь, делаю неуверенный шаг назад и пытаюсь усмирить бешеное дыхание. Милка, тоже глотает воздух и выглядит очень смущённо.
– Так что ты там говорила? Про погулять? – спрашиваю хриплым голосом.
– Да, – сумбурно отвечает девушка.
На её лице лёгкое замешательство, но она ничего не спрашивает.
– Тогда пошли, – позволяю ей, наконец, открыть эту дверь.
– Пошли, – вторит мне Милка и покидает комнату. Мыслями она уже не со мной. Наверняка жалеет о содеянном. Но я не позволю ей жалеть.
– Прости меня, Милк-Милк, – говорю ей, когда уже идём неспешно по улице.
На какой-то короткий миг в её глазах сверкают слёзы, и я понимаю, что вообще сейчас ляпнул.
– Нет. Я не это имел в виду, – судорожно объясняю ей, хватая за руку. – Я не за поцелуй прошу прощения. За него я извиняться не стану. Я прошу прощения за то, что отстранился, не продолжил.
– Я поняла, – говорит бодрым голосом Милла. А вид такой, что ничего не поняла.
– Нет, не поняла. Я просто не хочу, чтоб всё вот так было.
– А как ты хочешь?
– Я хочу,– на секунду замолкаю, собираясь с мыслями. – Хочу, чтоб ты была моей… девушкой.
– Девушкой? – спрашивает, а в глазах читается лёгкий испуг.
– Да, – настойчивее говорю ей. Мы стоим посреди оживленного парка. Замерли как статуи. Её руки в моих руках, и как бы ни старалась их выдернуть, не отпущу.
А она старается вырваться и вообще ведёт себя странно. Десять минут назад в её комнате мне казалось, что Милла, наконец, открылась передо мной. Мне казалось, что она тоже меня хочет. И если бы не остановился, возможно, всё зашло бы далеко. Уже жалею, что остановился. Какого черта решил, что всё должно быть правильно.
Может, неправильное – это как раз самое правильное.
А теперь Милка зажата, сконфужена и очень-очень отстранена.
Так близко и так далеко.
– Я не знаю, Паш, – говорит тихо, чересчур внимательно рассматривая нашу обувь. – Это всё как-то странно. Мы друзья, – слышу её бодрый голос, а губы предательски дрожат. – Давай пока оставим всё как есть.
– Давай, – бросаю ей с обидой, отпуская руки. Не понимаю её.
Чёрт возьми, нихрена не понимаю.
– Я пойду, – разворачивается, а я её не держу.
Уходит, оставляя меня в полнейшем недоумении. Впервые в жизни в один момент лишаюсь боевого духа. Впервые за долгие годы дружбы жалею об этой дружбе.
Я не должен быть её другом, я должен быть её всем…
***
Длинный коридор измерен неторопливыми шагами. Запах больницы впитался в одежду и заставляет внутренности содрогаться. Обшарпанные стены и вовсе приводят в уныние. Влада нет, он уехал, как и обещал. А я уже полчаса не могу переступить ненавистный порог палаты. В ней лежит мой лучший друг. Спит, как говорят врачи. Умирает, как считаю я. А я ничем не могу ей помочь, и никто не может.
Ладно, хватит заниматься самобичеванием. Истязать я буду себя позже, в спортзале. А сейчас я открою чёртову дверь и войду в палату.
Дёргаю дверную ручку, применяя больше силы, чем требуется. Вваливаюсь стремительно, не давая себе шанса передумать. Глаза сразу находят её, и дыхание застревает где-то в горле.
– Привет, – говорю еле слышно, подходя к кровати и заглядывая девушке в лицо. Оно прекрасно, несмотря на болезненно белый цвет кожи. Такое умиротворённое, как будто действительно спит и видит прекрасные сны. И даже кислородная маска не портит её милое личико.
По соседству с кроватью стоит ветхий стул. Присаживаюсь, беру Миллу за руку, свободную от игл и датчиков. Она перемотана эластичным бинтом, предположу, что это травма, полученная во время аварии. Голова тоже всё ещё перемотана, но сейчас повязка меньше и выглядит не так устрашающе.
– Я тут… это… замещаю Влада, – говорю какой-то бред.
А вдруг она меня слышит? От этой мысли неуверенно ерзаю на стуле, пытаясь придумать, что сказать такого важного. Здравые мысли куда-то в один миг разлетелись и не формируются в слова.
– У меня к тебе серьезный разговор, Милк-Милк, – говорю после минутной паузы. – Я тут последнее время часто вспоминаю наше детство. И не только детство, – улыбаюсь, стараясь показать шуточный настрой. Будто может меня сейчас видеть. – Я много чего вспоминаю. Хотя я и не забывал тебя, – на этот раз я не шучу. – Хотел забыть, потому что ты больше мне не принадлежишь. Но помнил. Все эти годы я помнил каждый миг, что провёл с тобой, – тяжело вздыхаю, сжимаю её ладонь, надеясь на то, что она слушает. – Знаешь, Милк, я всё ещё люблю тебя. И всё ещё не знаю, почему ты ушла. Но на этот раз я так просто не отпущу тебя. Ты очнешься и всё мне объяснишь. Хорошо? Я подожду столько, сколько потребуется.
Сейчас, держа её хрупкую ручку в своей руке, ощущаю себя полнейшим кретином. Не потому что говорю с человеком, который, вероятно, меня не слышит. Просто когда-то, вот также держа её за руку, не задумывался, что могу в одночасье потерять.
Сейчас она так близко и так далеко.
Семь лет назад
Милла
…Сегодня Паша уедет. Мой лучший друг, который в один миг перестал быть просто другом, исчезнет из моей жизни. Всю неделю избегала его, как последняя трусиха. Не ходила вечером на тренировки, не звонила ему в течение дня. Да и он мне не звонил. Вчера прислал короткое сообщение, что его поезд отправляется в девять вечера. То есть через сорок минут. А я сижу в своей комнате, нервно грызу ногти и не знаю, что мне с этим делать.
В универе спросила о переводе, и это возможно. Но подача и одобрение документов требует времени. Я могла бы приехать к Пашке позже, когда всё улажу, но он не звонил мне неделю. Я решила, что он сам уже передумал и не хочет меня тащить в новую жизнь. Это к лучшему. Всё это к лучшему! Ну не суждено нам быть вместе. Баба Валя предупредила меня, а я всё никак это не приму. А теперь сама судьба нас разводит. Паша будет очень далеко и совсем скоро меня забудет.
Из-за горькой утраты по лицу бегут непрошеные слёзы. Они, в конечном счёте, приносят облегчение. Я оплакиваю всё то, чего никогда не будет. О чём мечтала, но никогда не надеялась. Я оплакиваю нашу дружбу, а когда глаза высыхают и больше не остаётся сил плакать, решительно встаю.
Я поеду на вокзал и попрощаюсь с Пашей. Я должна его отпустить и не давать больше шансов на то, что будем вместе. Он должен двигаться дальше.
Выбегаю из дома, наспех кутаясь в кофту. До станции далеко, на своих двоих не успею. Несусь на автобусную остановку, вглядываюсь в номера подходящих к ней пазиков. Запрыгиваю в тот, что едет на вокзал, и нервно посматриваю на время. У меня ещё двадцать минут. Успею, должна успеть. Ох, водитель, миленький, поехали уже.
Водитель как специально не торопится, продолжая обилечивать всех тех, кто только что зашёл внутрь. Гневно смотрит на меня, и только тогда понимаю, чего он ждёт.
– Вот, возьмите, пожалуйста, – поспешно протягиваю ему деньги. Получаю билет и остаюсь стоять рядом с дверью. Задняя часть маршрутки наполовину пустая, но я не могу сейчас сидеть. Напряжение от того, что опаздываю, не даёт расслабиться. До синевы в пальцах сжимаю поручень, когда маршрутка, наконец, трогается и набирает скорость. Пассажиры недовольно фыркают, когда на каждой остановке, приходится меня обходить. Я не обращаю внимания и как завороженная смотрю вперёд в лобовое стекло.
На часах без пяти девять, когда буквально выпрыгиваю из автобуса. Вокзал у нас небольшой, всего три платформы. Бегу в здание, во всегда глаза ищу на табло нужную, ту, с которой уходит сейчас поезд. Но этого не требуется, потому что механический голос гремит и отражается от высоких стен, оповещая меня, куда бежать.
Словно на марафоне, перепрыгивая через ступеньки, выбегаю на вторую платформу и вижу поезд на первом пути. Двери, слава богу, ещё открыты, но платформа кажется пустой. Нет ни провожающих, ни тех, кто уезжает. Поезд кажется бесконечным, пока бегу вдоль него к самому хвосту. Вдалеке маячит силуэт. Один, словно мираж посреди пустынного пути. Это Пашка! Он ждёт меня! Ноги подкашиваются от осознания того, что сейчас будет. Он уедет, а я его отпущу.
– Ты всё-таки пришла!? – кричит мой друг, когда до него остаётся ещё несколько метров.
А я, руководствуясь какими-то непонятными чувствами, не сбавляя скорости, приближаюсь и падаю в его объятия. Впитываю в себя взгляд его добрых серо-зеленых глаз. Под ладонями ощущаю крепкие мускулистые плечи. Льну всей грудью к его груди и припадаю губами к его губам. Не отдаю отчёта своим действиям и возможности передумать тоже не даю. Паша реагирует мгновенно. Теснее обнимает моё тело, подчиняет мой рот своему. Целует так, что не хватает воздуха. И, растворяясь в нём, на секунду забываю, где мы находимся.
Механический голос оповещает нас о скоротечности времени. О том, что осталась всего минута.
– Прости меня, – шепчу другу, с тоской отстраняясь от его губ. – Прости, что не приходила и не звонила всю неделю.
– Это не важно, – с горечью говорит мне Пашка, – главное, что сейчас ты здесь. Ты приедешь ко мне?
– Приеду, – говорю твердо, чего сама от себя не ожидала.
– Когда?
– Скоро, – на секунду, лишь на секунду допускаю, что такое возможно. В голове зреет план, как всё это можно провернуть. Подать документы, устроиться на практику в новом месте, жить в общежитие. Да что угодно, лишь бы быть с ним.
– Я буду тебя ждать, – говорит с напором парень, разглядывая моё лицо.
– Я приеду, – вновь обещаю и снова целую его. На этот раз трепетно нежно и как будто в последний раз. Вместо слов, поцелуй говорит, что мы прощаемся.
– Поезд отправляется, – кричит проводница со ступеньки вагона.
Пашка бросает печальный взгляд на женщину и так же печально смотрит на меня.
– Пока, – говорю ему с вымученной улыбкой, – Увидимся.
– Пока, – вновь припадает к моим губам. С колоссальным усилием убираю руки с его плеч. Ощущаю, как он ослабляет свою хватку на моей талии. – Я позвоню, как приеду, – обещает мне, – буду звонить постоянно.
– Хорошо, – делаю шаг назад, пропуская его к двери. Слёзы, эти непрошеные гости, уже стоят в глазах, готовые в любую секунду вырваться наружу.
Мой друг неторопливо взбирается по ступенькам и, прежде чем двери закрываются, с тоской смотрит на меня.
– Пока, – читаю по его губам, потому что говорит беззвучно.
– Пока, – так же шепчу ему. Дверь захлопывается, а я не верю, что это происходит. Последние секунды разглядываю Пашу в маленькое окошечко. Кладу руку на стекло, когда на той стороне появляется его ладонь.
С громким пыхтением, медленно, поезд трогается с места, а моё сердце сжимается от боли.
Мой друг, с которым никогда не расставалась, будет за много километров от родного дома и от меня. В тот момент, когда я растворялась в его объятиях, – он был так близко и уже так далеко…
Глава 8. Ну где же ты?
Паша
– Эй, – слышу слабый голос и чувствую лёгкое прикосновение к плечу. Открываю глаза, от резкого белого света жмурюсь, а потом оглядываю светлое помещение палаты. Влад стоит рядом и смущённо улыбается. – Прости, что разбудил, но сейчас придёт врач.
– Всё нормально, – потягиваюсь на жёстком стуле и слышу, как скрипят собственные кости. – Сколько я проспал?
– Может, выйдем в коридор? – предлагает Влад, указывая на дверь.
– Да, пойдём, – соглашаюсь, потому что хочу размяться. Смотрю на Миллу, она всё так же неподвижна. По-прежнему бледна и безжизненна. Тупая боль в груди от её беспомощности совершенно меня пробуждает, и я тороплюсь покинуть палату за другом.
Как всё это тяжело…
– Я тут не один, – говорит мне Владик, когда оказываемся за пределами палаты. Не до конца понимаю, что он имеет в виду, поэтому оглядываю коридор.
– Здравствуй, Паш, – слышу тоненький голос за спиной. От этого голоса моё сердце подпрыгивает и начинает биться быстрее.
– Здравствуйте, – поворачиваюсь и говорю на тяжёлом выдохе. Передо мной стоит мама Миллы. Как давно её не видел? Годы! Она не изменилась и всё так же похожа на свою дочь.
Женщина тихонько шмыгает носом и немного неуверенно подходит ко мне вплотную. С готовностью распахиваю объятья, в которые тут же падает тетя Нина. Она плачет на моём плече, а я думаю только о том, каким дураком был. Эгоистом, который даже не додумался ей позвонить и сообщить о дочери. А вот Владик молодец – мужик. Черт, а мои родители?..
– Тетя Нина, – хватаю женщину за плечи, немного отстраняю от себя, чтобы заглянуть ей в глаза. – Вы одна? Мои родители не поехали?
– Нет, – тихо говорит мама Миллы, растирая слёзы по лицу, – я ничего им не сказала. Мы последнее время не очень… в общем, не важно.
Женщина отходит в сторону и смотрит на дверь палаты.
– Я пойду к дочке, – говорит мне и Владу. И не дожидаясь ответа, открывает дверь и тут же бесшумно закрывает с другой стороны.
– Спасибо, что позвонил ей, – обращаюсь к другу.
– Для меня это было нелегко, – грустно говорит Владик, присаживаясь на металлическую лавочку. – Я думал, она меня возненавидит, – вздыхает, низко опускает голову, пробегая пятерней по лысой черепушке.
– Нет, этому не бывать, – успокаиваю друга, присаживаюсь рядом с ним и похлопываю по плечу. – Тетя Нина добрая, такая же, как Милла.
И как бы я сейчас ни злился на друга, как бы ни обвинял его, понимаю, что ему тяжело. И ни за что на свете не хотел бы оказаться в его шкуре. Я смирился с тем, что это случайность, просто авария, каких много. Смирился, что Милла пострадала, но это ещё не конец. Но с тем, что потерял ее три года назад, не смирился тогда и сейчас мириться не собираюсь.
– Я люблю её, ты знаешь? – в лоб говорю другу. Он так резко вскидывает голову и дёргает плечом, что лавочка под нами слегка дрожит. Долго смотрит мне в глаза, пытаясь уловить подтекст в моих словах.
– Конечно, ты её любишь, – горячо заверяет меня, намекая на дружескую любовь. Но дело совсем не в дружбе.
– Я всегда её любил, – говорю настойчиво, сканирую Влада тяжёлым взглядом. Он должен понимать, о чем я… И он понимает!
– И я её люблю, – слегка повышает голос. – И что будем делать с этой любовью? – почти кричит, разводя руки в сторону. – Куда пойдём со своей любовью? Заставим Миллу выбирать?! – друга уже несёт, но я его не останавливаю. – Вот только беда в том, что Милла нам не поможет. Она спит сейчас в той палате, и никто не может её разбудить, – его голос срывается и гремит как гром. – Понимаешь? Никто… чёрт, – вскакивает с лавки. – Пошёл на хуй, Паш, со своей любовью. Тебя ничего не интересовало три года. Она тебя не интересовала…
– С чего ты взял? – перебиваю Влада. – Откуда такая осведомленность? Я всегда за ней присматриваю. И не важно, с тобой она сейчас или с кем-то ещё.
– И это даёт тебе право любить её, да? – с размаху бьёт ногой по лавочке. Удар несильный, но я по инерции вскакиваю, принимая оборонительную стойку. Влад тоже поднимает кулаки и выглядит как то неадекватно. – Да пошёл ты, – бросает мне сквозь зубы.
На шум бегут люди, медицинский персонал. Здоровый детина, предположительно медбрат, как-то с ходу вклинивается между нами, разводя тем самым в разные стороны.
– Я люблю её, – как заезженная пластинка, повторяю настойчиво. Но Влад ничего не слышит, а может, просто не хочет слышать. А я не считаю нужным что-либо ещё добавлять, поэтому разворачиваюсь и ухожу.
Покидаю больницу, сажусь в свою машину и пока еду на вокзал, набираю Фила.
– Что у меня на сегодня? – сходу спрашиваю своего помощника.
– Тренировка, мой друг, и ещё раз тренировка, – нараспев отвечает мне Филипп. – Завтра ты должен появиться в клетке. Послезавтра у тебя дружеский спарринг…
– Много текста, – останавливаю своего атташе. – Меня интересует только сегодня. Ладно, я понял.
Отключаюсь, а через секунду от Фила приходит сообщение: " В клетке завтра в десять утра".
Вот же хренова нянька.
Что бы я без него делал?
В больнице я провёл очень много времени, ещё и уснул там. Наручные часы показывают три часа дня, и когда подъезжаю к вокзалу, минут двадцать ищу, где припарковаться, потому что в самый час пик всё заполонили машины из таксопарка. Когда, наконец, выбираюсь из авто, целенаправленно иду к зданию вокзала. Но не захожу туда.
Зачем я здесь? Сам не знаю, но меня как-то до фанатизма сильно потянуло приехать именно сюда.
Возле входа расположены две длинные лавочки, на обеих сидят люди. Но я нахожу свободный край и с ностальгией присаживаюсь. Как тогда, давно, изо дня в день часами восседал на этих лавочках. С тоской смотрел на центральный вход вокзала, представлял, что сейчас мне навстречу выбежит радостная Милла и упадёт в мои объятья. Я знал, что она не приедет, об этом мне говорили её звонки и сообщения. Но это место по каким-то странным обстоятельствам дарило мне надежду. Может, и беспочвенную, может, я осознанно загонял себя в депрессию этими ожиданиями.
Но здесь мне было хорошо.
В этом месте я ждал Миллу… годами.
Шесть с половиной лет назад
…– Привет, – слышу радостный голос девушки. Я звоню ей каждый день, и мы часами не можем наговориться. – Как ты?
– Всё отлично, – мой голос не менее радостный. Всё и вправду здорово. Занимаюсь в лучшем спортивном клубе города, благодаря которому есть перспективы развиваться дальше. Новый тренер Сергей Иванович в паре с Джаннини разработал для меня новую программу тренировок. Устроил мне пару показательных боёв, на которых я стал немного узнаваем. И конечно, у меня появились спонсоры, и даже небольшая квартирка, любезно предоставленная ими. Всё классно, но есть одно но. Моё сердце не на месте. Оно там… осталось в родном городе, рядом с Миллой. Но я ей этого не говорю. В подробностях рассказываю, как прошёл мой день, а потом осторожно интересуюсь её учёбой.
– Всё нормально, – отвечает коронной фразой. – Да всё как всегда. Скоро начнется практика…
– И где ты будешь её проходить? – нетерпеливо спрашиваю и злюсь от того, что позволил грубые нотки в голосе.
– Не знаю, – вот так вот просто отвечает Милла. Две недели назад говорила, что приедет на практику ко мне. Я даже место ей нашёл. В спортклубе требуется помощник врача. Бокс – это всё же опасный спорт, и травм не избежать. Поэтому на каждой тренировке присутствует медперсонал, и сейчас там как раз есть свободная вакансия. А Милла не знает, видите ли.
А кто знает-то?
– Ты подала документы на перевод? – не выдерживаю и задаю вопрос, который беспокоит больше всего.
– Нет.
– Нет? В чем дело, Милл? Почему?
– Это сложно, Паш. Мне нужно остаться дома, – голос грустный, но непреклонный. На секунду даже дар речи теряю. Но она обещала, что приедет.
– Что происходит? Ты можешь мне сказать, что, черт побери, происходит? – и всё же плотину прорывает, и слова вылетают из меня бесконтрольно. – Ты обещала! Ты хотела приехать! Я жду тебя, ты же знаешь. Милл, скажи, что случилось!? – умоляю девушку. – Прошло уже полгода, а тебя всё нет.
Милка какое-то время молчит, и мне начинает казаться, что это проблемы со связью.
– Мои родители, – наконец произносит слегка невнятно. – Кажется, они разводятся.
Слышать такое не просто странно, а до крайности нелепо. Родители Миллы, сколько себя знаю, казались мне людьми, живущими душа в душу.
– Что произошло-то? – спрашиваю у девушки.
– Это долгая история… я расскажу… как-нибудь в другой раз. Хорошо?
– Милл, может, помощь, какая нужна? – от этого вопроса чувствую себя глупо. Что я могу? Я здесь, а она со своими проблемами там, далеко.
– Нет, – поспешно отвечает, немного повышая голос, – ничего не нужно. Давай поговорим о чём-нибудь другом?!
О чём? О чём нам говорить? Всё, что хочу знать, это когда она приедет!
– Приезжай ко мне, Милк- Милк, – прошу еле слышно. – Ну хоть погостить.
– Я бы хотела… приехать.
– Я могу забронировать тебе билет, – тут же цепляюсь за эту возможность. – Просто выбери дату.
– Да, я могла бы, – в её голосе, к своему счастью, слышу уверенность. – Во время каникул.
– Супер! – не сдерживаю ликование. – Когда?
– Пятого июня, – не раздумывая, говорит мне. Это через три недели. Но ничего, я подожду. Шесть месяцев как-то подождал.
– Сегодня же займусь твоим билетом, – сообщаю я девушке, не сдерживая улыбки, которую наверняка можно почувствовать через телефон.
– Спасибо, Паш. Я побегу, меня мама зовёт.
– До связи, Милк, и до встречи!
– Пока.
С таким нетерпение, с таким душевным трепетом я ждал эти долгие три недели. Двадцать один день тянулись словно год. И хоть мы созванивались с Миллой почти каждый день, это совершенно меня не успокаивало. Она так и не сказала мне, что происходит в их семье. Это было очень странно, потому что тайн между нами никогда не было. Разве что её разговор с бабушкой Валей, но я смирился тогда. Решил, что это что-то незначительное, раз подруга мне не говорит. А теперь у её родителей проблемы и это серьезно, но и тут она отмалчивается. В последнее время я всё меньше стал её понимать. С одной стороны, она всё та же Милк-Милк, которую знаю с детства. Но что-то в ней неизгладимо изменилось. И ещё мы не говорим о наших чувствах.
Ведь они были, эти чувства?
Были?
У меня они и не проходили. А вот у неё?…
Из-за каши в голове всё больше и больше злюсь. Вымещаю весь гнев на тренировках и спаррингах, но это не всегда помогает. Тренер часто шутит, что моя фамилия под стать моему характеру. Паша Бесов очень часто превращается в Беса.
Мне даже встречи с психологом организовывали, потому что спортсмен в первую очередь должен быть собран и хладнокровен. Но это не про меня. Я вспыльчив, и иногда мне это помогает. Но слишком часто мои приступы гнева мешают, не дают собраться и мыслить здраво. Психолог рекомендовал мне уладить все свои проблемы, сделать так, чтоб ничего не мешало. Вот я и улаживаю. Как дурак сижу на гребаной лавке с букетом белых ромашек в ожидании Милки.
Её поезд прибыл час назад.
Вот уже час придумываю ей оправдания, пока безжалостно давлю на клавиатуру телефона.
– Аппарат абонента выключен…
Твою мать!
Цветы летят в близлежащую урну, а я вскакиваю с лавки и как тигр в клетке начинаю мерить шагами пространство.
Ну где же ты? Что могло произойти? Что? Почему телефон отключен? Она не села в тот поезд. Но почему?
Окружающие поглядывают в мою сторону с интересом и негодованием. Странный парень с цветами, просидевший как замороженный на лавочке возле железнодорожного вокзала, не сводящий взгляда с дверей, а теперь разъяренно выхаживающий туда-сюда. Вот как я выгляжу и считаю себя полнейшим кретином.
А что, если она просто не успела на поезд? Сдала билет, а взамен купила на следующий рейс. Что, если телефон разрядился, и совершенно нет возможности зарядить его. Тогда она, наверное, места себе не находит.
Перестаю мерить шагами асфальт, смиренно присаживаюсь, не обращая внимания на откровенные взгляды окружающих. Каким психом сейчас выгляжу, совсем не имеет значения. Жаль, что букет выбросил, но ничего, куплю новый.
Ну где же ты, Милка?
В таких ожиданиях проходит ещё несколько часов. Это душевное истязание заканчивается, когда получаю сообщение от Миллы:
" Паш, я не приеду! Прости. Ситуация дома не даёт мне такой возможности. До связи. Пока".
Бесцельно проведенное время вызывает во мне истерический смех. Я смеюсь на всю улицу, привлекая к себе ещё больше внимания, но это совсем меня не заботит. В душе творится какой-то кавардак, но злость вытесняет из меня все остальные чувства.
Позже, взвешивая все свои действия по отношению к Милле, понимаю, что ей это и не нужно. Моя любовь ей не нужна! Может, придумал себе всё? Может, она всегда испытывала ко мне только дружеские чувства?!
Я не стал ей звонить, чтобы не усугубить ещё больше ситуацию. И она мне тоже не перезвонила.
Я решил смириться, отпустить девушку, а вместе с ней и свою любовь к ней. Двигался дальше, отдавался целиком спорту и карьере. Заново выстраивал свою жизнь без Миллы, хоть это давалась и нелегко. Но всё же иногда я приезжал на вокзал и часами сидел на скамейке. Вспоминал наше детство и то, как не могли наговориться. Вспоминал её хрупкое тело в своих объятьях, нежные руки на моей шее, губы, которые хочется испить до дна, и прекрасные голубые глаза, в которых много-много раз тонул.
Не знаю, как это выглядело со стороны. Может, кто-то считал меня больным на всю голову или мазохистом, но, сидя на лавочке вокзала, я чувствовал себя счастливым. Потому что в тот день, когда она не приехала, до того как прислала СМС, у меня была надежда…
Чуть больше четырёх лет назад
Милла
…– Тебе нужно уехать, Милл, – уже не в первый раз за последние месяцы говорит мне мама. – Вон Пашка какой молодец, уехал, и смотри, как у него всё склеилось.
Как протекает моя жизнь без Пашки? Ужасно! Помимо трудностей в универе, забот прибавили и родители. Мой отец, которого всегда слепо любила, оказался обманщиком. Он, наверное, как и многие, повёлся на короткую юбочку и молодое тело. На работе завёл любовницу в два раза младше себя и даже не старался это от нас как-то скрыть. Подолгу задерживался вечерами, ссылаясь на загруженность. Стал раздражителен и грубо разговаривал с мамой, а потом совсем обнаглел и прямо заявил, что хочет развода. Он буквально уничтожил мою мать, и единственное, что я могла, это быть с ней рядом. И я была, утешала её, когда она плакала, успокаивала, когда она была не в себе. Делала всё, чтобы как-то забрать её боль. На свои переживания у меня не было времени, и сил тоже не было. В тот день, когда обещала Пашке приехать, в тот день, когда разбила ему и себе сердце, в тот злополучный день у мамы и папы был бракоразводный процесс. Когда соглашалась с Пашей и обещала, что приеду, в развод родителей до конца и не верила. Но жизнь сурова, и как бы я ни мечтала о счастливом разрешении всех проблем, так не бывает…
Документы пришли по почте. Отец подал их в ЗАГС самостоятельно и второпях. Дату этого процесса назначили на пятое июня. Мама настаивала и убеждала меня, что мне в ЗАГСе быть совсем не обязательно. А когда этот день настал, видя как ей плохо, я просто не смогла её бросить.
И позвонить Паше тоже не могла, не могла слышать его грустный голос. Он так ждал меня, он так старался для меня. Нашёл место для моей практики, сделал всё, чтобы приехала. А я, как последняя трусиха, смогла лишь написать СМС. Пока писала сообщение, горючие слёзы текли по моему лицу. Я не стала объясняться и говорить о причине своего поведения. Ему это не нужно. Он там идёт к своей мечте, побеждает на ринге и завоёвывает себе место под солнцем. Это был наш шанс – попробовать жить друг без друга. Казалось, сама судьба вновь нас разводит. Я знала, что он обидится и, возможно, не будет мне больше звонить, но это не принесло облегчения, когда так и произошло. Он не звонил мне…
Я не звонила ему…
И казалось, что вся та дружба или не просто дружба, что была между нами, случилась, когда-то в другой жизни. Два года я жила без своего Пашки. Два года выстраивала жизнь заново. Заводила новых друзей, встречалась с парнями, может, даже позволяла себе чувствовать что-то большее, чем симпатия, или притворялась, что это что-то большее. Но моё сердце непроизвольно ныло, когда в голове всплывал образ старого друга. Лишь иногда, во времена глубокой печали, я позволяла себе вспоминать его. Пролистывать журналы, где Пашка время от времени появлялся. Он стал чемпионом и много чего достиг, а я, окончив институт с отличием и золотой медалью, никому не была нужна. В нашем городе не было никаких перспектив для развития, и даже в обычной больнице для меня не было места.
– Да, – машинально отвечаю маме. Слышать имя друга по-прежнему не могу, по-прежнему больно.
– Ну что да? Что да? Ты всё время говоришь да, а сама ничего не делаешь, – раздражается, как и всегда. Все эти годы она живёт одна, без папы, и совершенно не хочет налаживать свою жизнь. – Послушай, доченька, – говорит мягче, – я скопила немного денег, на первое время должно хватить. Ну, там жилье снять… А потом и работать начнёшь…
– А где работать, мам?
– Позвони Павлу, может, он поможет?!
Как у неё всё просто…
Два года не говорить с когда-то лучшим другом, обмануть его, не приехать, когда он так ждал, а сейчас с просьбой к нему обращаться. Глупо, очень-очень глупо и абсолютно неправильно.
Но я попробую…
