Читать книгу: «Снегурка быстрой заморозки. Коктейль из развесистой клюквы», страница 7
Я свои лапки – в смысле, руки – тоже не стала раскидывать по горячему камню, чинно сложила на коленках, поверх сумки с ценным содержимым: там, в бумажнике, в свободном кармашке для кредитной карточки, лежал прозрачный пакетик с Голубой Булабонгой.
Борясь с одолевающей меня дремотой, я потерла глаза кулаками. Поглядела на часы: семнадцать ноль три! Ну, где же мой писклявый мафиози?
Предводитель школярской банды не появлялся, зато из-под елочек в глухом закоулке за библиотекой выползло редкостное чудо: хилый старичок в длинном, не по росту, медицинском халате и широкополой соломенной шляпе. Физиономию дедка скрывала густая растительность, за кудлатой черной бородой и лохматыми бровями лица было вообще не видно. Звонко шлепая подошвами детских сандалет по брусчатке, чудо выступило на середину площади и остановилось напротив памятника, заложив ручки за спину и покачиваясь с пяток на носочки. Я перестала сонно хлопать глазками и зевать.
– Ну, что таращишься? – вполне добродушно поинтересовался дед.
Услышав знакомый писклявый голос, я подпрыгнула.
– Марку принесла? Давай сюда, – велел Пискля.
– Ничего себе, ты загримировался! – восхитилась я. – А я-то думала, что это я вырядилась, как чучело!
– Чучело и есть, – обидел меня Пискля. – Марку, говорю, давай! Сколько я буду торчать тут, как памятник? Мне жарко в этой бороде!
– Сними бороду, – я пожала плечами. – А марку я тебе не отдам, пока не увижу Ирку.
– Бороду не сниму, чтобы ты меня не запомнила, а подружку свою увидишь, когда отдашь выкуп, – уперся бородатый школьник.
Я задумалась. Не обманет ли меня этот паршивец?
– Не хочешь – не надо. – Пискля повернулся ко мне спиной и сделал вид, что уходит.
– Ладно, будь по-твоему! – я испугалась, что Ирка останется в плену, и сдалась.
Бородатый прохвост с готовностью остановился и протянул ко мне сложенную ковшиком ладошку.
– Не так быстро, – сквозь зубы процедила я, перебрасывая на живот свою сумку.
Дернула «молнию» – и ее заклинило на середине! Тьфу, пропасть, всегда так: где тонко, там и рвется! В смысле, в самый ответственный момент случается какая-нибудь копеечная, но крайне неуместная подлость!
Моя любимая сумка время от времени проделывает этот трюк, отказываясь либо открыться, либо закрыться, и поэтому большую часть времени пребывает в промежуточном состоянии. Вот и сейчас бегунок замка перехватил косой разрез на сумчатом брюхе точно посередине, и ни туда ни сюда!
Раздосадованная, я подергала язычок замка – тщетно. Попыталась просунуть руку сквозь вдвое уменьшенное отверстие – получилось, но распознавать содержимое пришлось сугубо на ощупь. Псевдокрокодилью кожу бумажника я благодаря характерной фактуре узнала, но вытащить кошелек мешали другие мелкие предметы. Первым я вытянула наружу мобильник и зажала его локтем, потому что мои зеленые штанишки не были оснащены карманами. Снова ввинтила руку в сумку и нащупала маленькую пластмассовую коробочку размером со спичечный коробок или чуть поменьше. Это что у меня такое? А, мятные пастилки!
Коробочка с тик-таком упорно тыкалась в мою ладонь, мешая подобраться к бумажнику. Я раздраженно выдернула коробок из сумки и, не зная, куда его деть в отсутствие карманов и свободных конечностей, сунула вещицу напряженно ожидающему Пискле. При этом буркнула:
– Подержи.
Все, что произошло потом, я неоднократно прокручивала в памяти, пытаясь понять, какого черта мой писклявый бандит вдруг сорвался с места, как участник гандикапа?
Думаю, лохматые бутафорские космы, закрывшие Пискле не только лицо, но и уши, мешали ему нормально слышать. Вероятно, мое «подержи» Пискля услышал как «держи» и решил, что в коробочке, которую я ему вручила, лежит обещанная Голубая Булабонга. Коробочек действительно вполне подходил по формату, а его настоящее содержимое нельзя было увидеть, так как пластмасса корпуса была непрозрачная.
Выхватив коробок, кудлатый «старец» рванул от меня в сторону еловой рощицы, стуча подошвами, как резвый скакун копытами. Мне даже показалось, что на ходу он радостно ржет – вероятно, празднуя победу своей мафии над обманутой разиней.
Поскольку я в этот момент была занята изъятием из сумочного нутра бумажника, неожиданный рывок Пискли не сразу был мной замечен. Лишь через несколько секунд, машинально оторвав взгляд от проклятой сумки, чтобы посмотреть, чей веселый галоп звонким эхом отражается от окружающих квартал зданий, я поняла, что осталась на площади в компании бронзового поэта. Мой писклявый приятель, в своем маскировочном костюме больше всего похожий на усохшего Будулая, пересек площадь, кузнечиком сиганул через цепь и выскочил на автостоянку.
И тут навстречу ему из припаркованного под елками желтого «Москвича» выскочила рослая фигура в белом – и снова я не поняла, мужик это был или баба! Что-то плохо у меня в последнее время с идентификацией белых фигур, просто какое-то выпадение зрения! Правда, от меня до той машины было метров пятьдесят, к тому же торчащая еловая лапа частично загораживала мне сцену действия.
Некто в белом пугающе вздыбился перед затормозившим Писклей и через секунду рухнул на него, как полярный мишка на тюленя. Белые одежды нападавшего и медицинский халат Пискли слились, скрыв от удаленного наблюдателя в моем лице детали происходящего. Я только увидела, что трепещущий белый ком проворно втиснулся в открытую заднюю дверцу авто, а потом услышала визг тормозных колодок и рев двигателя. Виляя, желтый «Москвич» вылетел из-под елок и унесся за угол Художественного музея.
– Что тут… – удивленно начала я.
Продублировав звуки, которые издал «Москвич», с той же стоянки сорвался красный «жигуленок»-такси.
– …происходит? – закончила я.
А уже ничего и не происходило! Только сдвоенный шум уносящихся прочь автомобилей затих в отдалении. Сцена снова была пуста – ни участников инцидента, ни свидетелей! Лишь я да бронзовый Пушкин остались стоять посреди площади, одинаково остолбенев и незряче таращась на угол музея глазами навыкате. Всей-то разницы, что Александр Сергеевич при этом иронично улыбался уголками плотно сжатых губ, а у меня рот был распахнут, как скворечник в ожидании пернатых поселенцев.
До меня уже дошло, что шустрый Пискля собирался меня надуть, смывшись с маркой и не выполнив ответное обязательство по передаче мне Ирки. Краешком сознания я оценила этот поступок маленького мерзавца как непорядочный и марающий честь всей писклявой банды. Так и знала, что имею дело с несерьезной шайкой без солидных мафиозных традиций! Однако негодование мое было слабо выраженным. Основным чувством, владевшим мной в этот момент, было полное и безоговорочное обалдение!
Да и как было не обалдеть? Полномочный представитель банды, похитившей Ирку, только что на моих глазах сам стал жертвой похищения!
– Есть время разбрасывать камни – и время их собирать! – поделилась я библейской истиной с усмехающимся Пушкиным. – Есть время похищать людей – и время самому быть похищенным!
Потом я подумала: интересно, а знает ли Некто-в-белом, кого именно он украл? Вот будет потеха, если Белый Человек заинтересован исключительно в похищении маленького лохматого старичка!
Я представила себе, как удивится Белый, обнаружив под наслоениями накладных волос писклявую личность отчетливо допенсионного возраста, и истерически захохотала. Плача от смеха, на подгибающихся ногах прошла к стоянке, едва не запнулась о цепь, зацепила коленом остроугольную мусорную урну и влилась в набирающий силу поток пешеходов на главной улице. Мне было абсолютно безразлично, куда идти, потому что я совершенно не представляла, что мне теперь делать. Утешало одно: Голубая Булабонга осталась при мне.
Должно быть, со стороны я выглядела презабавно: растрепанная дамочка с расхристанной сумочкой, в наряде, цветовая гамма которого не впечатлила бы только дальтоника. Вдобавок выражение лица у меня было точь-в-точь как у замороженной рыбы: глаза стеклянные, морда одеревеневшая, рот приоткрыт. Всю эту красоту я оценила сама, когда поравнялась с салоном «Мир стекла» и увидела свое отражение в большом зеркале витрины.
Это зрелище меня несколько отрезвило, и я вновь обрела способность соображать. Характерно, что первая моя мысль не имела никакого отношения к драматическим событиям дня и была отчетливо критической! Я просто подумала, какая глупая нынче мода называть торговые точки с глобальной претензией: «Мир кухни», «Мир сантехники», «Мир кафеля», «Мир красок», «Мир дверей», «Швейный мир», «Мир саун» – это только то, что я сама видела в нашем городе. По идее, название должно будить воображение потенциального покупателя. Действительно, я лично довольно живо представляю себе мир сантехники: это стерильно чистая планета, на материках сплошь уставленная унитазами пастельных тонов, а в океанической части изобилующая архипелагами ванн и отдельными островами многофункциональных джакузи…
Занятая такими глупыми мыслями, я шагала к зданию родной телекомпании. Совершенно бессознательно шагала, ноги сами несли меня туда – должно быть, по привычке.
Очнулась я лишь тогда, когда увидела перед собой гостеприимно распахнутую дверь нашей редакторской. С порога открывался прекрасный вид на гостевой диван, на котором восседал Лаврик Листьев. Как будто и не уходил отсюда третьего дня!
– Ой, Лена, вы-то мне и нужны! – обрадовался Лавровый Лист при виде меня.
– Извините, ошиблась адресом! – пробормотала я, круто разворачиваясь.
Быстро прошла по коридору в обратном направлении и за поворотом лестничного марша столкнулась с Вадиком. Оператор как раз поднимался вверх, держа на вытянутых руках перед собой картонную коробку из-под торта. В коробке горкой лежали вареные раки.
В последний момент я увернулась от столкновения с панцирными и уступила Вадику главную дорогу.
– Привет! Как дела в «ТелекомКоме»? – притормозив, поинтересовался Вадик. – Где твое кайло, почему не в забое?
– Боюсь ударным трудом досрочно истощить жилу! – ответила я, не останавливаясь. И попросила:
– Вадька, будь человеком, задержи Лаврушку! Он за мной гонится.
Слетела по лестнице на первый этаж и уже там услышала голос хитрюги Лаврика:
– Ой, Вадим, я в морозилку пиво сунул и вынужден бежать. Вы не достанете бутылку, пока она не лопнула?
Я досадливо скривилась. Видно, Лаврушка услышал, как я просила Вадика поработать заградительным сооружением, и нашел гениальный способ его нейтрализовать. Можно не сомневаться, что Вадик с удовольствием спасет чужое пиво, так кстати пришедшееся к ракам! Причем выручать его из плена морозилки он отправится незамедлительно.
Прикинув расстояние до трамвайной остановки, я решила, что не успею до нее добежать и прыгнуть в отходящий вагон. Лаврик юноша спортивный, он меня догонит, и придется нам разговаривать об очередной дутой сенсации посреди толпы, чутко прислушивающейся к беседе. Не хочу я положить начало паническим слухам о гривастых кошках-мутантах и прочей чуши!
С этой мыслью я развернулась и встретила подоспевшего Лаврика лицом к лицу и упреждающими словами:
– Лаврик, если ты собираешься рассказать мне о новых парикмахерских экспериментах своей подружки, даже не приближайся! У меня нет времени слушать про длинногривых кошек в бигуди и собачек цвета «баклажан»!
Над нашими головами послышался тихий смешок. Я подняла голову и увидела в окне третьего этажа Вадика с запотевшей полуторалитровой бутылью.
– А как насчет маленьких зеленых человечков? – Лаврик Листьев и не подумал от меня отвязаться.
Нет, он не Лавровый Лист, он натуральный Репей!
– Они покрасили зеленкой младенцев в доме малютки! – шумно отхлебнув Лавриково пиво, ехидно предположил Вадик, очевидно, напрочь лишенный чувства благодарности.
– Про каких еще маленьких зеленых человечков ты говоришь? – рассердилась я.
– Уж, конечно, не про тех, которых рисуют на пешеходных светофорах! – пожал острыми плечиками творец сенсаций. – Про инопланетян, разумеется.
– Та-ак, приехали! – я покрутила пальцем у виска.
– Скорее, прилетели! – поправил Лаврик.
Он уткнул пронзительный взор в синюю твердь вечернего неба и вдохновенно, с легким завыванием, завел:
– Через безжизненные просторы космоса они мчали к нам на своей летающей тарелке, чтобы здесь, на задворках галактики, вступить в контакт с братьями по разуму.
– С братьями и сестрами, – доброжелательно кивнул Вадик.
Я нетерпеливо притопывала, ожидая возможности сорваться с места и умчаться прочь со скоростью летающей тарелки.
– Я так понимаю, совершенно случайно на пути братьев-гуманоидов оказался ты, и теперь именно ты уполномочен стать проводником идей инопланетного разума в земные массы? – перебила я Лаврика.
Он скромно потупился:
– Не совсем уполномочен…
– Скорее, сам навязался! – захохотал Вадик, демонстрируя классическое хмельное веселье.
– Я просто принял сигналы, – укоризненно поглядев на Вадика, сказал Лавровый Лист.
– Телепатические! – обрадовался Вадик, переполовиненной бутылью обрисовав в воздухе вокруг своей головы широкий круг, с трудом вписавшийся в размеры распахнутого настежь окна.
– Нет, я их увидел, – покачал кудрявой головушкой нисколько не обескураженный Лаврик.
– Третьим глазом? – съязвил Вадик.
– Только первым и вторым, – Лавровый Лист снова закатил глаза. – Дело было так. Вчера вечером я бродил по берегу Кубани…
– Предаваясь мечтам о контактах с маленькими зелеными человечками! – снова встрял неугомонный Вадик.
Лаврик неожиданно покраснел.
– По правде говоря, я наступил на собачье дерьмо и пытался оттереть подошву на мокром песочке, – признался он. – Но это совершенно неважно! Итак, я бродил у воды и вдруг заметил загадочные вспышки света, идущие с реки. Одна из них ослепила меня. Я остановился, посмотрел – и меня ослепила вторая вспышка!
– Потом третья! Четвертая! Двенадцатая! – с подъемом вскричал Вадик, размахивая бутылкой с риском уронить ее нам с Лавриком на голову.
Лаврику-то от этого вряд ли стало бы хуже, он, судя по всему, уже давно и неизлечимо больной на голову, а вот мне сотрясение мозга ни к чему! Я слегка попятилась и приветливо, как говорят с умалишенными, сказала:
– Ну, вы тут побеседуйте, а я потихоньку пойду, мне пора…
Лавровый Лист уже вошел в роль Свидетеля Сенсационного События и не обращал внимания на мелкие досадные помехи вроде язвительных реплик и несущественных замечаний.
– Короткие и длинные вспышки следовали в определенной последовательности, четко выдерживая ритм: пам, пам, пам-пам-пам, пам-пам-пам-пам! Пам-пам! – Лаврик забил в ладоши.
– А в азбуке Морзе есть такой сигнал? – Вадик подогрел рассказчика заинтересованным вопросом.
Успев отойти на пару метров, я оглянулась и испытующе посмотрела на приятеля-оператора. Вадька мне заговорщицки подмигнул и хитро улыбнулся. Я поняла, что товарищ таким образом выполняет свое обещание задержать невыносимого Лаврика, и с признательностью приложила руку к сердцу.
Было около шести часов вечера, из расположенных в сердце города офисов, магазинов и всяческих контор повалили служащие, узкие улочки старого центра заполнили автомобили, на тротуарах образовалось многорядное движение с водоворотами, общественный транспорт пользовался повышенным спросом. Трясясь в переполненном трамвае, я понемногу пришла в себя и большую часть пути провела в безрадостных раздумьях.
– Ну, что? – с надеждой и тревогой спросил Гриня.
Не отрывая от уха трубку мобильника, Леня Пушкин кругами бегал вокруг памятника тезке. Напряженно вглядываясь в лицо брата, Гриня ворочал головой, как подсолнух, отслеживающий перемещение дневного светила.
Леня досадливо отмахнулся и ничего не ответил. Он был занят: уже с полчаса поочередно набирал номера телефонов – Серениного и похищенной бабы, надеясь услышать родной писклявый голос. Мобильники лежали в карманах Серениных штанишек, прикрытых длиннополым докторским маскхалатом, но братец на вызовы не отвечал, и Леню с Гриней это очень беспокоило.
Когда шустрый младший братец, успешно вырвав из рук тетки-растяпы коробок с вожделенным добром, со всех ног припустил к ожидающему на стоянке такси, Леня и Гриня шумно хлопнули друг друга по рукам, облегченно вздохнули и немного расслабились. Появление незнакомого мужика, осуществившего перехват летящего Серени буквально в нескольких метрах от припаркованного под елочкой такси, стало для братьев полной неожиданностью.
Задремавший в своем кресле таксист был немедленно разбужен, но потерял несколько драгоценных секунд, вникая в задачу, которую взволнованные до потери членораздельной речи братья Пушкины формулировали крайне невнятно. Спешно организованная погоня успеха не имела, машина, увозящая похищенного Сереню, петляя, как заяц, затерялась в лабиринте улиц.
Наорав на таксиста за то, что тот не проявил в преследовании противника должной настойчивости и водительского мастерства, Леня урезал вдвое ранее обещанное вознаграждение, и братья покинули наемный экипаж в самом дурном расположении духа. Произведенный напоследок громкий хлопок автомобильной дверцей лишь отчасти заглушил ругательства оскорбленного в лучших чувствах водителя.
Деньги, сэкономленные на оплате услуг такси, потратили с толком. На стихийном радиотехническом рынке под Толстовским мостом по смешной цене купили подержанный мобильник. Продававший его дядька самого потрепанного вида убежал, даже не пересчитав толком деньги, что яснее ясного говорило: сотовый краденый. Леонида, однако, совершенно не волновало происхождение дешевого мобильника. Он надеялся, что успеет провести по нему переговоры об освобождении Серени, после чего грошовую «мобилку» можно будет и в Кубань выбросить.
Возвращаться вдвоем, без Серени, домой братья Пушкины не стали, чтобы не волновать мамулю. Не имея штаб-квартиры в городе и не зная, куда податься, снова прибыли на Пушкинскую площадь.
– Молчит? – снова спросил Гриня, сморщившись, словно он укусил незрелое яблоко.
Именно в этот момент трубка подала признаки жизни.
– Алло! Алло, Серенький! – закричал Леонид, спугнув первого смелого голубя, рискнувшего присесть на плечо медленно остывающего солнца русской поэзии.
Гриня напряженно всматривался в лицо старшего брата, пытаясь по малейшим движениям мимических мышц угадать слова, которых не слышал. Задача была сложная, почти невыполнимая: монолог невидимого собеседника заставил Леонида окаменеть лицом. Самостоятельной напряженной жизнью на Лениной физиономии жили только брови, которые то вопросительно взлетали, то обессиленно опадали, как крылья чайки.
– Ну?! – нетерпеливо выдохнул Гриня, едва дождавшись, пока Леня закончит разговор.
– Антилопа гну! – не по делу огрызнулся Леня.
Состоявшийся короткий разговор окончательно вывел его из равновесия.
– Где Серенький? – жалобно спросил Гриня, ничуть не обидевшись.
– В Караганде, – буркнул Леня.
– Это где такое? – наморщил крепкий лоб Гриня.
– Это в Казахстане, – машинально ответил Леонид, сосредоточенно глядя на блестящий носок башмака бронзового поэта.
– Сереня в Казахстане?! – удивился Гриня. – Че они, за два часа аж до Турции доехали?! На машине через море?
Леонид перевел взгляд с пушкинской обувки на брата и долго внимательно на него смотрел.
– Разве Казахстан – это не в Турции? – робко спросил Гриня.
– Нет, – задумчиво сказал Леня. – Казахстан в Казахстане.
Гриня уважительно затих, оценивая глубину этой мысли.
– Так вот, кстати, о заморских странах, – после паузы сказал Леонид. – Надо думать, как нашу бабу из реки вытаскивать.
– Че, опять? – огорчился Гриня.
Леня правильно понял эту реплику, выражавшую нежелание не вытаскивать бабу из воды, а снова думать о способе переправы пленницы. Думать Гриня вообще не любил.
– Если хотим вернуть Сереню, придется отдать этому жлобу марку, – объяснил Леонид, обозвав ругательным словом похитителя младшего братца. – А чтобы получить марку, придется отдать бабу номер один бабе номер два. Боюсь, та, вторая, пока не увидит первую, Булабонгу нам не отдаст. После того как Сереня пытался от нее сбежать с добром, она нам на слово уже не поверит.
Несколько сумбурное изложение заставило Гриню напрячь мозги, но суть сказанного он уловил:
– Жлоб хочет нашу марку?
– Угу, – кивнул Леонид.
– Фигово, – резюмировал Гриня.
– Фиговее некуда, – согласился Леня, который редко употреблял ненормативные выражения, но сегодня готов был материться в голос.
С помощью благородного Вадика ускользнув от Лаврика, я сразу же выбросила из головы всех и всяческих братьев по разуму. Никакого своего родства с высокоразумными существами земного или инопланетного происхождения я в данный момент не ощущала. В голове был самый настоящий космический вакуум. Чтобы сформировать из рассеянной звездной пыли хоть одну толковую мысль, нужно было снять стресс.
Я знаю несколько быстрых и эффективных способов избавления от морального дискомфорта. В моем арсенале антистрессовых мероприятий значатся медитативное прослушивание тихих ненавязчивых мелодий, поглаживание приятных пушистых зверьков, поедание вкусностей, общение с любимыми мужчинами – мужем и сыном – и, как апофеоз, если ничто другое уже не помогает, – шумный скандал с топаньем ногами и разносом по дощечке хрупких строений.
В данный момент мое душевное напряжение еще не достигло того градуса, за которым следует взрыв, и поблизости не было мужа, ребенка и шерстистых животных, если не считать гривастую кошку Лаврового Листа. Таким образом, доступными средствами восстановления душевного равновесия оставались пассивное музицирование и лечебно-профилактическое обжорство.
Совмещая два в одном, я уселась за столик летнего кафе с живой музыкой и заказала двойную порцию пломбира с орехами, вареньем, цукатами, изюмом, воздушным рисом и мармеладной крошкой.
– И большую-большую ложку? – позволила себе неуместную шутку девушка-официантка.
Я посмотрела на нее с немым укором. Устыдившись, барышня убежала и удивительно скоро вернулась с моим заказом. Вооружившись ложкой, я деловито прокопала ямку в тазике с пломбиром, погребенным под наслоениями добавок, минут через десять почувствовала, что мне легчает, и с этого момента стала чавкать тише, чтобы не заглушать другим посетителям кафе музыку.
В качестве обещанной живой музыки выступал полумертвый юноша, замученный вид которого наводил на мысли о застенках и узилищах. Тщетно борясь с нарушающей артикуляцию зевотой, музыкант тоскливо выводил лирическую песнь на не опознанном мной языке, одновременно вяло подыгрывая себе на клавишных. Очевидно, от усталости, ноги менестреля подкашивались, и казалось, что буквально через мгновение, не допев свою лебединую песнь на неведомом наречии, он тихо соскользнет под клавикорд и там ляжет замертво, точно последний представитель уже вымершего народа.
Резкая трель телефонного звонка взбодрила умирающего лебедя, как грохот ружейного выстрела. Встрепенувшись, музыкант воспрял духом и телом, оборвал погребальный плач и исполнил бравурный музыкальный пассаж.
– Да! – бодро, в тон музычке, воскликнула я в трубку.
– Предлагаю встретиться и обсудить условия обмена нашей марки на вашу подругу, – произнес усталый мужской голос без намека на писк.
Я поняла, что звонит представитель банды Писклявого, и ощетинилась:
– Опять попытаетесь меня надуть? Дудки! Второй раз этот номер у вас не пройдет! Пока я не увижу Ирку, Булабонги вам не получить, так и знайте!
Реанимировавшийся музыкант подкрепил мои слова звучным мажорным аккордом.
– Обещаю, вы ее увидите, – заверил меня собеседник.
– То-то же, – обрадовалась я.
И тут же предупредила и. о. главаря:
– Только не надейтесь, что при встрече сумеете отнять у меня Булабонгу силой. Я ее на этот раз вообще с собой не возьму! Спрячу в надежном месте и отдам вам только тогда, когда Ирка будет на свободе и в безопасности.
– Какие гарантии, что вы нас не обманете? – мрачно спросил зам. Пискли.
– Гарантии дает только господь бог! – злорадно ответила я, понимая, что могу диктовать бандитам свои условия.
Нетрудно было догадаться, что неожиданно вступивший в игру похититель Пискли спутал все бандитские планы и нарушил равновесие сил. Кто бы он ни был, этот третий явно играл против команды Писклявого, что было мне на руку: открытие второго фронта уже ослабило моих врагов. Вон как кротко разговаривают, на все мои условия соглашаются!
– В общем, утром деньги – вечером стулья, – подытожила я разговор. – Когда и где встречаемся?
– Утром деньги – вечером стулья, – вынужденно согласился с упрямой бабой Леонид. – Встретимся через час на конечной остановке «сорок четвертой».
– Че, опять маршрутку угонять? – по-своему понял услышанное Гриня. – Или теперь грузовик?
Леня склонил голову набок, как птичка, и уставился на брата отчетливо вопросительно.
– Ну, для стульев? – пояснил свою мысль Гриня.
– Стульев не будет, – развеял заблуждение Леня. – Мы встретимся с теткой номер два на конечной остановке маршруток, пешочком пробежимся к реке, честно покажем ей островок, на котором кукует первая баба, и заберем марку. Организацией переправы пусть занимаются без нас, нам еще Сереню освобождать из плена, так что на чужую бабу отвлекаться я лично не собираюсь!
Ура, моя взяла! Иркины тюремщики приняли мои условия, и вот-вот я освобожу свою дорогую подругу из плена!
Выключив трубку, я не удержалась и пару раз громко хлопнула в ладоши. Сделано это было от полноты чувств, а не для того, чтобы поблагодарить за доставленное удовольствие музицирующего клавишника, но тот принял аплодисменты на свой счет. Обернулся ко мне, слегка поклонился и на радостях сбацал на своем инструменте что-то зажигательное – какой-то бодрящий запев футбольных фанатов: Пам, пам, пам-пам-пам! Пам-пам-пам-пам! Пам-пам!
– «Ку-бань» чемпион! Всех зароет! «Ку-бань!» – кровожадно проскандировал какой-то ярый болельщик, невесть как затесавшийся в ряды мирных граждан.
Совершенно машинально я отстучала ритм футбольной «кричалки» ладонями по столу, качнув свою лоханку с подтаявшим мороженым. Молочное озерцо, окружающее островок пломбира, заволновалось.
В этот самый момент в моей голове, до краев наполненной незамутненной дистиллированной водицей, золотой рыбкой проблеснула гениальная мысль. Я застыла, чтобы ненароком не тряхнуть свой аквариум, сосредоточилась и выдернула трепещущую рыбешку из воды.
«Пам, пам, пам-пам-пам! Пам-пам-пам-пам! Пам-пам!» – это же наш с Иркой условный сигнал! Таким манером Ирка стучала в мою дверь или звонила в звонок, давая понять, что это пришла именно она, моя подруга, а не какой-нибудь посторонний человек, которого совсем необязательно пускать в дом. Иначе, если мне неохота было принимать гостей, я вполне могла проигнорировать и стук, и звон.
А разве не такой же сигнал, только не звуковой, а в виде световых вспышек, принял прогуливавшийся вдоль Кубани Лавровый Лист? А ведь на реке, как в моем тазике с мороженым, бывают острова! А на острове вполне можно кого-нибудь спрятать, и получится такой изолятор на свежем воздухе! А если оттуда позвонить по телефону, то в трубке, наверное, будут слышны шум воды, свист ветра и шорох прибрежных кустов!
Вывод казался мне совершенно очевидным: банда Писклявого прячет мою Ирку на каком-то острове посреди реки, откуда предприимчивая подруга наобум посылает сигналы о помощи!
Чтобы проверить это умозаключение, следовало немедленно найти Лаврика Листьева и вытрясти из него максимально точные координаты местности, где состоялся предполагаемый контакт Лаврового Листа с инопланетянами. Я схватила со стола отложенный было мобильник и позвонила на сотовый оператору Вадику.
– Ку-ку! – весело отозвался Вадюша, природный оптимизм которого до крайности усилился под воздействием выпитого в жару халявного пива.
– Сам ку-ку! – сказала я. – Вадька, ты еще в телекомпании? А Лавровый Лист тоже там?
– Лавровый лист? – озадаченно повторил Вадик. – Слушай, я не знаю! У меня лично есть только сухарики с укропом, а в редакторской вроде имеется соль, чай и кофе. Сахар опять закончился. Да, есть еще китайская лапша!
– Не вешай мне лапшу на уши! – отмахнулась я. – Я тебя не про приправы спрашиваю, а про Лаврика Листьева! Там он или нет?
– Размечталась – «или нет»! – передразнил меня оператор. – Очень даже там, в смысле, тут. Укореняется копчиком в наш гостевой диван.
– Схвати его и не отпускай! – велела я.
– Копчик или диван? – одурманенный слабоалкогольным напитком Вадик требовал уточнения.
– Лаврика схвати! За какое именно место – сам смотри, главное, чтобы до моего прихода он от тебя не вырвался!
– Эх, на что ты меня, подруга, толкаешь! – вздохнул Вадик.
Я не поняла, что он имел в виду. Мне вообще было некогда думать о таких деталях, как фрагмент тела, захват которого позволит Вадику максимально надежно зафиксировать на диване Лаврушку. Я уже выключила телефон и выскользнула из кресла, сделанного из такой же красной пластмассы, как и тазик с моим десертом.
Чтобы не терять времени, дожидаясь официантку со счетом, деньги я сунула под лоханку с недоеденным мороженым. Обежала низкую оградку кафе, с трудом удержавшись, чтобы не перепрыгнуть через нее. На центральной улице в восьмом часу вечера в будний день уже было пустовато, и я небольшим смерчем промчалась по тротуару, не обращая внимания на вихрящуюся позади пыль и выпархивающие из переполненных мусорных урн бумажки. В телекомпанию влетела, хлопнув дверью, что вызвало неудовольствие вахтерши. Упомянутое неудовольствие проигнорировала, ворвалась в редакторскую – и резко остановилась.
Лавровый Лист по-прежнему сидел на гостевом диване, но всем своим видом показывал желание с него встать и удалиться прочь. Встать, в принципе, было можно, ноги у Лаврика были абсолютно свободны, только одна рука насильственно удерживалась вблизи точеного деревянного столбика диванного подлокотника блестящими металлическими наручниками. Лаврик как заведенный дергал рукой, наручники бряцали, диван вздрагивал. Напротив пленника, прямо на столе, сидел Вадик. Он издевательски смеялся и крутил на пальце колечко с ключиком.
– Что это вы тут делаете? – спросила я с порога.
– Мы играем в полицейских и воров, – ухмыльнулся Вадик.
– А откуда у нас в компании взялись такие оригинальные аксессуары? – удивилась я.
– У тебя в столе лежали, – осклабился Вадик. – Я полез кофе поискать, а там они!
– У меня в столе? – удивленно повторила я.
– Уж спрятала так спрятала! – продолжал веселиться Вадик.
– Не компрометируй меня, – попросила я. – Это же игрушечные наручники!
– Ага, для всяких разных игр! – Вадька с намеком подмигнул хитрым зеленым глазом.
Я завела очи к потолку и вздохнула. Балагур Вадька все представил в неверном свете. С наручниками было так: на прошлой неделе Сертификационный центр обратился к краевым СМИ с просьбой заклеймить позором поставщиков и продавцов импортных детских игрушек, не имеющих гигиенических и прочих сертификатов. В числе образцов не разрешенных к продаже игрушек нашей съемочной группе выдали и китайский набор «Супермегаполицейский»: запаянную в пластик разноцветную картонку с закрепленными на ней пистолетом и наручниками. Черный пистолет выглядел устрашающе убедительным. Только взяв его в руку и ощутив небольшой вес, можно было понять, что это не настоящий «ствол». С прилагающимися к пистолету наручниками дело обстояло еще хуже. Сделанные из какого-то светлого металла, возможно, из алюминия, «браслеты» были легкими, но неожиданно прочными. Потеряв ключик, избавиться от этого сомнительного украшения ребенок уж точно не смог бы.
