Читать книгу: «Уроборос», страница 2

Серый город

Последняя тарелка отправилась в сушку. От раковины поднимался пар, посуда блестящими рядами выстроилась над мойкой, что-то капризно напевая стекающими каплями. Под резиновыми перчатками до локтей скопилась вода и остатки моющего средства. Девушка брезгливо потёрла красные сморщенные пальцы, помыла руки и выключила гудящий кран.

Повара и официанты давно ушли, оставалась только она да уборщица.

Девушка воровато оглянулась, словно кто-то мог понять, что она делает, присела на корточки, открыла ящик и вытащила новую сковороду. На днище белела этикетка. Это был Знак.

Первый она нашла случайно в кармане джинсов. Второй попался вместе с набором новых документов, который ей оформили после того, как медицинское обследование показало, что бродяжка с амнезией дееспособна. Люди из социальной службы сперва полгода искали её родственников и ждали, что вернётся память, но так и не дождались ни того, ни другого.

Конечно, полноценным членом общества она так и не стала, паспортной карточки бродяжке не полагалось, но та же социальная служба устроила нелюдимую девушку посудомойкой в приют для бездомных и выделила койку в общежитии.

Ни на что большее она и не рассчитывала. Ей было трудно. Все люди вокруг что-то делали, у них была какая-то цель, какой-то смысл, они знали, ради чего жили. А у неё, вырванной из времени и пространства, были только странные надписи.

Она не понимала Знаков.

Совсем.

Девушка точно знала, что это они, и ничто не могло бы её переубедить. Но Знаки абсолютно ничего ей не говорили. Сперва она надеялась, что смысл раскроется, когда их соберётся больше. Но раз за разом это были просто странные надписи, набор букв или символов.

Наверное, если бы она была умнее, то могла бы попробовать их расшифровать, но ей с трудом давались даже фильмы и песни. Простенькие детские мультики, которые крутили в отделении для отказников, состоящие из ярких цветов и сплошных сюжетных повторов, она очень любила, но стоило в отделении появиться деткам постарше, как мультики сменялись чем-то совершенно невнятным.

После просмотра такого у неё давило лоб и виски, словно голову старались пропихнуть в кастрюлю не по размеру.

Надзиратели говорили что-то про культурный контекст, иногда подсовывали ей развивашки или приводили психолога. Она злобно говорила всё, что от неё хотели, делала всё, что требовали, а потом убегала в комнату спать.

День сменялся днём, и всё было серым, словно та бетонная стена, которая встретила её в этом мире.

Воспоминания о побеге поблёкли, сливаясь со всеми остальными, стали какими-то нереальными, неважными. Гудящие струи воды в мойке давно стали просто водой, никакого сходства с бурлящим шлюзом. Спрут тоже не показывался, как она ни ковыряла пальцами живот. Автоматный отпечаток сошёл почти сразу.

Она никому об этом не рассказывала.

Выбравшись на улицу, девушка с удовольствием вдохнула тёплый летний воздух. Было ещё светло, и она отправилась бродить по серому городу, словно впопыхах нарисованному и неоконченному. Свою функцию он выполнял, а жители добавили везде яркое граффити.

Она искала Знаки.

Её не вело к ним, и она ничего не чувствовала. Просто в отуплении делала какие-то вещи и находила маленькие трофеи. Очень редко, и они приносили только недоумённое тихое горе.

Посоветоваться было не с кем, да она и не пыталась. Другой сказал найти его, но она умела только мыть посуду да тупо пялиться в стену, пока не уснёт.

В этот раз её вело куда-то в сторону заброшенных строек. Остовы зданий небрежными росчерками торчали к серому небу: намечены и ладно, и так сойдёт. Ни лающих собак, ни строителей, ни бездомных. Пыли тоже не было.

У одной из стен стояла стремянка, а над ней торчала вентиляционная решётка.

Девушка забралась наверх и увидела сбоку на решётке петли. За решёткой открылась серая стена. Вниз порхнуло сложенный белым, она поспешно подхватила его, чуть не упав, и развернула.

На тетрадном листе в клеточку карандашом было написано две строчки символов.

this.set('name', 'inka');

this.install(lib.ego);

this

.findCheckPoint()

.hackBadGateway();

Они даже вроде складывались в какие-то слова, требовалось что-то встроить, куда-то ввести, но прочитать их было невозможно. А ещё – это был её собственный почерк.

Девушка уставилась на листок, но ощущение было, как во сне, когда хочешь крикнуть и не можешь.

Спрыгнув со стремянки, она устало побрела прочь. Серое опустошение и досада наполняли её. Как и прошлые Знаки, это явно была какая-то инструкция. Но как ей следовать, куда вводить символы?

На неё, бредущую шаркающей походкой, натыкались люди. Кто-то просто обходил, кто-то пихал со злости, но девушке было всё равно. Завтра уже не наступит, ей уже не вернуться к своим тарелкам и кастрюлям. Город из серого превратился в янтарный и тёмно-коричневый, со смехом и огнями фонарей. Свежий ночной ветерок проник в голову, и сковывающее её железо со звоном разлетелось по тротуару. Инка сморгнула и остановилась.

Всё было другое. Эта часть города была прорисована гораздо лучше: острая, резкая, полная рельефа и деталей. Здесь были запахи и звуки, а сознание обрело небывалую прежде чистоту. Знаки снова звали её, но уже не тупым заунывным голосом безнадёжности, а звонким, уверенным, полным сил приказом – иди!

Иди!

Инка, споткнувшись, прибавила шагу. Она не знала, куда, просто шла на зов одной из многочисленных дверей с завлекательными надписями.

Это был бар в полуподвале.

Спустившись на цокольный этаж, Инка толкнула дверь и вошла. Звуки города мгновенно исчезли, словно дверь перерубила невидимую пуповину. Здесь был слышен только звон пивных стаканов, смех, разговоры. И почему-то музыка ничего не заглушала.

А ещё здесь были лица, и Инка впервые видела их отчётливо, а не через серую мутную пелену. И все они были разные. И как будто она их уже знала, а вроде и не знала. И всё было, как обычно, а вроде и нет.

Никто на неё не смотрел, и никому не было до неё дела.

В горле предостерегающе шевельнулся спрут.

Все чувства ощущались острее. Впервые за долгое время она почувствовала что-то, кроме усталости. Беспокойство. Неуверенность. Надежда.

Откуда-то она знала, что находится в правильном месте. И всё, что ей нужно – это начать задавать вопросы.

И одновременно она боялась, что вопрос будет не тот или не тому. И всё, что она сейчас ощущала, рухнет, словно ненадёжная горка из бокалов шампанского, схлопнется в полную пустоту.

Денег у неё не было, но это было неважно.

Инка, преодолевая желание забиться в самый тёмный уголок за шторой, отправилась прямо к бару и забралась на высокий стул.

Темнокожая барменша молча пододвинула к ней высокий стакан.

Там было что-то пенное, кисловато-сладкое, защипавшее в горле. Спрут недовольно убрал щупальце, и девушка ещё раз огляделась по сторонам.

Вопрос щекотал горло, но она не знала, как его задавать. Барменша деловито обслуживала то и дело подходящих гостей.

Инка допила из стакана, потянулась достать из кармана листок со Знаком, но внезапно передумала. Вместо этого она потянулась пальцами к смуглой руке барменши и провела по ней кончиками пальцев, пробираясь к запястью. А потом ещё и ещё, медленно, вопросительно. Из раскрытой ладони высунул щупальца спрут, холодные, чёрные и острые. А потом щупальца выстрелили и обхватили девушку за запястье, впечатывая ладонь в ладонь, крепко сплетая кисти.

Инка вскинула глаза и посмотрела на барменшу в упор. Та точно также гладила её пальцы, а потом, кивнув и не отнимая руки, вышла из-за стойки и повела Инку в сторону служебного туалета.