Читать книгу: «Мир меняющие. Один лишь миг. Книга 2», страница 3
– Погоди, Зыба, вы ж говорили, что тут наши бывали как-то?
– Ну да, бывали. Это когда ваши кровницы все пропали. Я своим собственными глазами видел, как ваших женщин к крамсонам вели. Трое их было, паскудников. Они на диковинных таких скакунах были. Я-то ране кроме единорогов да лошадей и не видал таких животин никогда – здоровущщие, три лошади друг на дружку поставить – вот такие здоровые, впереди какая-то труба кожистая, что ли. Уши большущие, кожаные. А на них беседка прилажена – там-то ваши девки и сидели, опоили их чем-то, они как сонные были. Похитители остановились здесь, воды набрали. Девок с животины, до сих пор не знаю, как оно называется, стащили, водой на них побрызгали – на девок, чтобы те не сомлели окончательно. Да и дальше пошли. В сторону Крамбара. А я прятался пока они тут шлялись, но девок разглядел. Одна так и вовсе красоты неписанной была, аж сердце зашлось, когда ее увидал. Потом ночами спать не мог, она звала меня, спасти просила. Да куда уж мне, свободнокровке, против обученных пастырей выстоять. Да и продали ее, голубушку куда подальше. А потом купцы, что к ручью за водой сворачивали, рассказали, как у вас всех женщин уворовали. Я погоревал, а потом как-то раз и нашел эту полянку. А тут лежали турбийоны, спирали, ремонтуары – уже собранные, остальные части в других частях нашлись, какие самому пришлось творить, а уж придумывать из чего – вот была задачка-то. Ну, собрал да собрал. Первые, по-моему, вон те были, что вышагивают, у них на одной ноге, видишь, сучок в деревяшке оказался, да мне и поглянулся он. Так и оставил. Уснул, умаявшись за день – жара, а я с металлическим этим частями канителюсь, они таки горячи были, что я пальцы пообжег все. А наутро они пошли – в обоих смыслах. Я-то им ноги так приделал, чтобы куда поставить было – тут у меня с мебелью не очень богато, сам видишь. Ну, в общем, я перепугался, утопить их пытался, в пески зарыть пробовал. А они кротко так только постукивают и на меня не обижаются. А потом привык, перестал бояться, да и давай еще клепать. Они мне теперь как родные. На полянке этой частенько новые части для часов появляются – откуда берутся, не знаю. Я уж и подкарауливать пробовал, да не увидал ничего. Вечером нет ничего, а утром – гля, а в траве поблескивает чегой-нибудь. Ну, я и вовсе успокоился. Решил, что это мне ваши небесные кастыри такую утеху дали, от одиночества спастись. Да и астроном тот, что учил меня. Поди, посоветовал, что не совсем, мол, я бестолковый, мол, давайте ему деталей, а он уж пусть собирает. И тебя, наверное, тоже он послал.
Вальд пытался было возразить, но решил промолчать. Как он уже понял, спорить с этим Тыкле – занятие бесполезное и малоприятное. А Зыба уже замолк и умильно так поглядывает, руки сложил на тощем животе – не человек, а сплошное благолепие:
– Ну, так ты их посмотришь?
– Что посмотришь?
– Ну, часики мои? Чтобы ходили они верно и долго-долго.
– Дед, ты бы не нукал. А по существу: что посмотреть-то надо?
– Э, механизьму их проверил, правильно ли я там все устроил? Да на верность хода проверил. А то вон те большие, что привалились к пальме, сидят, они вроде хронометр, дык и соответствовать должны.
– У меня и инструментов-то нет. Да и спешу я, ты позабыл?
– Ничего, струмет у меня имеется, тоже на полянке лежал. А спешишь, зачем тебе спешить? Ты сейчас мне подмогнешь, а потом я тебе, и оба только в выигрыше останемся. Давай, сынок, соглашайся, тебе посля солнешного-то удара всё одно еще очухаться надо. А то ить, пойдешь в пески один с картой твоей корявой, да и сгинешь там, и никому помочь не успеешь и вовсю.
И верно, деваться было некуда. Только одно смущало:
– Зыба, а я вроде про карту ничего тебе не говорил. Ты откуда про нее знаешь?
– Дык это, я тебя, когда привез на ешачке-то своём, я тебя обмыл, а чтобы ничего ценного не намочить, пришлось по карманам твоим пошарить. Но ты не думай, все в целости лежит. В роду Тыкле воров никогдашеньки не было.
В мыслях пронеслось: «Ну да, воров-то не было, а, если бы предположить, я помер, так и воровать бы не пришлось, шустёр дед, ой шустёр».
– Ладно, давай свой струмент. Посмотрю я твои часы.
Дед засуетился, вынул плотно закутанные в промасленные тряпки инструменты из дупла, с трогательной бережностью протянул лупу:
– Вот. Всё, что нашёл, тут собрано. Ты правильно решил, сейчас самый свет, чтобы работать.
Не переставая бормотать что-то себе под нос, достал крышку и четыре чурбака, соорудил стол, постучал по нему:
– Садись, мил человек.
Вальд уселся, установил лупу:
– Ну, какие первые смотреть.
Дед благоговейно принес маленькие часики. Вальд открыл заднюю крышку и… Время словно остановилось. Ему, конечно, приходилось и поверять часы, и ремонтировать, но он никогда не встречал таких механизмов, и никогда ранее это занятие так не притягивало. Не чувствуя усталости, голода и жажды, астроном не выпускал лупы из глаз пока не ощутил предвечерней свежести. В животе заурчало от голода, да и в горле пересохло. А Зыба тут как тут:
– На-ко освежись, мастер. Смотри, сколько ты натворил!
Полянка теперь выглядела иначе. Те часы, над которыми удалось сегодня поработать, дружно тикали – какие громче, какие тише – в унисон, отмечая очередной час. Если поутру часы были рядовой работой ремесленника, сейчас они стали произведениями искусства. Хотя особой доработки не требовалось – там подтянуть, там шлифануть, поправить кое-какие детали и все. Но часов было так много, что работы хватит еще на пару дней. Зыба восторженно разглядывал своё тикающее семейство.
– Пойдем, мастер Вальд, я ужин спроворил. Сейчас самое время пищу принять, прохладно, но еще не холодно. По ночам тут зябко бывает, но я тебя устрою – в хижине моей места хватит.
Следующие несколько дней были похожи друг на друга. Зыба будил Вальда на рассвете – со всем почтением, называл теперь его «мастер Вальд» и никак иначе. Кормил завтраком, и они отправлялись на полянку. Вальд садился за стол и снова терял счет времени. Ближе к закату Зыба возвращался, ужинали и ложились спать. Хижина старика была достаточно просторной, пара одеял предохраняла от ночной свежести, и спалось Вальду так, как давно уже не бывало. Крепко спал и утром просыпался он отдохнувшим. Когда последние из часов – те самые, которые претендовали на звание «хронометр» – были почищены, подправлены и теперь дружно тикали вместе с остальными, Вальд почувствовал, что ему пора. Что и так засиделся он здесь. Об ударе по голове и солнечных ожогах уже ничего не напоминало. Оставалась лишь малость: сказать Зыбе, что пришло время расставаться.
Утром на полянке обнаружился полный комплект для создания новых часов. Вальд прокопался с ними до вечера. А когда пришел Зыба, астроном протянул ему небольшие часы – размером с луковицу, с закрывающейся деревянной крышкой, которая защищала часы:
– Это вам моя прощальная поделка: это ваши личные карманные часы. Они будут показывать время, и вы их сможете носить с собой всегда – можно на шею подвесить, можно в кармане носить, как будет удобнее.
– Ээх, а я уж было понадеялся, что ты тут со мной останешься, а ты все-таки решил уходить. Но раз этого обещано не было, понимаю. Не судьба. За подарок – спасибо. Я тебе помощь обещал, значит, и помогу, сам виноват – спасал тебя, значит, не могу не помочь. Я тебе карту нарисовал – она теперь верные направления показывает. Идти тебе надо или на рассвете или, если ночных тварей не побоишься – на закате. А как солнца выйдут, да засветят в полную ярость – ищи кусток какой и ложись спать. Ешака могу тебе дать, на нем быстрее будет.
– За карту и остальное – благодарю. А ишака не возьму – он вам нужнее, я и так доберусь, а вам, если вдруг кого еще спасать придется, сподручнее будет.
– Ну, коли решил, отговаривать не буду. Пойдем, поужинаем, да собирать тебя будем.
На том и порешили.
Едва солнца коснулись горизонта, Вальд тронулся в путь. Пески запылали расплавленным металлом, слепя глаза, едва астроном покинул гостеприимный оазис. Зыба Тыкле стоял, провожая гостя, пока не стемнело. Потом вернулся на заповедную полянку, где проживало свою тикающую жизнь его часовое семейство. В этой жизни Вальд и Зыба больше не встречались.
Глава 5. Попутчик
Раскаленные за день пески быстро отдавали накопленное тепло и скоро стало гораздо, а когда ночные светила достигли середины неба, похолодало так, что Вальду пришлось вынуть из сумы одеяло и закутаться в него. Идти было неудобно, одеяло так и норовило соскользнуть, Вальд вспомнил купеческие пончо, такие удобные, мягкие и теплые. А еще через мгновение он уже шагал в некоем подобии пончо – прорезав в центре одеяла дырку. Прошагал всю ночь, край горизонта начал светлеть, возвещая скорый восход. Астроном огляделся по сторонам, ища укрытие: «А! Карта же! Зыба, наверняка, укрытия как-нибудь обозначил». Юноша хмыкнул негромко, вспоминая своего спасателя: бывают же такие колоритные люди. Вгляделся в карту – в предрассветных сумерках видно было плохо даже астроному. Определил свое местоположение, потом на карте увидел крестик – где-то совсем рядом было какое-то укрытие. Прошел вперед еще немного – и верно, дерево с неохватным стволом и нелепой кучей веток поверху – дерево, которое в Мире называли бутылочным – не за то, что издалека оно похоже на бутыль, за то, что пустой ствол обычно наполнен дождевой водой. Вальд поспешил укрыться в тени, решив переждать дневной зной, как и советовал Тыкле. Укрылся одеялом, которое уже сослужило верную службу в виде пончо, и задремал. Ноги гудели от усталости, перед глазами всё поплыло и пришёл сон.
А возле оазиса, в котором обитал свободнорожденный Зыба, спешился всадник – слез с трехгорбого верблюда, размотал покрывала, открыв юное безусое лицо, и пересёк границу песка, ступив на смятую траву. Обошел весь оазис, настороженно озираясь по сторонам. Заслышав тихое журчание ручейка, которому оазис и обязан был своим существованием, всадник поспешил на звук. Признаки чьего-либо существования исчезли. Все, что было деревянного – порублено в щепы; водоем, который устроил Зыба, засыпан. Всадник покачал головой, потом заслышал непривычные звуки, еще больше насторожился. Отправившись на звук, обнаружил полянку среди почти непроходимых кустов, на которой валялись разрозненные металлические, стеклянные и деревянные части. От разноголосого тиканья часов, растоптанных и почти полностью разломанных, блестящими пятнами покрывавшими вытоптанную траву, пробирала дрожь. Большие часы, с коленчатыми деревянными ходулями, конвульсивно пытались подняться, но им никак это не удавалось. А неподалеку прильнув в последнем объятии к потемневшему от пролитой крови стволу, лежало тело. Всадник перевернул его лицом вверх и ужаснулся – у трупа не было лица, оно было содрано до костей, в височной кости зияла дыра размером с кулак, в которой отмеряли последние мгновения небольшие часы с покореженной деревянной крышкой.
Всаднику пришлось вернуться к верблюду и взять небольшую лопату, бросить оскверненного мертвеца он не мог. Вернувшись на полянку, омыл, как смог, покалеченное тело, вспоминая слова отца: «Провожая незнакомца в последний путь, относись к нему так, словно он твой лучший друг или ближайший кровник. И надейся, что если тебе придется лежать непогребенному, не дай того Торг, найдется тот, что и тебя проводит также». На глаза навернулись слезы, воспоминания всколыхнули боль, что затаилась в потаенных уголках сердца. Но скорбеть было не время поэтому, омыв и поправив одежду на умершем, всадник укрыл ему то, что было лицом, чтобы земля не коснулась запекшихся ран. Перед этим пришлось достать из раны часы, которые, наконец, прекратили свое негромкое судорожное тиканье. Часы юноша положил на тело, перед тем, как решил засыпать могилу. Прощальных речей ему говорить еще не приходилось, поэтому он лишь мысленно попрощался с покойником. Вскоре вырос небольшой могильный холмик, и юноша отступил на шаг, проверяя, все ли сделано. Но безымянная могила без опознавательных знаков казалась незаконченной. Юноша собрал все части часов – стеклянные, металлические и деревянные – и обложил холмик. Могила сразу стала выглядеть такой, солидной, что ли. Выбрался с поляны туда, где журчал ручеек. Расчистил его, как смог, пришлось подождать, чтобы ил осел, и вода стала пригодной для питья. Набрал воды, намочил тряпки, которыми вновь укутал голову, напоил верблюда и, взгромоздившись на него, покинул оазис.
Вальд проснулся, когда небесный Прим коснулся горизонта, потому что затекла рука и со страшной силой хотелось отлить. Разминая руки, отошел за дерево и облегчился. До темноты оставалось еще немного времени, поэтому решил не жевать на ходу, а отдохнуть, а потом постараться за ночь пройти как можно дальше. За водой пришлось лезть на дерево, повезло еще, что оно невысокое. Напился прямо из ствола, бережливо полил на голову, сон отступил. Спустился вниз, набрав воды. Уселся спиной к стволу и принялся жевать, доставая из мешка то, что попадалось под руку, добрым словом вспоминая Зыбу Тыкле, так вовремя встретившемуся на пути. Доставая очередной кусок, услышал тихое шуршание песка и почувствовал едва заметное движение воздуха неподалеку. Потом Вальд услышал, как кто-то идет к нему – с подветренной стороны. Не поворачивая головы, астроном уже знал, кто пожаловал:
– Привет.
Всадник, прибывший на верблюде, кивком ответил на приветствие, снимая с головы тряпки.
Вальд продолжил:
– А ты как это тут оказался и почему один?
Бардем, а это был он, ответил не сразу. Сначала напоил верблюда, потом, усевшись рядом с астрономом, заговорил:
– Мы виноваты перед тобой.
– Карта?
– Да, карта. Но пойми, отец не хотел тебя обманывать преднамеренно. Ему пришлось это сделать.
– Ага, и он теперь так стыдится, что даже сам не решился приехать и отправил тебя. Ах да, он же должен охранять Торговище. Вот я чудило, забыл совсем.
Бардем опустил голову, втянул ее в плечи:
– Ты вправе так говорить. Наша семья, пусть невольно, но нарушила законы гостеприимства. Но выслушай меня, прошу тебя!
– Говори.
– Хрон похитил Зидони-Полденьги. Отец перед смертью сказал, что карта неверна. Мой отец мертв! Понимаешь! Мертв… И мать отправила меня к тебе, я должен быть при тебе до тех пор, пока не искуплю свою вину.
– А как ты узнаешь, что искупил?
– Ну, не знаю. Может быть, ты скажешь? Или я почувствую свободу особенную какую.
– А. Ну тогда оставайся. Мне помощник сейчас не помешает.
Щеки Бардема слегка покраснели:
– А Стела где?
– Ее крамсоны украли. Мне по голове досталось и, если бы не подоспел старик один, в оазисе свободнорожденный живет, там, в песках и загнулся бы. Он меня спас, подлечил и в дорогу собрал. И карту вашу исправил.
– У старика еще была полянка с часами?
– Почему была? Я их ему починил, время поверял. Сломалось там что-то?
– Да нет. Старик тот мертв. Я своими руками похоронил его, только имени не знал. Часы все переломаны, я ими могилку обложил. Ручей едва пробивался – его засыпать пытались.
Бардем не стал рассказывать, в каком именно виде он нашел старика – язык не повернулся. Вальд помолчал, стиснул лишь зубы так, что желваки выступили под загорелой кожей.
– И его тоже. Теперь и его нет.
Помолчали. Вальд вздохнул сквозь стиснутые зубы, резко, со свистом выдохнул:
– Ну, пора выходить. До Крамбара осталось дня два пути.
– Забирайся на Бурю, а я поеду сзади.
Вальд замялся:
– Нет уж, лучше ты впереди садись. Я на верблюдах ездил всего один раз, да и то не помню, как это было. Я маленький совсем еще был.
Бардем как-то по-новому взглянул на астронома, словно только сейчас осознав, что они – почти ровесники, смутился, буркнул себе под нос что-то и взлетел в первое седло. Развернулся, переложил сумки, расправил второе седло. Вальд забрался на Бурю не так шустро, как купец, да и усаживался долго, смущенно сопя. Верблюд поднялся с колен, громко и противно заревев.
Начало совместного путешествия омрачила неловкое молчание, что возникло между купцом и астрономом. Вокруг до самого горизонта расстилались пески смертоносной Крогли, ярко освещенные ночными светилами. Ночной свет изменил пустыню до неузнаваемости – высокие барханы казались черными волнами, застывшими в тишине. Слышался лишь шорох песчинок под могучими ногами верблюда, несшего путников сквозь пески неспешным аллюром. Когда наступила полночь, остановились перекусить, а потом понеслись дальше, навстречу ночному свету.
Глава 6. Редкий товар
В сухом воздухе Крогли явно чувствовался запах морской соли – скоро, совсем скоро покажется Большой океан, неутомимо катящий свои волны на песчаный берег. Де Аастр и Пергани достигли последнего оазиса, где остановились на днёвку. Вальд с грустью обошёл весь маленький оазис, с грустью вспомнив старика Тыкле и его часы. Здесь никаких встреч и никаких чудес не предвиделось, да и не случилось. Набрали воды, вздремнули, и, когда серые сумерки приглушили яростные лучи светил, двинулись дальше. До Крамбара остался день пути. Бардем поинтересовался, где они начнут поиски Стелы. Вальд задумался ненадолго:
– А я думал, ты что-нибудь предложишь. Ты же купец, путешественник и переговорщик, ты и с Дикими всякими общался. А я ни обычаев, ни языка их не знаю.
– Ну, да. Так-то оно так, но… Я и путешествовал и договаривался – только вот мне сейчас продать им нечего. Язык их я знаю, тут проблем нет. Но вот с ними договориться будет достаточно трудно. Верблюд им не нужен, карта наша – тоже. Если мы не придумаем, чем их удивить – говорить будет попросту не о чем, нас даже за городские ворота не пустят. И стоить мы будем дороже мертвыми – крамсоны гостей не жалуют, или в рабы к ним попадем – тоже удовольствие невеликое.
– Ты так говоришь, как будто они не подчиняются никаким законам. У них кодекса крамсонов никакого случаем нет?
Бардем усмехнулся, только усмешка та была скорее горькой:
– Ага, есть у них «законы империи». Вся империя – это Крамбар. Но для крамсонов и этого достаточно.
– Ну вот. Если есть законы – значит и про иноземцев там должно быть что-то. Не всех же они продают и убивают?
– Нет, не всех. Продают только тех, кто имеет цену. А остальных убивают.
– А посольства других стран у них есть?
– Посольства Мира точно нет, уж можешь мне поверить. Я бы знал.
– Мда. И что мы им продадим?
Бардем почесал затылок, сдвинув тряпки, которыми с наступлением рассвета замотал голову, набок:
– Эээ, есть у меня предложение. Но ты можешь не согласиться.
– Почему это?
– Э. Ну я могу тебя продать. Ты – достаточная редкость на Зории. Сколько, говоришь, вас осталось? Астрономов твоего возраста?
– Двое – я и Кир. А женщин и того меньше. Ха! Ты здорово это придумал!
Бардем замялся:
– Вот уж не думал, что тебе придется эта идейка по вкусу.
– Ты сам не понимаешь, что придумал! Пленников, есть такая вероятность, могут держать где-то в одном месте. Вот Крамбар этот – он больше Блангорры?
– Нет. Такой же, наверное, даже чуток поменьше.
– А у тебя есть там знакомцы, которым ты можешь довериться?
– Если купцы мирские будут с торгом, тогда – да. А! Вспомнил! Мне отец говорил, что во всех более-менее крупных городах ноёны наши должны быть – это старшие купцы в чужестранье.
– Будем надеяться на это. А как ты меня продавать будешь?
– Для начала тебе надо будет товарный вид придать. Мы хотя и не торгуем людьми, но, как и что делать – знаем.
Дневку устраивать было негде, поэтому путники отправились дальше. Вскоре вдалеке показалась неясная дымка, такая, что бывает только от воды. В полдень, когда дневной Прим оказался точно над головами молодых людей, они достигли Вороньего берега. Спешились. Бардем снял свой тюк и предложил искупаться:
– Ты хотел товарный вид приобрести? Надо бы тогда для начала пыль и песок Крогли смыть.
Вальд безоговорочно полез в воду – купаться он любил, и уговаривать не надо. Бардем присоединился. Они долго плескались в соленых теплых волнах, отдыхая от жары. Дневной Прим сместился на час, когда купец и астроном выползли на берег. Наскоро перекусив – купание разбудило дикий аппетит – присели возле чахлых невысоких кустов, невесть как выживающих тут среди песков. Бардем рассказал придуманный план. Что он-де идет с запада, купил там у кочевников астронома, кодекс Торга не разрешает приводить невольника в Мир, но и терпеть убытки купец не намерен. Вот кто из крамсонов купит и отпустит молодого астронома – тогда купец имеет полное право помочь тому добраться до Мира. А так, нет, не может. Сказка невесть какая, но другой в запасе не было. Вальду пришлось поднапрячься, чтобы вспомнить подробности своего пребывания у Диких. Воспоминаний оказалось совсем немного, поэтому решили, что Вальду следует быть молчаливым и высокомерным, так сказать – «последним из рода». Про Кира здесь могли и не знать, поэтому астроному можно быть «единственным из существующих ныне молодых астрономов».
До Крамбара добрались уже в сумерках. Городские ворота были открыты. Бардем прошептал, едва заметно шевеля губами, когда проезжали привратников, внимательно разглядывающих каждого входящего:
– Ворота они не закрывают почти никогда. Только когда объявляют войну какому-нибудь племени, а так – не боятся ничего. И стражники здесь – звери. Не дай Торг им что-то заподозрить – махом уволокут в Красные башни. А тех, кого привратники задерживают – больше никто и никогда не видел.
Уже въезжали в город, уже копыта Бури мягко стукнули по камням, которыми была вымощена привратная площадь, тут-то им и приказали остановиться. Следующие за ними недовольно забурчали, что закат скоро, что ждут всех. Но под недобрым взглядом стражников бурчание моментально стихло. Один из привратников, судя по виду и повадкам – старший офицер – велел спешиться и отойти в сторону. Вальд подумал: «Вот же Хрон тя бери, не хватало нам только этого».
Офицер потянул Бурю за поводья в сторону караулки:
– Кто такие? Что забыли в Крамбаре?
Бардем выпрямился и с достоинством, как положено странствующему купцу неспешно протянул:
– Везу товар на ваш рынок, – и замолк.
– Какой товар? Мирские купцы людьми не торгуют, а больше у тебя ничего нет. Верблюды нам тут не нужны – своих хватает. Или ты не купец, а вор?
Бардем нахмурился:
– Вы хотите опорочить доброе имя мирских купцов? Крамбар может лишиться многих товаров из-за вашей оплошности. Подумайте об этом, прежде чем называть меня, достопочтенного Пергани, вором!
Офицер несколько смешался:
– Я не имел в виду, то есть, мм. Ну, в общем, какой товар вы везете?
– Я везу самого редкого невольника – я спас его от неминуемой смерти, выкупив у диких кочевников. Присмотритесь к его глазам, сразу поймете – это единственный оставшийся в живых астроном. Вы слышали об астрономах?
Офицер буркнул, что все слышали об астрономах, и что не такая уж это редкость – недавно девку из их клана привезли, тоже говорили, что единственная из оставшихся.
Бардем хмыкнул:
– Вот чудак-человек. Это же открывает крамсонам широкие перспективы, с этим я и еду: вы можете вновь открыть Зории астрономов – только они будут собственностью Крамбара.
– А купцы кроме денег и товара о чем-то еще думают?
– Смотря какие деньги и какой товар, – парировал Бардем.
– Проезжай, твои кровники обосновались в Купеческом доме, рядом с невольничьим рынком. Найдешь?
– Да, конечно. А еще офицер, а кому принадлежит та девка, про которую вы говорили?
– Что, запало тебе в душонку развести астрономов в неволе? Покажи купцу прибыль и он забудет про Кодекс? – хохотнул привратник, – Она принадлежит бухану Эрику. Если он ее не сбагрил никуда или кнутами не засек – больно строптива она, говорят.
– Премного благодарен за информацию, – Бардем достал из кармана монету и вручил привратнику, – купцы всегда платят за услуги.
До Купеческого дома добрались быстро, не плутая. Хотя Бардем сознался, что никогда раньше не бывал в Крамбаре. Вальду пришлось идти пешком, сохраняя горделиво-мрачный вид, чтобы подтвердить рассказанную возле ворот сказку. В доме Торга царила деловая суета – вроде все бегали почём зря и куда попало, но никто ни на кого не натыкался, не слышно было ругани и споров. Кастыря здесь у купцов не было, был «ноён» – купец, который занимался тем, чем обычно в Мире занимаются кастыри. Бардем прошел к ноёну, ведя за собой мнимого пленника. Приходилось остерегаться и здесь – слишком много чужаков сновало по лестницам и этажам здания. Бардем ухитрился придать себе самый что ни на есть достопочтенный вид, пока молодые люди поднимались по лестнице. На них оглядывались идущие мимо купцы – кто с недоумением, кто с подозрением. Молодой купец, с трудом протолкавшись сквозь толпу, представился местному главе купцов, Эктору Розенпорту, что приходился дальней родней давней знакомой Вальда, Мирре.
Эктору приходилось в Крамбаре несладко. С одной стороны – богатейший порт, в который стекались богатства заокеанья, всезорийский невольничий рынок привлекал всех интересующихся живым товаром, крамсоны же и гости Крамбара покупали всё, что привозилось из Мира. Но, с другой стороны – странное законоуложение так называемой Крамбарской империи, которое может на корню загубить и торговлю и деловые переговоры – лишь возникни у крамсонов подозрение, что собираешься как-то навредить империи – и всё. Можешь молиться Торгу, Приму, любым богам, даже поклониться Красной башне Крамбара, в которой обитает их живое божество – император Олаф Синксит Благословенный Всевышний – ничего не поможет. Во имя императора уведут туда, откуда никто не возвращался, а имущество конфискуют в пользу империи – и все. Был человек – и нету. Купцы были очень осторожны, стараясь не потерять рынок. Каста торговых людей очень тщательно выбирала старших представителей для иностранных дел. И Эктор был назначен давно, по рекомендации блангоррского кастыря, что занимал пост тогда, еще до того, как сбылось пророчество. Прожив в Крамбаре столько новолетий, он стал лучше понимать местных, которым хотелось жить не хуже, чем остальным, но над ними всегда нависала пята императора, что мог раздавить любого крамсона. Выживали те, что приспосабливались лучше – лгали, предавали, доносили даже на близких. Друзей не было практически ни у кого, так, знакомые. Максимум на что мог претендовать крамсон, даже если спасал кому-то жизнь – что само по себе событие незаурядное – это на звание близкого знакомца. И нередко спасенный предавал своего спасителя – просто потому, что не верил в то, что спасение случилось от чистого сердца. И частенько оказывался прав. В Крамбаре царила мрачная обстановка, в воздухе словно витала липкая пелена страха и недоверия.
И вот в этот город явились Бардем и Вальд – истинные сыны своих каст и достойные дети Мира. Бардем вошел к старшему первым:
– Здравствовать и процветать от новолетья к новолетью! Достопочтенного Розенпорта приветствует достопочтенный Пергани Бардем.
– И вам здравствовать и процветать, достопочтенный. Что привело вас на Вороний берег? Вы же из тех Пергани, что сейчас являются стражами Торговища? Как поживает ваш батюшка?
– Все так, достопочтенный. Да, я сын Азеля Пергани, он, к сожалению, покинул нас, отправившись к праотцам, на луга Семерки. Ныне Торговище охраняют мои братья и матушка, что безутешна во вдовстве. Я отправлен же сюда, чтобы продать вот эту редкую «птицу» – юноша из касты астрономов.
– Побойтесь кодекса, молодой человек! – ноён несколько понизил голос, изменившись в лице.
– Кодексу и подчиняюсь. Этот астроном был выкуплен у кочевников в очень плачевном состоянии. Мы его выходили и теперь, в связи с смертью отца, вынуждены продавать его – расходы на содержание закрытого Торговища велики, а до Блангорры далеко. Так что я действую по кодексу.
– Мда, не думал я, что доживу до таких дней, когда мирянин будет продавать мирянина.
Вальд, до этого момента упорно не поднимавший глаз и не проронивший ни слова, выпрямился, скинув личину мрачного и упрямого невольника, улыбнулся и подмигнул Розенпорту. Ноён на миг остолбенел от неожиданности. Но быстро включился в игру, мгновенно приняв ее условия, не задумываясь о причинах.
– Ну что ж. Хоть это и против моих убеждений, но Торг есть Торг. Утром откроется всезорийская невольничья ярмарка, там можешь попытать счастья. И если он, действительно редкость, можешь окупить все свои расходы и в прибыли остаться.
– От привратной стражи я слышал, что в Крамбаре есть еще девушка, его кровница. Я бы хотел как-то объединиться с ее хозяином и попробовать продать их в паре – можно запросить гораздо дороже.
– Эээ, – замялся Розенпорт, – Видишь ли, достопочтенный, девушка действительно здесь. Она – собственность бухана Эрика Краусса, а он очень не любит расставаться со своими игрушками.
– А выкупить ее нельзя?
– Ты располагаешь такой суммой? За нее предлагали совершенно сумасшедшие деньги, но Краусс отказался.
Бардем почесал лоб, задумавшись:
– А если предложить бухану купить этого? Пусть у него будет пара. Мне какая разница, кто будет покупателем.
– Интересное предложение. Вы далеко пойдете, молодой человек, – ноён снова перешел на «вы», – Но бухан Краусс несколько прижимист, и больше любит получать в дар, чем покупать. Тем более у нас – купцы в Крамбаре почти бесправны. И опасайтесь – ваш товар могут попросту конфисковать, и хорошо, если вы сами останетесь свободны.
– Что ж, я готов рискнуть.
– Если вы готовы, тогда я могу завтра поутру представить вас Крауссу, а уж как пройдут переговоры – все в ваших руках. Вам есть, где переночевать?
– Нет, достопочтенный. Я так спешил к вам, что еще не успел устроиться на ночлег.
– Приглашаю вас и вашего, мм, знакомого, быть сегодня моими гостями. В сумерках торговля в Крамбаре затихает, и мы сможем проследовать в мои покои – я снимаю небольшой симпатичный домик здесь неподалеку, на площади Блохи.
– Какое забавное название для площади.
– Крамсоны, придумавшие это название, и сами достаточно забавный народ.
