Читать книгу: «Немчиновы. Часть 4. Я смогу!», страница 8

Валя

Работа в художественной школе меня увлекла. Я очень не хотела вести математику в классе, где учится Люсенька. И так девочка привлекает к себе повышенное внимание. Ей это совсем не нужно. Но выхода у меня не осталось, преподавательница математики, которая вела Люсенькин класс, ушла в декрет. Сначала я очень переживала. Дети по математике практически ничего не знали. Главное, что они не хотели ничего знать. Зачем им математика, когда все они великие художники. Вадим посоветовал мне почитать про Дюрера, вроде он написал какой-то математический трактат. Я почитала и поняла: это как раз то, что надо. Магический квадрат Дюрера. У магического квадрата сумма чисел в каждой строке, каждом столбце и на обеих диагоналях одинакова. Альбрехт Дюрер придумал магический квадрат 4×4 и изобразил его на своей гравюре «Меланхолия». С рассказа о Дюрере и магическом квадрате началась дружба ребят с математикой. Мне пришлось попотеть, чтобы держать ребят на каждом уроке в тонусе, но что-то у меня получилось. Мои классы написали городскую контрольную существенно лучше, чем параллельные. Завуч стала слезно просить меня взять дополнительные классы. Пришлось отказаться. Вадим категорически настаивает, чтобы я проводила побольше времени дома. Мне и самой этого хочется. Мы живем в самом центре Москвы. Вадим влюблен в старинные здания, которые еще можно найти в центре. Каждый вечер мы с Вадимом ходим гулять. Москва ничуть не хуже Парижа. Я очень люблю бульвары: Сретенский бульвар, Рождественский, Чистые пруды. Частенько мы гуляем в переулках в районе Покровки и Солянки. Вадим вычитал, что в Иваньковском монастыре в клетке держали Салтычиху. Иногда вечером мне кажется, что мы на машине времени переносимся в далекие времена. Только нет Салтычихи, а есть Добро и Свет, идущие от церквей.

Дети нас радуют. Сережа и Соня с интересом и старанием учатся. Соня почти каждый день после занятий, хоть на полчаса, заходит в лабораторию к Мишке. Соня жалуется, что Мишка не допускает ее до экспериментов. Вот когда его нет, Соне разрешают самостоятельно включать приборы и даже крутить какие-то ручки. Соня с Мишкой все время ругаются по этому поводу. Довольно часто к нам приходит Зоя. Они с Люсей вместе делают уроки и рисуют. Люся считает, что Зойка влюбилась в Сережку и ходит к нам, чтобы его увидеть. Думаю, Люся права. Сережке обожание Зои явно нравится. Он зовет Зою «мадмуазель» и играет роль умудренного жизнью графа. Не так давно Люся с Зоей пришли к Вадиму. Он сейчас работает над проектом очередного микрорайона. Девчонки предложили украсить фронтон зданий мозаикой. Они даже предложили несколько вариантов. Подошел Сережка, как всегда, со снисходительной усмешкой. Как ни странно, что он, что Вадим сильно прониклись предложением девчонок. Сережка предложил несколько изменить рисунок, Зоя стала отстаивать свой вариант. Смотрю, Сережка стал смотреть на Зойку с уважением, как на коллегу, а не как на несмышленыша. Самое интересное, что идеей Зои проникся и ее отец, Геннадий Петрович. Он приходил советоваться с Вадимом, стоит ли вкладываться в такой проект или нет. Между прочим, со своей супругой Геннадий Петрович развелся. В Пушкинский музей теперь он ходит каждую субботу. Лариса Константиновна открывает Геннадию Петровичу глаза на искусство. Правда, как мне кажется, его гораздо сильнее интересует сама Лариса Константиновна.

Жизнь в Москве шла не без приятности. Меня беспокоил только Виталий Петрович, он медленно угасал. Мы с тетей Зиной пытались его растормошить, но он только улыбался, и все. Однажды в субботу мы возвращались домой от Батищевых в прекрасном настроении, дети пересмеивались. Мы с Вадимом наслаждались покоем. Дети рядом, радуются жизни, все хорошо. Никто из нас не обратил внимания, что рядом с нашим подъездом стоит скорая помощь. Никто, кроме Люси.

–– Мама, папа, стойте, дедушки больше нет. Он умер. – Люся говорила тихо-тихо, но ее услышали все. В первый момент мы остолбенели, а потом ринулись домой бегом. Мы с Вадимом поехали на лифте, а ребята во главе с Мишкой побежали вверх по лестнице. К квартире мы подбежали почти одновременно, дверь была открыта настежь. В первый момент, когда я влетела в комнату, мне показалось, что все не так уж страшно. Врачи суетились рядом с тетей Зиной, а Виталий Петрович сидел в кресле и дремал. Вадим начал говорить: «Папа!» и осекся. Люся не ошиблась. Виталия Петровича с нами уже не было.

– Я приготовила чай с ватрушками, – начала рассказывать тетя Зина. – Кричу, старый, иди чай пить, а он не идет. Пришла в комнату, говорю, вставай, будем чай пить. Ватрушки вкусные. А он: «Зина, сядь. Хорошо, что дома никого нет. Знаешь, Зина, я вот посчитал, что живу в России меньше двадцати лет, а кажется, что всю жизнь. Знаешь, я был очень счастлив в детстве с родителями, потом с женой Люси, а потом уже здесь с тобой и детьми. Спасибо тебе. Я вот все думаю, все ли я сделал, что должен был сделать, и выходит, что все». Я как закричу: «Старый, ты чего удумал?» А он мне: «Устал я, Зина, пора мне. Прости, если, когда обидел». Глаза закрыл, пару раз вздохнул и отошел. На кого только меня, старую, оставил. – Тетя Зина заплакала.

– Валька, ноги не идут, помоги подняться, попрощаюсь с Виталием и пойду к себе лягу, наверное, литр лекарств в меня вкололи.

Мы с Соней помогли тете Зине подняться, подвели к Виталию Петровичу, она поцеловала его в лоб, и мы потихонечку отвели ее к ней в комнату. Я помогла тете Зине раздеться, она легла, но никак не могла задремать – плакала. Через некоторое время в комнату заглянула Надин. Видимо, кто-то успел сообщить Батищевым печальную новость. Надин осталась с тетей Зиной, а я пошла к Вадиму и детям. Все молча сидели за столом. Рядом с Вадимом было пустое место для меня. Я села, и Вадим сразу же взял меня за руку.

Организацию похорон взяли на себя Анатоль с Борисом. В обязательном порядке нам было предписано выпить снотворное. Утром мы должны были собраться и вылететь в Сосновск на вертолете Анатоля.

Дети притащили раскладушки и легли спать в нашей с Вадимом комнате. Мы были рады. Остаться один на один с горем было просто невозможно. Утром я встала пораньше, боялась, что Дюшка рано проснется и раскапризничается, но опоздала. Тетя Зина уже кормила его на кухне.

Николай

Мне позвонил Юрка и сообщил скорбную весть. Я сразу поехал домой. Пока ехал, прикидывал, как сказать родителям. Мать с отцом считают Виталия Петровича нашим благодетелем. Разве они могли мечтать о таком доме, который он нам подарил. Опять же завод… если бы не Виталий Петрович, неизвестно, удалось ли бы отстоять завод. Отец это очень хорошо понимает. Приехал домой, а все уже знают. Мать плачет, у Маньки тоже глаза красные, отец ходит угрюмый, дети притихли. Пришел друг отца дядя Ваня. Мать собрала на стол, бутылку поставила, надо помянуть. Я не возражал.

Дядя Ваня все беспокоится, чтобы венок от завода самый лучший купили. Позвонили Пантелею. Они с Анной Александровной к нам зашли. Анна Александровна вся зеленая, с матерью обнялась и сразу в слезы. Понятно, такого человека потеряла. Отец с дядей Ваней вызвались помогать с организацией похорон. Пантелей сразу их к какому-то делу пристроил. Пришел дядя Гриша. Весь наш сосновский дом в трауре. Хотя Виталий Петрович и жил последнее время в основном в Москве, наши бабульки фасон держали. Во двор в халате и тапочках не выходили, вдруг Виталий Петрович приедет… А вот как вышло, теперь приедет в последний раз… Одно слово: Сосновск осиротел.

Мишка

Отпевали деда в главном храме сосновского монастыря. Служил сам владыка. В хоре солировал Монтекки. Проститься с дедом пришло человек сто, а может быть, и больше. Рядом с гробом стояли тетя Зина, тетя Аня с Пантелеем Ивановичем, Лариса Ивановна, Паганель, Вера Ивановна, родители дядя Коли. У меня сжалось сердце. Все они уже очень немолоды. Если они все уйдут вслед за дедом, мир без них станет совсем другим. Мне стало очень больно.

Похоронили деда на монастырском кладбище рядом с могилой его прабабушки Сони. Он сам выбрал это место. Как только дед успевал позаботиться обо всем. Поминки Пантелей Иванович организовал в Мэрии. Очень многие хотели сказать и сказали теплые слова о деде. Я вспомнил, что Серый говорил Зойке о служении. Жизнь деда иначе как служением не назовешь. Вроде бы прожил в Сосновске не так долго, а скольким людям сумел помочь. Конечно, почти все вспоминали, что благодаря ему город сумел отразить рейдерский захват нашего завода. Завода, который кормит у нас в Сосновске практически всех. Сколько проектов в городе выполнено при его спонсорской помощи. Это по-крупному, а сколько по мелочи, по кажущейся мелочи. Кого-то внимательно выслушал, кому-то дал совет, с кем-то просто уважительно поздоровался. Я слушал людей, меня переполняли чувства, но что-то сказать, связать хотя бы два слова, я не мог, в голове был звенящий вакуум. Наконец поминки закончились, и мы вернулись в наш осиротевший дом. Совсем старенькие Жан-Пьер и Мадлен приготовили на ужин все, что особенно любил дед. Мы и все самые близкие нам люди собрались за столом. Я видел, что все очень устали, поэтому не удивился, что довольно быстро все, кроме членов нашей семьи, разошлись. У дяди были огромные синяки под глазами, я думал, что он тоже уйдет к себе, но он попросил нас остаться за столом. Он должен был донести до нас последнюю волю деда. Перво-наперво он от имени деда поблагодарил тетю Зину и Жан-Пьера с Мадлен, которых дед считал своей опорой в жизни, друзей, которые помогали ему и разделяли с ним горе в самые трудные минуты его жизни. Дед просил их принять некоторые суммы денег в память о нем. Дядя достал сберкнижки.

– Что старый удумал? Ты, Вадим, что, выгнать меня решил, в богадельню сдать? Так Валька не даст, даже не думай. Забери деньги, на кой они мне? Живу у вас как у Христа за пазухой. Пожалуй, только машину пожарную Дюшке купи, уж очень машину парень хочет. – Тетя Зина даже кулаком по столу стукнула. Мадлен с Жан-Пьером тоже отказались от денег, сказали, что вся их жизнь в нас, что мы их семья. Попросили только, чтобы из дедовского альбома им одну фотографию подарили. Там они все такие молодые вместе с дедом в Париже. Больше ничего не надо. Я сразу же сбегал за фоткой, конечно, копию для себя сделал.

Тетя Зина и Жан-Пьер с Мадлен, сославшись на усталость, ушли к себе. Дядя все же сумел всучить старикам сберкнижки под предлогом того, что нарушать волю покойного нельзя.

Мы остались одни. Дядя открыл папку и раздал нам документы. Дед все свое состояние разделил поровну между нами, внуками. Нам с Танькой достался еще дом в Йере, где сейчас постоянно живут Танькины родители. Танька расплакалась. Подозреваю, что Танькина мать уже несколько раз звонила ей с вопросом, что будет дальше и получили ли мы наследство. Видел, что Танька с раздражением несколько раз бросала мобильник.

Для того чтобы вступить в наследство, нам не надо было платить налоги. Дед оформил нам дарственные и уже все оплатил. Как всегда, дед подумал обо всем и обо всех. Дядя довел до сведения мелкоты, что до совершеннолетия управлять их долями по завещанию деда будет он. Тете Вале дед оставил шкатулку с драгоценностями, которые он покупал для своей жены – бабушки Люси. Девчонки не утерпели и сразу же заглянули в шкатулку. Начались охи и ахи. Там действительно было на что посмотреть.

– Дядя, а тебе что, дед ничего не оставил? – Я был очень удивлен.

– Отец давно оформил мне дарственную на парижский дом. Больше мне ничего не надо. Мы с отцом все давно согласовали. Я, конечно, надеюсь, что проживу не меньше, чем отец, но я написал завещание. Половину всего, что у меня есть, принадлежит Валечке, это и по закону, и по совести. Если бы не она, у меня ничего бы не было, в конце концов, спился бы, наверное. Вторую половину я разделил на всех вас. Я хочу, Мишель, чтобы ты знал, что я считаю тебя тоже своим сыном.

В глазах у меня защипало, а в мозгу прояснилось. Я понял, что именно я должен сказать.

– Я промолчал на поминках, потому что у меня в голове был вакуум, а сейчас я хочу сказать. Мне кажется, что дед был ангелом-хранителем нашей семьи. Наверное, это называется интуицией, дед легко принимал судьбоносные решения, которые круто изменяли нашу жизнь, и всегда к лучшему. Дядя, помнишь, как дед за одну ночь все продумал и отослал нас в Сосновск? Мне было жутко страшно ехать, а теперь жутко страшно, что я мог сюда не приехать.

– Да, я тогда совсем не представлял, что мне с тобой делать. Да, и это отец посоветовал мне пригласить учителей, чтобы подготовить тебя к русской школе. Откровенно говоря, я был в ужасе. А вышло, что я познакомился с Валечкой, и теперь у меня есть все вы.

– Дед и вы с тетей Валей заменили мне родителей. Я никогда не чувствовал себя одиноким, брошенным, хотя я люблю и часто вспоминаю родителей. Дед был каменной стеной, за которой я чувствовал себя в полной безопасности. Теперь остались вы с тетей Валей. Пожалуйста, живите долго. А теперь я хочу сказать немножко о другом. Мне кажется, что сейчас нашим ангелом-хранителем должна стать Люська. Она уже наш ангел-хранитель. Я вам не рассказывал, но за три минуты до того, как мне позвонил дед с просьбой приехать, чтобы вразумить Соньку с Серым, я получил мейл от Люськи: «Мишка, приезжай! SOS!!!». – Все посмотрели на Люську.

– Это что же, вы с Глебкой и Тошкой за нами следили? – Серый еще не понял, что Люська выросла.

– Мы не следили, мы вас страховали.

– Вы нас??? Мелюзга! Курам на смех!

– Сам ты мелюзга, курам на смех. Вы же не чувствуете, кто холодный, кто теплый, а от Генки с Олегом прямо как на Северном полюсе дуло. Мы же не могли вас бросить. Тем более что Генка с Олегом прикидывались, что в Катьку с Шуркой влюбились, а между собой в сторонке все каких-то телок обсуждали. Я сначала не поняла, что за телки, а Тошка нам с Генкой объяснил, что так девчонок, с которыми гуляют, зовут. А потом Сережка повелся на Генкины слова о папе, хорошо, что еще Сонька в этих дураков не влюбилась. Я думала, думала, что делать. Хотела дяде Коле все рассказать, а потом Мишке написала.

– Молодец, Люська. Действительно, ангел-хранитель. Но я хочу сказать о другом, – вступила в разговор Сонька. Она вопросительно посмотрела на всех нас. Люська и мы с Серым кивнули, иногда мы понимаем друг друга без слов. – Папа и мама, мне кажется, что это неправильно – делить состояние Немчиновых на части. Мне кажется, что оно должно быть целым. Когда нам исполнится по восемнадцать, давайте соберем наши дарственные и напишем доверенность папе. Если же кому-то из нас что-то захочется купить, мы можем всегда собраться и решить этот вопрос все вместе. И еще я, кажется, нашла ключ.

– Что за ключ? – никто ничего не понял.

– Ключ к шифру первой части мемуаров Леонида Львовича. Мы все думали, что ключ – это какие-то строчки из «Маленьких трагедий». А на самом деле ключ – это слова, вернее имя: Прасковья Федоровна Полозкова. Она мать Федора и любовь всей жизни Леонида Львовича. Мне кажется, что в нашей семье любовь – это главное.

– Думаю, Соня, ты совершенно права. Мы идиоты, ключ не может быть, не имеет права быть другим. – Дядя обнял тетю Валю.

– Я хочу вернуться к тому, что сказала Сонька, – Люська совсем разговорилась. – Дедушка мне рассказывал, что управлять большими деньгами очень трудно. Мне кажется, что одному папе будет тяжело. Папе должен помочь Мишка, а Сережка должен помогать папе с его бизнесом. Еще дедушка мне говорил, что его самые лучшие вложения были вложения в Мишкиного отца и папу. Он очень надеялся, что вложение в Мишку тоже будет очень успешным. Но Мишке будет очень трудно одному, поэтому Сонька должна помогать Мишке, а я всем, чем могу. – Мы все заулыбались. Люська из нас действительно самая мудрая.

Мы переглянулись с Танькой. Она мне кивнула.

– Раз уж мы все сегодня собрались. Мы с Танькой хотели сообщить вам одну новость. Может, сейчас и не ко времени, но мы с Танькой так решили… В общем, Танька беременна. – Все заулыбались, начали нас поздравлять и целовать.

– Я хочу сообщить вам еще одну новость, – тетя Валя улыбнулась. – Вы, наверное, заметили, что на похоронах не было моей подруги Светки. Она уже почти семь месяцев лежит в больнице, но сейчас почти все трудности остались позади. Со дня на день у нее, наконец, должна родиться дочь.

– Мишка, – хитро улыбнулся Серый, – помнишь, перед тем как родилась Люська, мы писали письмо Деду Морозу. Может, повторим?

– Теперь мы уже будем ждать внуков, – покачала головой тетя Валя.

– Внуки у вас будут не очень скоро, нам с Сонькой надо выучиться и на ноги встать. А потом такую любовь встретить, как у вас, чтобы на всю жизнь. Надо осмотреться.

– Ну, ты-то уже вроде осмотрелся. Юлька, я так понимаю, по боку. Тебе придется ждать, когда Зойка вырастет, ты ж у нас Пигмалион. А мы с Саней поженимся, когда универ закончим. – Серый, как услышал про Зойку, хотел Соньку по привычке стукнуть, но удержался, все-таки в семье траур.

– Если бы найти хорошую суррогатную мать, – вдруг сказал дядя. – Валечке больше рожать нельзя, у нее проблемы с сердцем. Мы вам никогда не рассказывали. У Валечки должна была быть сестра-двойняшка, но она умерла при рождении. Сережа с Соней двойняшки, Слава богу, с ними все в порядке. У Люси тоже должен был быть брат-двойняшка. К несчастью, он запутался в пуповине, и его спасти не удалось. Валечке тогда очень плохо было. Мы очень тяжело все это переживали и однажды решили забыть, чтобы были силы жить дальше. А вот суррогатная мать могла бы нам сейчас помочь…

– У меня должен был быть брат? – встрепенулась Люська, – я всегда чувствовала, что рядом со мной кто-то есть. Наверное, это брат. Это он дал мне понять, что дедушка умер, и еще он иногда подсказывает, как рисовать надо… Мама, если найти суррогатную мать, может быть, он еще раз родится, теперь уже нормально. Я его буду очень любить. – Тетя Валя вроде восприняла слова Люськи нормально, она весь день старалась держать себя в руках, но сейчас не выдержала, расплакалась. Мы все подошли и крепко ее обняли.

Валя

Мы вернулись в Москву и все с головой ушли в работу. Вадим занялся очередным проектом, дети учились, я работала. Постепенно острая боль от нашей потери сменилась светлой грустью и радостью от сознания того, что наши жизни пересеклись с таким замечательным человеком, каким был Виталий Петрович.

Примерно через месяц после смерти отца Вадим вдруг огорошил меня тем, что нашел во Франции суррогатную мать. Я думала, что в Сосновске он просто пошутил, когда говорил о суррогатной матери. Наверное, для мужчины это вполне естественно, что не он, а кто-то другой вынашивает его ребенка. Мне же сама мысль, что не я, а кто-то чужой будет носить моего сына или дочь, казалась совершенно дикой. Вадим долго меня уговаривал, и в конце концов я сдалась. Все прошло благополучно. Осенью на свет должен появиться маленький Виталик. Мы все его очень ждем. Особенно Люсенька. Она уверена, что к нам наконец присоединится ее погибший брат.

Нашим «экспериментом» очень заинтересовалась Надин. У них с Анатолем после известных событий началась вторая молодость, более зрелая, но не менее прекрасная пора любви. Надин – счастлива. Огорчают ее только дети. Они выросли, хотят решать свои проблемы сами, и Надин чувствует себя одинокой и покинутой. Старший сын Надин и Анатоля практически постоянно живет за границей, он занят зарубежными ветвями бизнеса Анатоля, с матерью он общается только по большим праздникам. Его жизнь более или менее сложилась. Лена, младшая дочь, очень рано вышла замуж, развелась и теперь даже слышать не хочет о семейной жизни. Хорошо хоть дочку Настеньку сумела родить. Лена – талантливый дизайнер одежды. Ей бы взять и продолжить дело матери. Но, как всегда, появляется «НО». Лена совершенно не умеет ладить с клиентками. Считает их абсолютными дурами и не стесняясь доводит свое мнение до их сведения. Про Борьку и говорить нечего. Лоботряс! Я много раз говорила Надин, что ресторан не место для молодого парня. С кем он там общается? С Жопниками и Обаяшками? Проект Виталия Петровича оказался находкой для Батищевых. Пристроили Борьку к какому-то делу. Вроде он не сопротивляется, ему даже нравится. Анатоль готов взять сосновскую лабораторию на полное обеспечение, лишь бы Борька хоть чему-то научился и что-то делал.