Читать книгу: «Магические безобразия», страница 5

В этот день Варя твердо решила переговорить с Рином, рассказав обо всех приключениях ее и Лены. Но на переменах маг все время дежурил, шумный коридор для важных разговоров явно непредназначен, поэтому она решила после уроков прийти к нему в «дом». Комната-кабинет, залитая светом, пустовала, но на столе, обложенном письменными принадлежностями, картами, тетрадями и книгами, стояла высокая чашка, дымящаяся ароматным кофе, ее обрамляли разноцветные мармеладки, красный вязаный плед покрывал спинку кресла, из чего следовало, что отлучился Рин совсем недавно. Измайлова кинула вещи, которые успела забрать из гардероба, на диван, подошла к столу, хлебнула обжигающего и на удивление несладкого напитка, и осторожно взяла в руки карту. Бумага на ощупь оказалась приятной, гладкой и даже какой-то мягкой. На ней изображался некий город, незнакомый девочке и явно не имеющий отношения к Земле, аккуратные линии показывали границы и какие-то здания, подписанные странными закорючками. От более внимательного рассмотрения Варю отвлек внезапный голос:

– Надо же, а тут очень уютно!

Измайлова резко подняла голову, удивленно замерла, не представляя, что ответить на данный пассаж. На пороге стояла Морозова Лена, красивая, с уложенными волосами, в темно-фиолетовом платье, высоких черных сапогах, в руках она держала сумку и пальто. Вопрос, как подруга вошла, застрял у Вари в горле. Ощущение реальности плавало где-то под ногами и ехидно похихикивало. Неизвестно сколько бы продолжалось молчаливое созерцание друг друга, но внутренняя дверь хлопнула, и Рин вернулся.

– У нас гости, – констатируя факт, произнес он. – Как мило. Я Леонид Потапов, очень рад знакомству.

– А я Лена, подруга Вари, – ответила Морозова, сканируя мага взглядом, скользящим с ног до головы. Рин был крайне популярен в школе как человек умный, постоянно побеждающий на олимпиадах, надежда школы номер шестнадцать. О Потапове Лена знала только пробегающие по школе слухи-шепотки, байки и странные легенды, особенной правдивостью не отличающиеся. Она давно обратила внимание на то, как близко Варя общается с Потаповым, но спросить подругу, какие именно у них отношения все не решалась. Хотя воображение и любопытство вырисовывали разные варианты.

– Как ты нашла это место? – наконец задала вопрос Измайлова.

– Искала тебя, увидела, как ты вошла сюда, и пошла следом, – пожав плечами, ответила Лена. Из ее уст это прозвучало совершенно просто и легко, словно и не было магии ни на лестнице, ни на двери. Она присела на диван, закинув ногу на ногу, и с интересом разглядывала обстановку.

– Ну и отлично, – с сомнением произнесла Варя, – я все равно хотела рассказать ему и о твоих снах, и о наших приключениях.

Лена Морозова встрепенулась, посерьезнела и позволила подруге говорить самой. Она только кое-что добавляла или уточняла, так как для мага имела вес вся информация, на первый взгляд казавшаяся не важной. На все ушел час, Рин внимательно слушал, затем замолчав, задумался на пятнадцать минут, выпил в три глотка остывший кофе, заев двумя мармеладками, и выдал:

– Что я могу сказать, – он запустил ладонь в темную шевелюру и почесал затылок. – Это все воспоминания. Ты видишь свою прошлую жизнь, просыпается Прорицательский дар, вот разные проявления чьих-то чувств и эмоций нацелились на лакомый кусочек. Очевидно, ты кому-то не нравишься.

– Можно ли избавиться от этого дара? – спросила Лена.

– Теоретически – да, практически – не уверен, – скептически ответил Рин. – Только зачем? – в его голосе мелькнуло изумление.

– Если я избавлюсь от этих способностей, то никто ко мне цепляться не станет, – Лена откинулась на спинку дивана. – И, самое главное, знать будущее я не хочу. Во-первых, это большая ответственность, а во-вторых, это мешает принимать решения. Когда увидел будущее, возникает ощущение будто оно предопределено. Вдруг незнание спасло бы от подобного результата?

– Ты видишь не предопределение, а один из возможных исходов ситуации, а также важные, значимые события, как плохие, так и хорошие, – сказал Рин, поднимаясь с кресла и направляясь с чашкой в другую комнату. Дверь затворилась, в кабинете повисло молчание. Варя переместилась в кресло мага и задумчиво жевала мармелад. Леной двигало чувство страха – это ощущалось ясно. С долей рационализма Измайлова принимала позицию подруги, но стоило ли торопиться? Сама Варя относилась к магии вокруг скорее с жаждой познания, чем боязнью. Конечно, облака-эмоции, нападающие с остервенелостью злобных ос, изрядно пугали, но нахождение где-то рядом умудренного опытом Рина вселяло спокойствие и уверенность.

– Что у вас за отношения? – Лена испытывающе посмотрела на подругу, возвращая Варю к реальности.

– Она мой ассистент, – ответил вместо Измайловой вернувшийся Рин. Новая порция горячего кофе распространяла дымящийся запах. Варя на подобное категоричное заявление ощутимо скривилась, прикидывая стукнуть мага сейчас или потерпеть еще немного? Морозова незаметно переводила взгляд с одного на другую и улыбалась.

Столь безапелляционный ответ, высказанный равнодушным, точно тухлая рыба, тоном, вызвал в Измайловой очередной приступ раздражения. Как можно быть таким закрытым? Даже моллюски иногда открываются! Сжав губы в ниточку, девочка возмущенно поднялась, собрала в руку оставшиеся мармеладки, взяла вещи и потянула Лену к выходу. В дверях их настигло негодующее бормотание. Похоже, потеря мармеладок Рина изрядно расстроила.

12

Вечер восьмого октября Диана Красикова, как обычно, проводила в одиночестве. В девятиметровой кухне, ярко освещенной новенькой люстрой, кипела работа. На плите в кастрюле варился борщ, оставалась очередь капусты. На обеденном столе, накрытом бледно-лиловой скатертью, помещались черный электрический чайник, кофемолка, сахарница, салфетница с ярко-желтыми салфетками, плетеные подставки под горячее, и ноутбук, по которому девочка смотрела мелодраму, так популярную в этом году. Еще Диана планировала печь шарлотку и теперь с усердием чистила и нарезала яблоки. Нож попал по пальцу, оставив неглубокий, но ощутимый порез, выступила кровь. Диана, ругаясь сквозь зубы, засунула палец под холодную воду, потом побежала за перекисью водорода. Замотав палец пластырем, вновь вернулась к пирогу.

Красикова была высокой, темноволосой девочкой, учащейся в девятом классе, одной из лучших читающих стихи. Родители девочки с понедельника по пятницу пропадали на работе, появляясь дома только по выходным, поэтому Диана самостоятельно делала домашние дела, чего стеснялась и в школе не афишировала. Для своих школьных друзей Красикова была веселой общительной девочкой, с легкостью запоминающей информацию и обожающей танцы. В действительности день Дианы состоял из упорного труда и длительных тренировок. До девятого класса она ходила в танцевальную студию, уделяя этому все свободное время. Летом студия закрылась из-за отсутствия финансов, но в школе существовал танцевальный кружок. Красикова моментально стала его главой и с усердием готовила команду к февральскому городскому конкурсу. Но в последнее время ничего не клеилось. Танец выходил сырым, ребята никак не могли сгармонировать движения, девочки жаловались на придирчивость Дианы, а в конце девятого класса маячили экзамены. Все рушилось и разваливалось на части. Именно эти мысли занимали голову девочки.

Следующий день был более приятным: хорошие оценки плавно ложились в дневник, с утра настроение наметилось на отметке «замечательное», дома родители хвалили и пирог, и борщ. Шесть уроков пролетели незаметно, и Диана довольная спешила в спортзал, где они репетировали три раза в неделю. Через пять минут все ребята собрались, заиграла музыка, танец повел их. Играл первый куплет, движения сменяли друг друга, Диана останавливалась, недовольно качала головой и говорила, где стоит что-то поменять, где нужно плавнее поворачиваться. Тон повышался, девочки возмущались, а мальчики сохраняли ледяное молчание. В итоге репетиция снова прошла плохо, прежние движения выкидывались, новые плохо запоминались. Диана уходила домой в расстроенных чувствах.

Все началось в конце сентября: Толик и Игорек пришли на тренировку по баскетболу, когда танцевальный кружок еще репетировал. Довольно скоро переодевшись, парни, скромно притаившись в уголке на скамейке, пятнадцать минут наблюдали за репетицией. Игорек, этот вечный оптимист и любитель не пропустить ничего мимо своего носа, с большим удовольствием глядел на процесс. Толик же прикрыл глаза и дремал, слушая мелодию, периодически сменяемую громкими препирательствами. С тех пор танцевальный кружок попадался ему на глаза часто. И меланхолично-сонный мальчик стал обращать на них внимание. Красикова показалась Толику единственной, кому хотелось заниматься танцами, остальные же только возмущались и жаловались. А может быть Диана перегибала палку? Но ее требовательность не выходила за рамки приличия, а пылкое рвение девочки объяснялось стремлением победить. Ведь конкурс судили важные люди для того, кто хочет связать с этим свою жизнь.

У Толика не было такой страсти к какому-то делу. Он вообще не отличался сильной эмоциональностью. Даже в баскетбольную команду вступил, потому что Игорек позвал. Но Пашков любил мелкую работу, требующую сосредоточенности, ему легко давались физика и математика. Спортивные нагрузки не представляли для Толика трудностей, но сон мальчику нравился больше. В прошлой школе он считался большим скептиком, и даже происшествие в парке аттракционов не переубедили его.

Девятого числа, когда Толик и Игорек входили в спортзал, танцевальный кружок висел на грани распада. Ребята ругались, обвиняя во всем Красикову, бессовестно перемывая кости; верховодили в основном девочки, а парни что-то невнятно мычали. Диана, которая невольно подслушала чужой разговор, пунцовая сбежала в зал, дабы не краснеть еще больше. В душе ее кусалась обида, на глаза просились слезы, себя было неимоверно жаль. Игорек, заметив практически плачущую девочку, озадаченно чесал нос, пытаясь придумать, что сказать. Толик молча протянул Красиковой платок, говоря:

– Почему бы не набрать новую команду?

Шут изумленно вскинул брови и таращился на друга, не веря собственным ушам. Такая инициатива не свойственна Толику. Диана взяла платок, вытерла глаза, из которых все-таки потекли слезы, пожала плечами и отрицательно покачала головой.

– Не выйдет, – она хлюпнула носом. – Я и этих ребят долго искала.

– Сколько человек нужно? – не унимался Толик.

– Без меня – семь.

– Отлично, мы найдем тебе людей, – поддержал его Игорек, весело подмигивая. – Возможно, придется хорошо потрудиться, но время еще есть. Конкурс ведь в феврале?

– Да, – Красикова поднялась с мата. – Откуда вы узнали?

– Мы здесь часто вас видели. – Толик повел плечом. – Ты была слишком занята, чтобы обратить внимание.

– Ну, тогда я пойду, – в ней неожиданно проснулось смущение. – Спасибо.

Игорек довольно потер руки. Назревало новое приключение! Толик усмехнулся. Зал наполнился разговорами и смехом, пришедших ребят.

Лена Морозова знала, кем станет в будущем с пяти лет. Александр Николаевич, отец девочки, был известным переводчиком, поэтому они часто меняли место жительства; Лена побывала в Европе, хорошо знала английский и французский языки, сейчас учила испанский и собиралась стать переводчиком, как папа. Анна Сергеевна была редактором и работала в местном издательстве. Возвращаясь из музыкальной школы, где они готовились к вечеру романсов и где Морозова встретилась с Настей, она думала о вчерашнем разговоре с Потаповым. Точнее, больше всего ее занимала история Вари о том, кто такой Рин и как она начала с ним общаться. В отличие от подруги, которая любила сверхъестественное и верила во всякие чудеса, Лена относилась к таким вещам более прагматично. Просто воспринимала их, как сказку, но разнообразные события говорили об обратном.

На улице давно стемнело, температура близилась к нулю, лужицы ночью подморозило, и они похрустывали под каблуками сапог. Перед уроком поговорив с Настей Юрьевой, Лена осталась в приподнятом настроении, радуясь, что обрела еще одну хорошую подругу. Настя отправилась на занятие по фортепиано, а Морозова пошла домой. Повернув на Егорова, девочка оказалась в одиночестве, так как улица была пустынна. Высокая лестница вывела ее на проспект Ленина, по которому проносились машины, ярко горели фонари и вывески, и растопырили голые ветки редкие деревья.

Лену окатил внезапный приступ паники, и домой девочка бежала, постоянно оглядываясь. Лишь оказавшись в теплой, уютной, пахнущей фруктами, стиральным порошком и чем-то сладким квартире, беспокойство улеглось, и вернулся покой. В кухне гремела посудой мама, и шумела вода, в зале вечерние новости сообщали об очередных потрясениях и мировых проблемах, сестра звонила днем, сообщив, что у нее все хорошо. Папы не было, Лена быстро поужинала и, управившись с уроками, легла пораньше спать. В эту ночь она вновь увидела Айриут.

В тот памятный день, когда граф Дэллгрин посетил батюшку, в доме Тарии стали происходить перемены. Вечером девушку вызвали в отцовский кабинет, где хозяин, в добродушном настроении поглаживая усы, долго глядел на дочь. Она в нетерпении мяла подол платья, не решаясь задать вопрос.

– Похоже, что граф Дэллгрин заинтересован нашей семьей, – батюшка раскурил трубку и пыхнул дымом. – Он очарован тобой и намерен взять в жены.

– Замужество? – Тария сглотнула комок, голос показался ей чужим. – Ему ведь почти тридцать!

– Двадцать шесть, если быть точным, – парировал батюшка. – И потом, в нашем королевстве, где пруд пруди магов разной степени силы, переживать по поводу возраста? Какая глупость!

– Но мне только семнадцать! – девушка от возмущения забыла про робость. – Я слишком молода для этого.

– Хорошо, – батюшка сощурился, – я не собираюсь тебя ни к чему принуждать. Граф дал нам время все обдумать. Через три недели он приедет вновь, и ты должна будешь дать ответ. – Тария внутренне возликовала. – Но имей в виду, скоро король прознает о твоем существовании. Кто будет тебя защищать? Сколько лет я буду тебя прятать? Сколько лет ты будешь сидеть взаперти? У тебя есть возможность сравнить, что было и перспективы в будущем. А теперь ступай, одиночество способствует продуктивным мыслям.

Все последующие дни Тария не знала, куда себя деть и что предпринять. Однако сведениями о графе охотно поделилась нянька. Из оханий и аханий выходило, что Дэллгрин красив, хорошо воспитан, наделен изрядным умом и смекалкой, любимец Судьбы, а также не обделен и материально, то есть крайне состоятелен. Более того, выяснилось, будто Тария знакома с графом, так как он ежегодно посещал Весенний бал в Школе. На последнее девушка не знала, что и думать – ничего подобного совершенно не вспоминалось. Впрочем, это не мешало ей ожидать визит Дэллгрина с внутренним трепетом и волнением.

Его приезд ознаменовался в конце июня, спустя три недели, когда в воздухе пахло разогретой землей, травами и сладкой клубникой. Он оказался высоким, светловолосым мужчиной из той породы, что заставляет женщин обращать пристальное внимание. Все описанное нянькой оказалось правдой. Но Тария никак не находила признаков знакомства. Граф прибыл к завтраку, сияющий, в белых одеждах.

Все время пока шла трапеза, девушка молчала, изредка кидая на гостя короткие взгляды из-под опущенных ресниц. Дэллгрин шутил, поддерживал вежливую беседу с матушкой и батюшкой, и производил исключительно положительное впечатление. Разговора наедине, который представился спустя полтора часа, Тария ожидала, волнуясь с каждой секундой больше. Для беседы отец любезно одолжил им свой кабинет. Граф стоял у большого, витражного окна, выходившего во внутренний двор, где раскинул цветочные головки сад. Он нервничал, внешне оставаясь предельно собранным.

– Я рад снова видеть вас Тария, – сухо начал граф, кашлянув. – Вы стали прекраснее с нашей последней встречи.

– Простите, – она скосила взгляд в пол, – я решительно не понимаю, о чем вы говорите.

– Конечно, я так и подумал, – Дэллгрин неожиданно развернулся. В его голубых глазах скользнула тоска. – Это было три года назад на Весеннем балу. Я был учеником Школы, поэтому меня часто приглашают, как почетного гостя. По правде говоря, мне никогда не нравилась эта роль, но в тот день все изменилось. Я встретил вас. Вы были с подругами, ваше зеленое платье и алые волосы блистали на фоне персиковых, белых и бежево-кремовых одеяний других воспитанниц. Вам было четырнадцать, но в ваших глазах жили спокойствие и ум, так не свойственные юности. Набравшись храбрости (в свои двадцать три года я испытал странную робость при виде вас), пригласил на танец. Вы тонко улыбались и прекрасно двигались. Это был лучший бал в моей жизни. С тех пор я думаю о вас и осторожно приглядываю.

Граф на мгновение смолк, споткнувшись о краешек стола, подошел и остановился напротив нее, аккуратно сжав тонкие пальцы в своей руке. И продолжил более решительно, пылко, горячо:

– Вы меня не знаете, ведь мы видимся второй раз, – он сомкнул пальцы чуть сильнее. – Я вызываю у вас неприязнь? – Тария подняла взгляд и отрицательно покачала головой. Дэллгрин, казалось, воспрял. – Я рад. И хоть наше знакомство мимолетно, прошу вас, станьте моей женой. Я наслышан о ситуации, но ваш дар очень ценен, а лично вы – бесценны. Я смогу защитить вас. Никто не тронет вас, я обещаю относиться к вам с уважением и оберегать, как самое дорогое сокровище. Заклинаю, обдумайте все еще раз. Сегодня мне нужно быть на аудиенции у короля, через два дня я вернусь за ответом. Прощайте.

Мимолетно коснувшись ее пальцев губами, граф стремительно вышел из кабинета. Тария не слышала его шагов, в голове набатом продолжал отдаваться эмоциональный монолог мужчины. Ее охватило волшебное оцепенение, никогда не предполагала девушка, будто доведется ей внимать речам, подобным сладкому яду. С точки зрения прагматизма, Дэллгрин крайне выгодная сделка для их хоть и уважаемого, старого, но все же купеческого рода. А для самого графа она не принесет такой прибыли. Поэтому его чувства слишком сильные, ей не понятны. Может ли Тария полюбить Дэллгрина?

13

Четверг начался для Вари Измайловой фразой Толика о том, что они с Игорьком нашли новое «дело». И прояснив ситуацию в двух словах, выходило, что они станут учиться танцевать, а в феврале выступят на городском конкурсе. Лена согласилась мгновенно, находясь в задумчивом состоянии целый день. Варя гадала, глядя на подругу, действительно ли она поняла, на что согласилась? Сама девочка смутно себе представляла перспективы данной затеи. Ведь Варя никогда не занималась в танцевальном кружке, только дома кое-как двигалась под любимую музыку – еще одна страсть Измайловой, помимо книг.

Первым уроком была история. Галина Федоровна ворвалась в кабинет, чем-то раздраженная, поджимала губы и читала лекцию, отстреливая словами, точно сухим горохом. В классе стояла необычная тишина, так что голос учительницы отлично достигал каждого уголка помещения. Самопровозглашенная королева 10 «В» удивленно косилась на Галину Федоровну, облаченная в черный брючный строгий костюм, с собранными в сложную косу волосами, бледным цветом лица, она походила на ожившего мертвеца. Катя Дмитрова имела такой же удрученный вид, словно они со Светой всю ночь проводили подпольные эксперименты. Наташа и Маша Костик, сидевшие за ними, молча вели диалог на тетрадном листке в клетку, с явным недосыпом на лицах. Красавчик-отличник Самойлов осторожно поворачивался и подмигивал каждой девчонке, которая ловила его взгляд.

Весь кабинет наполняли бордовые облачка-эмоции, они висели под потолком, клеились к партам, доске, стульям, подоконникам, словно сережки спелой черешни. Варя бросала на них встревоженные взгляды, понимая, что это чувства ее одноклассников, но никак не могла определить, что именно они означают. Галина Федоровна прервалась, и в тишине кабинета отчетливо послышалось громкое жужжание. Ребята замерли, вращая глазами, дабы определить источник звука. Жужжание разносилось с настойчивостью, намекая на пчелу или шмеля. Но какая пчела может летать в начале октября в закрытом помещении?

Это был крупный, кругленький шмель. Он тяжело перемещался по кабинету, мелькая полосатым брюшком. Ребята не шевелились, стараясь не привлекать внимания кусачего насекомого. Шмель с важностью описал круг перед учительницей истории, приземлившись ей прямо в аккуратную прическу. Галина Федоровна нервно дернулась, замахала руками, предполагая, будто нахал покинет насест. Видя, что действия не принесли успеха, она выбежала в коридор, громко хлопнув дверью. 10 «В» от души рассмеялся, кроме близняшек Костик, которые по наивности подобрали на улице замерзшего шмеля.

Когда в среду вечером Кирилл сказал родителям, что хочет отметить день рождения, который наступит уже на следующей неделе, те едва не расплакались от радости и долго причитали, естественно, согласившись. Поэтому в четверг он шел в школу очень веселым и довольным жизнью. Еще никогда Колесов не ждал этого праздника с таким предвкушением. Голову занимали мысли о том, сколько человек пригласить, куда пойти и как именно провести его.

– У тебя скоро день рождения? – прямо в ухо прошептал Игорек после первого урока, появляясь словно из ниоткуда. – Это просто прекрасно! – продолжал тот, не давая Кириллу ответить. – Похоже, что гостей будет много. Ты уже решил что-нибудь?

– Много? – переспросил Колесов, пропуская мимо ушей последний вопрос. – Например?

– Я, – начал Шут, поочередно загибая пальцы, – Варежка, Ленок, Толян, Одуванчик, Настя, Оля. И наши новые приятели – Красикова Диана, которой мы поможем с танцами, и ее партнер. Уж не знаю, кто он. Она сказала, что познакомит нас после.

– Какие еще танцы? – ужаснулся будущий именинник. – Невозможно! Я не умею! Совершенно!

– Ничего страшного, – Игорек пожал плечами. – Я тоже. Но Диана почти профессионал. Не переживай, мы в надежных руках. Осталось придумать, как отпраздновать, – он подмигнул и, стремительный, умчался на следующий урок.

На урок английского языка Кирилл направлялся в смешанных чувствах: с радостью, ведь ожидалось что-то незабываемое, с легкой тревогой, ведь Игорек всегда выдумывает что-то ненадежное. Восьмиклассники галдели, точно стайка птиц на электропроводах. На четвертой парте среднего ряда сидел Одуванчиков Ярослав – главный оболтус класса, его лицо укрывала белая борода Деда Мороза, а голову венчал яркий красный колпак. Приятель поспорил с остальными мальчиками, что проходит так весь день. Ярик довольно улыбался, ожидая свою победу. Кирилл тоже почему-то был уверен в его выигрыш.

Подготовкой ко дню рождения Игорек подошел со всей серьезностью. Ему хотелось чего-то особенного, потому что школьное время и детство никогда больше не повторятся, следовательно, должны запоминаться на всю жизнь. В прошлом году они здорово поздравили классную руководительницу, и теперь Шуту требовалось закрепить триумф. Подарок решили подарить от четверых, так как покупать какую-то мелочь не комильфо, а от летней подработки финансов немного, но если их объединить, то получится купить что-то существенное. После долгих и жарких споров выбор был сделан. Оставалось определиться с местом действия. От очередного похода по заброшенным и запретным аттракционам, стройкам решительно отказались Варя с Леной. Измайловой не прельщало влипнуть в очередную магическую переделку.

Во вторник, шестнадцатого октября, ребята договорились встретиться на площади Пяти Углов в пять часов вечера. Кирилл пришел первым за десять минут до встречи. Никого еще не было. Друзья подошли вместе ровно в пять, галдели, громко поздравляли и всучивали подарки. Игорек, Толик, Варя и Лена подарили ему модель фрегата, которую мальчик уже мечтал собрать, Ярик – написанную собственноручно логическую игру, Оля и Настя – большую энциклопедию. Диана Красикова и ее приятель Флаев Глеб, оказавшийся брюнетом, дружившим с Яковлевым, подарили символические сладости.

Игорек долго думал, но ничего кроме простой прогулки по городу не придумал. К тому же завтра снова в школу, поэтому расслабляться не стоило. Весело подпрыгнув, он схватил под одну руку Варю, под другую – Кирилла, и призвал всех следовать за собой в сторону проспекта. Оля сверлила нового приятеля недружелюбным взглядом, прекрасно помня его в окружении толпы. Ребята гуляли несколько часов, говорили, смеялись, попали на концерт местной популярной группы «Шальные пистолеты», выпили в кафе по кружке кофе с кусочком торта и к десяти вечера разошлись.

Максимов Боря скучал. Постоянно. Масштабно. Вселенски. Скука руководила его жизнью, она диктовала ему свои правила, требовала полного удовлетворения своей ничтожной алчности до какого-нибудь дела. Откуда же пришла, эта ненасытная злая госпожа по имени Скука?

Боря был единственным ребенком в обычной семье, где папа – инженер, а мама – экономист. Родители отдавали много времени работе (что вполне естественно), но не забывали воспитывать своего ненаглядного сыночка. Максимов в одиннадцать месяцев начал ходить (никогда не ползал) и говорить, с раннего возраста проявлял различные способности. В шесть лет пошел в школу и учился далее до выпускного класса, совершенно не испытывая никаких трудностей; не просиживая много времени за домашним заданием, он умудрялся учиться хорошо. По мере взросления Боря перепробовал себя во многих видах спорта, состоял в творческих кружках, но ко всему терял интерес, бросая занятия на полпути.

Вот и в четверг, восемнадцатого октября, Максимов скучал на собрании школьного совета. Вечная дума вновь обитала на лице Бори, впрочем, мысли, что постоянно охватывали его голову, не отличались высоко интеллектуальностью и не претендовали на духовность. Но такое выражение лица и хорошая внешность обеспечивали ему заметную популярность у девочек, что тоже приносило скуку.

Совет вновь находился в тупике: приближался ноябрь, месяц, следовательно, и четверть подходили к концу, и для старшеклассников требовалось организовать Нечто тридцать первого октября, когда во всем мире празднуют Хэллоуин. Деникина Аня хотела решить этот вопрос просто и быстро, спортивная форма и сверкающие янтарные глаза кричали о желании покончить с собранием и отправиться на тренировку. Копейкина Света и Подлямкина Зоя с пеной у рта доказывали, что нужно устроить маскарад и наградить лучший костюм. Рыжики-двойняшки Андрей и Леша Белых фонтанировали странными идеями, одна другой страшнее. Максимов, как уже было сказано, молчаливо скучал, чуть нахмурив смоляные брови, он грациозно перемещал ручку между пальцами. На его лоб падала тень от черной челки, зеленые глаза равнодушно скользили по кабинету. Дмитрова Женя, в отличие от младшей сестры, не любила вмешиваться в чьи-либо дела, поэтому она лежала на парте, прикрыв глаза. Рин, как самый главный (негласно, конечно), лишь отстраненно наблюдал за происходящим. Магу тоже хотелось вернуться к себе в каморку, куда скорее всего уже пришла Варя. Вспомнив об ассистентке, он невольно улыбнулся, затем резко нахмурился и стукнул ладонью по парте:

– Так, пора заканчивать, – медленно произнес маг. – Времени осталось мало. Как обычно, – Рин усмехнулся. – Проведем Осенний бал. Пусть будут костюмы. Почему бы и нет? Девочки решите, какие будут призы. На этом все! Расходимся!

Варя Измайлова чувствовала себя счастливой. Абсолютно, полноценно счастливой. Недавно она долго и откровенно поговорила с мамой по скайпу, получила «пятерку» за сочинение по литературе, отлично провела время с ребятами на дне рождении Кирилла, никакие странные сущности в квартире больше не появлялись, а в школе не цеплялись. Никаких проблем! Именно так думала девочка, пока утром восемнадцатого числа не обнаружила на письменном столе старую записную книжку в коричневом кожаном переплете. На первой странице чернильная надпись гласила: «Мне скучно, я теряю себя. Кто-нибудь, помогите мне!» Проснувшись в семь утра, девочка несколько минут не могла понять, откуда взялся новый предмет, и что, собственно, он делает в ее комнате? Однако, когда Джо обрадовал Измайлову новостью: «Это Рина!», все сразу же встало на свои места. Похоже, очередная работенка для ассистента мага. Скрипнув зубами, она поплелась собираться в школу.

День продолжал изобиловать различными мелкими неурядицами, накапливающимися снежным комом: на первом уроке – геометрии – Варя получила «три с минусом», на экономике Галина Федоровна спустила всех цепных собак плохого настроения (последнюю неделю госпожа Стриж срывалась на каждого второго), на физике обнаружилось, что тетрадь с домашним заданием благополучно забыта, а два последних урока по технологии показались девочке, совершенно не умеющей шить, полнейшим адом.

Когда Измайлова вошла в «дом» мага, он сидел за столом и что-то скрупулезно чертил. В первой комнате стоял необычный полумрак – горела только настольная лампа. В правом глазу Рина торчало приспособление, похожее на то, которое используют ювелиры и оценщики драгоценностей.

– Что это такое? – помахивая книжкой в правой руке, левую уперев в бок, спросила Варя, напоминая фрекен Бок.

– Волшебный телефон, – не поднимая головы, пробормотал маг, – если перевести на современный лад. Ты сможешь узнавать о новых делах.

– Как мило! – Измайлова разбрасывалась иронией. – И от кого это сообщение?

– От Максимова Бори. – Рин наконец посмотрел на ассистентку. – Сегодня ночью отправимся к нему домой. Твой взгляд: «Ты шутишь? Каким образом? Дети должны ночью спать!» просто смешон. Ты как-никак немного волшебница, не говоря уже обо мне. Так что жди меня к полуночи.

В комнате не было часов, их тикающий звук раздражал сознание, словно подтверждая, – жизнь протекает мимо. Комната Максимова Бори являлась личным, неприкосновенным пространством, личной маленькой коробкой, в которую всякому постороннему вход закрыт. Даже родителям. Нет, в особенности родителям. Мальчик спал на большой софе темно-коричневого оттенка, стоящей у дальней стены. С ней соседствовал прямоугольный письменный стол, кроме стаканчика с ручками и подставкой, ничего не имеющий. Над ним висели полки, заваленные книгами. У окна, где падал свет сквозь прозрачный тюль, находился мольберт; около него на табуретках кучковались краски, кисти, мелки, угольки и различные принадлежности для рисования. Пол был паркетный, а стены имели неказистый светлый цвет, который скрашивали многочисленные картины.

Выделялись среди них портреты девушки на вид лет двадцати трех; в цвете ее волосы пестрели гаммой оранжевого: то солнечный луч, то осенний листок, то апельсин, то мелькнет багрянец, точно автор экспериментировал с красками, словно в памяти художника волосы остались ярким пятном творческой фантазии. Глаза девушки были светло-карего оттенка, они смотрели прямо и открыто, в них светилась искренность. Лишь розовые, чуть полные губы совсем не улыбались, поэтому казалось, будто героиня чем-то озадачена, будто несколько осуждает смотрящего, будто вот-вот что-то выскажет. Но нет, портрет оставался безмолвным. Для семнадцатилетнего подростка Бори Максимова этот портрет значил многое. Перед сном у него появилась привычка мысленно говорить с нарисованной красавицей, тем самым поделиться самым сокровенным, как с лучшим другом. В этот раз, закончив монолог, мальчик быстро заснул.