Читать книгу: «Обручальное кольцо блокады», страница 8

Глава 26

У дедушки я ничего не нашла: ни продуктов, ни спичек. Мы и правда после его смерти все домой забрали. В магазинах тоже ничего не появилось, зато появились карточки на хлеб. На нашу семью в день полагалось чуть больше полутора килограммов хлеба.

– Да мы столько и не съедим! – сказала мама, успокоившись. – Я испугалась карточек, думала, что голодно нам будет.

– Неплохо было бы еще что-нибудь купить, – сказала я, – крупы какой-нибудь, консервы…

Как-то днем я встретила на улице Киру, она бежала к нам домой.

– Лиза, бежим скорее! – быстро проговорила Кира и, схватив меня за руку, потащила за собой.

– Кира, что происходит?

– Там, в магазине спички появились…

– Спички! – обрадовалась я.

– Мама там в очереди стоит, а я к тебе побежала… У вас, наверняка, запасы тоже не очень большие.

– Небольшие – это мягко сказано! – посмеялась я. – На днях с мамой все проверили, почти ничего у нас нет.

– У нас тоже не очень много нужного… Зато куча ненужного… Специй целый мешок, которые мы не едим… Гер все их с юга мне привозил…

Все деньги, которые у меня тогда с собой были, я потратила на спички.

– Целая сумка спичек! – удивилась Лида, заглядывая в мою сумку, когда я вернулась домой. – Зачем нам столько?!

– Пригодится.

Я аккуратными столбиками сложила коробочки на антресоль, несколько коробков завернула в бумагу и убрала в дальний угол своего шкафа.

– На черный день, – подумала я, – пусть лежат и никто о них не знает. Даже мама… Она у нас такая хорошая, но такая нехозяйственная… Надо брать в свои руки заботу о нашем семействе…

– Лиза! – услышала я крик сестры. – Тебе письмо!

– Письмо! – через мгновение я была уже в прихожей.

Долгожданная весточка от Яна.

– Жив… – прошептала я, прижимая письмо к груди.

«Если вас куда-то эвакуируют, обязательно напиши мне новый адрес…» – писал Ян.

«Дорогой Ян! Мы с мамой и Лидой остаемся в Ленинграде. Детей пытались вывезти из города, но эвакуация не удалась. Мы запасаемся продуктами и всем необходимым. Мы с Кирой сегодня скупили почти все спички в магазине, так что теплом и светом мы точно обеспечены. Я продолжаю совершенствовать навыки медицинской сестры, пока, к счастью, после моего вмешательства все мои пациенты остаются живы. У меня все хорошо, даже остается время и силы на прогулки с твоей сестрой, недавно ходили гулять к Русскому музею. Лида у нас тоже не сидит без дела, помогает фронту, собирая тару для бутылок с зажигательной смесью. В городе спокойно, почти также, как полтора месяца назад, до войны… Очень хочу, чтобы все скорее закончилось, и мы, наконец, встретились. Береги себя! Помни, что тебя ждут дома! Твоя Лиза.»

– Вроде бы даже красиво получилось, – пробормотала я, перечитывая свое письмо, – и никакой неправды в письме нет…

Вскоре появилась новая правда, которую уже красиво описать будет сложнее – нависла прямая угроза вторжения врага в город.

– Кира, а ты не хочешь уехать отсюда куда-нибудь? – спросила я подругу, когда мы в выходной день были у нее дома и пекли блины.

– Куда? – спросила Кира, пытаясь отодрать от сковороды и перевернуть первый блин.

– Не знаю… Туда, где безопасно…

– Как бы научиться печь блины без первого?! – Кира со злостью соскребла поджаристое непонятное месиво со сковородки, выкинула в мусорное ведро и, переключив внимание на меня, спросила: – А где сейчас безопасно?

– В центральной части страны ведь не идут бои, – ответила я, наблюдая, как Кира раскатывает по сковороде шипящее на масле тесто.

– Зато в Ленинградской области идут, люди бегут оттуда, и бегут они в Ленинград. Чтобы уехать куда-то, надо проехать Ленинградскую область, а там опасно.

– А в городе не опасно? – спросила я, доставая сметану из холодильника.

– Пока нет, – ответила Кира и скинула блин со сковороды на тарелку.

– А если немцы придут, что будет? – проговорила я, сворачивая горячий блин и обжигая себе пальцы. – Они же не блины поесть придут!

– Лучше бы они просто пришли на блины! – рассмеялась Кира.

– Кира, я серьезно. Я так боюсь неизвестности. Я не понимаю, чего ждать и к чему готовиться, – серьезно сказала я.

– Мне кажется, что никто не знает… – пожала плечами Кира.

– А тебе не страшно?

Кира перевернула очередной блин и присела за стол, держа в руке лопатку.

– Мой Гер погиб раньше, чем я успела испугаться за его жизнь, – серьезно ответила Кира, – в какой-то момент мне стало все равно, что со мной будет. После того, как я узнала о ребенке, я чувствую в себе столько силы, столько решимости… Я сделаю все возможное и невозможное, чтобы он родился и вырос! Я на все пойду ради этого… Я не знаю, страшно ли мне…

– А за родителей ты не боишься? – спросила я.

– Сгорел! – воскликнула Кира и, вскочив с табуретки, бросилась к плите.

– Я очень боюсь за маму и за Лидочку, – произнесла я, наблюдая, как еще один блин летит в мусорное ведро, – за тебя боюсь, за Валю, за ваших малышей… За Яна… За Гришу…

– Лиза – добрая душа, ты всегда за всех переживаешь, – ответила Кира.

– А ты разве нет? – спросила я, накладывая сметану на край тарелки подруги.

– Я не думаю об этом, – ответила Кира, отправляя в рот измазанный в сметане блин.

– А как можно не думать? – удивилась я.

– Я не имею представления о том, что такое война. – ответила Кира. – Я не знаю, что бывает, когда враг приходит в город. И потом, я верю, что наша армия его в город не пустит!

– А бомбы? Я видела, что бывает после бомбежки, – сказала я, сворачивая очередной блин и макая его в сметану.

– У нас есть бомбоубежища, – уверенно ответила Кира.

– То есть ты считаешь, что причин беспокоиться нет? – переспросила я.

– Я считаю, что надо решать проблемы по мере их поступления, – ответила Кира, стряхивая со сковороды на тарелку очередной блин, – сейчас люди скупают всякие спички и свечки, возможно зря, а возможно и нет. Мы сделали тоже самое. В остальном я не вижу проблем, продукты в магазинах есть, даже выплачивают выигрыши по займам! У нас на работе одна девушка выиграла…

– Да, тетя Вера тоже, – подтвердила я.

– Ну вот видишь, стали бы их выплачивать, если бы ситуация была критическая? И потом, – продолжила Кира, раскатывая тесто по сковороде, – война идет полтора месяца, а в Ленинграде не было ни одного вражеского самолета, хотя тревоги объявляют чуть ли не каждый день. О чем это говорит? О том, что немцы не способны прорвать нашу оборону.

– Может быть война быстро закончится? – с надеждой произнесла я.

– Все возможно! И купленных спичек нам хватит лет на десять! – рассмеялась Кира.

– На все двадцать, наверно! – рассмеялась я в ответ.

– Лиза, ты же с маслом любишь блины! – опомнилась Кира. – Что ты не сказала-то?!

– Со сметаной тоже вкусно, – улыбнулась я.

– Давай в следующий выходной сходим в театр? – предложила Кира, когда я уже собиралась домой.

– С удовольствием! – ответила я, радуясь, что подруга возвращается к жизни.

Глава 27

Однако через неделю случился спектакль более интересный, чем в театре, назвать его можно было «Ночь на крыше». В виду реальной угрозы вторжения врага ввели круглосуточные посты для тушения зажигательных бомб на крышах и чердаках. Нас проинструктировали, как это нужно делать и отправили поочередно сидеть на крыше.

– Можно я пойду на крышу! – загорелась идеей Лида, когда мы вечером, перед ночным дежурством нашей квартиры, всей семьей обсуждали, кто пойдет дежурить.

– Лидочка, ты еще слишком маленькая для этого, – ответила мама, усаживая к себе на колени мою сестренку.

– Остаемся мы с тобой, – обреченно произнесла я.

– Нам обеим завтра с утра на работу, – напомнила мама.

– Давай половину ночи я посижу, потом ты меня сменишь, – предложила я.

– Наверно так и сделаем, – согласилась мама, – оденься потеплее.

Я оделась потеплее, как сказала мама, взяла плед и пошла на чердак. Я вышла на крышу, над моей головой светили звезды, над горизонтом вставала полная луна.

– Как красиво! – прошептала я.

Медленно, осторожными шагами, я обошла крышу по периметру, стараясь не подходить близко к краю и не смотреть вниз. Дойдя до последнего угла, я прошла по диагонали, потом проложила дорожку по кругу и вернулась к двери. Других дел я на крыше не придумала и вернулась на чердак. Я села на табурет, укуталась в плед и стала следить за луной. Она медленно поднималась, превращаясь из полукруга в большой светящийся круг.

– Знаешь, Ян, – шепотом проговорила я, – нужно было нагрянуть войне, чтобы я впервые в жизни увидела, как поднимается луна над горизонтом! Обещай мне, что, когда ты вернешься, мы уедем на Ладожское озеро и будем ночью сидеть на берегу и смотреть, как восходит луна. Хочется верить, что ты тоже сейчас видишь те же звезды, что и я, тот же лунный свет освещает тебе путь. Вот уже почти три года нас соединяет лишь одно небо над головой и разные сочетания букв на бумаге. Если бы ты знал, как хочется мне прижаться к твоей груди! Как хочется, чтобы ты обнял меня и сказал: «ничего не бойся, я с тобой»! Я так больше не могу… Мне так страшно…

Лунный свет расплылся в моих глазах, слезы большими каплями падали мне на руки, невидящим взглядом я смотрела в темноту. Чем глубже проникал мой взгляд в черное усеянное звездами небо, тем глубже я погружалась в себя.

– Полярная звезда… – пронеслось у меня в голове, – она ведет заблудших путников…

Мой мозг работал без моего желания и анализировал то, на что я смотрела, но не видела.

– Полярная звезда! – воскликнула я, сбросила плед и выбежала на крышу. – Мне нужна моя звезда, которая будет освещать мой жизненный путь! У Киры есть эта звезда – ее ребенок, поэтому она не боится, у нее есть цель, у нее есть то самое важное, ради чего она будет жить. Мне нужна такая же! Что будет моей звездой?

«Люби его так сильно, чтобы за тысячи километров он это чувствовал, и тогда он вернется» – вспомнила я слова мамы, которые она мне сказала, когда я рассказала ей, как сильно я боюсь, что Ян может не вернуться с фронта.

– Любовь будет моей путеводной звездой! – прошептала я, смахивая слезы со щек. – Любовь!

Я глубоко вдохнула ночной воздух и с чувством удовлетворения, как будто я нашла нечто очень важное, вернулась на чердак. Время остановилось, по крайней мере, мне так казалось. Я думала, что сижу на крыше уже несколько часов, но часы говорили о том, что прошло не более получаса. Я укуталась в плед с твердым намерением несколько часов внимательно смотреть на крышу. Через какое-то время крыша превратилась в железнодорожные пути, я видела перед собой огромные движущиеся колеса паровоза, а где-то вдали, между колесами, мелькало синее в белый цветочек платье и говорило мне маминым голосом: «Лиза, проснись».

Я открыла глаза и увидела перед собой маму, в первые секунды я не могла понять, где я.

– Лиза, ты заснула на боевом посту, – констатировала факт мама.

– Я уснула? – переспросила я. – Сколько сейчас времени?

– Три часа ночи. – ответила мама. – Иди домой.

Я тихо, чтобы не разбудить Лиду, вернулась домой, легла в свою постель и тут же уснула. Утро настало быстрее, чем мне хотелось. Выключив будильник, я медленно встала и пошла на кухню, чтобы поставить на плиту чайник. На кухне я встретила маму, она пила чай.

– Доброе утро! – улыбнулась она.

– Доброе утро, мамочка! – я обнала маму за плечи. – Ты уже вернулась? Как ты? Устала наверно.

– Устала от борьбы со сном, – ответила она.

– А я вот в этой борьбе проиграла, – засмеялась я, – никудышный из меня ночной сторож вышел.

– Я тоже несколько раз засыпала, – призналась мама.

– Чайник еще горячий? – спросила я, направляясь в ванную.

– Да, – ответила мама, – тебе что приготовить?

– Бутерброд с маслом и клубничным вареньем, – улыбнулась я и скрылась за дверью.

Утро выдалось хмурое, собирался дождь. Мы с мамой, подгоняемые ветром, быстро дошли до больницы. Не успели мы переодеться, как привезли нового пациента.

– Почему с травмой сюда? – услышали мы разговор.

– А больше некуда!

– В операционную его!

И мне тоже нужно было идти в операционную. Я вымыла руки, надела маску, халат и вошла в освещенную ярким светом комнату. Это был первый раз, когда меня потребовали на операцию.

На столе лежало тело с неестественно вывернутой ногой, из бедра которой торчала сломанная кость, из головы тонкой струйкой текла кровь, окрашивая белую простыню. Я вдруг почувствовала во рту вкус бутерброда с клубничным вареньем, которой недавно съела, невидимые тиски сжали мою голову, свет стал меркнуть, а земля уходить из-под ног. Через секунду все вокруг исчезло.

Я открыла глаза и увидела Наташу, она склонилась надо мной и пыталась привести меня в чувства. Я почувствовала всем телом холодный пол и услышала голос старшей сестры:

– Наташа, уведи ее… Рано мы девочку позвали в операционную…

Наташа помогла мне дойти до раздевалки и уложила меня на кушетку.

– Полежи немного, а потом выпей чаю с чем-нибудь сладким.

– Ни ночной сторож из меня не получился, ни медсестра… – подумала я и начала растирать ладонью болевшую левую руку, видимо на нее я упала.

– С боевым крещением, Елизавета! – улыбаясь, сказала Екатерина Александровна, входя в раздевалку.

– Мне так стыдно… – смущенно проговорила я, медленно поднимаясь с кушетки.

– Не переживай, со всеми такое случается в первый раз. Давай чаю попьем.

Пока Екатерина Александровна заваривала чай, я умылась и поправила прическу.

– С Вами тоже такое было? – спросила я, садясь за стол.

– Было! – смеясь, ответила она, наливая в заварочный чайник кипяток. – Я еще и столик с инструментами перевернула при падении… Да и грохота было больше, чем от тебя, учитывая мой вес.

– Как этот ребенок? Он… Он выживет? – спросила я.

– Мальчик, пятнадцать лет. Упал с крыши…

– На ночном дежурстве?

– Видимо, да. Придет в себя – расскажет! Выживет он, не волнуйся. Голова несильно разбита, а ногу вправят, – уверенно ответила Екатерина Александровна.

– У нас же ни одного хирурга нет! – воскликнула я.

– Зато у нас опытные медсестры есть, они столько за свою жизнь видели, что сами уже почти хирурги!

После чая с конфетами мне стало лучше. Я решила выйти подышать свежим воздухом, накинула на плечи кофту, переодела туфли и вышла во двор.

– Валя?! – удивилась я, увидев там подругу.

– Как там мой брат? – взволнованно произнесла Валя, подбегая ко мне.

– Брат? – не поняла я.

– Женя утром упал с крыши! – заламывая пальцы, со слезами в голосе ответила Валя.

– Так это Женя! – с ужасом воскликнула я.

– Ты его видела? Он жив? Как он? – забросала меня вопросами подруга.

– Он сейчас на операции, – взяв себя в руки, уже спокойнее произнесла я, – не надо сильно волноваться, помни о своем ребенке.

– Жив… – выдохнула Валя и положила руку на едва заметный животик.

– У него повреждена нога и он стукнулся головой, – тоном незнакомого врача произнесла я, – все будет хорошо.

Я взяла Валю под руку и посадила на скамейку, стоящую под кроной высокого клена.

– Ты тоже участвовала в операции? – немного успокоившись, спросила Валя.

– В течение одной секунды, – едва улыбнувшись, ответила я, – потом я упала в обморок.

– Ох! – встрепенулась Валя и с сочувствием посмотрела на меня. – Ты не ушиблась?

– Не сильно. – ответила я. – Мне нужно вернуться в больницу.

– Я буду ждать здесь, прошу тебя, когда операция закончится, сообщи мне! – попросила Валя.

– Хорошо! Если замерзнешь, заходи в приемную, – ответила я и направилась в здание.

Поднявшись на крыльцо, я обернулась. На краю скамейки, будто на краю пропасти, в скромном светлом платье и старенькой кофточке, опустив голову, сидела Валя. Ее переплетенные пальцы дрожали от напряжения.

– Будущая мать в условиях войны, – подумала я, глядя на подругу, – муж на фронте, бабушка со сломанной рукой, отец-тиран, да еще и брат разбился… Я со своими страхами просто смешна!

Глава 28

– Я смогу пойти на фронт? – первое, что спросил меня Женя, когда очнулся.

– Пока твоя нога не заживет, ты далеко не уйдешь! – ответила я. – Как ты себя чувствуешь?

– Мутит меня… – ответил Женя, зажмуривая глаза.

– Скоро будешь себя чувствовать лучше. У тебя легкое сотрясение мозга, так что пока будет мутить, потерпи.

– Меня домой когда отправят?

– Хочешь домой?

– Как раз не хочу…

– Я не знаю, сколько ты здесь пробудешь, думаю, что не меньше недели, – неуверенно ответила я.

– Отлично! – с облегчением выдохнул Женя. – Отдохну хоть. Давно надо было себе что-нибудь сломать!

– От чего отдохнешь? – спросила я, хотя предполагала ответ.

– Отец лишился работы, новую искать не хочет, сидит дома и превращает нашу жизнь в ад. – со злостью ответил Женя. – Я хотел пойти на фронт, но меня не взяли по возрасту.

– Ты ведь не специально упал с крыши? – озвучила я внезапно мелькнувшую мысль.

– Я запнулся… – ответил Женя, внимательно посмотрев в мои глаза.

– Сынок! – в палату вошла Тамара Сергеевна и бросилась к сыну. – Как ты?

– Все нормально, мама, – спокойно ответил Женя.

– Здравствуйте, Тамара Сергеевна! – поздоровалась я.

– Здравствуй, Лиза! – ответила Тамара Сергеевна, только что увидев меня. – Спасибо тебе, что помогаешь Жене!

– Я же теперь медсестра, всем помогаю. – улыбнулась я и направилась к двери. – Я вас оставлю.

В коридоре я увидела Валю и Диму.

– Как же Валя похожа на свою маму, – подумала я, – только седых волос нет… Пока…

– Лиза! – поднялась со стула мне навстречу Валя.

– Валя, здравствуй! Привет, Дима! – улыбнулась я подруге и взлохматила черную густую шевелюру ее брата.

– Здравствуйте… – пробубнил он в ответ.

– Мы не решились все вместе войти в палату… – сказала Валя, – бабушка на улице, у нее закружилась голова.

– Идите в палату, а я найду бабу Клаву, – ответила я и направилась к выходу.

– Здравствуй, Лизонька! – бабушка обняла меня здоровой рукой.

– Здравствуйте! – я крепко с любовью прижала к себе эту маленькую худенькую старушку. – Как Вы?

– Как я могу быть? – вздохнула бабушка. – Домой мне надо возвращаться…

– Да что Вы?! – испуганно воскликнула я. – Люди из области бегут в Ленинград, а Вы домой хотите!

– Ох, милая, что бы ни происходило вокруг, но, когда ты дома, от этого легче. Родные стены помогают.

– Вы сейчас нужны здесь, будете помогать ухаживать за Женей, – пыталась ободрить я старушку.

Она лишь улыбнулась в ответ и погладила меня по щеке.

– Какая же ты красивая! – тихо сказала она.

– Вам чем-нибудь помочь? – спохватилась я. – Валя сказала, Вы плохо себя чувствуете. Лекарство, может быть, или чаю?

– Мне уже лучше, – ответила бабушка, поднимаясь со скамейки, – проводи меня к внуку.

– Конечно! – ответила я, взяла бабушку под руку, и мы направились в здание.

За время моей работы в больнице я видела много пациентов, маленьких и побольше, с разными болезнями, с разными страданиями, но они меня не трогали до глубины души. С близкими людьми было иначе. Я любила Валю и ее семью (за исключением отца, конечно), и сама того не осознавая, уделяла гораздо больше времени Жене, чем остальным детям.

– Лиза, у тебя кроме парня Ли есть и другие пациенты! – как-то сказала мне Екатерина Александровна. – Ты не проследила за капельницей мальчика в послеоперационной.

– Ах! – воскликнула я и бросилась бежать в палату.

– Я все сделала, – остановила меня Екатерина Александровна, – просто будь внимательнее.

– Спасибо! – виновато проговорила я.

Я действительно забыла про того мальчика, и совесть меня грызла за это несколько дней.

– А если бы он умер по моей вине?! – поделилась я своими переживаниями с мамой.

– В больнице всякое случается, – уклончиво ответила мама.

– Вот поэтому я хотела быть бухгалтером! – воскликнула я. – Я не перенесу, если из-за меня кто-нибудь пострадает!

– Все переживают, – сказала мама, – мы же люди.

– Нарядное платье надеть? – сменила я тему. – У тети Веры много гостей будет?

– Гостей будет немного, но это не должно тебя останавливать, – улыбнулась мама, – надень нарядное, порадуй нас.

– Хорошо! – тряхнув золотыми кудряшками, ответила я и направилась в свою комнату.

Мы собирались на день рождения к Вере. Я уже забыла, когда последний раз завивала волосы и надевала нарядное платье. Розовое или голубое? Выбор у меня был не велик.

– Розовое! – сказала я, доставая платье из шкафа. – Интересно, Ян еще хранит нашу с Кирой фотографию? В этом платье я фотографировалась в день свадьбы Вали и Гриши…

– Ну как? – спросила я у мамы, когда уже одетая и с прической вышла из комнаты.

– Красавица! – ответила мама, с любовью глядя на меня.

– Так давно не чувствовала себя красавицей! – ответила я и глянула в зеркало, чтобы еще раз полюбоваться своим отражением.

Кроме нас с мамой в гости к Вере еще пришла ее подруга Анна с мужем Иваном. Они немного опоздали, мы уже сидели за столом, когда они пришли.

– Вот, мы принесли пирог и немного сахара, – сказала Анна, ставя на стол баночку с сахаром и пирог, завернутый в полотенце.

– Да что вы, не надо было! – смутилась Вера.

– Сейчас у людей каждый кусочек сахара на счету, – ответил Иван, – кто знает, сколько эта ситуация продлится… Так что мы решили внести свою лепту на праздничный стол.

– Спасибо, – сказала Вера, разворачивая полотенце и доставая картофельный пирог.

Мы с мамой переглянулись, мы-то ничего не принесли! Я опустила взгляд на кусок ягодного пирога на моей тарелке, часть которого минуту назад я с удовольствием отправила в рот, и почувствовала, как румянец заливает мои щеки. В моей ложке уже лежала новая порция пирога с большой клубничкой, которую я тщательно отрезала, чтобы не поранить ягодку, но желание ее съесть у меня пропало. Я тихонько положила ложку на тарелку.

– Друзья, у нас не было мысли о том, чтобы вы приносили еду с собой. – сказала Вера, видимо заметив, что мое лицо приблизилось к цвету моего платья. – Аня, у тебя самые вкусные пироги, спасибо вам, что принесли, но, пожалуйста, берите угощение с нашего скромного стола, это все для вас, от души!

– Видели на оборонной стойке новый номер «Ленинградской правды»? – спросил Иван, принимая от жены на свою тарелку кусок сочного картофельного пирога.

– Да, – ответил Алексей, – защита Ленинграда – святой долг каждого Ленинградца.

– Я полностью с этим согласен! – сказал Иван. – Мы все должны сделать, чтобы защитить наш город!

– Мы так и делаем, – заметила Вера, – каждый на своем месте: ты на Кировском заводе, мы с Аней на хлебозаводе, Жанна и Лиза в больнице, а Алексей через два дня уезжает рыть окопы.

– Это надолго? – спросила мама.

– Пока сказали, что на две недели, – ответил Алексей.

– Сейчас от всех предприятий берут людей на окопы, – добавил Иван, откусывая пирог.

– С собой надо взять продукты на пять дней, деньги, теплую одежду, ложку, кружку, котелок. – сказала Вера. – С котелком у нас проблема, у нас нет, а где достать, не знаем.

– У нас дедушкин есть! – радуясь возможности чем-то отплатить за угощение, сказала я.

– Одолжите нам? – спросила Вера.

– Конечно! – ответила мама.

Дальше были обсуждения нового распоряжения о том, что нужно держать окна открытыми на случай бомбежки, бумажные полосы оказались не совершенной защитой. А если на улице будет холодно, август уже начался… Потом Иван рассказал, что видел совершивший вынужденную посадку немецкий самолет, который поставили недалеко от Кировского завода. Что стало с летчиком этого самолета? Всем хотелось бы, чтобы он больше никогда не летал и не ходил по этой планете… Потом перешли к более приятным темам: Вера рассказала, как они с Алексеем недавно ходили на спектакль в театр драмы, а Анна рассказывала про свою маленькую племянницу.

Разговоры переплетались с пирогами и с ароматными дымящимся чашками. Я со спокойной совестью доедала кусок пирога на своей тарелке, мама пошла на кухню, помочь что-то принести. Я услышала стук в дверь, голос мамы и нашего почтальона, потом в комнату вошла мама, передала Вере письмо и вернулась на кухню. Вера глянула на конверт и застыла. Никто не заметил, что что-то изменилось, все были заняты разговорами, а я смотрела на Веру. Глядя в ее глаза, я вспомнила сказку «Снежная королева», я увидела, как она превращается в эту ледяную героиню. Острый осколок льда вонзился в ее сердце, холод бежал по венам и в них застывала кровь; стеклянный взгляд, еще мгновение, и все ее тело превратилось в хрупкий прозрачный лед, стукни его слегка чем-то острым, и оно рассыплется по полу, звеня миллионами крохотных льдинок.

– Милая? – обратился к Вере Алексей, оборачиваясь, видимо, почувствовал ледяную волну.

Вера не ответила, все замолчали, Алексей подошел к своей жене и взял из ее рук письмо.

– Вернулось… Наше письмо сыну на фронт… – с трудом произнес он.