Читать книгу: «Выйти замуж – не напасть», страница 2

Я оставила пакет, постояла рядом, тараща глаза за окно, на небо. Перед глазами поплыли круги от яркого света. Я зажмурилась. Внутри меня копилась и копилась злость. Которой не было выхода. Ведь моя злость, как выяснилось, против злости мужа была ничтожна, а я начинала себя чувствовать особенно бессильной. Ногти впились в кожу ладони, я сжала кулаки, но затем заставила себя выдохнуть. Отправилась на кухню, готовить ужин. Меню на неделю висело на холодильнике, придерживаемое магнитом в виде Эйфелевой башни. Я сама купила его в Париже, в наше последнее путешествие. Наверное, магнит должен был навевать на меня приятные воспоминания, когда-то я мечтала о том, что буду гулять по Парижу. Слава эту мою мечту исполнил, но никакой радости в моей душе от этого не родилось.

Слава порой злился на мою безэмоциональность, как он это называл. Возмущался, ругался на меня. Он хотел на каждый свой жест, подарок, преподношение, целый взрыв чувств, бурной радости, наверное, восторгов и визгов. И я изо всех сил пыталась выказывать своё счастье и очарование, ахала и улыбалась, когда он дарил мне цветы или подарки. Старалась себя перебороть, чтобы кинуться мужу на шею и поцеловать в благодарность. Но проблема была в том, что я никогда не знала, какой именно реакции Слава ждёт на свой подарок. И если я не угадывала, он начинал злиться и кричать, обвинять меня в том, что я плохая жена. Выдержка, степенность и благоразумие покидали его в тот момент, когда он переступал порог квартиры. В ту секунду, когда он начинал чувствовать себя хозяином положения, а рядом оказывался кто-то слабее, кто-то зависимый от него.

Чёрт, да. Я боюсь своего мужа. Точнее, того, в кого он порой превращается. В жёсткого, деспотичного человека. И, наверное, от этого самого страха, я и совершаю ошибки. Не угадываю, не могу угодить, вовремя сделать то, что нужно, и его успокоить. Я не учусь на своих ошибках. Это его главное обвинение в мой адрес. Возможно, он прав. Не могу учиться, паникую. И дышать, и существовать, как личность, хотя бы в попытке её сохранить, могу только когда остаюсь одна. И надо мной не довлеет он или его мама.

Ужин был готов вовремя. Перед приходом мужа я обошла всю квартиру и проверила всё ли в порядке. Идеально ли заправлена постель, как развешены полотенца в ванной комнате, достаточно ли взбиты подушки на диване в гостиной. На диван никто никогда не садился, только редкие гости, появляющиеся в нашей квартире, но выглядеть всё должно было идеально. И стол к ужину должен был быть накрыт по всем правилам. С полным набором столовых приборов, с хрустальными бокалами и накрахмаленными льняными салфетками. Слава любил вечером выпить бокал вина или немного коньяка, мне же дома пить не разрешалось. Лишь выходя с мужем в свет, на деловые ужины и мероприятия, на которые его приглашали в сопровождении супруги, мне позволялось выпить бокал шампанского. Для вида, чтобы никто не задавал ненужных вопросов.

– Женщине алкоголь совершенно ни к чему, – говорила Полина Григорьевна каждую новогоднюю ночь, когда под бой курантов мне вручался бокал с соком или минеральной водой. – Ты что, горе какое-то рядом с мужем запиваешь? Может, кому-то и приходится, а тебе в жизни несказанно повезло.

Да уж, мне повезло несказанно. Я о подобном счастье даже не мечтала.

Слава был ужасным педантом. Замечал всё, каждую деталь. В начале нашего брака я долго не могла привыкнуть к его требованиям, похожим на придирки. До начала нашей совместной жизни я понятия не имела, что люди могут быть столь зациклены на деталях. На том, на каком уровне развешены полотенца в ванной, на том, как расставлена обувь в прихожей, в какой последовательности стоят чашки в шкафу. У всего в доме было своё место и свой порядок. И мне пришлось всё это выучить, чтобы не ошибаться. Потому что, если осечки случались, мне предстояло выслушать часовую отповедь о том, что у меня не так уж много в этой жизни обязанностей, чтобы я не справлялась с самыми примитивными.

Но не надо думать, что мой муж ужасный монстр. Слава бывает милым, приветливым, он интересный собеседник, умеет радушно и открыто улыбаться. Он умеет обращаться с женщинами, проникновенно смотреть им в глаза и говорить именно те слова, которые женщины так ждут. Приятности, комплименты, он умеет давать и выполнять свои обещания. В конце концов, он красивый, высокий, импозантный, весьма привлекательный мужчина. Достаточно обеспеченный, способный соблазнить и поразить женское воображение. И ведь все прекрасно понимают, что женщинам, по сути, многого и не нужно. Не нужно миллионов, особняков и яхт, ну разве что единицам, особо прихотливым. А остальные мечтают иметь рядом с собой надёжное мужское плечо. Человека, который будет смотреть на тебя и говорить, что ты ему нужна. Вот когда-то я на это и попалась. Потому что Слава на меня смотрел влюблёнными глазами, и говорил именно то, что я хотела услышать. Что он всегда мечтал встретить такую девушку, как я, что я самая красивая, самая лучшая, и он мечтает на мне жениться. Его речи льстили и поднимали мою самооценку приезжей девушки без особых перспектив, оказавшейся в одиночестве в большом городе. Я почувствовала себя роковой женщиной, настоящей красавицей, Слава дал мне поверить в то, что это я его соблазнила, и ему от меня никуда не деться. Я опомниться не успела, а на моём пальце уже оказалось колечко с бриллиантом, и вот я, в шикарном свадебном платье, ставлю подпись в книге регистрации в загсе. Я перевыполнила свой собственный план, вышла замуж за обеспеченного, самодостаточного мужчину, который влюблён в меня по уши.

– Дорогая, я дома!

Мягко хлопнула, закрываясь, входная дверь, а меня пробрал озноб. От одного только голоса «влюблённого в меня по уши» мужа. Я застыла у накрытого стола, поспешно провела ладонью по фартуку в оборках, надетому на мне. Кто бы знал, как я ненавидела этот фартук! Сама себе напоминала Фрекен Бок. Сразу чувствовала себя глупой, грузной и неинтересной.

Слава появился в коридоре, затем в дверях кухни, а я поспешила натянуть на лицо счастливую улыбку. Сказала:

– Привет.

– Привет. – Кажется, он был в благодушном настроении. Подошёл, наклонился ко мне и благочестиво поцеловал меня в лоб. Любил он такие поцелуи. Заглянул мне в глаза. Секунда, которую необходимо было выдержать, не дрогнув. – Пахнет вкусно, – вроде как похвалил он.

– Отбивные и горошек, – сказала я. – Как ты просил.

– Обожаю отбивные и горошек. – Не знаю, почудился ли мне намёк в его голосе. Мне во всём, в каждом жесте и интонации мужа мерещился намёк, и я всегда была настороже. Это очень, очень мешало жить.

Я суетилась на кухне, подогревала и подавала к столу мясо, пока Слава переодевался, мыл руки и, наконец, появился на кухне. Он сел за стол, а я поторопилась поставить перед ним тарелку с горячим ужином.

– Как прошёл твой день? – спросил он, приступая к еде.

Я села напротив него, с прямой спиной, аккуратно разложила салфетку на коленях, взяла в руки нож и вилку. Делала вид, что ем, хотя, если честно, перед ужином с мужем всегда старалась немного перекусить, потому что в его присутствии, под его, бывало, тяжёлыми взглядами, мне кусок в горло не лез.

– Всё хорошо, – ответила я. – Я оставила пакет с покупками в комнате.

Слава кивнул.

– Я посмотрю после ужина. Что-нибудь ещё случилось?

Я сделала вид, что задумалась, после чего легко пожала плечами.

– Вроде нет. Только с мамой твоей говорила. Она просит завтра помочь ей по хозяйству.

На это Слава ничего не ответил, начал рассказывать про свой день. Хотя, его рассказы не носили никакого определённого характера, никаких конкретных деталей и нюансов про его благородную общественную деятельность он мне никогда не рассказывал. Всё расплывчато, размыто, и, в итоге, все его речи сводились к тому, как его уважают и не могут без него обойтись. Я всегда внимательно слушала, кивала и поддакивала. Это всё, что от меня требовалось.

После ужина я убирала на кухне, украдкой наблюдая, как Слава в гостиной разбирает мои покупки. Как выкладывает на стол крем для лица, пару упаковок колготок, упаковку прокладок, набор кухонных полотенец, всё, что сам утром разрешил мне купить, и сверяется с чеками. Он в этот момент выглядел очень внимательным и сосредоточенным. Затем пересчитал сдачу, лежащую рядом. Если честно, там осталась банальная мелочь, копейки, но мне и этого никогда не оставляли, даже на кофе или стакан воды, если вдруг мне станет плохо в магазине. Если плохо – сиди дома. Таков был ответ. А меня, при виде его сосредоточенной физиономии, будто он в этот момент годовой городской бюджет сверял, затошнило. И я отвернулась.

– Маша.

Я вытерла руки, со всей аккуратностью развесила кухонное полотенце, и пошла на голос мужа. Остановилась в ожидании, а Слава спустя пару секунд, повернул голову и на меня посмотрел. Его взгляд стал тяжёлым.

– Я тебя звал.

– Я пришла.

– И молчишь. Тебе нечего мне сказать?

Смотреть ему в глаза сейчас было нельзя. Никак. Но нужно было оставаться спокойной.

– Почему нечего?

– Я не знаю. – Он отодвинул от себя пакет с моими покупками. Хотя, их и покупками-то было стыдно назвать. Прокладки с колготками.

– Ты хочешь, чтобы я с тобой посидела?

– Вообще, ты моя жена, это твоя обязанность – быть со мной. Но я не об этом. Я спрашивал тебя, как прошёл день, чем ты занималась, а ты мне соврала.

Вот это было плохо. Стоило немедленно удивиться. Сделать хоть что-нибудь, потому что внутри уже наметилась паника, за которую я себя презирала.

– Слава, я не врала. Про что конкретно ты говоришь?

– Не хочешь рассказать, кого ты встретила в торговом центре?

Ах да, Ангелина. Свалилась на мою голову.

Я выдавила из себя улыбку.

– Да, твою подчинённую. Я совсем о ней забыла.

– Забыла?

– Я её и не помнила. Она сама ко мне подошла. – И следом торопливо, будто оправдываясь, добавила: – Правда. – И нервно сглотнула. Не нужно, не нужно было этого делать. Необходимо было как-то сдержаться.

– И о чём вы говорили?

Это надо же быть такой мерзавкой? Прийти на работу и поспешить докладывать начальнику, что встретила в торговом центре его жену. С какой, спрашивается, стати?

– О платье, – сказала я, причём, сказала чистую правду.

– О платье?

– Мы обе остановились у одного и того же манекена. Платье было красивое, – пролепетала я, наблюдая, как муж поднимается и подходит ко мне. Я всеми силами старалась улыбаться ему, хотя уже понимала, что улыбка меня не спасёт.

– Да, красивое, – повторил он. – С глубоким декольте. И зачем тебе такое платье?

– Я не собиралась его мерить. Я просто смотрела.

– Зачем?

Я больше не могла ему ничего сказать. Могла только смотреть в его лицо и моргать часто, как собака. Потому что безумно боялась этого тона, этого пристального взгляда, того, что Слава приближался ко мне шаг за шагом. Мне хотелось зажмуриться и исчезнуть. Раз и навсегда из этого дома.

– Что ты ей наговорила? – вдруг рыкнул он. – И почему мою жену обсуждают теперь в каждом кабинете, то, как она покупает себе проститутские платья?

– Я не покупала, – выдохнула я, и замолкла, захлебнувшись глотком воздуха, когда на моём горле сжались сильные пальцы.

Я застыла, как застывала всегда. Мне стало больно и нечем дышать… И всякий раз в моменты, когда мой муж гневался, я вспоминала, как он счастливо улыбался, надевая мне на палец обручальное кольцо. Как прижимался губами к моей руке, и вспоминала его слова:

– Я хочу, чтобы ты принадлежала мне. Хочу, всегда быть с тобой. И буду.

Сейчас я, вспоминая тот день, мысленно добавляла: до самой смерти. По всей видимости, моей.

ГЛАВА 2

Умирать я не собиралась. По крайней мере, ближайшие лет пятьдесят. Но понимала, что запуталась. Правда, слово «запуталась» приходило мне в голову после определения «попала». И чувствовала, что чем больше времени проходит, тем сильнее я погружаюсь в жизнь запуганной затворницы. Чем дольше я живу со Славой, тем более зависимой становлюсь. Смешно, но порой ему удавалось убедить меня в том, что я, на самом деле, виновата. В чём угодно, даже в мелочах. Ведь если я не могу справиться даже с мелкими бытовыми и жизненными неурядицами, то разве я нормальная женщина и хозяйка? Если у меня ничего не получается, всё валится из рук? Если я деградирую, умственно и физически, если к тридцати годам красота моя блекнет, а жизненные навыки уходят. А, меж тем, мне созданы все условия для беспроблемной жизни. Мне даже работать не нужно, потому что у меня такой замечательный, заботливый муж. Который оберегает меня от всего, от всех напастей. А я говорю не то, веду себя неподобающим образом, выгляжу неряшливо, по крайней мере, не столь идеально, как должна, а порой даже элементарно не могу приготовить вкусный ужин. Хотя, ничего феноменального, в плане блюд, Слава не просит. Он ест одно и то же, на каждый день недели у нас определённое меню. Неужели трудно научиться готовить эти блюда вкусно?

Сказать, что мой муж был неуправляемым монстром – нельзя. В его отсутствие я иногда проглядывала истории женщин в интернете, застрявших в таком же токсичном браке, что и я. Некоторые истории были настолько ужасны, настолько безысходны, что я невольно задумывалась о том, что у меня всё не так уж и плохо. Слава не распускает бездумно руки, он, вообще, безумно боится вида крови. Не швыряет меня об стены из-за мелкой провинности, не орёт благим матом и не угрожает убийством. Нет, убить он меня не хочет. Ему, напротив, необходимо, чтобы я была жива и здорова. И присутствовала рядом с ним именно в ту минуту, в которую ему это необходимо. Или уходила, когда мешаю. Ему нужно контролировать каждый мой шаг, каждую мою мысль и стремление. Ему нужна тень, а не жена. Послушная и покорная. И этой самой покорности он добивался любой ценой. А когда я пробовала сопротивляться, постоять за себя, начинал давить меня морально. И только если понимал, что ему не удаётся добиться результата, прибегал к физическим мерам.

Этого я и боялась больше всего. Слава довольно быстро обнаружил мою слабость. Лишь единожды он в гневе схватил меня за горло и сдавил, не слишком сильно, но в моих глазах в этот момент, видимо, отразился такой ужас и такая паника, просто от того, что я почувствовала нехватку воздуха, что ничего другого для моего наказания ему придумывать не пришлось. Не знаю, что со мной творилось в эти моменты. Зная себя, я понимала, что вряд ли позволю себя избивать. Я начну сопротивляться, наверное, смогу дать сдачи. По крайней мере, прошлая я это точно бы сделала. Но когда муж хватал меня за горло большой, сильной ладонью, силы меня покидали. Я не знала, как бороться с ним в этот момент, боялась шевельнуться, боялась, что он меня задушит. Эта смерть казалась мне самой ужасной. Когда твоё горло безжалостно сжимают, будто выдавливая из тебя жизнь, тебе не хватает воздуха, в глазах предательски темнеет, а в груди начинается пожар. А над тобой в этот момент стоит человек, большой и сильный, и наблюдает за тем, как из тебя по капле уходит жизнь, последние силы покидают. У тебя от слабости подгибаются колени, ты невольно оседаешь, и от этого его хватка становится лишь сильнее, и ты превращаешься в послушную куклу в его руках. Именно этого эффекта Слава и добивался. Чтобы я стала послушной, перестала противиться, и не смела спорить. Подсознательно я понимала, что он разожмёт пальцы, и я останусь жива и почти невредима, но эти секунды, самые страшные, заставляли меня замирать от ужаса даже тогда, когда мужа не было рядом. Заставляли меня оглядываться, и бояться, что я сделаю что-то не то, он как-то узнает, и последует наказание.

Временами, если Слава сильно злился и мог не рассчитать свою силу, на моей шее оставались следы от его пальцев. В такие дни мне либо запрещалось выходить из дома, либо приходилось надевать одежду с высоким воротом. В моём гардеробе появились водолазки, которые я с детства терпеть не могла, и куча всяких шарфиков и платочков. Когда муж видел меня с шелковым шарфом на шее, неизменно говорил, что мне очень идёт. При этом в его голосе не было ни намёка на сарказм, и я его за это ненавидела. А его мама, по сути, единственный человек, с которым я общалась помимо супруга, даже если и замечала синяки и кровоподтёки на моей шее, видела следы слёз и переживаний на моём лице, делала вид, что ничего не происходит. И ещё усерднее принималась рассказывать мне о том, как мне в жизни повезло. Что Слава пошёл на то, чтобы взять в жёны такую, как я. Необразованную, малоимущую, практически невоспитанную приезжую девку. И я должна быть им обоим безмерно благодарна за ту жизнь, за те тепличные условия, которые мне создали. Когда мне ни о чём не нужно беспокоиться, лишь любить мужа, которого просто невозможно не любить. А я, во время этих проникновенных речей, смотрела на свекровь и гадала: догадывается ли она, какого монстра воспитала? И откуда, вообще, в людях берётся желание морально уничтожать другого человека?

А, самое главное, почему я позволяю так поступать с собой?

Я никогда не была жертвой. Ни в какой ситуации. Моё детство и юность можно назвать счастливыми, наполненными яркими, как мне казалось, событиями. Да, я выросла, можно сказать, что в нужде. Но почему-то никогда об этом не задумывалась. До зрелого юношеского возраста точно. Просто потому, что у меня всё всегда было в порядке. Не хватало денег, но хватало всего остального. Чувств, эмоций, любви, событий.

Родилась я в небольшом районном городке Нижегородской области. Самая настоящая провинция, со своими бытовыми устоями, размеренным образом жизни и скукой во взгляде окружающих меня людей. Скукой от того, что в их взрослой жизни практически ничего интересного не происходило. Работа, дом, дети. Люди копили на холодильники, телевизоры, особо везучие на автомобили средней ценовой категории. В городе игрались свадьбы, справлялись юбилеи. В центре нашего городка было целых три ресторана, все как один больше напоминающее кафе, а то и столовые, немного облагороженные. Но провинциальные жители, не видевшие ничего лучшего, были вполне довольны сервисом и обслуживанием. Когда-то в центре работало казино и бильярдная, и это были самые злачные и заманчивые места, но затем казино закрыли, и ночная жизнь городка заметно потухла. Но я в этом городе росла, и всё это казалось мне привычным и нормальным, достаточным для интересной жизни.

Семья у нас была совсем маленькая. Мы с мамой жили вдвоём. В маленькой двухкомнатной квартирке в спальном районе, у нас была небогатая, но вполне приятная жизнь. Когда никто никого не мучил, ни своим плохим настроением, ни слегка нетрезвым состоянием. К сожалению, жизнь в таких маленьких городках, обусловлена частой алкогольной зависимостью некоторых его жителей, особенно это относится к мужской части населения. Вокруг было множество семей с алкогольными проблемами. Мамины подруги в большей своей части приходили к нам жаловаться на супругов, а некоторые и на подросших сыновей. И завидовали тому, что мы с мамой живём спокойно, без шумящих и чего-то требующих мужчин. Хотя, если разобраться, чему завидовали? Что мой отец бросил мою маму, едва мне исполнилось два года? И с тех пор я его не видела, он даже алименты не платил. Просто забыл о нас, уехав из нашего городка в другой, похожий, но находящийся за двести километров. Единственная удача, что квартира, в которой они проживали, принадлежала маме, доставшись ей по наследству, и поэтому, особой потери от отъезда главы нашей семьи, мы не ощутили. По крайней мере, я точно. Когда достаточно подросла, я уже не помнила и не думала о том, что у меня, как у всех, должен быть папа. Кажется, даже вопросов маме по этому поводу никогда не задавала. Не было его и не было. И маму, опечаленную данным фактом, я не помню. К моменту моего взросления, она развод пережила и зажила дальше, спокойно. Правда, замуж больше не вышла, и даже поклонников, появляющихся в нашем доме хотя бы изредка, я тоже не припомню. А ведь моя мама была симпатичной, миловидной женщиной со спокойным характером. Однажды я всё же спросила её, почему она больше не захотела выйти замуж, а мама лишь пожала плечами и сказала:

– Не за кого.

Получается, что все свои лучшие годы мама посвятила мне. Работала на ткацкой фабрике, единственном масштабном предприятии в нашем городке, зарабатывала немного, приходилось экономить и выкраивать на какие-то нужные вещи или обновки для меня. И я сейчас, порой вспоминая свои детские и юношеские годы, начинаю ругать себя за то, что временами просила её купить что-то, без чего вполне могла обойтись. Но мне хотелось, очень хотелось. Новые джинсы, сумку или в кино. Мама почти никогда не отказывала, старалась, выкручивалась. Наверное, экономила на себе или занимала у знакомых небольшие суммы денег.

Я очень себя за это ругаю, но исправить уже ничего не могу.

Росла я с убеждением, что я красавица. Не знаю, кто мне эту мысль в голову вложил, но я почему-то всегда знала, что я красивая. С раннего детства любила наряжаться, крутиться перед зеркалом, разглядывая свои голубые глаза и длинные светлые волосы. Я любила улыбаться, и всегда была активной. Всегда была достаточно уверенной в себе. Наверное, с этой уверенностью наперевес я и отправилась в первый класс, где быстренько объяснила одноклассникам, как ко мне нужно относиться. Я милая, добрая, замечательная и очень красивая девочка. Именно такого отношения к себе и жду, заслуженного. Конечно, с таким настроем особо милой я точно не была, а уж нежной, доброй и всепрощающей точно. Но, как выяснилось, мальчикам любого возраста моя доброта была ни к чему. Начиная с третьего класса, меня провожали домой, носили за мной портфели и давали списывать домашку. Нет, училась я неплохо, звёзд с неба не хватала, но школьная программа не казалась мне сложной. Просто порой мне было некогда вникать в домашние задания. Я занималась, кажется, в половине доступных кружков, примыкающего к школе Дворца творчества юных. В начальных классах я рисовала и что-то там плела, а став постарше пошла в самодеятельность. Я и танцевала, и пела, и играла в каких-то постановках, участвовала во всех школьных мероприятиях. Ничего удивительного, что в школе я была звездой. К тому же, росла, на самом деле, красивой девочкой. Со мной все хотели дружить, и все хотели мне помочь. И в возрасте четырнадцати-пятнадцати лет мне казалось, что вся моя жизнь пройдёт в этом водовороте признания моих заслуг. И внешних, и творческих. Я любила ходить в школу, когда я была школьницей, у меня всё получалось. Мама не могла позволить себе отправлять меня на конкурсы в Нижний Новгород, покупать мне новые и дорогостоящие наряды, но это мне совсем не мешало. Я и без финансовых вливаний в меня была самой красивой и самой талантливой девочкой в школе. Я лучезарно улыбалась, я готова была отозваться на любую просьбу педагогов, не боялась сцены и имела отличную память. С лёгкостью заучивала длинные тексты, и смело отправлялась отстаивать честь школы на любые отчётные мероприятия и конкурсы.

А потом детство неожиданно закончилось. В один день я осознала, что я учусь в одиннадцатом классе, осталось всего несколько месяцев, и школьная пора закончится. А что делать дальше – я просто не представляю. Мои одноклассники, которые не «звездили», не улыбались со сцены, не пели и не танцевали, уже некоторое время тихо зубрили, собираясь поступать кто куда. В ВУЗы, в техникумы, кто-то собирался перебраться в Нижний Новгород, а пара человек готовы были рискнуть и замахнуться на поступление и жизнь в Москве. А у меня в голове вместо дальнейшей учёбы был выпускной концерт, который мы готовили к этому дню.

А дальше что?

В то время я встречалась с мальчиком. Звали его Андрюшка, и у его папы в нашем городе было несколько продуктовых магазинчиков. Они жили в двухэтажном коттедже в черте города, его отец ездил на «Ауди» семи лет от роду, и их семья в нашем городе считалась зажиточной. Андрюшка был задорным, лёгким, улыбчивым парнем, обожающим спортивные костюмы. Мы составляли с ним довольно гармоничную пару. Я красивая, весёлая, привлекающая внимание, он большой, сильный и смелый. К тому же, ему выдавали достаточно карманных денег для того, чтобы он мог сводить меня в кино или в кафе. И с его родителями у меня были хорошие отношения, меня принимали в их доме, и я почему-то была уверена, что после того, как мы с Андреем окончим одиннадцатый класс, последует какое-то продолжение. Наверное, я думала об этом потому, что ничего другого мне в голову не приходило. Мама тоже, наблюдая наши отношения, пыталась намекнуть, точнее, узнать, не собираемся ли мы пожениться. Даже вздохнула как-то и посетовала:

– Было бы неплохо… пристроить тебя.

– Что значит, пристроить, мама? – удивилась я. И тут же встала в позу, уперев руки в бока и вздёрнув нос к верху. – Ещё неизвестно, кто к кому пристроился.

Наверное, мама всерьёз рассчитывала, что мы с Андрюшкой поженимся, и ей не нужно будет беспокоиться на мой счёт. На то, что я поступлю куда-то учиться, она не надеялась. А я теперь, спустя годы, не понимаю почему. Ведь мама ни разу даже не заговорила со мной на эту тему, притом, что у меня были весьма неплохие оценки, я вполне могла попробовать поступить на бюджет хотя бы среднестатистического педагогического вуза. Но разговоры на эту тему у нас в доме не велись. Я пела, танцевала, играла роли в школьных спектаклях, а потом это всё просто закончилось. И к своему огромному удивлению, я узнала, что мой Андрюшка, вскоре после выпускных экзаменов отправляется в Санкт-Петербург к тётке, будет поступать там, и, вероятнее всего, останется там жить, учиться и работать. Это был первый раз в моей жизни, когда я всерьёз растерялась, и мне искренне захотелось воскликнуть:

– А как же я?

Меня в его плане не было. Ни на каких ролях.

Наше столь нелепое расставание с Андреем стало для меня первым разочарованием в жизни. И дело было даже не в том, что расстаются влюблённые. Как раз слёз, истерик и заламывания рук по этому поводу у нас не было. Но Андрей уезжал в свою будущую жизнь, а я не понимала, как он может взять и бросить меня. Меня! Я ведь красавица, я ведь яркая, его солнышко, как он меня называл. И вдруг меня в один день взяли и отодвинули в сторону, за ненадобностью. Как куклу.

Это был первый звоночек. Откровенный намёк на то, чтобы я остановилась и задумалась. Но я его проигнорировала, потому что была переполнена обидой. Оказалось, что меня не любили, что я не такая замечательная, не такая неповторимая, что меня можно оставить позади, и уйти не обернувшись. Звоночек превратился в набат, бухал у меня над ухом, а я строптиво отмахивалась от этого звука.

– Что теперь будешь делать? – спросила меня мама. Она выглядела грустной и озабоченной.

Я же равнодушно пожала плечами.

– Что-нибудь интересное. Не пропаду.

Вот только оказалось, что мои детские и юношеские представления о взрослой жизни в маленьком, провинциальном городе, несколько отличались от реальности. Андрей уехал, едва отгуляли выпускной. И в те дни я ещё чувствовала себя занятой и нужной, а потом осталась совершенно не у дел. Все друзья и знакомые были заняты подготовкой к вступительным экзаменам, кто-то собирался уезжать, кто-то зубрил дома, а кто поступать не собирался, устраивались на работу. А я почувствовала настоящую растерянность. Вдруг выяснилось, что все мои таланты к танцам, вокалу и сцене никому не нужны. Я предприняла попытку поступить на хореографическое отделение педагогического ВУЗа в областном центре, но с наскока мне этого сделать не удалось. Не так велики оказались мои таланты. Очередная неудача ещё больше меня расстроила, я несколько дней невесело раздумывала о том, что же со мной не так, без конца подходила к зеркалу и смотрела на себя. Оттуда на меня смотрела тонкая, звонкая блондинка с голубыми глазами и красивой улыбкой. У которой во взрослой жизни ничего не складывалось.

– Может, мне в Москву поехать? – задала я маме вполне гипотетический вопрос. Потому что с таким настроем, как у меня, покорять столицу не отправляются. Особого желания и стремления у меня к этому не было, лишь тоска по поводу того, что у меня всё складывается не так, как у всех. Неудачно как-то.

Мама посмотрела на меня, будто примериваясь, затем обречённо махнула рукой.

– Кто тебя там ждёт, в Москве этой? – вздохнула она. – Отправляйся работать. А через год будешь поступать, готовься.

Это показалось планом. Настоящим планом на будущее. Ведь ещё не всё потеряно. Я, на самом деле, могу поступить в институт через год, отучусь, получу высшее образование, и с ним у меня всё наладится. Ведь так? К этому все стремятся. Перееду жить в большой город, буду учиться, работать, стану по-настоящему взрослой и успешной. В голове я всё себе детально обрисовала, представила и была довольна той жизнью, что меня ждёт. Той жизнью, которая ещё не началась, но, наверняка, наступит. А пока покручусь здесь, в своём городке, подкоплю денег, устроюсь на работу, отдохну от уроков и экзаменов.

Особого выбора вакансий в нашем городке не было. Либо отправляться вслед за мамой на швейную фабрику, что она мне строго запретила, вдруг заявив, что я с этой фабрики никогда не выберусь, стоит на ней только оказаться. Либо устроиться в один из магазинов продавцом. Что я и сделала. И мне даже повезло, получилось найти работу в одном из крупных магазинов косметики и бытовой химии. Меня взяли туда за внешние данные, этот факт даже не скрывался, чтобы я радовала глаз покупателей стройной фигуркой и красивой улыбкой. А я сочла это везением. Откладывала с зарплаты деньги на свою будущую жизнь в областном центре, и ждала новостей от бывшего возлюбленного. Честно, я почему-то была уверена, что пройдёт месяц-другой, Андрей по мне соскучится, и обязательно позвонит и позовёт к себе, хотя бы в гости. Но Андрюшка пропал с концами. Однажды в нашем магазине я встретилась с его мамой, но та лишь вежливо поздоровалась со мной и больше ничего не сказала. Ни о сыне, ни обо мне не спросила, будто я была чужой, малознакомой девчонкой, и она не принимала меня у себя в доме много раз на правах девушки её сына. Наша с ней встреча заставила меня в очередной раз задуматься о том, что в жизни всё совсем не так, как я думала. Что, наверное, я слишком долго позволяла себе быть беспечным ребёнком и не задумываться о важном. Слишком много пела, танцевала и порхала по жизни. Как та стрекоза из басни. Лето красное пропела, оглянуться не успела… Это про меня.

В тот первый год после школы у меня ещё были определённые планы. Я собиралась сделать то, и то, собиралась поехать туда-то и туда-то, и была уверена, что у меня непременно всё получится. А потом заболела мама. Как-то неожиданно, негаданно всё случилось. Она стала себя хуже чувствовать, жила от больничного до больничного. Но храбрилась и пыталась меня заверить в том, что это временное, что всё будет хорошо, она поправится. Я поначалу верила. Как верил бы любой, чей близкий человек начинал болеть. Ведь всегда стараешься верить в лучшее. А потом, вместо того, чтобы пойти на поправку, мама оказалась на инвалидности, ей пришлось оставить работу. Она осела дома, несчастная и бесконечно плохо себя чувствующая. Ей требовалась операция, и в нашем городе её делать отказывались. Такие проблемы с сердечно-сосудистой системой в районных клиниках не лечили. А уж тем более, не оперировали.