Читать книгу: «Плюшевая заноза», страница 10
ГЛАВА 12
– Я Вас очень прошу, пустите меня к Нему!
– И я Вас очень прошу: запишитесь на прием и приходите в указанный день.
Запыхавшаяся женщина стояла в приемной и чуть ли не плакала. Казалось, она готова была рухнуть на колени, лишь бы ее приняли сегодня. В руках Элизабет был свернутый пополам листок бумаги, на котором виднелся написанный от руки текст. Ее голос дрожал от волнения, а в глазах плескался бескрайний океан надежды.
Полчаса назад служба доставки принесла ей конверт. В отправителях значился отряд Ангелов Граничного Дозора, отчего она нервно сглотнула прежде, чем открыла послание. Белый лист бумаги покрывали угловатые буквы, наклоненные влево и совершенно не соблюдающие единой линии. «Мда-а-а, на ангелов это совсем не похоже», – подумалось ей. Но когда смысл написанных слов неспешно достиг ее понимания, сначала ее руки, а затем и она сама начала дрожать, и отнюдь не от холода, кожа покрылась мурашками, а глаза застлала пелена слез. Невидящим взглядом она смотрела куда-то сквозь, вглубь и навылет, а затем ее словно подбросило в воздух. Через минуту она уже быстро вышагивала по дорожке, ведущей в приемную Бога.
– Девушка, – настойчиво продолжила она, и присмотрелась к надписи на табличке, – Амаари, я никогда Его ни о чем не просила. Здесь же нет очереди, хотя часы – приемные. Ну, что Вам стоит доложить Ему о моей просьбе.
– К сожалению, у нас так не принято. Давайте я Вас запишу на…, – секретарь полистала журнал, – через полтора месяца?
– Ну, раз других вариантов нет, пишите, – обреченно вздохнула женщина.
– Ваше полное имя?
– Эли…
Дверь распахнулась, и в приемную вышел Бог. Секретарь встала из-за стола.
– Что тут у нас? – поинтересовался он.
– Да вот, записываю на прием миссис… простите, как?
– Динкерманн. Элизабет Динкерманн.
– Хорошо. А что, ко мне больше никого нет?
– На сегодня были записаны только двое, – пожав плечами, отчиталась Амаари.
– У Вас что-то важное? – Бог повернулся к посетительнице.
– Для меня – да. Для Вас, наверно, моя просьба покажется глупостью.
– Главное, чтобы Вы не считали это глупостью. Проходите, – он приглашающим жестом указал на свой кабинет.
Миссис Динкерманн шагнула вовнутрь.
Просторная светлая комната с панорамными окнами словно дышала светом и свежестью. Мебель из массива красного дерева играла на контрасте с кремовыми стенами и невесомыми ажурными люстрами под высоченным потолком. На стенах висели картины, а одна стена была полностью расчерчена полками, уставленными книгами. В самом верху, куда можно было достать только с лестницы, стоящей в углу, был отдел со свитками, ниже слева стояли книги в кожаном переплете, старые настолько, что рядом с ними было страшно даже дышать, не то, что трогать их руками. Справа же красовались яркие, ламинированные корешки свежайших изданий, возможно, даже текущего года. Оказывается, некоторые творения людей настолько интересны Богу, что становятся частью Его коллекции.
– Прошу Вас, говорите, – сказал мужчина, когда они вдвоем устроились в креслах за широким столом.
– Вот, – Элизабет протянула ему записку.
Бог пробежался глазами по тексту и вопросительно посмотрел на женщину:
– В чем состоит Ваша просьба?
– Я прошу встречи с моим мужем.
– Вот как?
– Если это возможно, – скромно добавила она. – У него сегодня день Рождения.
– Возмо-о-жно. Но для него это будет сном.
– Пусть так! Хоть сон, хоть мираж, хоть солнечный блик! Мне бы только увидеть его, – затараторила в волнении Элизабет.
– Хорошо. А почему Вы раньше не просили о свидании?
– Считала, что у Вас и без меня много работы, – потупив взгляд, виновато сказала она. – Я считала, что не имею права занимать Ваше время с таким нелепым желанием. Вдруг кому-то нужно было срочно к Вам попасть, а тут я с таким пустяком.
Бог усмехнулся.
– Но ведь для Вас это не пустяк? – женщина отрицательно покачала головой. Бог, удовлетворенный ответом, хлопнул себя ладонями по коленям и сказал, – Через четыре часа в Среднем мире, то есть в мире людей наступит ночь. Сейчас подойдете к моему секретарю, она Вам выдаст «Правила и рекомендации для кратковременного путешествия между мирами», а так же расскажет, что Вам нужно будет сделать.
– Спасибо, спасибо, Отче!
– Ступайте, милочка, с миром.
Выпорхнув из кабинета, Элизабет подошла к столу Амаари, которой Бог уже давал какие-то указания по внутренней связи. Девушка кивнула, достала с полки небольшую брошюру и протянула ее женщине:
– Вот, ознакомьтесь. В указанный час, а именно через три часа и пятьдесят четыре минуты в Вашем доме на пороге входной двери появится портал. Шагнете в него, закрыв глаза. Пока не почувствуете твердую опору под ногами, Вам нельзя будет открывать глаза, махать руками и ногами, а также кричать. Возвращение будет автоматическим при наступлении рассвета, либо по Вашему желанию. В последнем случае Вам будет необходимо сказать кодовое слово, активирующее портал. Его вы найдете в брошюре. У Вас есть ко мне вопросы?
– Нет, Амаари, благодарю Вас.
– Удачного свидания, – она тепло улыбнулась. – Если возникнут вопросы, телефон приемной так же указан на последней странице «Рекомендаций…».
– Еще раз спасибо! – Элизабет прижала брошюру к груди, и поспешила домой.
Ей нужно было столько успеть! Не то, чтобы она плохо выглядела. Но так хотелось надеть что-то особенное для любимого мужа, с которым они не виделись уже больше двух лет. К тому же, следовало прочесть «Правила…» и продумать, как соблюсти их, не испортив при этом свидание.
Все это было так волнительно, что женщина едва ли не проскочила свой дом.
Первым делом она открыла брошюру и принялась за ее изучение. Внутри для себя она не нашла ничего странного. Все было предельно ясно и предсказуемо: этого не рассказывать, так не делать, это не упоминать, туда не ходить, с собой не звать.
Дочитав до последней страницы, Элизабет спешно отложила «Правила…» в сторону и принялась разбирать свой гардероб, попутно прикидывая как лучше убрать волосы.
Красное платье показалось ей слишком ярким, черное – слишком траурным, сиреневый цвет именно сейчас смотрелся на ней блекло, белое же в ее ситуации могло быть воспринято Робертом как отсылка к Верхнему миру, а лишний раз напоминать ему о своей смерти женщина не хотела. Она просто мечтала увидеть его, побыть с ним несколько часов, услышать его голос и хоть немного скрасить его одиночество.
…Примерно за пятнадцать минут до открытия портала Элизабет уже стояла напротив входной двери в ожидании. На ней было нежно-голубое платье чуть ниже колена и белые туфельки на маленьком каблучке. Волосы она заколола на затылке, но одна кудряшка никак не хотела лезть в прическу, поэтому упрямо выбивалась из зачесанных волос, падая на висок.
Время стало резиновым. Женщина стояла, едва дыша, считая удары своего бешено бьющегося сердца.
Наконец, дверной проем подернулся дымкой, и Элизабет без колебаний уверенно шагнула в молочное марево портала.
* * *
Ее муж сидел на той самой скамейке, у которой она много лет назад приводила его в чувства после обморока. Он еще сильнее поседел, плечи ссутулились, а прогулки явно давались ему с трудом, о чем свидетельствовала трость, стоящая рядом.
В парке была весна! В воздухе разливались птичьи трели и аромат цветущих деревьев. Небо было высоким и голубым. Где-то там она теперь жила. Одна. Каждый день ожидая встречи с ним. Нет, она не желала ему смерти. Просто очень скучала, как может скучать по супругу любящая жена.
Женщина шумно втянула воздух, наполняя им свои легкие, истосковавшиеся по родным запахам. Щурясь, она стояла, задрав голову, и смотрела на солнце, пока слезы не потекли из глаз. Наверху солнце было другое, больше и ярче, но при этом немного холоднее, оно не обжигало, а было просто источником теплого света. Земное же солнце было беспощадно-горячим, смотреть на него долго было невозможно, но именно этого так не хватало там, в ее новом мире.
– Роберт?
Мужчина, словно не веря своим ушам, медленно обернулся и застыл.
– Роберт, любимый.
– Элизабет?
– Да, это я, – смеясь и плача от счастья, сказала она.
– Элизабет! – забыв о трости, старик подскочил со своего места с ловкостью юноши и подбежал к супруге. – Моя девочка… – его руки нежно, но крепко обняли ее, прижимая к груди. – Как я скучал…
– Я тоже… Я тоже… – слезы лились градом. Она вжималась в него, вдыхала его запах, терлась щекой о колючую бороду и не могла поверить в происходящее.
– Ты… за мной пришла?
– Нет. Я пришла к тебе. Со мной тебе рано.
– Тебя отпустили повидаться со мной? – присаживаясь на край скамейки, не отпуская ее рук, спросил он.
– Да, ненадолго. Мне сказали, что ты очень скучаешь.
– Кто?
– Признаться, я и сама не знаю. «Мишка» какой-то.
– Мишка? – удивленно переспросил мистер Динкерманн.
– Ну да. Он передал мне записку, в которой написал, что ты, как и обещал, живешь за нас двоих. И что тебе тут без меня плохо.
– Ты не поверишь… Это… тот плюшевый медведь! Не зря я… Я же чувствовал, что он особенный. Но как он…? – дед бубнил все это себе под нос, совершенно позабыв объяснить жене свои мысли.
– Родной, все в порядке?
– Да. Да, конечно все в порядке! Это долгая история. Лучше расскажи, как ты там?..
…Они говорили и не могли наговориться. Мистер Динкерманн рассказывал жене о том, как жизнь в одночасье стала пустой, словно бочка, стоило Элизабет уйти в иной мир, как тяжело ему было привыкнуть наливать чай по утрам в одну кружку и никого не ждать, собравшись на прогулку в парк. Он вспоминал их совместное прошлое, рассказывал о друзьях и соседях, поведал, как утром семья Андерсон поздравила его с днем Рождения, а спустя час Джессику забрали в роддом.
Женщина не могла рассказывать мужу о том, как и где живет – так гласили правила. Поэтому она старалась больше слушать, а на прямые вопросы отвечала весьма уклончиво, общими фразами, либо вовсе переводила тему.
Так или иначе, но время их долгожданного свидания неумолимо ползло к концу.
Поднявшись, женщина еще раз крепко прижалась к любимому, поцеловала его и со словами: «Прости, родной, мне пора. Я очень люблю тебя!», – сделала шаг назад.
Мистер Динкерманн в последний момент поймал ее руку и прошептал со слезами на глазах:
– Однажды я тебя уже отпустил. Второй раз я не повторю своей ошибки.
– Нет, милый. Тебе еще надо пожить, – дрожащим голосом ответила Элизабет, пытаясь забрать у него свою ладонь.
– Да разве это жизнь без тебя? Так, пародия. Зачем все это, если смысла… если тебя нет рядом?!
– Твое время еще не пришло. А мне надо уходить.
Старик упал на колени.
– Нет. Я пойду с тобой. И меня ничего не остановит. Эй, Бог, если ты меня слышишь, не забирай ее у меня! Я больше этого не выдержу!
– Хороший мой, родной, любимый, – женщина целовала лицо супруга, собирая губами его слезы. – Нельзя так. Живи. Прошу тебя, живи! У нас осталось десять минут. Давай отбросим все глупости и просто насладимся этим временем. Ты только не плачь. А помнишь, какой лил дождь, когда мы познакомились?..
* * *
Бог слышал. И видел. И плакал вместе с ними, украдкой утирая скупую мужскую слезу. Он многое повидал, многое пережил и еще больше прочувствовал. И о том, что испытывают любящие друг друга души в момент расставания, он тоже знал: боль и опустошающую беспомощность.
– Амаари, зайди ко мне.
– Да, Отче? – девушка в ту же секунду появилась в кабинете.
– Амаари, деточка, оформи, пожалуйста, пропуск на Роберта Динкерманна. И согласуй его прибытие с отрядом АГД.
– Но… Прошу прощения, – она порылась в прихваченном планшете, – мистеру Динкерманну еще положено два с половиной года.
– Его жена, Элизабет Динкерманн. Когда она прибыла сюда?
– Секундочку… Два года и без недели шесть месяцев назад.
– В записке упоминалось о его обещании жить за двоих… – вслух рассуждал мужчина. – Его супруга умерла два с половиной года назад, он без нее должен был прожить еще пять… Да тут простая арифметика! Будем считать, что живя и радуясь жизни, ни разу не обругав меня за несправедливость и ни разу не попросив о лучшей доле, этот человек прожил положенные пять лет: по два с половиной года за себя, и за жену. Оформляй пропуск.
– Будет сделано. Что-то еще?
– Нет, ступай, Амаари. Поторопись. Я хочу, чтобы они прибыли в Верхний мир вместе.
* * *
Элизабет еще раз поцеловала мужа в морщинистый лоб и почувствовала, как тело погружается в состояние невесомости.
– Я люблю тебя! С днем рождения, Роберт, – шепнула она, грустно улыбаясь.
– Не-е-е-ет…
* * *
Свет ударил сквозь закрытые веки, ноги почувствовали опору и она открыла глаза. Какое-то странное ощущение заставило ее обернуться. За спиной стоял он.
– Ты? Но как?
– Добро пожаловать, Роберт Динкерманн, в небесные чертоги. Нас известили о Вашем прибытии. Меня зовут Меалор, я – старший Ангел Граничного Дозора.
– Э-э-э, – только и могла вымолвить женщина.
Ее муж стоял с припухшим от слез лицом, озираясь и ничего не понимая.
– По особому, Божественному указу Вы досрочно покинули Средний мир, чтобы воссоединиться здесь с душой Вашей супруги. Ваша жизнь и Ваши деяния соответствуют условиям распределения в рай. Прошу Вас, проходите. Элизабет Вам здесь все покажет и расскажет. У Вас есть ко мне вопросы?
– Только просьба.
– Я слушаю.
– Передайте, пожалуйста, Богу от меня «спасибо».
– Всенепременно. Думаю, он Вас слышит.
– Тогда, – старик поклонился в пустоту, прижав ладонь к груди, – СПАСИБО!
– Счастливого пребывания в Верхнем мире! – вдогонку сказал Меалор.
– И Вам спасибо…
Улыбаясь, Роберт взял Элизабет за руку, и они неспешным шагом направились к выходу. За дверью их ждала вечная жизнь рядом друг с другом.
Пропуская жену вперед, мистер Динкерманн закрыл глаза, сделал глубокий вдох, и, посмотрев вверх, добавил:
– И тебе спасибо, мишка.
* * *
Когда Билл уже садился в свою машину, чтобы ехать к месту работы, он вдруг заметил, что ежедневная газета, которую так любил его сосед, лежит на пороге не тронутая. Обычно к этому часу старик уже наслаждался чтением последних новостей, а сегодня…
Билл негромко постучал в двери соседнего дома. Ни шороха, ни звука. Попытавшись войти в дом, мужчина ожидаемо обнаружил, что дверь была заперта изнутри.
Задняя дверь, однако, расположенная с другой стороны дома, по аналогии с домом Андерсонов, поддалась.
– Мистер Динкерманн? – дом был тих, как никогда. – У Вас тут открыто. С Вами все в порядке?
Не получив в ответ ни слова и почувствовав неладное, мужчина быстро поднялся на второй этаж и зашел в спальню.
– Мистер Динкерманн, Вы спите? – он сделал осторожный шаг вперед. – Вам плохо?
Старик не шевелился.
Коснувшись холодной морщинистой руки дедушки, Билл тяжело вздохнул, после чего достал телефон и набрал номер скорой.
* * *
Вошедшие в дом медики увидели пожилого мужчину в кровати. Он лежал на боку, его рука покоилась на не смятой за ночь соседней подушке, а под его головой на белой наволочке виднелось мокрое пятно от пролитых ночью слез.
И еще…
Он улыбался.
ГЛАВА 13
К такому меня жизнь не готовила.
Нет, конечно, у меня были случаи, когда парни чуть ли не писались от счастья, когда я позволяла им подвезти меня до дома или решала провести в их компании вечер. Но чтобы падать в обморок от слов «ты стал мне дорог»… Слабак ты, Том Райт!
О том, что мы падать в обморок не можем, я как-то даже не подумала. Точнее, подумала, но много позже, когда мишка не очнулся ни через пятнадцать минут, ни через час, ни к утру, ни к вечеру следующего дня. Все это время я отчаянно звала его, но тщетно. Медленно, но верно ко мне приходило понимание, что его тут больше нет.
Когда через день часы пробили полночь, а комнату залил свет полной луны, я едва ли не с низкого старта кинулась к нему. Сначала я просто трясла его за плечи, надеясь, что он просто обиделся на меня за то, что не сказала «я тебя тоже люблю». Но я не могла сказать этого! Моя няня всегда мне говорила: «Если не уверена в чувствах, то и словами кидаться незачем, особенно, если дело касается любви. Так можно не одну жизнь искалечить». Для меня это всегда было истиной, которая не подвергалась ни проверке, ни оспариванию. Да и не знала я, что такое «любить мужчину». Что нужно при этом испытывать? Как не спутать с симпатией? Что должно происходить с моим организмом: должны ли порхать бабочки в животе, или тараканы в голове должны плясать кадриль? В любом случае, весь этот инсектарий мне был не по нутру. Противные они все! Уж лучше пульс сто двадцать и мурашки по коже. Это, кстати, было. От одного только его голоса мое сердце заходилось в каком-то бешеном ритме, а волосы на затылке вставали дыбом. Но опять же… а вдруг это просто химия или игра гормонов? Вот и посмотрим сейчас, когда его нет рядом.
В общем, после легкой встряски медвежьего тела, я перешла к более решительным действиям: я щелкала пальцами его по носу, дергала за уши, била в грудь и творила еще много чего, полагающегося девушке, доведенной до истерики… Закончилось это все ожидаемо нецензурной бранью и добрым десятком пощечин, когда после последней он дернулся, его глаза округлились и он выдал:
– Ай!.. Офанареть! Вот это ка-а-а-йф! – он вытянул руку перед собой и начал ее осматривать. – Кру-у-у-тяк!
– Том? – удивленно позвала я, заглядывая в его глаза.
– О, заяц! А я кто?
– М-медведь. Внешне. Тебя как зовут?
– Зови меня Доктор, детка!
– Почему Доктор?
– Потому что я могу вылечить тебя от любой болезни и плохого настроения одной таблеточкой! – он противно захихикал. – Так это… Мы где?
– В доме Андерсонов.
– Гы-гы, Андерсонов. Вот это ка-а-а-йф! Я в доме Андерсонов с говорящим зайцем. Гы-гы. А где тут выход?
– Вот, – я указала ему на дверь, немного оцепенев от происходящего. То, что это был не Том Райт, было ясно, но тогда это значило, что в медведя подселили новую душу. И она мне совсем не нравилась. – А ты куда собрался?
– Пойду к Гендальфу, возьму у него еще таких таблеточек! Кайфовые! Все так натурально, – он ударил указательным пальцем мне по носу и зашагал прочь из комнаты.
– Постой, но нам нельзя…
– Детка, Доктору можно все! Блин, а ты прикольная! Розовенькая такая, пушистенькая. Хи-хи. Я ж говорю: зачетное лекарство! – он направился вниз по лестнице.
На свой страх и риск я последовала за ним на лестничную площадку, струсив, однако, спускаться на первый этаж. Притаившись, я стала наблюдать. Сквозь панорамные окна лунный свет хорошо освещал дом, поэтому проблем с побегом у плюшевого не возникло.
Медведь дошагал до первой ступеньки, оглянулся на меня, после чего спрыгнул на пол и пошел к входной двери. Спустя несколько неудачных попыток, он все же допрыгнул до дверной ручки, кряхтя, подтянулся на ней, провернул ключ, оставленный в замке, и дверь начала открываться.
То ли на возню около порога, то ли на звук проворачивающегося в замочной скважине ключа, то ли по воле самих небес, именно в эту минуту Билл вышел из спальни и увидел это…
Мгновение медведь еще болтал ногами в воздухе, пытаясь удачно спрыгнуть, после чего обмяк и кульком шлепнулся на пол.
Хозяин дома удивленно потер сонные глаза, осмотрелся по сторонам и подошел к медведю.
– Привидится же такое! Наверно, сон не отпустил до конца. Но… э-э-э-э… – он повертел медведя в руках, посмотрел вверх, на приоткрытую дверь детской Ричарда, почесал затылок и направился на второй этаж, предварительно заперев входную дверь. Я незаметно и быстро, насколько это вообще было возможно, кинулась на свое место.
– Ричард, ты почему не… – пауза, – спишь? – растерянно добавил Билл, увидев пустую кровать и вспомнив, что сам отвез сына к бабушке с дедушкой. – Да ну не-е-е… Так не бывает! Этому должно быть разумное объяснение… А еще лучше лечь спать.
Еще раз взглянув на плюшевую игрушку, он хмыкнул, задумался, после чего усадил медведя на кровать и, погруженный в мысли, пошел в свою спальню.
– Эй, Доктор, – позвала я.
Медведь не реагировал. Можно было бы предположить, что у него шок или оцепенение или еще что-то, но только не с этим… экземпляром, которому после «таблеточки» и море было по колено.
Обнулен. Однозначно. Мало того, что покинул комнату, так еще и попался на глаза человеку. Причем, конкретно так попался. Я с облегчением вздохнула. Лучше уж быть одной, чем с таким «товарищем».
Сейчас до меня окончательно дошло, что Тома призвали на небо. Я была очень рада, что он справился. Но одновременно где-то там, глубоко, меня грыз червячок моего эгоизма. Я не представляла, что мне дальше делать, как вести себя и как меняться.
Я никогда не боялась одиночества. Возможно, потому, что оно никогда мне не угрожало. В каком бы уединении я не была, мне всегда было известно, что где-то там у меня есть родители, к которым я могу вернуться в любой момент. А сейчас возвращаться мне было некуда, а вокруг не было ни единой живой души, не считая Билла. И это было страшно.
Все это я думала, расхаживая взад-вперед по детской, разминая соскучившиеся по движениям мышцы. Да что ты знаешь о кайфе, Доктор? Посидел бы ты месяц неподвижно, а потом попал в лунный свет… Да никакая твоя, даже самая суперская таблеточка, не даст такого наслаждения, как обычная ходьба по комнате! Интересно, сколько раз его еще обнулят прежде, чем он поймет, что это не «приход», и что он на самом деле двинул кони? И, главное: скольким еще людям он успеет сломать психику видом игрушки, пытающейся сбежать из дома под покровом ночи? Хлопнув себя по лбу, я вдруг поняла, что как только забрезжит рассвет, Доктор, если и попадет вновь в игрушку, не сможет бегать как минимум месяц. А за это время, наверно, любой дурак поймет: что к чему. Оставалось надеяться, что переподселение его хихикающей души больше не коснется игрушек в этом доме. Иначе он устроит мне персональный ад. А я этого ну никак не хочу!
* * *
Как только луна прошла половину своего привычного ночного пути, переплыв на другую сторону дома и забрав с собой почти весь свой волшебный свет, который до этой «жизни» казался вполне обычным, ну, разве что, романтичным, я, заняв свое прежнее место около кровати, закрыла глаза.
В этот момент мой слух полосонуло:
– Гы-гы. Эй, детка! Ты чего не спишь?
Весь сон как рукой сняло! Этот придурковатый смех обещал мне сниться в кошмарах.
– Тебя жду! – огрызнулась я.
– А-а-а, зачет! Чё бум делать?
– Лично я – спать.
– Спать скучно! Пойдем пугать сонных голубей на крыше! Ржака будет, обещаю!
– А слететь с крыши не боишься? – меня разбирал интерес: что творилось в этой укуреной башке?
– Хи-хи-хи… Так это ж все не правда. А в глюках откинуть копыта нельзя. Ну, так что, заяц, ты со мной?
– Не, давай как-нибудь сам. У меня тут, понимаешь, реальность.
– Скучный ты заяц! – медведь махнул лапой и зашагал к окну.
Взобравшись на подоконник и открыв створку, он еще раз спросил, не передумала ли я, и, убедившись, что гонять голубей посреди ночи в самый разгар зимы (какие нафиг голуби?!!) ему придется одному, шагнул вперед. Тут следует напомнить, что детская располагалась на втором этаже… Послышался звучный «шмяк», ворчание, видимо, в процессе соскребания своего плюшевого тела с земли, а после:
– Вот это кру-у-у-у-то! Надо повторить! Надо, надо повторить!
Мое внимание отвлекло какое-то бормотание за спиной.
– Эм, а я где?
– В доме Андерсонов, – повторила я то же, что в начале этой ночи сказала Доктору.
– А это как так вышло?
Я присмотрелась. Голос, полный недоумения, принадлежал дракону, в котором когда-то, со слов Джона, уже пребывала душа девушки.
– Блин, что это! – прокричала другая игрушка, Бамблби.
– А-а-а-а-а-а! – это вопила лошадь.
– Прошу прощения, я уже прибыл к месту назначения? – промямлил кто-то из коробки с игрушками.
Я сидела, не понимая, что мне делать. Игрушки оживали одна за одной, да так быстро, что буквально через пару минут в комнате практически не осталось «бездушных», за исключением, разве что, кубиков да конструктора.
– Кто-нибудь объяснит мне, что тут происходит?
– Заяц все знает! – донеслось откуда-то с крыши.
– Вот зараза! – подумалось мне.
– Как Вас зовут? – спросил Бамблби.
– Да какая разница! Пусть лучше скажет, что мы тут делаем? – перебила его лошадь.
И понеслось… Вопросы сыпались один за другим, не давая мне даже раскрыть рта для ответа.
– Я же не умер?
– А кто тут главный?
– Как обжаловать приговор?
– Что делать, если я не хочу быть игрушкой? Кстати, кто я? В смысле лошадь?!
– Я буду жаловаться! Куда писать?
– Как долго это продлится?
– От этого можно проснуться?
– Как вернуться на небо?
– А на землю?
– Как выбраться из коробки?
– Позовите главного!
– Какой сегодня день?
– Я хочу есть. Когда тут кормят?
– И как мне, скажите, в этом теле лошади домой идти?
– Почему я пластмассовый, а ты – мягкая? Я, может, тоже хочу! Ты по блату?
– Сколько стоит выйти под залог или как это у них называется?
– Ля-ля-ля-ля-ля, я сплю-ю-ю-ю-ю, это не со мно-о-о-ой!
Новички галдели, перекрикивая друг друга, кто мог – толкался, кто хотел – испепелял меня взглядом, они потрясали кулаками, хватались за головы и неуклонно приближались ко мне, как будто признали во мне человека, виноватого во всем этом, ну, или, на худой конец, ответственного за весь этот беспредел.
– А-а-а-а-а!!! – не выдержала я.
И проснулась от собственного крика. Тяжело дыша и пытаясь успокоить бешено колотящееся в груди сердце, я огляделась. Окно было плотно закрыто. Все игрушки были на своих местах, и ни одна из них не издавала даже звука. Ох, и приснится же такое! Мне стоило немалых усилий прийти в себя и сбросить с себя кошмар, отчаянно цепляющийся за мой сонный разум. То и дело я проваливалась в обрывки сна и мне вновь снились они…
Но в один прекрасный момент меня будто окунули в чан с холодной водой, разом смыв с меня любые попытки уснуть. Я натурально подпрыгнула на месте, а моя стойкость, оседлав здравомыслие и подгоняемая дружным улюлюканьем остатков самообладания умчалась куда-то в район печёнки, спрятавшись всей дружной компанией за ее правый край, когда совсем рядом раздался мужской голос:
– Привет!
Обморок мне не грозил… А жаль. Я бы с удовольствием в него провалилась. Это уже спустя пару безумно долгих мгновений я поняла, что говорил Билл, держа у уха телефон. Но скольких седых волос стоили мне эти мгновения!
Хозяин дома приоткрыл дверь в детскую рано утром, взглянул на мишку, мотнул головой и продолжил свой разговор, выходя:
– Со мной что-то непонятное ночью произошло. Я услышал, как кто-то пытается взломать входную дверь. Вышел посмотреть, а там плюшевый медведь висит на ручке и пытается спрыгнуть на пол… Признаться, я чуть в штаны не наложил… Потом? А что потом? Потом я отнес игрушку обратно в детскую… Нет, не сопротивлялся. Когда я подошел к нему, он уже валялся на полу… Спать? Да не, я рано лег. К тому времени я уже спал часа два… Думаешь? Да, наверно, ты прав, приснилось. Но так все натурально!.. Да вот, сейчас глянул, сидит там, где посадил… Нет, по дому больше не ходил… И дверь не открывал… Наверно, правда, приснилось… Что? На работу? Да, сейчас буду собираться. Кстати, что там с движением дел по пятнадцать-двадцать три?.. – на этом моменте голос Билла стал настолько далеким, что я уже с трудом разбирала, о чем он говорит.
Снова засыпать я боялась. Но эта ночка была столь насыщенной и мозговыносящей, что все инстинкты, включая самосохранение, помахали мне ручкой и отправились баиньки, утянув меня за собой в царство Морфея.
На этот раз мне не снилось ничего.
И слава Богу!
* * *
– …Что сказал доктор?
– Доктор? Какой еще Доктор?!
Прощай, Разум! Нам было хорошо вместе… Жаль, что мало.
* * *
Казалось бы, простое слово «доктор», но меня оно с некоторых пор вгоняло в ступор.
И вообще моя привычка делать выводы, не дослушав до конца, в очередной раз сыграла со мной злую шутку.
На самом деле все было куда прозаичнее, чем мое воображение успело себе нарисовать: Билл снова говорил по телефону, на этот раз точно с Джессикой, так как узнавал у нее, когда их с малышом можно будет забрать домой.
Попрощавшись с женой, дважды отец начал обзванивать родственников, назначая встречу на следующий день. До меня доносились лишь обрывки его разговоров, очевидно, потому, что он то и дело переходил из комнаты в комнату.
Когда входная дверь хлопнула, а звук отъезжающего автомобиля смолк, наступила такая тишина, от которой начало звенеть в ушах.
Я честно пыталась насладиться этим одиночеством и покоем, понимая, что уже завтра дом наполнится детским плачем, не смолкающим даже по ночам, а еще приедет Ричард. Не могу сказать, что я его очень боялась – ко мне он проявлял минимум интереса, но все равно его присутствие воспринималось мной с определенными опасениями. Мало ли что взбредет в его милую головку.
Мне смутно представлялась дальнейшая жизнь в этом доме и в этой недожизни. Буквально за последний месяц исчезли сразу две души, с которыми я начинала этот путь. И пусть взаимопонимание между нами установилось не сразу, но мне с ними было действительно хорошо. Особенно, с Томом.
Где он? Что с ним? В какую семью он попал? Каким он вырастет человеком? Десятки вопросов, на которые я никогда не узнаю ответы, терзали мой разум. Мне так хотелось, чтобы у него все было хорошо, чтобы он был окружен вниманием и заботой родителей, чтобы у него был братик или сестричка, чтобы он познал домашний уют, вкусные печенья, испеченные мамой по выходным, и чтобы у него была огромная рождественская елка, под которой Санта оставлял бы для него подарки. Конечно, вряд ли он все это оценит, ведь он будет простым ребенком, не помнящим предыдущей жизни, полной лишений и несправедливости. Но я желала ему самой счастливой судьбы! И даже когда он вырастет, пусть у него будет самая лучшая жена и большая семья с кучей детишек…
Представив все это себе, я поморщилась, а острые коготки ревности прошлись по обратной стороне грудной клетки. Нет, конечно, я хотела, чтобы у него была любимая и любящая его женщина… Или не хотела? От этих мыслей становилось как-то неуютно, а маленький эгоист внутри меня начинал бунтовать. Весьма неоднозначная реакция. Надо копнуть поглубже.
Что мы имеем?
Том – 1 штука.
Другая женщина – 1 штука.
Дети – переменная, не имеющая значения.
Я… одна штука.
Но у меня есть еще составляющая, увеличивающая мой вес в этой задачке «со звездочкой» – моя любовь.
Что я только что подумала? Любовь?!?! Ы-ы-ы-ы… Нет, конечно, не любовь. Я просто неправильно выразилась. Эммм… Симпатия! Мда-а-а-а… Понятно, что ничего не понятно.
Но тревожный звоночек во всей этой ситуации все же прозвучал: с исчезновением Тома, моя ревность никудашеньки не делась…
* * *
К обеду следующего дня дом Андерсонов напоминал улей. Туда съехались, казалось, все родственники до пятого колена. Нет, конечно, я их не видела, но судя по количеству различных голосов, людей было немало. Единственным человеком, которому особо не нужен был никакой праздник, был Ричард, соскучившийся по своим игрушкам.
