Читать книгу: «Ганина падь», страница 3
Сестра позвонила в пятницу утром, минут пять рассказывала, как у нее дела, расспрашивала о работе, а потом предложила заскочить в гости. Ольга собиралась отказаться, но Ирина посулила испечь пирог с джемом, чем окончательно склонила чашу весов в свою сторону.
Дома у сестры царил веселый гвалт: племянники носились друг за другом, дразнили кота, который в итоге спрятался под диван. Старший ухитрился разбить сахарницу, младший, пока никто не видел, взялся малевать в углу комнаты невиданных зверей.
– Сил моих больше нет… – простонала Ирина, падая на диван с головной болью после того, как разогнала шкодников по углам думать над поведением.
– Сама рожала, – ехидно напомнила девушка, убирая со стола. – Слушай, они у тебя с каждым днем все шустрее становятся! Представь, что в подростковом возрасте с ними твориться будет?
Сестра вздрогнула и схватилась за голову. Она всегда жаловалась на мигрень, вспомнила Ольга, наблюдая за страдающей Ириной.
– Да где мои таблетки? – стенала она, перетряхивая аптечку.
– Вон же обезболивающее, – указала девушка.
– Это не оно, – поморщилась та. – Такое мне уже давно не помогает. В больнице были, выписали какое-то немецкое, а оно стоит как крыло от самолета…
Отправив сестру на диван, Ольга быстро собрала все лекарства обратно в коробку, потом искоса посмотрела на страдалицу. А что если?… Припомнив слова Настасьи Павловны, она всмотрелась в Ирину до рези в глазах, потом заморгала и посмотрела снова. Сперва ничего не происходило, но как только картинка перестала быть размытой, девушка увидела полупрозрачную серую сеть, укутывающую голову сестры. Тонкие нити пульсировали, словно живые, тянулись от затылка к вискам, оплетали шею и одно ухо.
– Ир, а у тебя только голова болит, или еще ухо стреляет? – осторожно спросила она, усаживаясь в изголовье.
– И ухо тоже, – пробурчала сестра. – Вчера в машине продуло, наверное…
Так, Настасья Павловна говорила, что боль человеческую вытянуть и развеять можно? Вот и попробуем, решила девушка и осторожно протянула руку к странной сетке. От прикосновения нити дрогнули, пошли волнами, словно желе, пальцы чувствительно кольнуло, и сеть попыталась растечься. А вот и не получится! Ольга покрепче стиснула нити, напоминающие холодный шелк, медленно потянула на себя. Несколько секунд странная конструкция тянулась следом, не желая отпускать свою жертву, а потом вдруг обвила руку девушки и словно втянулась в тело. Ощущение было таким, будто под кожей стремительно протянули тонкую проволоку. Висок тут же прострелило болью, перед глазами на миг потемнело, зато Ирина облегченно вздохнула, страдальческая морщинка между бровями разгладилась. Дальше следовало представить боль в прозрачном шаре, куда нужно ввести огонь, чтобы окончательно избавиться от напасти. На отсутствие воображения Ольга никогда не жаловалась, поэтому все получилось легко – серая субстанция недовольно бурлила внутри прозрачной сферы, которая медленно наполнялась веселым рыжим пламенем, пока там не остался один только пепел. Получилось? Девушка внимательно прислушалась к себе, но ничего постороннего, холодной змейкой скользящего под кожей, не ощутила. Выходит, действительно получилось! Чувствуя, как переполняет гордость, струящаяся по сосудам, Ольга наблюдала, как сестра, которой полегчало, суетится на кухне. Интересно, а саму себя она вылечить сумеет? Пока тренироваться было не на чем, ибо чувствовала себя хорошо, зато на обратном пути девушка вволю насмотрелась на разные болячки, терзающие людей. У многих обнаружились похожие серые переплетения на голове или на шее, руки и ноги других обвивали плотные жгуты, словно врастающие в кожу, а у одного мужчины под ребрами засело что-то клубящееся и пульсирующее, которое словно поняло, что на него смотрят, и потянулось в сторону Ольги. Вздрогнув от неожиданности, девушка часто заморгала, прогоняя наваждение, но от носителя странной хвори пересела подальше. В первый миг она хотела предупредить несчастного, но не знала, как ему объяснить? Не поверит же, решит, что у нее не все в порядке с головой, ибо никто в здравом уме и твердой памяти не скажет, что видит болячки! Пока девушка боролась с собой, мужчина вышел, унося пульсирующий клубок в груди. Зато на следующий день в автобусе Ольга вытащила невидимый серый шип, пронзивший руку сидящей рядом старушки, после чего та удивленно посмотрела на внезапно переставшую болеть руку, легко пошевелила пальцами, которые перестали неметь.
Домик в зарослях вишни преобразился окончательно: окна застеклили, лавку у крыльца подправили, а в комнатах не было и намека на пыль. На столе появилась цветастая клеенка и новые чашки, которые девушка тут же принялась вертеть в руках.
– Не иллюзия это, настоящие, – усмехнулась Настасья Павловна. – Прошка с собой принес.
Нового домового звали Прохором, он вышел встречать Ольгу вместе с хозяйкой дома и даже вежливо поклонился девушке. Глядя на низкорослого старичка с всклокоченной рыжей бородой, она невольно задумалась о том, как выглядит тот, что обитает у них в библиотеке.
– Нет, этот тебе сразу не покажется, – уверенно сказала старушка. – Погоди чутка, пусть привыкнет, потом, может, сам выйдет. Это ты правильно сделала, что подружиться с ним решила, а не попов позвала.
– А священники могут прогнать домового? – удивилась Ольга.
Помнится, у коллег были мысли насчет того, чтобы освятить здание библиотеки, когда неделю подряд коротила проводка, падали книги, а потом и вовсе три полки разом сломались.
– Прогнать не прогонят, но на некоторое время он спрячется в какую-нибудь щель и будет сидеть там безвылазно, зато потом…
Что может натворить разозленный домовой, девушка даже не представляла, но, судя по многозначительному смешку Прохора, поняла, что фантазия у его родственников богатая. А после чаепития Ольга вышла во двор и устроила настоящее крапивное побоище, освобождая подступы к крыльцу и сараю. Настасья Павловна, увидев, как лихо девушка расправляется с крапивой, отыскала старые грабли и принялась помогать. Едва расчистив двор, Ольга взглянула на сиротливое крыльцо и вздохнула: в зарослях травы не так бросалось в глаза, что краска на нем давно уже облезла, да и нижняя ступенька выщербилась.
– Настасья Павловна, а у вас поблизости никакого магазина с краской нет? – протянула она.
– Есть в Абрамовке, – откликнулась старушка. – Хочешь, дед Максим тебя проводит, а то и помощников выделит? Но сперва пообедаешь и никаких возражений.
После душистого грибного супа и рассыпчатой гречневой каши девушка отправилась в Абрамовку за краской. Находился поселок почти в двадцати километрах от Ганиной Пади, но Максим Иванович знал короткую дорогу, по которой Ольга дошла минут за сорок.
– Как такое возможно? – удивлялась она, глядя то на часы, то на виднеющуюся сквозь лес деревню.
– Колдовство, – загадочно улыбнулся леший. – Ступай, подождем мы тебя.
Пообещав вернуться как можно скорее, девушка направилась в деревню, где отыскала хозяйственный магазин и даже подивилась разнообразию товаров: краска белая, краска зеленая, краска красная, больше похожая на коричневую, синяя и почему-то розовая. Махнув рукой на сомнения, Ольга выбрала синюю и белую краску. А то как же, крыльцо они покрасят, а рамы и наличники так и останутся облезлыми? Нет уж!
– Красавица, тебе помочь? – улыбнулся продавец, наблюдавший, как девушка с трудом поднимает тяжеленные сумки.
– Не надо, – пропыхтела та. – Спасибо большое, донесу.
Под удивленным взглядом мужчины она вытащила краску и поволокла ее в сторону леса, где уже дожидался леший. Настасья Павловна, конечно, говорила, что тот выделит помощников, но того, что это окажутся волки, Ольга никак не ожидала. Зато серые санитары леса подхватили сумки и споро потащили их, лихо перескакивая через корни и рытвины.
– Ты их не бойся, – увещевал ее Максим Иванович. – Серый Бок и Белый Бок нипочем не тронут, пока я не скажу. Если заплутаешь где, ты их только позови – мигом придут и выведут.
Девушка кивала, соглашаясь, но от волков все равно старалась держаться подальше. Правда, на прощание все же решилась погладить густую серую шерсть, пахнущую псиной и почему-то грибами. Поблагодарив лешего за помощь, Ольга достала из сумки свежий батон, которому тот очень обрадовался и пообещал заглянуть вечером.
До вечера они успели многое: Прохор подновил крыльцо и починил ступеньку, Ольга покрасила его, а Настасья Павловна, ловко орудуя кисточкой, выкрасила рамы.
– Вот, совсем другое дело, – довольно произнесла старушка.
Домик и вправду стал выглядеть более нарядным, будто ожил. Прохор тоже потирал широкие ладони, обещая подлатать крышу, если удастся найти шифер и доски.
– Может, заказать все это? – предложила девушка. – Не знаю, сколько будет стоить…
– Не надо, – отмахнулся домовик. – В старых домах, где никто не живет, поищу.
На том и порешили.
На улице уже темнело, воздух сделался прозрачным и свежим, наполнился тягучим запахом трав. Тени вышли из дневных укрытий, преображая улицы и дворы. Вон низкорослая елка, одетая вечерним сумраком, сделалась похожей на сгорбленную старушку, а у пустого гаража куст шиповника, как хищный зверь, протянул когтистую лапу. Тени дрожали и шевелились в зыбком свете проглядывающих сквозь небесную дымку звезд, а некоторые даже самостоятельно перемещались, путешествуя от дома к дому. От реки тянуло прохладой и запахом влажной земли. Широкое полотно ее плавно огибало холм с деревней на вершине, уходя в густой лес, темнеющий на закате частым гребнем елей. Сама река была диво как хороша: широкая, чистая, с пологими и ровными берегами, поросшими ивовыми зарослями, камышом да розовым иван-чаем. Когда в прозрачно-синих небесах показался узкий серп молодого месяца, послышались тихие напевы.
– Это ведь русалки, да?! – ахнула Ольга.
– Они самые, – кивнула старушка. – Поют да хороводы водят, им как раз самое время.
– А у них хвосты есть? – живо заинтересовалась девушка. – И волосы зеленые, как в сказках описывают?
Настасья Павловна с лешим переглянулись и дружно рассмеялись.
– Как же им хороводы-то с хвостами водить? – улыбнулся дед Максим. – Ничем они от обычных девок не отличаются, разве что бледные все.
Воображение уже услужливо нарисовало колоритных девиц в белых сорочках и с венками, какими их изобразили режиссеры фильма «Майская ночь, или Утопленница», снятой по мотивам произведений Гоголя.
– А посмотреть на них можно? – взмолилась Ольга. – Хоть одним глазком? Ну пожалуйста!
– Иди уж, – махнул рукой Максим Иванович. – Тебя они не тронут, но все равно от воды подальше держись.
– И осторожнее будь, а то есть там один… Упырь водяной, – напутствовала старушка.
Однако девушка уже выбежала со двора и припустилась к реке, утопая в траве по колено.
Издали широкое полотно реки казалось переливчатой ртутью; посеребренные звездным светом берега замерли, и только в воздухе звенела какая-то странная, едва уловимая музыка, в которой слились и мелодичный говор ручья, и стрекот кузнечиков, и шепот ветра, и редкие капли, срывающиеся с листьев прибрежных ив. В ночную мелодию, отзывающуюся трепетом в груди, плавно вплетались звонкие, как колокольцы и легкие, как пух, голоса русалок. Призрачные фигурки речных обитательниц Ольга увидела сразу: невесомыми тенями они скользили над прибрежными травами, и упругие стебли не пригибались под их шагами. Русалки плясали, взявшись за руки, кружились в хороводе, их нагие тела, словно выточенные из лунного света, мерцали в сумерках, а глаза были как расплавленное серебро.
– Иди к нам! – хором вскричали они, протягивая белые руки.
Завороженная Ольга неуверенно шагнула, и тут же была подхвачена веселым танцем. Музыка оплетала легчайшей кисеей, пронизывала насквозь, подчиняла себе ставшее легким и пластичным тело. Никогда прежде девушка так не танцевала, не взлетала над узкими листьями осоки. В голове сделалось легко-легко, а сердце, казалось, разрослось и заполнило всю грудную клетку. Запах трав и цветов дурманил не хуже вина, русалки смеялись и напевали, то смыкая круг, то разрывая его. Серое марево облаков рассеялось, открывая бесконечно-синее небо, усыпанное крупными звездами. Русалки затихли, медленно поклонились реке, а потом снова взялись за руки, побежали парами, играя в текучий ручеек. Ольге было весело, пробегая мимо речных дев выхватывать себе пару, которая с заливистым смехом следовала за ней. В заводи под ивами что-то тяжело плеснуло, словно ударила хвостом огромная рыба, и русалки вновь закружились в хороводе, только теперь среди них Ольга заметила еще одного гостя. Высокий черноволосый парень с белым, точно снег, лицом, плавно шагнул в центр хоровода. Русалки на миг замерли, а он улыбнулся, сверкнул глазами и пустился в пляс. Никогда прежде Ольга не видела, чтобы кто-то так двигался, совершенно не касаясь травы носками мягких сапог, вышитых жемчугом. А он все кружился в танце, увлекая за собой то одну девушку, то другую, и когда ледяные пальцы сомкнулись на запястье Ольги, она в первый миг растерялась. Однако незнакомец не торопил, только склонил голову набок, взглянул на нее черными, будто полыньи зимой, глазами и улыбнулся. Девушка сама сделала шаг навстречу, и тот легко закружил ее. Звезды, лес, серебристые воды реки, все это волчком завертелось перед глазами, теряя очертания, только бледное лицо в ореоле черных волос все приближалось, и свет звезд тонул в его глазах. Музыка исчезла, плотным коконом укутал запах чистой холодной воды и белых лилий. Черные кудри едва коснулись щеки, глаза были совсем близко, и сладкая жуть ледяной змеей скользнула вдоль позвоночника, лишая воли… Дыхание прервалось, сердце забилось так, что в груди стало тесно, а потом…
– Ах ты, ирод проклятый!
– Вон пошел отсюда! Уморить девку задумал!
– А вы куда смотрели, селедки бесхвостые?!
Голоса звучали глухо, будто Ольга была на дне реки, а они кричали где-то на берегу. Манящий образ исчез, все предметы обрели четкость, и холодным цветком в груди распустилась боль. Колени подогнулись, девушка упала на траву и зашлась в надрывном кашле. Из легких хлынула вода.
– Живая она, Настасья! – воскликнула невесть откуда взявшаяся Лизавета.
Дед Максим грозно взглянул в сторону ухмыляющегося плясуна, который не сводил горящего взгляда с Ольги. Леший словно стал выше ростом, глаза засветились недобрым волчьим огнем.
– Не твоя это добыча! – рявкнула Настасья Павловна, выставляя вперед скрюченные пальцы с когтями, как у хищной птицы. Теперь она совсем не походила на мирную старушку. – Проваливай к своим утопленникам!
Тот издевательски поклонился, сверкнул глазами и отступил в сизый туман, укрывший берега реки.
– Кто это? – ошарашено спросила Ольга, едва сумела отдышаться. В груди болело и хрипело при каждом вдохе.
– Упырь речной, – сказала, как плюнула, ведьма. – Федькой зовут.
С трудом поднявшись на ноги, девушка поплелась в сторону дома, опираясь на причитающую Лизавету. Небо на востоке начало светлеть, в болоте оглушительно завопили лягушки.
В ту ночь Ольга почти не спала, поминутно то проваливаясь в вязкое болото дремы, то выныривая из него. Вместо снов мерещились кошмары, где давешний знакомец заманивал ее в лесную трясину, в которую она соскальзывала и погружалась все глубже и глубже, судорожно пытаясь нащупать ногами топкое дно.
– Да чтоб тебя раки за бока щипали! – простонала Ольга, вылезая из-под одеяла. – Сходила на русалочью дискотеку…
Серый кот укоризненно на нее посмотрел, потерся боком о босые ноги и выбежал из комнаты. Ладно, сама виновата, мысленно вздохнула девушка, расслабилась и забыла, что не с людьми находится, а с нежитью, которая вовсе не такая добрая. Да, она знала, что каждый из новых друзей легко может отнять человеческую жизнь (и, наверняка, не раз это делал, но о таком девушка старалась лишний раз не думать). Вчерашний знакомец ей об этом напомнил.
– Поняла, наконец, с кем связалась? – хмуро спросила Настасья Павловна.
– Угу, – опустила глаза девушка.
– Боишься?
– Не поняла еще, – честно ответила Ольга. – Я знаю, что вы можете быть как страшной нежитью, так и вполне себе добрыми и адекватными. Знаю, что вы умеете убивать… Но мне вы ни разу ничего плохого не сделали.
– Это потому, что ты нас за людей считаешь, – серьезно сказала ведьма. – Странная ты, Ольга, пытаешься в нас хорошее рассмотреть, и от этого… Хочется быть добрее. Люди нас боятся, даже когда помощи просят, украдкой крестятся, а ты сама помогать пытаешься и ничего взамен не требуешь.
– Зато я от вас знания получаю. Между прочим, вы тоже пакости просто так делать никому не будете, правильно? Тот же Максим Иванович не станет издеваться над человеком, который не вредит лесу.
– Да, – кивнула старушка. – Только и ты запомни, что мы не просто персонажи сказок, которые добрым молодцам да красным девицам помогают. Плата за помощь нашу порой тяжелой бывает…
– Запомнила, – буркнула та, вспоминая вчерашнего знакомца. – Вот одного точно никогда теперь не забуду!
– Это Федьку-то? – улыбнулась ведьма. – Ты на него не серчай, он так шутил.
– Шутил?! – воскликнула девушка. – Да я ему за такие шутки в следующий раз по шее дам! Русалок подговорю, и мы его в болото выкинем! Шутник, блин!
Настасья Павловна рассмеялась, глядя на возмущающуюся Ольгу, а потом тихо сказала:
– Да, шутки у него, как и при жизни, жестокие, но если бы он тебя действительно хотел утопить, никто бы помочь не успел.
Девушка только рукой махнула и налила себе еще чая с мятой. Никаких нервов с этими утопленниками не хватит!
Обратно к дороге ее провожал Максим Иванович, у которого Ольга пыталась вызнать хоть что-то про вчерашнего шутника. Однако тот лишь отмахивался, мол утоп он и ладно, теперь хозяином речным заделался, потеснив водяного.
– Вот что, красавица, не от хорошей жизни он в омут бросился, – сказал леший.
– Еще скажите, что от несчастной любви утопился, – фыркнула девушка. – Да с его физиономией… Девчонки должны были топиться с горя, а не наоборот!
Максим Иванович сухо рассмеялся.
– Да, любовь была… Знаешь что, не береди ты его. У Федьки при жизни характер тяжелый был, а после всего еще хуже сделался.
Куда уж хуже, хотелось спросить ей, но вместо этого сказала:
– Максим Иванович, мне кажется, что вы меня обманываете.
– В чем это? – удивился леший.
– Не сам он в речку прыгнул, его туда выкинули те, кого он при жизни достал своими шутками!
Но провожатый только рукой махнул и нахмурил кустистые брови. Видно и вправду не все так просто было, поняла девушка и еще раз обернулась на сизую полосу воды, крепко хранящую чужие тайны.
В понедельник с утра зарядил мелкий дождик, прибивший пыль по обочинам дорог. В воздухе сразу запахло свежестью и сырым асфальтом. Не успев дойти до родной библиотеки, Ольга увидела машину ППС. Прямо перед зданием ледяным крошевом переливались осколки стекла, да темнел провал окна на первом этаже… Пораженная увиденным, Ольга бросилась к дверям, ловко поднырнув под руки одного из сотрудников.
– Марина Витальевна, что случилось? – выпалила она, увидев начальницу филиала и озадаченного сотрудника, стоящего рядом. Еще двое коллег переговаривались в конце коридора.
– А вы, собственно, кто? – обратился к ней полицейский.
– Библиотекарь, – гордо ответила девушка.
– Это наша сотрудница, – махнула рукой Марина Витальевна. Вид у нее был растерянный. – Оля, иди, пожалуйста, к девочкам, с вами потом побеседуют.
Мельком оглядев коридор, Ольга с удивлением обнаружила на стене начатый рисунок вроде тех, что можно найти на любом заборе. И баллончик с краской, валяющийся на полу.
– Девчонки, что произошло? – шепотом спросила она.
Коллеги переглянулись, а потом рассказали, что ночью двое мальчишек решили показать свою удаль и влезли в здание библиотеки. Воровать там нечего, зато юные шкодники уронили два стеллажа, разрисовали стены, собрали книги в середине читального зала и, видимо, хотели поджечь, но тут…
– Их когда из подсобки вытаскивали, они все вопили, что их туда страшный мужик с горящими глазами загнал и закрыл! – сообщила Инна Маратовна, понижая голос. – Снаружи дверь столом подпер, представляете?
– Да ладно! – ахнула Ольга. – Это кто же?
– Дух купца, – дрогнувшим голосом сказала Татьяна и быстро оглянулась, будто опасалась его увидеть. – Говорила я, что он по комнатам ходит, а вы мне не верили!
Женщины переглянулись, но даже скептически настроенная Марина Витальевна не нашлась, что возразить. Сторож из библиотеки уволился еще в прошлом месяце, поэтому остановить хулиганов было попросту некому. Пока спорили насчет судьбы малолетних шкодников, которые мало того, что стояли на всех возможных учетах, так еще и были несовершеннолетними, Ольга предложила провести сеанс трудотерапии. На удивление, к ней прислушались, и мальчишки с библиотекарями принялись убирать устроенный бардак. Вот только о ночных событиях они и словом не обмолвились, лишь затравленно оглядывались и отчаянно косились в сторону второго этажа. Родители, приехавшие за своими отпрысками, попытались возмущаться, но их быстро припугнули административной ответственностью и возмещением ущерба, поэтому они без лишних вопросов согласились оплатить покраску стен и застекление разбитого окна. В конце дня Ольга беззвучно проскользнула в архив, поклонилась в темноту и положила конфеты, явно пришедшиеся домовому по вкусу.
– Спасибо вам большое! – с чувством произнесла она.
– Пожалуйста, – отозвалась темнота глуховатым голосом.
В этот раз страха не было. Чего уж теперь бояться?
Оставшиеся дни прошли спокойно: порядок в библиотеке навели, вставили новые стекла, даже краска на месте художеств не сильно отличалась от той, что была. Коллеги посудачили насчет инцидента и начали потихоньку забывать его, тем более, что впереди должен быть День города, к которому тоже надо готовиться. Ольга же торопила время, чтобы в субботу снова съездить в Ганину Падь и рассказать о случившемся. С друзьями или сестрой поделиться не выйдет, они не поймут. Иногда Ольге казалось, что живет она только два дня в неделю, а все остальное – унылое и блеклое существование, даже близко не похожее на ту жизнь, что была у нее в деревне. Единственное, что радовало девушку, так это способность лечить людей, которую она старалась совершенствовать, практикуясь на коллегах или сестре. Узнав об этом, старушка начала учить ее обращению с травами. Еще в прошлый раз под чутким руководством Настасьи Павловны Ольга собственноручно составила мудреный травяной сбор от головной боли, помогающий Ирине не хуже самых дорогих препаратов. В субботу девушка привычно закупилась сладостями, чаем, свежим хлебом для Максима Ивановича и отправилась на вокзал. На душе впервые за все время сделалось легко и спокойно.
В ветках старой яблони пел соловей. Переливчатые трели звенели хрустальными колокольчиками, пронизывая летние сумерки. Ольга сидела на крыльце, обняв целое блюдо крыжовника, и мечтательно смотрела на улицу. Вечером Ганина Падь оживала: на улицах появлялись бесплотные тени, сновали шкодливые анчутки, заглядывали в окна баечники с длинными скорбными лицами. Во многих домах загорались окна, поскрипывали двери, старые калитки, вился над баней горьковатый сизый дымок. Девушка уже знала, что в доме с выбитыми стеклами живут лохматые шишиги, а маленькая избушка, заросшая сиренью, давно занята кикиморой Лизаветтой. В покосившемся сараюшке обитал всклокоченный овинник с блестящей лысиной и золотистыми былинками соломы в нечесаной бороде. Даже в кирпичном недострое иногда появлялся угрюмый мужик, который никогда не отвечал на приветствие. Настасья Павловна говорила, что это оборотень. С остальными жителями деревни Ольга сумела подружиться, даже с угрюмой обдерихой Марьяной, которая однажды попросила ее нарезать для бани свежих веников. Оценив результат, хозяйка бани довольно хмыкнула и разрешила девушке приходить в любое время.
– Только после полуночи лучше не суйся, – предупредила она. – У меня там черти моются. И нечего лыбиться, потом я твои кости собирать не буду!
Мысль сходить на речку, прогуляться перед сном, появилась внезапно, когда над лесом выглянул золоторогий месяц. Настасья Павловна повздыхала, но махнула рукой, мол иди, если хочешь ноги замочить.
– Но к болоту не ходи и упыря этого сторонись, – напутствовала она.
– Какого упыря? – удивилась девушка.
– Федьку, который утопленник.
Точно же, чуть не хлопнула себя по лбу Ольга, вспоминая недавний хоровод с русалками, едва не закончившийся для нее утоплением. И все из-за черноглазого гада! Впрочем злиться она уже давно перестала. А на речных девушек взглянуть еще раз хотелось… Набрав вишни, крыжовника и конфет, Ольга уверенно зашагала вниз с холма, к отливающей серебром реке. Коргоруш увязался, было, следом, но быстро отстал, погнавшись за каким-то мохнатым черным клубком. Не иначе мелкий бес к кому-то пакостить приходил. В густой траве шуршало и щелкало, иногда тихо подхихикивало на разные голоса, но страшно не было. Да и кого бояться? Анчуток или межевика, которые сами бросались врассыпную, если показать им железный гвоздь? Выяснив причину различных пугающих звуков, девушка с удивлением обнаружила, что бояться уже не так интересно. Под самыми ногами мелькнула в траве черная блестящая спина гадюки, белые пятна на голове ее складывались хитроумным узором, издали похожем на корону. Неужели спутница Полоза оказалась поблизости? Проводив взглядом чудесную змею, Ольга спустилась к самой воде, тронула ладонью сухую корягу, еще хранящую тепло ушедшего дня.
– Здравствуйте, речные девушки, – поздоровалась она.
Вода плеснула у ног, всколыхнув широкие листья кувшинок, но никто так и не показался. То ли русалки не хотели выходить на берег, то ли еще обижались на то, что их обругали селедками из-за прошлого инцидента. Кто их разберет. Оставив в деревянной выемке угощение, девушка прошла дальше, туда, где тихо перешептывались ивы. Кажется, именно туда отступил утопленник… Поставив тарелку с ягодами на берег, Ольга обратилась к мерцающей воде и ивовым зарослям.
– Добрый вечер, Федор! Попробуй ягоды, они вкусные… Знаешь, я на тебя не злюсь, только больше так не шути, пожалуйста, а то я тебе в глаз дам. И… Ты очень здорово танцуешь…
Вся решимость испарилась, ибо девушке казалось, что за ней насмешливо следят черные глаза откуда-то из зарослей камыша, но идти и проверять было страшновато. Чего ожидать от вредного утопленника, она пока не знала.
Утром девушка спустилась к реке за посудой и немало удивилась тому, что ягоды в тарелке остались нетронутыми, хотя русалки свои забрали и даже ракушек взамен наложили. Как это понимать?
– Ну и ладно, – разочарованно протянула она. – В следующий раз печенье принесу.
Она уже заметила, что нежить любит хлеб и сладости. Настасья Павловна объясняла это тем, что печь хлеб не выходит ни у кого из них, поэтому он и остается лакомством, получить которое можно только из человеческих рук. Внезапно за спиной шелстнуло, девушка резко обернулась, да так и замерла – в нескольких шагах от нее стоял хорошо знакомый утопленник. Черные волосы его ниспадали на плечи крупными волнами, глаза оказались не черными, а темно-синими, насмешливыми, улыбка и вовсе вышла язвительной, будто сейчас гадость какую-нибудь скажет. Однако больше поразил костюм: темный кафтан с вышивкой, из-за ворота которого проглядывала белая рубаха, расшитый серебряными нитями кушак, черные штаны, заправленные в мягкие сафьяновые сапоги, сабля в узорчатых ножнах на боку… Ну точно статист, удравший со съемочной площадки!
– Я не ем человеческую пищу, – тихо сказал он. – А русалкам лучше бус и гребней принеси.
– Совсем не ешь? – удивилась Ольга.
Тот молча кивнул, прищурился, внимательно рассматривая ее. Глаза были холодными, с волчьими огоньками на дне зрачков.
– Что не так? – не выдержала девушка, мельком оглядев себя.
– Смешная ты. И наряд у тебя странный. У нас в рваных портках только холопы ходили. Или побирушки.
С трудом подавив желание запустить в него тарелкой, Ольга надула губы. Да что бы он понимал! Хотя что на него обижаться? Просидел на дне лет триста, если не больше, так откуда ему о современной моде знать?
– Сейчас такое все носят, – заступилась она за любимые джинсы. – У тебя, кстати, тоже необычный костюм… Ты в нем на королевича подводного похож. Может, ты и есть принц речного царства, как в сказке?
– Боярин я, – поправил ее утопленник и приосанился, чтобы, видно, сомнений не осталось, кто тут боярского рода, а кто в холопах ходит. – А ты похожа на юродивую.
Сказал и посмотрел искоса, да еще с интересом.
– Ты был боярином, а сейчас обычный утопленник, – фыркнула девушка.
Выглядел парень ее ровесником, может чуть постарше, поэтому было бы кому нос задирать! Утопленника же слова явно задели, он взглянул на девушку исподлобья, недобро оскалился и шагнул вперед, будто укусить задумал.
– Только подойди! – выставила она тарелку, как щит. Конфеты и ягоды посыпались на траву.
Несколько секунд тот прожигал Ольгу взглядом, потом дернул углом рта.
– Дура.
– Сам дурак, – буркнула девушка, чувствуя холод в груди. Шестое чувство, именуемое в народе чуйкой, вопило об опасности и требовало поскорее уносить ноги.
Поднимаясь обратно по склону, Ольга еще раз обернулась в сторону реки, но берег был пуст, только заросли камыша раскачивались от ветра. Вот и поговорили, вздохнула она.
Настасья Павловна тоже не одобрила такой способ ведения переговоров и посоветовала больше с утопленниками не связываться, мол кто знает, что у них в дурной голове. Нет им в деревню ходу, и ладно. На обратном пути дед Максим задумчиво посмотрел на притихшую девушку.
– Не со зла он все это делает. Не умеет иначе…
– Ну да, в шутку чуть не утопил, с хлолпкой сравнил. Тоже мне боярин!
– Так он и вправду боярин, – улыбнулся леший.
– Серьезно? – удивилась Ольга. – Это все равно ему никаких дополнительных прав не дает. Тем более обзываться!
– Раньше прав у него поболее, чем у многих, было, – усмехнулся в бороду Максим Иванович. – Федька из старинного рода происходил, как защитник крепости отметился, в палаты царские был вхож… Это-то его и сгубило.
Вон даже как! Девушка искоса посмотрела на берег, потом на лешего. Похоже, он был единственным, кто жалел утопленника. Интересно, почему?
– Говорите так, будто знали его… – протянула Ольга.
– Знал еще мальчонкой, когда тот в рубашке бегал, – кивнул тот. – Их владения недалече были. У Федьки, как и у тебя, искорка дара в груди теплилась, оттого и не ушел он в царство Марино. А ведь хороший из него мог получиться ведьмак, кабы отец, дубина сосновая, в столицу не увез… Вот что, девонька, ты же умеешь доброе в каждом найти… Приглядись к Федьке, авось, осталось в нем что-то хорошее, что выкорчевать из себя не успел?
