Читать книгу: «Асур», страница 4

16

Yorke.

2012 год, 28 сентября

«Вы знаете, оказывается, в стране сейчас какое-то огромное, я бы сказал даже, какое-то неприличное количество писателей.

Мне кажется, дело в том, что это оттого, что в стране растет не только уровень благосостояния – граждане точно так же прирастают и умом.

Лет пять назад умнеющее население страны валом повалило в менеджеры среднего звена. Все не деталь у станка точить. Не сталь лить в кокиль, не на башенном кране целый день ручки вертеть на верхотуре.

Время прошло, прогресс прет – еще поумнели.

К черту этот дурацкий офис, графики прироста продаж и дурака-начальника. Не удобнее ли сидеть дома, нажимать на клавиши и этим зарабатывать на жизнь? Расходов никаких, сейчас даже писчая бумага не нужна.

Хотя поначалу все-таки придется совмещать. Днем с дураком-начальником, вечером – творить.

Творить, к слову, стали многие из тех, кто пять лет назад пошли заседать в офисах.

У них сил много.

Попробуй потвори после того, как тротуарную плитку целый день укладывал или обваливал и разделывал коровьи туши с девяти до пяти, с получасовым перерывом на обед. Сложно. Сложно после всего этого творить. А вот после офиса – нормально.

Ну и все логично: работников офисного труда в стране было с избытком и писателей получилось тоже занадто.

И все бы ничего, ребята, кабы не один такой момент – совершенно пропал сейчас такой класс, как бесплатный издатель.

Раньше оно ведь как было: писатель писал и получал за это деньги.

Сейчас почти что наоборот: писатель написал, отнес в издательство, заплатил туда свои кровные, ему через месяц из издательства выдали книги – иди, реализовывай, богатей. Оно вроде все и правильно, вроде как если уж взялся писать, то отвечай за свой труд самостоятельно. Только теперь давайте посмотрим на все это дело со стороны читателя.

Читатель пришел в книжный, там стоят на полках ровными рядами произведения поумневших офисных работников.

Фамилии все незнакомые.

Читатель подошел к полке, открыл одно произведение – закрыл. Плохо. Второе открыл – закрыл. Плохо. С третьей и четвертой книгой тоже попытки очень так себе вышли.

Читатель с тоской на ряды полок, уходящие вдаль, смотрит, потом разворачивается и идет в развалы классической знакомой литературы. Выбирает себе там из проверенного и гарантированного, покупает и уходит.

Безусловно, талант – это вода – он всегда найдет себе дорогу.

И если я не талант, если не найду этой своей дороги – значит, я просто из рядов этих вот псевдописателей, вообразивших о себе менеджеров среднего звена.

Но вот какая здесь штука: если раньше я ничего за такую ошибку заплатить не был должен, то теперь меня ждет штраф. Штраф крупный, я вам скажу. Для того, чтобы мне сейчас напечататься, я должен продать машину. Потому что денег в жизни почти не копил – я плохой, негодный менеджер среднего звена. Если окажусь еще одновременно с этим и плохим писателем – ищите меня умершим от истощения по адресу город Москва, улица Малыгина, дом 10, кв. 109. Прямо на кровати и ищите. Потому что без машины я на работе не нужен, с работы я увольняюсь. Можно, конечно, пойти почтальоном или полы мыть. Но мне кажется, что если писатель я никудышный, то выбирать все-таки нужно будет истощение.

Но вы знаете… Я верю, что получится. Хотите знать почему?

Я вам скажу.

Потому что начало сбываться.

Многое из того, что я писал в романе, оно начало сбываться.

Знал бы прикуп – жил бы, конечно, в Сочи. Можно и сейчас сделать такую попытку – сесть и написать по-быстрому роман о том, как я, к примеру, внезапно сказочно разбогател. Только сами должны понимать: Мироздание – оно так не работает. Мирозданию нужен посыл. Мощный, сокрушительный, зубодробительный посыл. Чтобы сама реальность меняться стала от того, что ты написал. Или, может быть, не меняться, а формироваться.

Ты должен так это все пережить, так за своих героев хотеть должен, зубы у тебя от этого желания крошиться должны – тогда только сработает.

А разве у меня крошатся зубы, когда я о богатстве думаю?

Да нет, конечно.

Комментов: 15. Комментировать эту запись.

17

Душ неизменно действовал на Семена животворяще. Он вышел из ванной, освеженный и обновленный, переоделся в простенькие вещи, которые ему выделил Паша из своего дачного гардероба, и пошел к Савиной, где она распаковывала сумку с продуктами, что передали Севастьяновы.

Кляйн вошел в кухню, посмотрел на стол, который уже успела накрыть Ольга, и протянул удивленное «да…»

– Что такое? – спросила Оля.

– Неужели все это может находиться одновременно в холодильнике одной семьи? То есть я, конечно, благодарен Любе и все такое, но… Может, они к празднику какому готовились?

– Я думаю, Сема, ты просто отвык от изобилия, которое сейчас в почти любом российском холодильнике, – ответила Савина. – Ну и потом, нельзя забывать, что Пашка уже человек состоятельный. Ничего экстраординарного я здесь не вижу. Подумаешь, икра. Подумаешь, балык. Детей-то кормить чем-то надо каждый день.

– Точно, – сказал Семен. Он налил себе и Савиной в бокалы коньяк. – Но как бы там ни было – давай, за них, за Севастьяновых.

– Давай, – Савина подняла бокал.

Кляйн опрокинул в себя коньяк, посмотрел с небольшим удивлением на бокал и поставил его на стол.

– А ты знаешь, я вот только что осознал, что три года ничего не пил, – удивление Семена было вызвано забытым вкусом. – Вообще ничего из алкоголя. И не вспоминал даже. Травой, было, баловались. Да… А про алкоголь так вот даже и не вспоминал.

– А что там с травой? – удивилась Ольга. – Неужели проще, чем алкоголь раздобыть?

– Конечно, – сказал Семен.

Кляйн закусил бутербродом с красной икрой, протянул вилку и наколол себе несколько кусочков бастурмы. Только сейчас Кельвин понял, насколько он голоден.

– Ну, рассказывай, – Семен закусил бастурмой и стал сооружать себе огромный бутерброд из лаваша, зелени, балыка и сыра. – Как у вас тут вообще дела?

– Ну как-как, – ответила Савина. Она взяла себе ветку винограда и отщипнула несколько ягод. – Самое, наверное, яркое – эпидемию коронавируса в двадцатом пережили. То еще было развлечение.

– Сама не болела?

– Не-а, – ответила Савина. – Но надоело это все до жути. Все эти маски, перчатки, невозможность общаться с другими людьми. Ну и работы, сам понимаешь, было – кот наплакал. Хорошо, тогда редактором еще подработать удалось, так бы с голоду померла.

– Вот прям бы померла?

– Ну да. Отменили же почти все культурные мероприятия, чего мне освещать? Часть журналов вообще тогда закрылась.

Тут у Кляйна зазвонил телефон. Он посмотрел, кто звонит, и поднял трубку.

– Да, Баргуджан, да, дорогой! – сказал Семен в телефон. – Через три минуты? Хорошо, уже выхожу, дорогой, да.

Кляйн повесил трубку, откусил от сооруженного бутерброда сколько смог, встал и пошел искать ключи от ворот.

– Ну, а в остальном как? Неужели ничего не было, кроме эпидемии? – Семен нашел ключи в куртке, которую бросил в коридоре. Посмотрел на них, повспоминал, какой из них от ворот. – Пойдем Баргуджана встречать.

– Пойдем, – согласилась Савина.

Они вышли из дома и пошли по плиточной дорожке. Семен пытался разгадать, что за рисунки были на плитке, но так и не понял – рисунки одновременно напоминали и сказочных драконов, и китайские иероглифы.

– Ну что еще было, – сказала Ольга. – Байк освоила вот. Получила права на него. Правда, своего так и не купила… Не придумала, где мне его держать. На улице быстро уведут. Да и дорого.

– Оу, – сказал Кляйн. И с совершенно неподдельным интересом уточнил: – На чьем же байке ты тогда ездила, у кого училась всему этому?

– Ты его не знаешь, – усмехнулась Савина.

Они шли к воротам, и где-то совсем рядом с ними шла пауза, которая никак не хотела ничем заполняться. Ольга не стремилась ни к каким оправданиям. Кляйн ничего не спрашивал уточняющего.

– Летом девятнадцатого года в поход ездила, – сказала Оля. – С байдарочниками, в Карелию, на сплав. Было круто, историй оттуда привезла – на книгу.

– Ну, и что книга? – спросил Семен. Хотя в голове Кляйна сейчас вертелись совершенно другие вопросы. – Удалась?

– Нет. Часть этих историй я записала, – сказала Савина. – Знакомым понравилось, особенно тем, которые в тех походах участвовали. Часть историй забылась. Книги, конечно же, никакой не вышло.

Семен открыл замок, распахнул ворота.

За воротами стоял какой-то не черный даже, а вороненый линкольн. Его ксеноновые фары ослепили Кляйна, и он поднял руку, защищая глаза. Только тогда водитель догадался потушить свет.

Из машины со стороны пассажира тяжело вышел такой же весь черный и вороненый, как и машина, которая его привезла, могучий и статный человек, одетый в длинный плащ. Человек распахнул свои объятья.

– Вай, Кикос!

– Вай, синок!

Это было их личным приветствием, только их двоих – Бауырджана Самани и Семена Кляйна. Однажды за долгим праздничным столом они выяснили, что оба смотрели этот мультфильм и что оба любят этот мультфильм. Тогда же они решили, что теперь будут приветствовать друг друга только так. Обычно такие вещи забываются, но эта не забылась.

Бауырджан и Семен обнялись, и Ольга заметила, насколько отличались эти объятия от тех, которыми Кляйн обменивался с Севастьяновым.

– Добрый день! – сказал Самани, обращаясь к Ольге.

– Оля Савина, – представил девушку Кляйн. – Все вместе – Савонароля.

– Мэ вар Бауыржан, – раскатисто, густо объявил Самани и ткнул себя в грудь. – Он, – теперь гигант ткнул пальцем в Кляйна. – Он называет меня Баргуджан. Говорит, что не может произносить «Бауыржан». Ты попробуешь сказать «Бауыржан»?

– Бауыржан, – неуверенно сказала Ольга.

– Браво! – исполин, кажется, специально подбирал такие слова, чтобы в них встречались или рычащие или каркающие звуки. – Браво, Савонарол!

Кажется, Самани решил, что это фамилия Ольги. Она не сочла нужным его поправлять. Гигант развернулся и пошел к багажнику. Семен отправился за ним.

– Знаешь, – говорил по дороге Бауыржан. – Сначала я хотел привезти тебе шесть аппаратов. На выбор! И я думал, что мы будем стоять с тобой, как два мафиозо перед багажником, и ты такой будешь выбирать себе оружие. Ты будешь доставать такой: «Это Glock 17», – Самани распахнул багажник. – Ты будешь капризничать, говорить: «Нэт, не подойдет». «А это Desert Eagle», – скажу тебе я, ты ответишь: «Тоже не годится». И я бы тебе что-то такое предложил, и ты бы ответил: «Это вот вещь, это я беру». Ты бы так сказал.

Кляйн рассмеялся.

– Но потом я решил, зачем мы будем делать этот цирк? Я решил, привезу своему другу самое лучшее, что у меня есть. Знаешь, что я сказал менеджеру, которому поручил собрать тебе ЭВМ?

Бауыржан достал большую коробку и похлопал по ней ладонью – так кавказцы хлопают по спелому арбузу.

– Не знаю, – сказал Семен.

– Что если мой друг не будет доволен этой машиной, то и я не буду доволен.

– Ясно, – сказал Семен.

– Да, – сказал Самани. – Я думаю, что и ему было ясно.

– Такую большую диагональ, может быть, и не надо было, – Семен принял коробку из рук Бауыржана.

– Много – это не мало, – сказал Самани. – Отрежешь, если будет лишнее.

Кляйн засмеялся.

– Ну что, зайдешь, Баргуджан? – спросил Кляйн.

– Нет, дорогой, сегодня не зайду. Я очень хочу зайти, мы так давно с тобой не виделись, но еще много дел, ждут люди, понимаешь? Будем на звонке, да?

– Да, – ответил Семен. – Я вот думаю, стоит ли спросить про то, сколько я тебе должен?

– Если ты хочешь меня обидеть, давай, спрашивай, – поднял руку гигант. – Давай-давай.

– Нет, Баргуджан, – сказал Семен. – Обидеть тебя я не хочу.

– Тогда хорошо, – сказал Самани. Он повернулся к Оле. – Савонарол!

Исполин поднял руку в кулаке, прощаясь с Ольгой. Савина подняла свою руку в ответ.

Самани и Кляйн еще раз обнялись, потом Бауыржан сел в машину на свое место, водитель дал задний ход, и машина скрылась в темноте.

– Ноутбук? – спросила Ольга.

– Да, – ответил Семен.

Они зашли обратно на участок, Семен прислонил коробку к дереву, закрыл ворота и стал запирать замок.

– Колоритный персонаж, – сказала девушка. – Но Бауыржан – это разве грузинское имя?

– Не-а, – Кляйн справился с замком и подхватил коробку. – Бауыржан – это турецкое имя. Мама у Самани турчанка. Папа грузин. И еще мне чего-то мерещится, что какая-то из бабушек у Самани еврейка.

– Почему? – спросила Ольга.

Семен подхватил коробку с земли, и они пошли обратно к дому.

– По тому, как он ведет дела, – ответил Кляйн.

– Он торгует оргтехникой?

– Сейчас да, – ответил Семен. – Все мы сейчас чем-то торгуем. Я общепитом торговал, Севастьянов продакт плейсментом, Бауыржан оргтехникой. Измельчали и выродились.

Видимо, встреча с Самани всколыхнула какие-то воспоминания у Кляйна и бросила их поверх алкоголя.

– Но ничего, – сказал Семен, открывая дверь в дом. – Мне кажется, еще пошумим.

18

Yorke.

2013 год, 01 сентября

«Миша из приличной семьи.

Дед у Миши с госпремией СССР.

Мать Миши – художественный руководитель театра, отец – художник в кино.

Миша сидел в тюрьме за бандитизм в девяностых, потом Миша владел большим бизнесом в нулевые – он снимал телевизионные проекты для государственного ТВ. Именно тогда Мишу «вставили» на миллион долларов.

С ним не рассчитались.

Тогда Мишу чуть не убили, странно, говорит, что не убили. Стольким оказался должен. Но из ТВ-бизнеса Миша после этого случая, конечно же, ушел.

Миша крепкий.

Миша поднялся из нокаута, в котором оказался – и теперь Миша торгует книгой. У Миши большой книжный магазин в Москве. И Миша еще немножечко шьет – у него небольшой издательский дом. Издает в основном людей приличных – местных значительных поэтов и прозаиков. Немного Миша издает и оппозиционную литературу. Дело даже не столько во взглядах, просто пацаны нормально платят.

Миша – мой издатель, он взялся за мою книгу.

Своего издателя я выбирал долго.

Когда на руках есть пять тысяч долларов, выбирать легко. Легко капризничать, воротить нос: это не хочу, то не буду. И это даже не про то, чтоб «целуйте меня везде». Просто хочется какого-то гарантированного результата. Потому что пустобрехов в мире книжного дела хватает. Даже с горкой. Некоторые обещают мировое имя сразу, без размышлений. Некоторые сулят невиданные продажи – они, мол, на этом собаку съели. Иные и вовсе видят меня лауреатом Нобелевской премии по литературе. Но у всех у них в глазах отражаются только те самые пять тысяч баксов. Отражаются ясно, нужно только немножечко приглядеться.

Не хотелось бы бахвалиться, но обмануть меня сложно.

Ребята, я ведь кроме того, что писатель, я ведь в продажах проработал десять лет. Что, кому и как втуляют, я знаю.

Я вижу, с чего вы кормитесь. Я вижу, что вас интересует в первую очередь. Я знаю, что самые «жирные» и самые прибыльные сейчас заказы – они от графоманов, которых вы привыкли разводить. Я вижу, что плевали вы на результат и на мои продажи. Как только вы мне отдадите книгу, как только я подпишу акты приемки, вы забудете про меня. Я еще, кажется, даже не успею выйти из комнаты.

В 95 процентов случаев деньги, которые вкладывает в издание книги графоман, он больше не увидит никогда. Такие красивые, такие милые, такие славные деньги уплывают от него навсегда. И обычно задача издателя – убедить графомана в обратном. Задача издателя убедить графомана в том, что тот свою книгу продаст, весь тираж, обязательно.

– Еще, выходит, заработаю? – сомневается графоман.

– Ну, – сдает немного издатель назад. – Заработать получится только при благоприятных раскладах. Но уж вложения, вложения вы отобьете наверняка. Железно! Железобетонно!

Вообще, задачу издателя можно поставить шире – его задача убедить графомана в том, что он не графоман. Все это я понимал и сам, и в подтверждение моим мыслям все это мне рассказывал Миша за коньяком у меня дома.

Сложно сказать, может быть, Миша пьет коньяк дома у всех графоманов и всем графоманам раскрывает схемы развода графоманов. Но он сумел создать у меня такое впечатление, что нет. Ну и есть один большой момент во всем этом деле – Миша готов за свои деньги издать половину тиража моей книги. Чтобы продавать потом в своем магазине. Это такой сильный нюанс. Убедительнее любых слов.

Знаете, есть много щенячьего восторга от того, что твоя книга увидит свет в бумаге. Она станет, наконец, Книгой. Не символами на экране монитора, а именно книгой. Я хочу его пережить, этот щенячий восторг.

Миша обещал мне широкую презентацию на своих площадках, обещал познакомить с десятком владельцев частных книжных для того, чтобы моя книга продавалась в их магазинах. Также он объяснил схему, по которой книга продается через государственную сеть. Миша говорил про пиар-кампанию, но на это у меня бюджета, к сожалению, уже нет.

А.

Есть еще такой любопытный факт: мой почтовый ящик теперь до верху завален деловыми предложениями от Союзов писателей, которых, по-моему, сейчас не меньше десяти. И там тебе и интернациональный, и международный, и национальный, и каких только нет еще. Я научился все эти деловые предложения сразу же проматывать до конца. Потому что в самом конце, как правило, Союз писателей такой-то переходит к сути – пишет сумму денег, которую нужно внести за участие в биеннале, конференции, конкурсе, выставке или фестивале. Аппетиты писательских союзов самые разнообразные. Не встречал я, пожалуй, только ничего совсем уж бесплатного. Лохов разводят с задором, с огоньком, с выдумкой. Можно приобрести медаль. Да-да, кроме удостоверения о том, что ты член Союза писателей, будет еще медаль о том, что ты писатель. За графоманов, в общем, взялись всерьез. Просто потому, что этот рынок наводнили деньги. Потому что есть кого разводить. Потому что графоманов, как я уже говорил, сейчас стало очень много.

В общем, месяца через три у меня выйдет мой роман, моя книга.

Сбывается из романа «Башня» столько всего, что мне порой делается страшно от той силы, которая может быть в слове.

Руки чешутся теперь засесть за новый роман, в котором я бы написал себя счастливым, богатым и вообще, в целом, благополучным. Только я сам понимаю, что нужны определенные условия для того, чтобы в таком романе появилась огромная энергия, которая бы или меняла реальность, или вовсе создавала бы новую. А одного моего желания быть благополучным недостаточно. Маловато.

Комментариев: 37. Комментировать эту запись.

19

Ольга и Семен лежали в кровати.

Ольга смотрела в черное небо за окном, Семен размышлял, ложиться ли ему уже спать или распаковать ноут, что привез Бауыржан. Он посмотрел на часы – оказывается, была еще только половина десятого вечера.

– Интересно, почему боженька не заселил нам в соседи марсиан? – спросила вдруг Ольга. Из окна, которое было расположено прямо у кровати, было видно широко. Дом Севастьянова стоял у самого края дачного поселка, и потому другие дома обзора не заслоняли. Эта ночь выдалась прозрачной и звездной. Савиной показалось даже, что она различает красноватое свечение Марса.

– Потому что грызли бы друг друга, – ответил Семен. – Не исключено, что до полного уничтожения.

– Что же… – сказала Савина. – Ты думаешь, любое существо, наделенное разумом, неизбежно будет агрессивным и разрушительным?

– Думаю, что неизбежно, – ответил Кляйн. – Я бы даже сказал так: это условие выживания любого наделенного разумом существа.

Тут у Кляйна зазвонил телефон. Семен посмотрел на экран: звонили все с того же подавленного номера, что и днем. Семен немного подумал и решил поднять трубку.

– Да?

– Здравствуйте, – сказал незнакомый голос в телефоне. – Меня зовут Андрей. Я вам известен как Линкси.

– Нет, – ответил Семен. – Никакой Линкси мне не известен.

Он вспомнил СМС, которая пришла в его телефон сразу по прилету. СМС эта была также подписана «Линкси».

– Странно, – чувствовалось, что голос опечалился этому факту. – Тогда, может быть, как АЩ?

А вот уж за этими словами сразу вспомнил Кляйн длинные коридоры московского СИЗО, сокамерников, холодную баланду и высокие потолки в кабинетах следователей.

«АЩ».

Андрей Щербаков.

Тот, к кому обращался Семен за помощью, когда у него начались проблемы с «конторой». Тогда АЩ ему ничем, кажется, не помог. Хотя и было у Семена такое подозрение, что только благодаря Щербакову ему предложили альтернативу – сидеть в тюрьме на Родине или отбывать свой срок во Франции. Могли ведь ничего такого и не предложить.

– Здравствуйте, Андрей, – медленно сказал Семен.

– Когда много рабочих имен, – сказал Щербаков, – иногда возникают такие вот неловкие ситуации. Прошу прощения.

– Да ничего, – сказал Семен.

– Я не поздно звоню, у вас есть три минуты на разговор? – спросил АЩ.

– Не поздно, – ответил Кляйн. – Есть.

– Тогда перейду к делу, – сказал Щербаков. – Во французской тюрьме вы познакомились с неким Джоном Полаком.

– Я много с кем познакомился во французской тюрьме, – сказал после небольшой паузы Кляйн.

Ему не хотелось открывать никаких своих карт. Семен вообще очень плохо пока понимал, как относиться к Щербакову. По книгам этого человека Кляйн делал свои первые шаги в скрытых, потаенных для обычного пользователя пространствах интернета. Об этом человеке ходили легенды в мире хакеров. Поговаривали, что Щербаков много кого из «ломщиков» спас от тюрьмы. Именно потому Кляйн обратился тогда к АЩу. Обратился, но никакого ответа тогда от него не получил.

– Хорошо, – сказал АЩ. – В 2017-м я не мог вам помочь ничем, кроме того, чем помог. Но я понимаю, что никаких оснований доверять мне у вас нет.

Теперь для Семена стало очевидным, что без Щербакова и того обращения к нему все обернулось бы еще хуже, чем сложилось. Но вместе с тем Щербаков работал на «контору» – это Кляйну было известно доподлинно. Чего же АЩ хочет от Семена сейчас, он не понимал и даже не догадывался. Потому не нашелся что ответить.

– С вашего позволения, Семен, мы пойдем немного другим путем, – сказал Щербаков. – Вы знакомы с Кислинским, Всеволодом?

– Да, – отрицать этот факт было бессмысленно. Кислинский был «ломщиком» в девяностых. Кляйн проворачивал с Всеволодом кое-какие свои криминальные дела. Интересно, сколько Кислинскому сейчас лет? 50—55? Наверное, никак не меньше.

– Запишите, пожалуйста, его телефон, – сказал АЩ.

Он продиктовал номер, ни секунды не сомневаясь в том, что Семен его запишет. Кляйн действительно взял на подоконнике ручку и записал номер Кислинского на коробке с ноутбуком.

– Позвоните и поговорите с ним, – сказал Щербаков. – Постарайтесь выяснить у него, можно ли мне доверять. И еще умею ли я быть благодарным людям, с которыми работаю.

– Вы хотите предложить мне работу? – спросил Кельвин.

– Я хочу правильно замкнуть контуры будущего, – ответил АЩ что-то совсем уж непонятное. – А для этого мне нужны вы. То есть в некотором смысле – да. Кое-какую работу я хочу вам предложить.

– Очень интересно, – сказал Кляйн. – Но пока ничего не понятно.

– Поэтому сначала поговорите с Кислинским, Кельвин, – АЩ назвал Семена его лицейским прозвищем. Его голос, показалось Семену, стал каким-то кошачьим и вкрадчивым. – Сейчас я вам могу сказать только то, что нас интересуют не столько деньги Полака, сколько фигура самого Полака. Позвоните мне после того, как поговорите с Кислинским, Семен. Всего вам хорошего.

– Да, до свидания, – попрощался Кляйн.

Трубка замолчала. Кляйн посмотрел на экран – АЩ уже ушел с линии. Семен выдохнул.

– Что такое? – спросила Ольга.

– Сам пока не очень-то понимаю… – в задумчивости сказал Кельвин.

– А звонил кто? – спросила Савина.

Кляйн посмотрел на Ольгу, затем встал, подошел к окну, открыл форточку. Февраль, да и вся зима в этом году были просто удивительными. Нет, на Семена не пахнуло сейчас же с улицы весной, но температура так и не опустилась в Москве за всю эту зиму меньше минус пяти. И «люты», как называют февраль в некоторых славянских языках, был на «лютый» совсем непохож. Скорее он был похож на «нежный».

Семен несколько секунд постоял у окна, собираясь с мыслями. Он думал, стоит ли говорить Савиной о деле, которое ждало его в самом ближайшем будущем.

Наконец, он решился.

Семен подумал, что надо бы с чего-то начать. Впрочем, чего тут. Начинать надо было с того, что…

Начинать надо было с того, что в тюрьме судьба свела Семена с неким Джоном Полаком – одним очень крупным французским бизнесменом.

Подробности того, за что сел Джон, были для Семена не очень ясны – вменялось ему то ли мошенничество, то ли неуплата налогов. Полак об этом сказал лишь то, что столкнуться ему пришлось с такими игроками, которые могут посадить не почти любого, а просто любого человека – и не только во Франции. Еще Полак сообщил Кляйну, что живым бизнесмену выйти из тюрьмы не дадут.

И рассчитывал теперь Джон Полак только на побег.

Подготовленный побег – это очень большие деньги. Это люди, которые придумают, как бежать, люди, которые обеспечат техническую сторону дела, и люди, которые воплотят все это в жизнь. Это оборудование. Транспорт. Потом взятки, потом фальшивые документы, изменение внешности и прочее и прочее.

Самое интересное, что такие большие деньги, которые требовались для побега, у Полака были.

Дело было в том, что когда Полака «сажали», Джон успел «эвакуировать» из-под удара значительную часть своих капиталов.

Он перевел многие свои активы в деньги, потом эти деньги перевел в биткойны, биткойны же положил в кошелек в интернет-пространстве.

Пароля от этого кошелька Джон не знал. Это было частью плана миллионера. Полак прекрасно понимал, что в тюрьме этот пароль из него могут вытащить теми или иными методами воздействия. Потому пароль придумала жена Полака Жаклин, и знала его только одна она. Но буквально через три месяца после ареста Джона постигло еще одно большое несчастье – его жена Жаклин разбилась в автокатастрофе.

И Полак оказался обладателем десяти миллионов евро, которые можно было теперь достать только с помощью взлома его интернет-кошелька.

Таким «ломщиком», по мысли Джона, и должен был стать Семен Васильевич Кляйн.