Читать книгу: «Отродье», страница 4

* * *

Глирик задумчиво смотрел вдаль, прислонившись к створкам ворот «Центрального сада». Так бедняки называли третий, новый и самый большой двор, в котором благодаря коллективным усилиям и мудрому руководству устроили огород. В проект были вложены колоссальные усилия и надежды: почти весь урожай «Дворика Фомлина» пошёл на саженцы для нового сада, в создании участвовали все трудоспособные граждане. Даже Глирик принёс два или три светлокамня, хотя руководство Квартала давно поручило ему куда более ответственное дело, нежели грубый физический труд.

Суровый гном Хог долго объяснял ему права и обязанности важной должности, которые ушлый Глирик сократил до двух: «отгоняй мелюзгу, алкашей, голодных» и «постарайся никого не убить». Опытный охранник играючи справлялся с этими требованиями, тем более что на страже урожая вместе с ним всегда стояли ещё два крепких гнома. Они героически отбили сад у дюжины осиротевших малявок, пару раз надавали пинков забулдыгам, не пустили внутрь устроившую истерику женщину, у которой якобы кто-то умирал от голода. В общем, проявили себя как настоящие мужчины и воины.

Глирик искренне восхищался плодами усилий беднейшего населения и гордился своей причастностью к чуду. Уже вот-вот должен был поспеть урожай, который так ждали все малоимущие граждане. Безбородый пророк заявлял, что именно третий сад даст возможности не только для дальнейшего расширения угодий, но и позволит, наконец, обеспечить всех жителей базовым пропитанием. В случае хорошего урожая планировалось даже обменять часть овощей на племенных кротосвинок и слепокур, чтобы попробовать возродить животноводство, которым, по словам пророка, подпольно занимался Хог, покуда странная болезнь не скосила всё поголовье.

Планы были масштабные, а потому призывы Пастыря и Безбородого потерпеть до урожая Центрального сада воспринимались хоть и тяжело, но почти единогласно поддерживались. Двум лидерам удалось убедить население, что одна грибокартошка на душу сейчас и четыре потом лучше, чем две грибокартошки сейчас и одна-две потом без всякой надежды на будущее.

У Безбородого пророка была довольно сложная концепция про обуздание животных инстинктов, важность планирования и прочее бла-бла-бла, но сработало именно обещание сытой жизни. Четыре грибокартошины в день казались невиданной роскошью, и бедняки мало-помалу соглашались смириться с ценой, которую следовало заплатить лишь один раз сейчас, затянув пояса до главного урожая.

Чтобы насытиться всего одним корнеплодом, бедняки шли на разные ухищрения. Большинство предпочитало варить из грибокартошки похлёбку, закидывая в неё сушёный мох, который, размокая и расширяясь в желудке, создавал иллюзию насыщения. Кто-то нарезал картошину ломтиками и поджаривал, распределяя кусочки на маленькие перекусы в течение всего дня. Некоторые, как Глирик, готовили и съедали небольшой овощ сразу, а потом маялись, по полдня жуя мерзкий мох, чтобы не чувствовать голода. Находились даже индивиды, евшие грибокартошку сырой, утверждая, что так та сохраняет все полезные свойства, которые в случае тепловой обработки теряются.

Помимо гарантированного рациона из одной грибокартошки и растущего во многих заброшенных местах мха, отдельные особи находили себе дополнительные источники пропитания. Среди особо фанатичных сторонников Безбородого встречались товарищи, которые приноровились отлавливать крыс и ели грязных тварей даже несмотря на неоднократные случаи сильного отравления. Один из приближённых пророка, полоумный гном Торк, несколько раз на полном серьёзе выдвигал предложение не ловить, а разводить крыс, сделав тех основой гномьего рациона. Конечно же, его высмеяли и наказали дальше лечить свою голову, но что интересно, Безбородый пророк выступлению Торка не препятствовал и предложение сумасшедшего гнома не осуждал.

Среди беспризорной ребятни была распространена практика поедания червей, ящериц, насекомых. Явление не приветствовалось, но все понимали, что растущему организму скудного рациона из одной грибокартошины недостаточно. Причём по личному распоряжению Безбородого беспризорникам выдавалась не сырая, а уже отваренная грибокартошка, которую те обязаны были съесть прямо тут же, в присутствии взрослых. Мудрый пророк не без основания полагал, что без этой меры более сильные подростки просто отберут всю пищу у младших товарищей, обрекая тех на голодную смерть.

Было выявлено несколько случаев каннибализма.

Пожилой гном, во время восстания и в период бандитской междоусобицы после, утащил себе в дом дюжину трупов, которые разделывал, мариновал, сушил, запекал на углях… Один из мужиков, пришедших взять под стражу безумца, каким-то образом распознал в одном из изуродованных покойников своего родственника, поэтому суд над падальщиком получился весьма жестоким и скорым. Самовольному палачу сделали замечание, но наказывать, конечно, не стали.

Одна из женщин, лишившись во время бойни у Верхних ворот мужа, следом потеряла рассудок и съела двух маленьких дочек. Когда осознание содеянного наконец пробилось сквозь пелену безумия, та повесилась.

Последний, самый вопиющий случай произошёл всего две недели назад. Молодой гном, принимавший активное участие в зверствах прежнего лидера черни Дорки, тайно охотился за гномихами, которых насиловал, а затем медленно съедал, отрезая куски плоти с ещё живой женщины. Когда гада поймали, пророк Всепрощающего Бога велел публично отрезать насильнику гениталии, скормить тому собственную плоть, после чего отрубить голову и бросить вместе с телом в яму с нечистотами. Старый Пастырь попытался было убедить народ в необходимости менее жестокого наказания, ограничившись лишением головы, но приговор молодого пророка показался населению куда справедливее.

Худо-бедно, но даже несмотря на подобные происшествия, жизнь понемногу налаживалась. Потрясение от кровавого восстания проходило, мёртвые были оплаканы, а живые заняты делом. Помимо обустройства угодий, Безбородый пророк занимался активным сносом заброшенных старых домов и ремонтом зданий обжитых. Ходили слухи о планах построить собственные мастерские, чтобы не переплачивать законнорожденным за товары ремесленников, обсуждался вопрос о создании школы. У Квартала появилось будущее и общее воодушевление постепенно всё больше замещало траур и безнадёгу.

Глирик хмыкнул, прошло всего несколько месяцев, а он уже стал считать Квартал своим домом. Да, кормили здесь хуже, чем в Пещере ремёсел. Хороших таверн, где можно было спокойно посидеть с кружечкой пива, не наблюдалось. На жалование он мог позволить себе лишь бутылку грибной водки раз в неделю, спать приходилось в полуразрушенном доме… Хог намекал, что как раз дом-то Глирик мог бы и сам немножечко подлатать, ну да ладно, проехали с этим.

Зато в Квартале никто не смотрел на него сверху вниз. Он не чувствовал себя гномом второго сорта, его мнение выслушивали с тем же вниманием, что и любого иного взрослого жителя. Некоторые даже выказывали ему уважение, поражаясь его способности днями напролёт дисциплинированно стоять на страже долгожданного урожая. На Глирика с любопытством поглядывали многие женщины, свободный и уж тем более здоровый мужчина в Квартале нынче был в дефиците. Одна особенно настойчивая гномиха даже подрядилась стирать и штопать его одежду, чему непривычный к хозяйственным делам Глирик ничуть не противился.

Он уже почти перестал скучать по своей прежней жизни в Пещере. А вчерашняя встреча с хамами-законнорожденными ещё более укрепила в нём веру в то, что его место здесь, в развивающихся трущобах, а не в загнивающем болоте наглых отпрысков знати. Хорошо, что бедняки его приняли. И нашли его выдающимся способностям достойное применение.

– Здоров, мужики! Мелочи не найдётся? – вывел Глирика из задумчивости грубый голос, подковылявшего к ним оборванца.

Вход в Центральный сад располагался на главной площади Квартала, и подобраться к угодьям незамеченным было сложно. От ворот сада до переулка за углом было метров пятьдесят, а сама площадь просматривалась как на ладони. Освещение менялось лишь внутри закрытого сада, в остальной части пещеры всегда царила привычная глазу подземного жителя полутьма.

Несколько часов назад наступила условная ночь, и, кроме очередного провинившегося гнома в колодках, народа не наблюдалось. Огородники закрыли светлокамни попонами и ушли, порядочные гномы уже давно спали.

По всей видимости, одетый в лохмотья гном вышел из переулка, а поскольку он был один и шёл, пошатываясь и прихрамывая на одну ногу, особого интереса охранников не привлёк. Трое сторожей стояли, расслабленно прислонясь к створкам ворот, лишь демонстративно поглаживая засунутые за пояс дубинки.

Сейчас, присмотревшись, Глирик обратил внимание на слишком уж могучее телосложение незнакомца, плохо увязывавшееся с обликом хромого пьянчуги. Слишком уж толстые руки, бычья шея, здоровенные сбитые кулаки… Мужчина стоял в трёх шагах от охранников и обезоруживающе улыбался щербатой улыбкой, в которой недоставало пары зубов:

– Ну так чё, подкинете грошик на водочку? Сегодня поминки у кореша, брательник в резне после восстания сгинул…

Стражники сада переглянулись. Агрессии подошедший к ним гном не проявлял, но и делиться скудным жалованьем с каждым встречным ни у кого желания не было.

– Дружище, ты что, совсем во времени потерялся? Ночь на дворе, кто тебе сейчас водку продаст? Иди отоспись лучше, водочки ему захотелось…

Мужик почесал грязные волосы на затылке.

– Да уж, чёй-то я не подумал. И правда ведь, ночь на дворе! Вы уж извиняйте ребята, что от службы отвлёк.

Пьянчуга повернулся и направился было назад к переулку, но вдруг передумал.

– Слушай, я всё спросить ведь хотел, – оборванец снова подошёл к сторожам, на этот раз чуть ближе. Те уже не чувствовали опасности ни от мутного забулдыги, ни для своих кровных, а потому продолжали спокойно подпирать спиной створки. – Говорят, урожай вот-вот должен поспеть. Правда или опять брешут, громкими обещаниями нас, дурней, потчуют?

– Правда-правда, на следующей неделе обещали начать собирать, а Безбородый на ветер слов не бросает!

Обрадовавшийся гном пододвинулся ещё на полшага:

– Значит, не врут? Набьём себе брюхо?! А точно всем еды хватит?

Беседовавший с пьянчугой охранник снисходительно ухмыльнулся:

– Хватит, всем по четыре грибокартошины раздадут!

Оборванец аж подпрыгнул от счастья, незаметно придвинувшись на расстояние вытянутой руки от одного сторожа и будучи в полутора шагах от другого:

– Четыре грибокартошки?! Четыре?! Да быть такого не может! Это ж, это же…

От столь наивного и детского восторга охранники окончательно утратили бдительность, и тут, будто бы задыхавшийся от радости пьянчуга резко ударил ближайшего гнома в подбородок. Мгновенный нокаут. Тело сторожа ещё не успело упасть вслед за откинувшейся головой, а мужчина в лохмотьях уже развернулся и подпрыгнул ко второму охраннику, схватил того за локти, не давая возможности выхватить дубинку, ударил коленом в пах, а когда несчастный согнулся, то добил вторым ударом колена в лицо.

Опомнившийся Глирик, стоявший дальше всех от драчуна, успел выхватить оружие и замахнуться, но нападавший толкнул в него обмякшее тело товарища. Глирик сразу отбросил мешавшую тушку в сторону, но драгоценные мгновения были потеряны, мужик подставил под удар дубины предплечье. Тяжёлое дерево столкнулось, нет, не с плотью, а с надёжной бронёй, что скрывали лохмотья. Удар получился смазанный и не нанёс напавшему на них гному увечий.

Возможности нанести второй удар Глирику не дали. Скрывавшийся под личиной оборванца боец подскочил к нему и коротким ударом локтя в голову свалил гнома навзничь. Пещера перед глазами перевернулась и Глирик провалился в забвение.

Глирик застонал. Вернее, хотел застонать, но вышло нечто больше похожее на мычание. Весь рот был забит противной туго свёрнутой тканью. Осознание кляпа во рту вызвало рвотный рефлекс и с минуту Глирик дёргался в конвульсиях, не в силах вздохнуть, гоняя туда-обратно горькую желчь и благодаря Праотца, что последний приём пищи состоялся полдня назад…

Голова раскалывалась от боли, правая скула саднила так, будто по ней заехали кувалдой. Морщась, он медленно приоткрыл слезящиеся глаза и испугался, что ослеп, ибо в первые секунды ничего не увидел.

Вокруг была тьма. В ней угадывалось какое-то движение, даже некая суета, но прошло несколько минут, прежде чем зрачки гнома в достаточной степени расширились и Глирик смог оглядеться. Он сразу понял, где находится и что происходит, и это очень ему не понравилось.

Наверное, с полсотни гномов, словно стадо кротосвинок, топталось и рылось в Центральном саду, который было поручено охранять Глирику и компании. Гномы грубо срывали недозрелые овощи, спешно выкапывали грибокартошку, нисколько не беспокоясь о наносимом ими ущербе. Скорее, те даже стремились максимизировать урон саду. Оборванные стебли безжалостно отбрасывались в сторону, вырванные с корнем растения почти тут же затаптывались, часть совсем уж зелёных плодов шла в расход, словно целью мародёров было не просто своровать драгоценный урожай, но уничтожить всю растительность подчистую.

Налётчики сорвали попоны лишь с пары самых крупных светлокамней, и темнота вкупе с постоянным мельтешением не позволяли разглядеть лица, но что-то в облике осквернявших сад гномов показалось очень знакомым, что-то…

Глирик вновь замычал, на сей раз от бессильной ярости. Напрягся, тщетно пытаясь высвободить связанные за спиной руки. Упал из положения сидя на бок, перевернулся на живот, встал на колени.

Рядом с ним в скрюченных позах лежали два его товарища по дежурству, но оба были по-прежнему без сознания, а значит, единственная надежда была на него самого. Опираясь плечом о стену и борясь с нахлынувшим головокружением, Глирик сумел встать на ноги.

Кажется, до него никому не было дела, законнорожденные, а теперь Глирик был точно уверен, что это они – узнал нескольких гномов из вчерашней «делегации Пещеры ремёсел» – методично собирая всё съедобное и остервенело уничтожая плоды усилий беднейшего населения, подбирались к дальней части дворика, оставив пленников позади.

Он медленно попятился к выходу, вжимаясь в стену и благословляя теперь уже союзную темноту. Увидев просвет в приоткрытой створке ворот, рванулся прочь из разоряемого подонками сада. Толкнул плечом двери, выскочил, собрался бежать без оглядки и… беспомощно замолотил ногами по воздуху, будучи схваченным крепкой рукой за шкирятник.

– Ишь, какой шустрый! Погоди, дружок, погоди. Успеешь ещё рассказать всё своим новым приятелям.

Его бесцеремонно развернули и поволокли обратно во двор.

– Я ведь помню тебя, ты был охранником у моего тестя, чей Дом чернь грабанула во время своей первой вылазки. Теперь пришёл наш черёд взять своё! Вот, пойдём, посмотрим.

Глирика грубо толкали вперёд, заставляя подойти ближе к месту вершимого преступления.

– Какой сочный, налитый яжрачмень. Хорошее пиво получится. Вырывайте с корнем, ребята! Чернь обойдётся мочой! Нечего на всякую шваль переводить хороший продукт.

Глава 4. Жертва

Овца и волк по-разному понимают слово «свобода». В этом суть разногласий, господствующих в человеческом обществе.

Авраам Линкольн

– Жители Квартала в ярости! Они требуют немедленно разблокировать туннели, вернуть украденное продовольствие и покарать виновных в мародёрстве! Скалозуб лично грозил объявить Пещере ремёсел войну, если требования не будут выполнены к завтрашнему утру! Ваша вылазка была чистым безумием и провокацией! Вы…

По условной команде Солкиса подвластные ему гномы – а теперь, помимо вверенных ему Импером соглядателей, к шайке примкнули некоторые из участвовавших в рейде законнорожденных – начали освистывать возмущавшегося Адрида Краснокаменного, выкрикивать оскорбления в адрес его дочурки, просто драть глотку, лишь бы голос праведного гнева потонул в шуме и вакханалии.

Несогласный с действиями провокаторов гном ещё какое-то время пытался донести до публики свою мысль, но поняв, что его никто не слышит, в конце концов замолчал. По второй негласной команде Солкиса бедлам почти сразу же прекратился.

– Видишь, Адрид, чего стоят все твои возмущения? Никто тебя не поддерживает, главы Домов приняли единогласное решение и его исполнение обжалованию не подлежит!

«Единогласное решение» было принято на вчерашнем собрании с большим скрипом, почти половина Домов не поддержало вторжение в Квартал, понимая, какие это сулит неприятности. Однако Солкис не жалел сил и времени, дрессируя своих подчинённых в их новом убежище – разорённом во время восстания имении Кременькана. Расположенное на отшибе Пещеры ремёсел, пользующееся дурной славой, оно было последним местом, куда мог заглянуть любопытный нос постороннего гнома. Они часами отрабатывали условные команды, создавая иллюзию невероятно бурной «общей» реакции по тому или иному неприметному знаку Солкиса.

Он знал по опыту, что гномы существа социальные. Если все соглашаются с какой-то идеей, неважно насколько та правдоподобна и обоснована, то практически любой индивид, втянутый в подобное общество, волей-неволей начинает находить оправдания концепции, даже если ранее считал её неприемлемой. Из абсурдной та становится в его сознании допустимой, из допустимой приемлемой, из приемлемой обыденной, из обыденной само собой разумеющейся… Такой процесс происходит гораздо быстрее, чем кажется, главное – постоянно повторять одну и ту же «истину» из всех уст.

Солкис не считал себя глубоким знатоком гномьей натуры и не мог объяснить фундаментальных принципов работы того или иного метода убеждения, но он был чертовски наловчившимся практиком в пускании пыли в глаза и знал, что работает, а что нет. Горстка гномов, координированно перекрикивающая по его команде всех остальных, представляло в руках умелого оратора грозную силу и горе тому, что вздумает перечить ему, полагаясь на доводы разума.

– Обнаглевшая чернь в ярости! Подумать только, а ты ожидал, что после конфискации продовольствия они на поклон к нам придут?! Попросят прощения за то, что были неправы, покаются? Адрид, мы имеем дело с озверевшими особями, а не разумными гномами! Ждать от них адекватной реакции бесполезно!

Правильный подбор слов был ещё одной важной составляющей воздействия на сознание граждан. Не «жители Квартала», но «обнаглевшая чернь». Не «мародёрство» и «украденное продовольствие», но «конфискация».

Адрид задохнулся от возмущения:

– Просить у нас прощения и каяться? Адекватная реакция? Солкис, ты в своём уме?! Это наши налётчики отобрали урожай и растоптали сад, на который молились все жители! Это мы должны извиняться за…

Речь Адрида снова потонула в истошных воплях сторонников Солкиса. Глава Дома тщетно пытался перекричать молодых сильных гномов, но быстро охрип и закашлялся.

– Дорогой мой защитник сирых и убогих, ты не забыл про Дома, которые подло разорили во время восстания нищеброды? Не задумывался над тем, что чувствовали члены великих кланов, когда нажитое веками добро растаскивали или просто ломали забавы ради полуразумные твари?! Нет? Ну, конечно же, нет, ведь Дом Краснокаменных по удивительному стечению обстоятельств чернь обошла стороной! Прошла мимо родового имения, которое лежало ровнёхонько на пути их маршрута!

Конечно, он прекрасно знал, что упомянутое поместье находилось далеко в стороне от пути, которым следовало в приснопамятной вылазке воинство Дорки. Сам обсуждал с Кременьканом оптимальный маршрут бедняков. Видел карту. Да и позариться в вотчине славного, но обедневшего Дома Краснокаменных было особенно не на что. Но кто среди законнорожденных в курсе подробностей?

Опять же, вменение оппоненту вины было бесчестной, но эффективной стратегией: когда ты вынужден постоянно оправдываться, требовать что-то становится весьма затруднительно. Эту методику Солкис, ни капли того не стесняясь, позаимствовал в своё время у хитрых женщин, которые костерили своих мужей на чём свет стоит. Не потому, что те были плохими и не выполняли семейных обязанностей, а просто потому, что искали возможность управлять более сильным, но прямолинейным мужичьём и не думали о долгосрочных последствиях, таких как превращение своего несчастного спутника жизни в безвольную тряпку.

– Получили вы от черни какую-то компенсацию? Хотя бы элементарные извинения за содеянное кто-то принёс? – обратился Солкис как бы к собравшимся членам Домов, но ожидая ответов от совершенно определённых личностей, которые рассредоточились среди законнорожденных и неотрывно следили за каждым поданным знаком.

– Хера лысого что нам вернули!

– Как же, держи карман шире!

– Вертели они все наши претензии на…

– Они не просто нас обокрали, они изнасиловали женщин и убили детей!

– Моему тестю зубы выбили, мрази! Этим зверюгам чуждо даже естественное уважение к старикам!

– Нищеброды! Воры! Насильники!

Солкис с крайне опечаленной миной выслушивал обвинения, зная, что доля правды, которая в них содержится, вкупе с озабоченностью каждого законнорожденного благосостоянием его Дома, заставляют взрослых, матёрых мужчин чувствовать страх. Потеря в одночасье имущества казалось многим хуже, чем смерть, слишком уж глубока была воспитанная с раннего детства у знатного сословия любовь к накопительству. Эмоции подавляли критическое мышление, заставляли сплотиться вокруг того, кто предлагал им защиту, и ненавидеть тех, кто призывал идти на уступки «врагу».

– Одурманенные жители Квартала плясали под дудку Кременькана и действовали по его наущению! Их использовали…

– И используют дураков по сей день! Заместо одного безумца ими управляет другой! Скалозуб жаждет мести, он не остановится до тех пор, покуда все, кого он считает врагами, не отправятся на встречу к его любимому Праотцу! Не знаю, что он обещал тебе, Адрид, но знаю, что ему нельзя верить! Он приведёт гномов к гибели!

– Да при чём тут…

– Грабители!

– Скалозуб уже давно…

– Подонки!

– …обосновался в Квартале…

– Насильники!

– …где живёт не хуже…

– Убийцы!

– …любого старейшины Дома…

– Не прикрывай своего зятя, Адрид! Ты лишь ещё больше очерняешь свой Дом, который и так пал дальше некуда! Он больше не законнорожденный, Скалозуб публично отрёкся от нас, чтобы завоевать расположение черни!

– Он просто пытался спасти свою жизнь!

Солкис усмехнулся:

– Я мог бы поверить в эту красивую сказку, если бы Скалозуб на этом остановился, но он и твоя дочурка убили самого Короля! Уничтожили диктатора, принеся колоссальную жертву, и всё лишь для того, чтобы самим занять его трон. Но Велер вовремя раскусил и разрушил план бунтаря, не дал узурпировать власть очередному безумцу! – Солкис размахивал перед собой кулаком, рубя им воздух в такт своей разоблачительной речи. – А потому Скалозуб в ярости! Он проклинает нового владыку за то, что его оставили с носом, сослали обратно в Квартал! Он ненавидит наше сословие, ведь мы не помогли его семейству в беде, презирает нас, ведь мы не поддержали его претензии на корону! Его амбиции неуёмны! Власть над трущобами неспособна удовлетворить его аппетит. Ему нужен весь Оплот, весь! А поскольку поддерживает его только чернь, став королём, он лишит законнорожденных всех статусов и владений, раздаст всё наше добро тупым беднякам! Скалозуб…

– Солкис, ты больной идиот… – не веря своим ушам, произнёс Адрид. – Ты спятил, Солкис! Нельзя на полном серьёзе говорить подобную ерунду…

– Прикрываешь, опять прикрываешь своего озверевшего зятя! Адрид, это не я обезумел, а ты! Ты, Адрид!!! Надеешься, что тебе воздастся за поддержку кровожадного монстра, но, когда чернь ворвётся в Пещеру, бедняки не станут разбирать, кто здесь свой, кто чужой. Они перережут нас всех! Отберут всё до последнего камня! Для них Скалозуб Бог, Безбородый пророк, понимаешь?! Нет никого страшнее религиозных фанатиков, опьянённая экстазом толпа разорвёт на части любого, кто встретится на пути! Адрид…

Солкис практически самым натуральным образом зарыдал, будто не в силах уразуметь своего наивного собеседника. Ошарашенный Адрид заколебался, явно не в силах уложить в голове столь явный неадекват. Орать на плачущего от жалости к тебе оппонента для неподготовленного переговорщика было за гранью возможного.

А вот поднатасканные Солкисом гномы никаких сомнений и угрызений совести не испытывали:

– Никаких переговоров с чернью!

– Не пустим фанатиков!

– Защитим наших детей и женщин! Защитим стариков!

– Усилить охрану туннелей!

– Все, кто способен сражаться, должны нести караул у Верхних и Нижних ворот!

– Разговоры со зверьём бесполезны.

Солкис энергично шагал к Верхним воротам, чуя спиной и затылком множество встревоженных взглядов. Его так и тянуло сбавить темп, оглянуться, убедиться, что следующие за ним гномы не шушукаются, не строят в отношении него козни. Однако он продолжал с одеревеневшей шеей идти строго вперёд, не оглядываясь, не выдавая сомнений и неуверенности. Демонстрируя осанкой презрение к предстоящим трудностям и опасностям. Показывая убеждённость в своей правоте.

Законнорожденные негромко роптали, но, скорее, не от недовольства активными действиями Солкиса, а оттого что большинство глав Домов были весьма преклонного возраста и не поспевали за энергичным лидером, рвущимся на передовую.

– Думаете, я вас разыгрываю? Думаете, вас подначиваю, а сам, значит, дам дёру?! Спрячусь за вашими спинами, так думаете?! – бросал он в воздух обиженно-гневные возгласы, намеренно удерживая темп на пределе возможностей стариков. – Я рассказал вам позицию короля и расскажу её черни! Повторю слово в слово всё, что поведал вам на собраниях! Скажу в лицо Скалозубу, даже если живым из трущоб после этого мне не уйти! Королевское слово закон, и я несу гномам правду и ничего кроме правды!

От внутреннего напряжения тряслись руки, и, чтобы скрыть нервный тик, Солкис принялся ещё яростнее размахивать верхними конечностями в такт широким шагам. Скоро, всё решится совсем скоро. Рискованный, отчаянный шаг, но только так можно развеять последние сомнения упирающихся глав Домов, только так он сможет достичь поставленной цели.

– Хотите переговоров с фанатиками, будут вам переговоры! Хотите, чтобы я представлял позицию короля? Буду представлять её с гордостью! Вы увидите, что я был прав, убедитесь, что с чернью не может быть диалога!

Солкис до последнего надеялся избежать предстоящего дела: оно было слишком грязным, слишком опасным, слишком многое зависело от его едва проверенных подчинённых. Но даже заткнув на собрании Адрида, он не смог убедить главных, самых влиятельных законнорожденных в необходимости полной блокады Квартала. А он знал без тени сомнения: без изоляции трущоб, долго чрезвычайное положение не продержится.

Слуги законнорожденных раньше или позже начнут навещать своих родственников. Увидев, что те вернулись целёхонькие, в Квартал начнут хаживать предприимчивые торговцы и наниматели из числа богатых Домов. Станет понятно, что жители Квартала вовсе не озверели, что Скалозуб не спятил и не собирается захватывать власть. Накал страстей стихнет, начнутся вполне мирные переговоры, и даже полному идиоту станет понятно кто и зачем провоцировал очередную грызню. Велер подобному исходу навряд ли обрадуется, Ульрику с недоношенным ребёнком изнасилуют и убьют наймиты, всю вину власть переложит на отбившегося от рук Солкиса и отдаст того на самосуд разгневанным гражданам…

Он не хотел, он надеялся избежать пролитой крови, но в глубине души знал, что не сможет избегнуть насилия. Провернуть столь масштабный обман и не замарать руки – увы, подобное бывает лишь в сказках. В жизни всегда приходится чем-то жертвовать, и не просто чем-то, а… кем-то.

Из-за угла показалась площадь у входа в туннель. Сердце Солкиса сжалось: сейчас, сейчас, ну где же вы, где?!

– Атака! Нас атакуют! Сзади! Сзади стреляют! Сюда! – раздались тревожные возгласы у Верхних ворот.

Следовавшие за ним законнорожденные встали как вкопанные и лишь Солкис, демонстрируя мужество и презрение к смерти, помчался вперёд.

– С тыла, с тыла заходят! Они позади!!!

У входа в туннель творился полный бардак. Гномы хаотично бегали, кричали, на земле лежало несколько тел.

– Держи их! Лови! Не уйдёшь, сука!

Кто-то за кем-то гнался, несколько наиболее дисциплинированных гномов заторможено выстраивали стену щитов, огораживая сгрудившихся вокруг раненных. Высыпавшие из туннеля гномы выхватывали оружие и присоединялись к куче моле, явно не понимая, что происходит.

– Поймали! Поймали, падлу!

– Это не… А-а-а-а-а!!!

– Спасите! Убива…

Солкис заблаговременно затормозил в паре десятков шагов от всё ещё суетящихся воинов. Чего доброго, примут за одного из тех самых мифических нападавших. Высмотрел старшего, что тщетно пытался выстроить из наспех набранных защитников туннеля в подобие строя. Затем внимательно оглядел место происшествия и всю площадь.

Два гнома лежали неподвижно, ещё один корчился и вопил, держась руками за наконечник арбалетного болта, что, пронзив всё тело насквозь, торчал из живота бедолаги. Лицо раненого воина побелело, глаза готовы были вылезти из орбит, всё вокруг было измазано кровью. Не нужно было быть лекарем, чтобы понять, долго боец не продержится.

Присмотревшись, Солкис заметил болты и в телах уже покинувших земную обитель воинов. На краткий миг почувствовал укол совести, но тут же отдёрнул себя – дело ещё не сделано, переживать будем после.

Из-за угла улицы показалось несколько гномов, те грубо волокли окровавленное тело, оставляя на земле красный след.

– Эгегей! Одного зарубили!

Старший над защитниками туннеля, убедившись, что выстраивать стену щитов его подчинённые могут до Второго пришествия Мерхилека, сплюнул и пошёл навстречу тащившим изрубленную тушу бойцам.

Помахав подзывающим жестом застывшим в отдалении главам Домов, Солкис тоже направился к жертве.

– На месте сто-о-о-ять! – гаркнул старшина гномам. – Какого отродья вы изрубили этого типа в капусту? Его ж теперь родная мать не узнает!

Бросивший мёртвое тело гном браво отрапортовал командиру:

– Сопротивление при задержании! Нет нужды опознавать гада, и так понятно, что это слуга-нищеброд. Вы только гляньте на эти лохмотья! Твари хотели…

– Где остальные?

– Убежали, удалось поймать только этого…

– Тогда какого хера вы так усердно рубили его, вместо того, чтобы догонять остальных?

– Он дрался…

– Вас трое здоровых жлобов, а он один без брони! Сколько удалось насчитать нападавших?

Мужчины переглянулись.

– Пять?  – не то спросил, не то ответил самый бойкий из них. Поглядел на Солкиса. – Их было пятеро, точно!