Читать книгу: «Точка Скольжения. Архипелаг. Часть вторая», страница 3

– Ты и вправду совсем не скучаешь по ним?

– Убери слово «совсем» и замени на «почти», и получится верное утверждение… Они же мои родители всё-таки. Кто из нас не скучал иногда по детству? А детство – это всегда родители. Правда, узнав, кто я и чем занимаюсь, они меня знать не захотели. Но перед этим начали пытаться переделать.

– Может, ещё раз попробовать объяснить…

– Уже пыталась, не забыл?

– Конечно, нет.

Мирралд встал, отдёрнул занавесь с окна, приоткрыл створку – от горящего газа на кухне становилось жарко. Из-под массивной крышки котелка на плите начинал валить пар, Мислеги спохватилась, бросила в готовящееся блюдо специи. Глянула в окно – вид на соседний дом, что загораживал весь обзор из окна, стал уже привычным.

Ниан занялась овощами, старательно нарезая их тонкой соломкой. Нарезала, посмотрела на получившееся количество, решила, что маловато и принялась начищать ещё.

– Что будем делать завтра? – спросила она.

– Встанем с утра пораньше, пока город спит. Выберем многоквартирный дом на въезде в город со стороны аэропорта, дорога всего одна. Потом съездим к оружейнику, прихватим «Жедди», и расположим тебя на крыше.

– Выход на крышу наверняка заперт.

– У меня уже давно есть масса способов расправиться с замка́ми, и даже спецовка обслуживающей организации имеется, – улыбнулся Мирралд, – А я поеду встречать Присано в аэропорту. Нам нужно точно знать, на какой машине он поедет.

– Хочешь убить его в машине?

– Нет, вряд ли получится, я же говорил… Устрою аварию, уже придумал, как.

– И кто у нас на роль живого тарана?

– Заранее арендую машину в аэропорту, это не проблема. Водитель, конечно, ничего потом помнить не будет. Одолжишь свою аптечку, кстати?

– Таморин в ней кончается. Всего две иглы, – предупредила Ниан, – А у тебя на кухне нет ничего, чтобы всерьёз заняться ядами.

– Мне хватит, – отмахнулся Мирралд, – А ты из Селлестии потом сможешь привезти всё, что тебе нужно. Итак, я устраиваю аварию, начинаю скандалить – Присано не сможет не вылезти, а охрана, понятное дело, будет занята исключительно мной. И тут сработаешь ты. К винтовке ты не привыкла, так что для верности бей очередью.

– А откуда такая уверенность в том, что Присано сам вылезет? Это ж как бедолагу водителя таранящей машины программировать надо…

– Не надо, я буду с ним.

– Не пострадаешь при аварии?

– На въезде в город ограничение скорости, так что вряд ли. Ну, пара синяков в худшем случае.

– Всё равно будь осторожен. Не хочу тебя потом выхаживать.

– Не переживай, Ниа, – засмеялся Мирралд, – Вот когда я, помню, перевернул свою «Ганаро»… С тех пор и не покупаю селлестийские машины. Скажи мне, как одна и та же страна умудряется делать такие классные катера и, при этом, монтировать на продукцию своего автопрома подвески, как у сельской телеги?

Вопрос был риторический, и Мислеги только ответила улыбкой – в технике она разбиралась не очень, зато историю знала хорошо, даже пробовала писать статьи на тему.

– Войны, – пояснила она, – Я даже не вспомню, был ли хоть один мирный век в истории страны. Поэтому лучшие умы и отправлялись делать то, что летает и стреляет, а не машины-холодильники-компьютеры. Выбора не было.

– Возможно, – не стал спорить Мирралд, – Как тебе план?

Мислеги задумалась, ссыпала порезанные овощи в котелок, из которого уже вовсю валил запах, и принялась за салат.

– Слишком просто, поэтому, наверное, и сработает.

– Есть другие варианты?

– Думала уже. Аэропорт – слишком людно, да и охрана не даст позицию выбрать поудобнее. Машину заранее не испортить, мы не знаем, какая. И не подменить водителя. Ресторан отпадает, комната в гостинице – тоже, охрана ведь будет там. Единственное, что мне не нравится – незнакомое оружие, Мирр. Вдруг ошибусь с расстоянием?

– Ширина дороги там тсэров десять-двенадцать, высота домов – четыре этажа. Восемь тсэров плюс крыша. Я постараюсь дать тебе угол обзора поудобнее, получится ну никак не стрельба на излёте. По прямой не промахнёшься. Ну, для верности стреляй в режиме отсечки по три.

– Так и сделаю, – согласилась Мислеги, и, задумавшись о продолжении вечера, предложила: – Выбери посмотреть что-нибудь, м?

– На тему?

– На любую, экранизация на твой вкус.

При всей простоты просьбы, задача была не из лёгких – предстояло найти что-нибудь с озвучкой на международном. Неолонский Мислеги подучивала, но до понимания прямой речи дело ещё не дошло. Поэтому телевизор пришлось подключать к компьютеру и лазать по серверам глобальной сети, чтоб найти что-нибудь подходящее.

В итоге Мирралд остановился на историческом романе о временах упадка Империи и только после этого отправился на кухню.

У Ниан уже почти всё было готово, раскладывала по тарелкам горячее, только салат стоял не заправленным. В четыре руки закончили приготовления, в гостиной расположились прямо на полу у низкого столика, включили фильм, разлили кшадо. Но Мислеги экранизация показалось скучной, когда шкала просмотра показала уже половину, она вернулась к теме, начатой в машине.

– Мирр? – позвала она, когда с ужином было покончено и он снова разлил кшадо по бокалам.

– Да, Ниа?

– Я знаю, но… Может быть, давай попробуем?

– Что? – он посмотрел на неё так, как всегда делал это именно в такие моменты. По-особенному внимательно, словно пытался не упустить ни малейшей эмоции на её лице.

– Жить, как обычные люди, Мирр. Я буду писать статьи. Ты – займёшься стихами. Будем ездить вместе, ты – с выступлениями, я – с тобой, описывать места, где мы бываем. Не буду лениться, как сейчас. Сделаем завтрашний заказ, я вернусь в Селлестию, возьму деньги, заберу всё оттуда, и вернусь к тебе уже навсегда. Будем экономить. Я думала над нашим разговором в машине – если это цена той свободы, чтобы быть с тобой… То я согласна. А ты?

– Ниа, ты ещё спрашиваешь? Я слишком долго тебя искал, чтобы потерять. Тихие домашние дела, иногда поездки, чтобы заработать… Думаю, проживём. Но на первое время деньги всё равно понадобятся.

– Тогда с завтрашнего дня начинаем беречь деньги, – сказала она, – И заниматься домашними делами всерьёз.

– Но ты же останешься, да?

– На две недели – да, – Ниан окончательно решилась, – Хватит, Мирр. Никаких больше убийств за деньги. Нормальная жизнь, как у всех. Откладывать на покупки, рассчитывать расходы. Я съезжу в Селлестию – и мы с тобой начнём новую жизнь. Хотя… Нет, начнём прямо сейчас.

С этими словами она встала, собрала посуду со стола, отнесла её на кухню. Уже собиралась, было, начать её мыть, как словно ощутила взгляд спиной, обернулась.

Мирралд стоял совсем рядом, глядя на неё так, словно ожидал чего-то, и было что-то в его глазах такое, чего никогда она не видела раньше. Нечто вроде… облегчения?

Не говоря ни слова, она обвила его шею руками, потянулась губами к его лицу – и была нежность, и было то самое ощущение, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди, и одежда летела на пол прямо тут, на кухне. Ждала посуда в мойке, горел свет – но она уже не стеснялась и не боялась, как в первый раз, Мирралд научил её любить: его, себя, красоту обнажённого тела, холодок тех касаний, когда еле-еле, едва-едва, самыми кончиками пальцев, обжигающий огонь поцелуев.

Она доверялась: этим рукам, что унесли её на диван в гостиной, где только что сидели и ужинали, этим губам, что знали, где приятно, а где – нет, этим глазам, взгляд которых она ловила каждый раз, когда двое сливались в единое целое.

Таким она запомнила этот последний их проведённый вместе вечер.

Такой она вспоминала эту последнюю их ночь.

Наутро, когда, как и было спланировано, после завтрака они отправились делать последний свой заказ, Мислеги, уже расположившись с винтовкой на крыше, не сразу заметила третью машину. И, когда подстроенная Мирралдом авария состоялась, из третьей вышли четверо в серых плащах.

– Согласно Договору Международного Права я, старший агент Неолонской Резидентуры Ниас Нинкоро…

Ниан хорошо запомнила, как Мирралд попытался сопротивляться, но агенты действовали слаженно – телекинет просто не давал ему двинуться, электрокинет направленным электрическим импульсом заставил нервы скрутить мышцы ног судорогой. Остальные двое – определить специальность не удалось вот так, сразу – смотрели, чтоб опасность не подкралась со стороны.

Глядя в оптику, как Присано вышел из машины, Мислеги, не сомневаясь, что всё это подстроил этот подлец, нажала спуск.

Она отчётливо помнила эти три пули в грудь цели заказа.

И крик, раздавшийся прямо в голове:

«Беги, Ниа! Беги!!!».

Агенты отвлеклись на смерть жертвы, и этого времени хватило Мирралду, чтобы выхватить своё оружие и нажать на спуск. Всё это время связь между сознаниями двух Чёрных сохранялась, и Мислеги словно сама пережила тот момент, когда Нинкоро выстрелил в ответ.

Выстрелил – и попал.

Она бежала. Бежала так, как никогда не бегала, и пришла в себя только уже в одиночестве, в квартире Мирралда, зная, что любимый мёртв.

И отчётливо помнила, как выла нечеловеческим голосом в пустоте его квартиры, как сидела на диване, на котором утром даже не успели убрать постель, обняв себя за колени и уткнувшись в них лицом, чувствуя, что жизнь кончилась.

И к вечеру, уже немного придя в себе за бокалом кшадо – того самого, Немвальского, пятилетнего – вспоминала, что это должен был быть последний заказ.

Последний.

Их.

Заказ.

Тогда она и поклялась себе. Что отыщет всех, кто виновен в смерти Мирралда. И отомстит.

Одно имя она уже знала:

Ниас Нинкоро.

Глава 12

Восточное море, воздушное

пространство Селлестии,

к востоку от острова Тихуес.

Зима потихоньку вступила в свои права, и даже здесь, в подогретом экваториальным течением Восточном море, уже чувствовалось её холодное дыхание. В той же Сиборсии сейчас было не в пример холоднее – тёплое океаническое течение с экватора ударялось о северную оконечность материка Геллия, встречало северо-восточный берег Федерации Драгман, спускалось от экватора к Южному Полюсу вдоль берегов Менадии к Немвалу, закручивало лихой водоворот в Море Лазурном, что лежало в самом изгибе материка. Омыв северную часть Королевства Неолон, оно сворачивало на северо-восток, вдоль берегов Селлестии, рассекало Ветреное Море, которое своими ветрами как раз этому течению и было обязано. И только затем, миновав северо-восточную часть Геллии: сначала богатый глубокими бухтами Бьюкенсес, а потом и изрезанный ветрами высокий скалистый берег Лангеса, течение срывалось и уходило на юго-восток, в пролив между островами Йала-Арайес и Ситай. Там оно огибало рассыпанные между ними клочки суши Жингконского Архипелага, растекалось по мелководью, цвет воды в котором с высоты птичьего полёта был из-за маленьких глубин именно зелёным.

Отсюда начиналось море Зелёное, получившее такое прозвание за свой цвет. Тёплое течение согревало в нём воду, подогревало воздух в Архипелаге, чуть-чуть делясь теплом с западным побережьем Сиборсии. Здесь течение уже порядком остывало и теряло скорость. И только потом оно сталкивалось с холодными водами Южного Океана, теряясь в них и сходя на нет, отдавая последнее тепло в виде постоянных испарений, порождавших весной и осенью вереницы облаков, формировавших порой сильные циклоны. Но прежде чем пройти этот путь, течение успевало прогреть воздух вдоль всего северо-восточного побережья Геллии, отогнать холода, сделать климат мягче. Именно поэтому он здесь был не в пример теплее, чем в той же Сиборсии, лежащей на тех же высоких широтах.

Там уже вовсю задували холодные, пронизывающие ветра близящейся почти бесснежной зимы, налетающие с ледяного панциря Южного полюса. А здесь осень была затяжной, ласковой, тёплой – и солнечные, погожие деньки не были редкостью. Разве что тёплые воздушные массы нет-нет, да столкнутся с потоком полярного воздуха.

Тогда на обширном пространстве от западного побережья Сиборсии до границы Зелёного и Восточного морей и от самых южных островов Жингкона до берегов Вивии и Сэнассии начинали закручиваться вихри циклонов, принося ветра, дожди и ненастье.

На Эмиадии практически не знали штормов и ураганов – зато резкие перемены метеорологических условий были как раз не в диковинку. Солнечный денёк мог за каких-то пару лейсов смениться проливным дождём, и не просто проливным, а ещё и косым, сопровождаемым крепким ветром. Погоду постоянно кидало из крайности в крайность, особенно здесь, на восточном побережье материка.

Но сегодня погода была вовсе нейтральной – прошла летняя невыносимая духота, несильный ветер еле-еле задувал с юга. В небе повисла облачность средней плотности, и оно словно было поровну поделено между клочьями плотных облаков и просветами белёсой голубизны неба, из-за чего Белува то проглядывала, то опять скрывалась за массами испарившейся влаги. Тень от них была широкой и не менее плотной – облачность была низкая, и слабый ветерок не торопился её рассеивать. Именно такая погода и была нелюбима пилотами – когда серая, сырая хмарь затягивала пространство, наиболее удобное для полётов, так называемые «рабочие» высоты.

Правда, не всеми пилотами: перехватчикам подобные условия как раз были в радость – их машины, приспособленные для высокого полёта, с удовольствием прятались за облаками. Так гласила теория тактики боя – затаиться, чтобы труднее было наладить визуальный контакт, а потом обрушиться на противника сверху, следуя одному только радару. Его всевидящие глаза спокойно и без помех могли глядеть сквозь облачный покров, безошибочно угадывая высоту и местоположение противника, не оставляя без внимания и такие важные для воздушного боя параметры, как курс и скорость.

И там, наверху, за облачным покровом, как раз и проносились сейчас две машины, уже закончившие учебное патрулирование и возвращавшиеся на базу. То появляясь в просветах между облаками, то снова теряясь за массами испарившейся воды, два авиалёта неслись на запад – для них облачности словно и не существовало, там, над облаками, всегда было ясно, всегда разливался дневной свет. На высоте ветер был быстрее, крепче – машины то и дело сносило на север, из-за чего пилотам постоянно приходилось немного класть штурвал влево, к югу, чтобы сохранить курс не по азимуту, а по ориентиру, коим была взлётно-посадочная площадка базы Риемкоро.

Широкие отверстия воздухозаборников, чтобы захватывать достаточное количество кислорода на высоте, там, где его как раз мало. Мощные, суженные к хвосту турбины, чтобы развивать максимальную скорость из возможных. Широкие плоскости хвостового оперения, чтобы машина лучше слушалась управления. Более длинные, тонкие и скошенные назад крылья, чтобы уменьшить сопротивление воздуха при той же подъёмной силе. Эти крылатые машины были созданы для высоты, для скорости, чтобы хищными металлическими птицами стремительно рушиться с высоты на свои жертвы. Наносить им смертельные раны и так же стремительно исчезать – снова в высоту, туда, где можно разогнаться в неплотном воздухе, туда, где есть пространство для головокружительных виражей, где можно не опасаться малой высоты и складок местности. И опытный, намётанный глаз сразу определил бы, к какому типу принадлежит эта пара авиалётов. И губы бывалых пилотов гражданской транспортной авиации при виде этих машин сами по себе с уважением и оттенком зависти шептали:

Перехватчики…

Впрочем, не только бывалые летчики произносили название этого типа авиалётов с оттенком благоговейного трепета: те юные, едва освоившие управление этими машинами пилоты тоже называли свои машины с трепетом и волнением. Но их трепет был вызван не завистью и не уважением – а гордостью за себя, вчерашних обычных парней, а ныне – хозяев заоблачных высот.

Солокс – хлёсткое, и в то же время певучее имя, донельзя точно отражающее характер машины. Самая распространённая на палубах кораблей модель – «семёрка», лёгкий универсальный перехватчик. Из всех машин, базирующихся на «Риемкоро», эти были менее всего вооружены. Авиалёт, предназначенный не для глубоких проникновений во вражеское воздушное пространство и не для проведения атак на находящиеся вдалеке авиационные соединения противника – нет, для этого служили другие модели, такие, как двухпилотные «Корноды» или «девятки» того же завода «Солокс».

А вот «семёрка» была машиной охраны и обороны своих авиалётов от перехватчиков противника, для уничтожения бомбардировщиков и штурмовиков, угрожающих своему кораблю. «Семёрка» на наземной базе вообще была исключением из правил – куда более распространены на них были «девятки» и «Корнод – с1» – собратья по типу, тоже перехватчики, но уже другого класса. «Солокс-9» был средним универсальным перехватчиком и потому мог справляться даже катерами, да и дальность его действия была всё же повыше, чем у принадлежащей к классу лёгких машин «семёрки». А «Корнод-с1» был перехватчиком тяжёлым, приспособленным работать чуть ли не на упреждение, уничтожая цели на трижды безопасном расстоянии от своей базы. Ведь база, не может спасаться от превосходящих сил врага бегством – она, как известно, в отличие от корабля неподвижна.

Поэтому именно «семёрка» стала самой распространённой на Восточном Флоте моделью перехватчика – это была самая лучшая машина для борьбы с другими авиалётами, даже в схватке со своими собратьями по классу – «девяткой» или «корнодом – эс-первым» у неё было преимущество в скорости и маневренности. Именно для боя с вражескими аналогами – такими, как Кентийские «Эткорс» и «Мессати» или Неолонские «Ринкенас» и «Крайнегир», и создавалась эта модель. Седьмой «Солокс» был машиной, как нельзя лучше приспособленной для уничтожения себе подобных, но расплатой за это стала практически полная беспомощность перед теми же катерами или даже простым солдатом с крупнокалиберной винтовкой. Именно поэтому «семёрка» находилась в наземном базировании не как боевая единица, а как единица учебная – на таких посадочных площадках, как та, что на «Риемкоро», её просто не могло не оказаться. Эта база готовила пилотов именно для палуб кораблей, и именно на этих самых палубах седьмая модель «Солокс» и нашла своё самое широкое применение.

Сегодня не было ни учебных стрельб, ни отработки атак, ни воздушных виражей – словом, ничего. Просто облёт заданной территории, уже в который раз. Занятие скучное, монотонное, однообразное – и безопасное. Под учебное патрулирование специально освобождался заведомо безопасный квадрат, в котором не могло оказаться ни чужой авиации, ни учебных целей для стрельб. Но, всё же, боевое вооружение авиалёты несли. Оба пулемёта, способных резать металл обшивки авиалёта противника словно ножом, под завязку забиты боеприпасами. На кончиках крыльев – пары лёгких маневренных ракет, прекрасно приспособленных для боя на ближней дистанции. На серединах крыльев – тоже парные блоки, на сей раз – уже ракеты с более высоким радиусом полёта и мощным зарядом. Это – на случай появления бронированных и медленно летящих целей, вроде Кентийских бомбардировщиков «Трелорн», оснащённых пулемётами в верхней и хвостовой частях фюзеляжа, да и не просто пулемётами – самыми что ни на есть башнями со стрелками внутри. К таким монстрам просто так не приблизишься – по слухам, пока не подтверждённым данными разведки, к пулемётам вдобавок Кентийцы начали ставить на башни системы защиты хвоста и фюзеляжа ещё и пусковые установки ракет ближнего радиуса.

В таком случае, атака как на показательных стрельбах уже не годилась – попробуй-ка тут подлететь по прямой! Несколько мгновений – и прозрачная полусфера башенки уже развернётся на тебя, а уж стрелок не преминёт возможностью открыть огонь из всего, что есть в наличии, по удобно соблюдающей прямую траекторию цели. Нет, как раз тут и пригождалась маневренность седьмой модели «Солоксов», не имеющая равных в мире – зайти на атаку лихим пикированием, да ещё и с боковым поворотом, с выходом на курс перехвата в последний момент….

И выстрелом – внезапным, неожиданным – но зато смертельно точным и неотвратимым. А после: виражом вверх, вверх, мимо уже сбитого и дымящегося бомбардировщика, чья неуклюжесть так и не смогла компенсироваться ни бронированием жизненно важных узлов, ни двумя башенками. Как бы ни были они там вооружены!

Но – это всё разворачивалось в мечтах, ибо тем, кому выпало служить на Восточном флоте, встреча с «Трелорнами» вряд ли грозила. Потому как это был бомбардировщик дальнего радиуса действия и поэтому – наземного базирования, слишком уж тяжёл он был для палуб авианосцев. И это несмотря на то, что Кентия, как и Немвал, в своём флоте имела немало кораблей этого класса. К слову, соседний с Селлестией Неолон авианосцев в чистом виде вообще не имел, отдавая предпочтение мобильным наземным базам. Именно Неолон мог похвастать самой лучшей организацией вспомогательного флота. Корабли-базы, не являясь боевыми судами, могли приземляться на ровной площадке в практически любой точке материка, после чего корабль мог превратиться в укрепленный наземный форпост, станцию технического обеспечения для наземной техники, опорный пункт войск или – в наземную базу для авиации.

Специфика, специфика и ещё раз специфика – у каждой страны она была своя, применительно к тем условиям, в которых чаще всего оказывался задействован флот и прикрывающая его авиация. В этом плане впереди всех была Селлестия – самое большое количество авиалётов стояло на вооружении именно в её вооружённых силах, но при этом авианосцев было всего три. Напряжённое экономическое положение не позволяло строить громадные корабли, наподобие дредноутов Неолона. Дредноуты были именно оружием нападения, а Селлестия была больше озабочена защитой от набегов. Поэтому и корабли требовались не тяжеленные и громадные, а, прежде всего, универсальные и очень мобильные. Поэтому основой флота Селестийцев, его костяком стали не имеющие аналогов в мире авианесущие крейсеры.

Они представляли собой гибрид крейсера с авианосцем, являясь, по сути, новым поколением в семействе тяжёлых крейсеров. Но там, где тяжёлый крейсер нёс блок орудий, у авианесущего располагалась посадочная площадка. Стоит ли говорить, что такой корабль не требовал мощного эскорта, и со многими задачами справлялся практически самостоятельно, без опаски отправляясь в одиночные походы. Те же средние или, как их иначе называли, ударные крейсера требовали для себя неизменного сопровождения в виде миноносца и фрегата прикрытия, а тяжёлые так вообще чаще всего ходили только в составе эскадры.

В итоге один авианесущий крейсер вполне справлялся с целым рядом боевых задач, для которых обычно использовалось целое соединение кораблей – это позволяло неплохо экономить деньги на выполнении флотом задач обычных, повседневных, а сэкономленное тратить на те же нужды флота.

Потому-то палубная авиация флота Селлестии и была самой массовой в мире – в отличие от тех же Неолонцев, то и дело разворачивавших базы для безопасной переброски наземных войск, селлестийский флот решал такие вопросы сбросом десанта. Тут тоже выручали авианесущие крейсера, на палубе которых, помимо авиалётов крыла прикрытия, стояли ещё и два десантных птицелёта. Обнаружена точечная цель, которую нельзя накрыть огнём корабельных орудий? Отлично, тогда – авиалётам взлёт, пусть они решают эту задачу, подобравшись на удобную для стрельбы по цели позицию. А остатки всегда могут добить полсотни десантников – и не нужно ни опорных точек, ни сложных операций по развёртке войск и последующему наступлению.

Мало того – нужен массовый сброс десанта? Ещё лучше – задействуем катера, благо, на каждом крейсере их целых два. Пусть птицелёты сбросят дюжину десантников, которые займут небольшой плацдарм, а уж катера высадят остальных. В итоге операцию наземных войск можно развернуть быстро и оперативно, малыми силами, достаточными для выполнения поставленной задачи, а кроме этого – с минимальными затратами. Сделал дело – всё, грузимся, братцы десантники, обратно в птицелёты и катера, а потом, под прикрытием средней авиации – авиалётов то есть – возвращаемся на корабль. После чего – всё, авианесущий крейсер, по скорости превосходящий крейсера тяжёлые, спокойно может уходить восвояси, не дожидаясь ответного удара…

В итоге авианесущие крейсера благодаря авиации на палубах становились кораблями именно универсальными, приспособленными для самостоятельного решения любых задач. А если объединить авианесущий крейсер с построенным именно для ближнего боя эсминцем и приспособленным для поражения противника на безопасной дистанции фрегатом, то такое соединение становилось боевой силой, у которой уязвимостей нет вообще. Примерно та же тактика была применена и у авиации – крыло, состоящее из авиалётов всех трёх типов, могло не только успешно атаковать любую цель, но и обороняться от практически любого врага.

Отсюда родилась и комплектация посадочных площадок авианесущих крейсеров авиалётами: четыре звена по три авиалёта каждое образовывали крыло, дополненное тринадцатой машиной, которую пилотировал командир, обеспечивающий общее руководство и координацию. В зависимости от того, какой тип авиалётов преобладал, крылья бывали штурмовыми, истребительными или перехвата. Три звена – это перехватчики, штурмовики и истребители. Четвёртое – это дополнение для усиления какого-либо из звеньев, ещё три машины одного из основных типов.

Пилотам двух проносящихся сейчас за облаками перехватчиков это уже было известно прекрасно. Обучение их медленно, но верно шло к концу, и основы тактики группового воздушного боя они усвоили железно. При этом, применительно к своей специализации. За нехваткой беспилотников именно перехватчики становились средством разведки воздушного пространства, их радары, превосходя по дальности обнаружения целей радары всех остальных типов авиалётов, тем не менее, не могли отличить стоящий на земле вражеский танк от обычного куска железа или валуна побольше. Различать и распознавать наземные цели – это дело штурмовиков и истребителей. Пилотов-перехватчиков готовили к другому – различить по силуэту свой крейсер от, к примеру, неолонского. Или даже различать по одному лишь виду свои крейсера: авианесущие от тяжёлых, а тяжёлые от ударных. Или отличить свой эсминец от своего фрегата, а фрегат – от корвета или торпедного корабля противника. Отличить лишь по одному силуэту авиалёты завода «крайнегир» от «ринкенас», а «эткорс» от «мессати» – и при этом не только по модели, но и по типу. То есть перехватчик от истребителя, а истребитель – от штурмовика.

– Голова уже пухнет от этого, – признался Каринеш по рации.

– Это, видимо, правило такое, – ответил Дементьев, скосившись на датчики температур турбин, – Помнишь, первое время нас тоже загружали информацией до головной боли, а дай нам теперь тот же объём, что на первых днях обучения, так он нас даже не нагрузит.

– Тоже верно, тренировка позволяет с каждым разом добиваться всё больших результатов. А иначе и тренироваться не стоит, – согласился Дерас, – Стало быть, теоретические занятия по совместительству служат и тренировкой мозгов для усвоения всё большего и большего объёма информации за то же время…. Погоди-ка, нас, кажется, опять снесло к северу.

Два перехватчика, проносившиеся над водами Восточного Моря, то и дело брали южнее, чтобы компенсировать ветровой снос на север. Ветер задувал с юга, а одним из правил, которое пилоты усвоили на уроках инструктора Валенсес, было: «тело, двигаясь в подвижной среде, движется относительно неё; если среда движется относительно другой среды, то и тела будут двигаться вместе с ней».

Авиалёты двигались в воздушной массе, та двигалась над водами моря, а стало быть, машины то и дело должны были брать южнее, чтобы сохранить направление на свою базу.

– Попозже свернём южнее, – вяло ответил Дементьев, – Надоело уже то и дело влево брать, пусть снесёт посильнее, там и свернём.

– Тоже верно, – согласился Каринеш, который сейчас выступал в роли ведущего.

Если взять длину корпуса «солокса» и отложить то же расстояние назад и влево, то получится как раз та самая дистанция, на которой находился ведомый перехватчик, пилотируемый Дементьевым.

– Скорее бы уже отпуск, – вздохнул Дерас, – Хоть двадцать дней, но отдохнуть перед отправкой на корабль.

– Можно подумать, ты так устал от учёбы, – хмыкнул Серёга.

– Не то, чтобы устал, – раздался ответ в наушниках шлема, – Просто… Перемена обстановки бы не помешала.

Ближняя связь – она на то и ближняя, чтобы переговариваться между собой пока диспетчеры не слышат, чтобы не засорять эфир, чтоб разговаривать и не бояться быть обнаруженными издали пеленгаторами противника. Мало того – Валенсес такие переговоры даже поощрял, чтобы в будущем пилоты выработали навык восприятия информации «в контексте», не отрываясь от пилотирования и не отвлекаясь на то, чтобы вслушаться и разобрать искажённый рацией и помехами голос собеседника. В реальной боевой обстановке подобная болтовня наказывалась. Но патрулирование было учебным, и служило, пожалуй, для того, чтобы пилоты привыкли к своим машинам, тому классу, модели и типу авиалёта, которые им предстояло пилотировать.

– Ты куда в отпуск двинешь? – спросил Серёга.

– Домой, куда ж ещё, – ответил Дерас, – А ты?

– А мне некуда, – хмыкнул Дементьев, – Если б кто пригласил…

– Дружище, я бы рад, да мне некуда тебя пригласить, – ответил Каринеш.

– Я знаю, не извиняйся. Вот и Тамису некуда – он отпуск проведёт со своей девушкой. А больше меня и пригласить-то некому.

За время службы Дементьеву удалось по-настоящему сдружиться только с двоими – Тамисом Шаджоу и Дерасом Каринешем, с остальными – теми же Ксинбро и Висдешем, Макаги и Винаро – отношения оставались, скорее, приятельскими. Зато с Сатаки и Идеги у троицы друзей завязалась самая настоящая вражда, последнее время приобретшая характер холодного нейтралитета. Попытка Сатаки отыграться за поражение, нанесённое ему Серёгой и Дерасом, переросшая в самый настоящий конфликт, провалилась благодаря своевременному вмешательству Висдеша. Тот хоть и не принадлежал к компании Дементьев – Шаджоу – Каринеш плюс обе девушки арсиана, но попыток Сатаки занять позицию лидера в коллективе не одобрял. Мало того – лидерство самого сильного физически, но тащившегося в хвосте по успеваемости Сатаки его не устраивало в корне. Именно поэтому Висдеш вмешался в качестве арбитра. С тех пор вражда больше не перерастала в открытые стычки – Сатаки не трогал никого из пятерых друзей, отыгрываясь на остальных парнях из арсиана. А друзьям так и подавно эти стычки были не нужны, более того, сам предмет противостояния – две служившие вместе с ними девушки – более не обращали на Сатаки внимания и даже сторонились всей компании, возглавляемой им. Причина враждовать как бы отпала сама собой, остался, скорее, этакий порядок взаимоотношений в арсиане, вполне устраивавший всех.