Читать книгу: «Малая форма 36», страница 3

Патронаж (2022 год)

– Вы плохо обращаетесь с вашей бабушкой, мало о ней заботитесь, так что я сменила замки, и теперь буду жить с ней здесь, в её квартире – заявила Вадиму «патронажница» Ольга по телефону, после чего положила трубку, не дав собеседнику возможности ответить.

Во время разговора, Вадим находился в гостях у родственников, за двести километров от квартиры бабушки (половина объекта недвижимости, к слову, принадлежала Вадиму). Грусть накатила на молодого человека, но время для грусти было неподходящим. Очевидно, что действия ушлой бабёнки были незаконными и явный повод для заявления в полицию имелся, но это лишь вершина айсберга. Проблему необходимо было решать комплексно, но, Боже мой (!), кто бы мог подумать ещё пару месяцев назад, что всё так повернётся!?…

Бабушка всегда была бойкой – регулярно ездила на рынок, проводила время на лавочках во дворах с «другими девочками», посещала магазины, захаживала к врачам и т. д. Но у неё имелась предрасположенность к раку, от которого умер её сын, отец Вадима. И вот, в возрасте восьмидесяти четырёх лет, едва перенеся процедуру удаления полипов из кишечника, бабушка Вадима стала жертвой обострившегося рака матки. И это при том, что к тому моменту старушка успешно боролась с раком молочных желез, принимая «профильные» таблетки. Пусть «на подходе» была нуждавшаяся в наблюдении опухоль почки, в целом всё было «под контролем» (пусть и с хроническими астмой да гипертонией). Сама же катализирующая ситуация-фиаско заключалась в том, что пенсионерка вдруг упала с кресла, в котором любила спать, на пол и, не найдя в себе сил подняться на ноги, доползла до туалета, где и просидела сутки без еды, питья, телевизионного пульта и телефона, ровно до момента, пока дверь в квартиру не взломал отчаявшийся Вадим.

Омыв бабушку, сменив ей одежду, покормив и напоив, Вадим, к тому промежутку времени стабильно посещавший родственницу день через два, оставил ее в кресле с полной уверенностью, что всё обошлось. Он был рад, что бабушка жива, так как взламывая дверь, до того пережив невозможность связаться с родной душой, был уверен, что она умерла. Однако через день «прамама» вновь упала с кресла, в этот раз уже без каких-либо возможностей для движения. Вадим примчался, осознав, что всё плохо, вызвал скорую помощь, провёл со старушкой восемь часов в приемном отделении больницы, после чего оставил её там, в итоге пробыть в больнице «старой лисе» пришлось две недели.

Этническая, национальная организация, в которой некоторое время трудилась бабушка, согласилась помочь ей, предоставив ходунки, противопролежневый матрас и сиделку. Это было мощным подспорьем для Вадима. Ведь забрав бабушку из больницы, парень на собственном опыте узнал как же это «прекрасно» – менять подгузники, мыть старое тело пенкой, обтирать салфетками, таскать восьмидесятикилограммового человека, вытирать-убирать с него и вокруг отходы жизнедеятельности родственницы, а ещё и кормить мерзкого «козлокота», живущего с бабушкой и принципиально ходящего в туалет «по большому» на кухне и в комнате вместо лотка. Так что «второе звено цепи заботы», в лице сиделки-«патронажницы», пришлось крайне кстати.

К сожалению, вскоре у бабушки случились инсульт и инфаркт мозга, так что ее вновь пришлось доставить в больницу на скорой помощи. За это время Вадим обзавёлся медицинской кроватью, запасом пелёнок, подгузников и влажных салфеток, гелями, кремами и всяческим подобным, то есть – не терял время. К дню бабушкиной выписки, двое «патронажных» сотрудниц, готовых трудиться сменами «два через два» по двенадцать часов в смене, уже были приисканы этническо-национальной организацией и предоставлены за их же счёт.

Однако, с одной из «патронажниц» у Вадима как-то не заладилось практически сразу. Дело в том, что эта дамочка, с именем Ольга, излишне жалела бабушку, в связи с чем не соблюдала предписания врачей, изложенные в документе «выписной эпикриз» – давала меньше лекарств, чем было нужно, опускала «головную сторону» медицинской кровати ниже значения градусов подъема ложа, предписанного врачами, переставляла в не своей жилплощади вещи Вадима и бабушки так, как было удобно ей и т. п. Вадим пытался говорить с Ольгой, воздействовать на не в том числе и через куратора-нанимателя женщины, но тщетно, в итоге Олька стала воспринимать работу и бабушку излишне близкосердечно, итогом чего и стала ситуация, в которую попал Вадим – абсолютно посторонний, по сути, человек, сменил замки в его квартире и добавил оба номера внука в «черный список» телефона бабушки, сделав так, чтобы она не могла с ним общаться. Бабушке, конечно же, это всё не нравилось, но что мог сделать лежачий больной? Абсурдность действий ОлИнины поражала ещё и тем, что никаких ценностей, документов, денег в квартире не было, в то время как у самой тревожной мадамы имелся пятнадцатилетний сын, за которым необходимо было ухаживать и растить. На лицо затемнение рассудка и путаница в приоритетах.

Последнее время Вадим и без того много нервничал, плохо спал, в том числе, в большей степени, из-за тревог за бабушку. Во сне ему снились в том числе и предательства, подставы, сговоры и отравления со стороны жены, в силу собственного характера отказывающейся быть надежным партнером Вадима по всем «фронтам» и вопросам без исключения. С одной стороны – ничего удивительного, самое постоянное в женщинах это их непостоянство и рассчитывать на «представительниц начала инь» стоит «с оглядкой», но с другой стороны – приятного мало и примириться с недоверием к «родной» жене, снами, в которых она впускает в квартиру посторонних лиц для целей убийства Вадима, либо же собственноручно убивает его, в том числе и запуская в кровать ядовитую змею – с такими ночными грезами практически невозможно было ужиться. Собственное мнение в супружеской жизни должно иметь границы, а вот должна ли иметь границы супружеская поддержка и одобрение? Дискуссионный вопрос. Но Вадиму не хватало ни поддержки, ни одобрения жены – это факт. А здесь ещё и новые переживания за бабушку, эта ОлЯсина.

Коротко говоря, мужчина решил не ждать очередной мучительной ночи, не ожидать снов, а поехать к бабушке прямо сейчас, поздним вечером, невзирая на «конскую» цену такси за расстояние в двести километров. Отчего-то, в его голове всё крутилась мысль о том, что, ведь, дома-то его ждёт кот и если Вадим разобьется, то с кем останется кот, кто будет любить его? На жену надежд не было, она о коте заботилась, но не любила. Однако дорога звала. И Вадим последовал зову.

Водителя звали Бактыбек. Он сразу сказал клиенту, что тот ему кого-то напоминает. В пути шофёр рассказывал пассажиру, что у него есть возможность переехать в Америку, но он пока не решил стоит ли так поступать, хотя когда-то работал в грузоперевозках компании «Pony Express», где многие водители, доставщики льготно имели возможность оформить «грин-карт», что и сделали, а переехав – довольны. Потом Бактыбек сообщил, что ему очень мешает жить второе лицо на затылке, которое нашептывает ему всякие гадости во сне, чем сводит с ума. Вадим рассказал Бактыбеку, что тоже смотрел четвертый сезон сериала «Американская история ужасов» и в курсе про Эдварда Мордейка. Тогда водитель решился продемонстрировать предмет обсуждения пассажиру. С ужасом, Вадим убедился, что второе лицо на затылке Бактыбека действительно существовало, и этим лицом был собственный лик Вадима, который тот видел каждый день в зеркале по утрам. От страха, Вадим исступленно закричал, чем заставил Бактыбека вздрогнуть, дёрнуть руль, в результате чего произошла авария.

Вадим был доставлен в больницу, физически с ним всё оказалось хорошо, тело быстро шло на поправку, чего нельзя было сказать о ментальном, психическом здоровье пациента, которого вскоре перевели в соответствующее, профильное отделение по «душевным расстройствам». Психоз Вадима заключался в том, что он постоянно переживал за жизнь и благополучие кота, бабушки и опасался того, чтобы к нему не приставили сиделку-«патронажницу». Кроме того, Вадим впадал в практически неконтролируемую ярость всякий раз, когда слышал вариации имени «Ольга». Остается надеяться, что когда-нибудь Вадим придет в себя и разрешит возникшие противоречия с «патронажницей», воссоединится с собственной родственницей. Не будет лишним «скрестить пальцы» и за то, чтобы жена, даже решив оставить Вадима, не бросила бы на произвол судьбы кота, который уж точно ни в чём не виноват, в отличие, к примеру, даже и от той же бабушки Вадима, запустившей собственную болезнь до того, что в итоге ей пришлось стать лежачей больной на попечении третьих лиц. Эх, а если бы вовремя была сделана операция. Но не стоит жить под патронажем мечтаний и допущений, ведь они легко могут взять власть над жизнью в свои руки.

3—1. Mr. Crowley (2021 год)

– Не приставай, пожалуйста, а? Итак жарко! Ну, послушай, я уже и не помню, толком, на что ты тогда обиделся, давай забудем! – сказал Симеону господин С.

– Так в том и вся проблема! Ты оскорбил своим китчем и хвастовством, зазнайством и зацикленностью на собственной персоне и работе, деньгах, затем не нашёл в себе сил извиниться, обсудить лично, а после «забил» на всех и пропал на год, так что поминай как звали! Вычеркнуть подобное из памяти не выйдет! – ответил Симеон.

– Да какая теперь разница? Сейчас-то мы все вместе, отлично отдыхаем здесь и, как раньше, втроём – ты, я и Андрей Михалыч, прости-извини, если сможешь, возьми и отпусти ситуацию, лучше выпьем! – пытался «закончить тему» господин С.

– Так не пойдёт! Я, вообще, не понимаю как можно было столь спокойно жить, не вспоминая почти пятнадцать лет дружбы, не жалея, не пытаясь вернуть былое! – «кочегарился» Симеон.

– А кто тебе сказал, что я не переживал? Переживал! Просто мы разные люди с разной эмоциональностью и темпераментом… – «гнул своё» господин С.

Трое находились на границе пространства практически разрушенных руин некоего молельного дома с пристройками, люди стояли рядом с бело-мраморной византийской мозаикой, полулюбуясь ей, «полузавязнув» в собственном споре. И всё же сейчас, объективно, достопримечательность, вопреки собственной значимости и красоте, была вторична.

– Андрей, скажи что-нибудь! – обратился к другу Симеон.

– Так, а что говорить? С. поступил неправильно, некрасиво, низко… – изрёк Андрей Михайлович.

Произнеся это, он достал из кармана нож, и нанёс им множество ударов в толстобрюхий живот господина С. На жёлтый песок полилась густая красная кровь. Господин С. оторопело переводил взгляд с одного спутника на другого, затем на свой живот, но, так и не сказав ничего, повалился без чувств, оставив открытым вопрос а имелись ли у него какие-либо последние слова. Симеон пытался заметить на коже «расслабленного» тела змеиные чешуйки предателя, но они не показывались…

Некоторое время Симеон и Андрей Михайлович стояли, замерев, будто фигуры на картине в музее. Мысли практически наглядно просачивались из их голов и падали на песок, впитываясь в него подобно крови получившего по заслугам.

– Понимаешь, я не так экспрессивен, как ты, но его поступок, все ранее сказанные хорошие слова обо мне, на поверку оказавшиеся ложью – совокупность этого задела меня, ранила, так что я просто раньше тебя сделал то, о чём говорил ты, от чего я отговаривал тебя… – объяснил свой поступок Андрей Михайлович.

– Это странно, но… я понимаю, не осуждаю, не считаю изуверством, воздаянием, скорее. Что будем делать с трупом? Куда спрячем? – поинтересовался Симеон.

– Пока в авто его тушу отнести надо, а там в кислоте растворим – предложил Андрей Михайлович.

Не без труда дотащив гигантские, «отъевшиеся» телеса мертвеца до авто, загрузив тело в багажник, Симеон решил передохнуть, сидя молча и размышляя, пока Андрей Михайлович вёл автомобиль.

Так называемая «дружба» Симеона с господином С., продлившаяся около тринадцати лет, никогда не была абсолютно «гладкой». Она долго «раскачивалась», часто заключала в себе «подводные камни». Как-то раз случилось даже, что ныне покойный С. не позвал Симеона на празднование дня рождения лишь потому, что торжество проходило за городом, а у Симеона не было машины. Эта бредовая причина и отсутствие предлагаемого господином С. решения, привели к тому, что двое не общались около года, однако однажды Симеон нашёл в себе силы и переговорил с господином С., что позволило осуществиться воссоединению. Но потом «случился» разъездной, «вахтовый» характер работы покойника, когда тот месяцами отсутствовал в родном для всей троицы городе. Расстояния, малообщение, а затем и зацикленность господина С. на заработке, работе и «халтурах», его крайне слабо и лишь в излишне, систематически частом алкогольном экстазе выражаемая привязанность к Симеону, в единстве сделали своё дело и ослабили дружескую связь между двумя. Об Андрее Михайловиче же господин С. всегда говорил лишь хорошее, называя его «святым человеком», разумеется – спьяну, да и общение их без компании Симеона не складывалось, несмотря на «дифирамбы», которые время от времени «пел» господин С. в адрес Андрея Михайловича. Тем не менее, уже поругавшись с Симеоном, всякий раз, на время возвращаясь в родной город, господин С. не делал ничего для того, чтобы реально «пересечься» с Андреем Михайловичем, с коим, вроде как, не ссорился и которого, по заверениям, «ценил», что показательно «говорило» о многом лучше любых прекрасных слов.

На фоне всей этой ситуации и «тлеющих углей былой близости», особенно странным прозвучало предложение, в очередной раз на энный период возвратившегося домой господина С., о совместном вояже всей троицы. К собственному удивлению, Андрей Михайлович и Симеон согласились, оставив висеть позади распечатки групповых фото «троицы», на которых у господина С. были выколоты глаза и проткнуты жирные, лоснящиеся, мерзкие щёки «хряка-алкоголика».

Много хорошего было пережито Симеоном с господином С., при этом – не всегда «в сопровождении» с выпивкой или веществами. Не всегда, но часто. Много, но, очевидно, не достаточно. А сколько случаев взаимовыручки имело место быть? Да что уж теперь рыться в памяти и ворошить былое? Было и прошло, этот год – год потерь, одной больше, одной меньше…

Вскоре стало очевидно, что Андрей Михайлович подготовился заранее, потому что с уничтожением тела проблем не возникло. Жаль, но одежду пришлось сжечь, так как мало ли какой «лейтенант Коломбо» попадётся. В будущем, возможно, тоска и вина усилятся, но пока что ни Симеон, ни Андрей Михайлович не чувствовали сильного влияния подобных эмоций, ведь Вселенная не зла и думать так нельзя ни в коем случае, просто с кем-то, когда-то случается дерьмо. Случается ежедневно, как походы в туалет. Да что там говорить – не везёт даже и космическим объектам – Плутон, например, лишили статуса планеты Солнечной системы. «Время затмений», когда «склады слов» не востребованы, вот и всё.

Впереди было ещё много дней отдыха, когда, забыв об этом эпизоде, необходимо было посетить местное «Hard rock cafe», посмотреть на травертины с воздушного шара, покататься на верблюдах, нырнуть с аквалангом и многое другое, ведь не пропадать же суткам поездки!..

– Скажи, ты скучаешь по нему? – как-то раз вечером, за пару деньков до вылета домой, поинтересовался Андрей Михайлович у Симеона, попивая тайское пиво.

– Я скучаю по тому, каким он был когда-то со мной и для меня, по временам, которые мы пережили вместе, по всем им – как с тобой, так и без тебя, но скучаю ли я по нему «последнему»? Нет, а ты? – ответил Симеон.

– Скучаю, но не жалею. Сейчас или навсегда – кто знает, но… к этому всё шло, как-то так, что ли – произнёс Андрей Михайлович.

– В принципе… в принципе, если отбросить некоторые «детали», неплохо же съездили, да? – спросил Симеон.

– Да, пожалуй, что так – отозвался Андрей Михайлович.

Кто-то когда-то сказал, что тёмное ночное небо – это покрывало, а звёзды на нём – окна в другие миры. Вечно прекрасное небо возвышалось над друзьями, и был ли где-то там господин С. доподлинно никто из них не знал, как будто он вновь уехал в рабочую командировку зарабатывать много денег и изрядно выпивать…

Наверняка некто где-то поёт сейчас песню Ozzy Osbourne «Mr. Crowley», столь любимую господином С., так пусть же звучит эта композиция во славу и на память о нём в сопровождении льющегося в стаканы «Macallan»!

Стук (2021 год)

Последние пару недель, каждую ночь перед сном, я слышал стук. Словно некие капли падали откуда-то на твёрдую поверхность. Как ни искал, а найти источник шума так и не смог. На регулярной основе стали появляться мысли, что стук есть лишь в моей голове, но верить в это не хотелось. Без изменений всё продолжалось несколько дней, затем однажды звук стука оформился во фразу: «Знаешь, если присмотреться к огню, там можно увидеть тебя в мире, который не случился, но ещё может произойти. Кое-кто присмотрелся…».

– Выкладывай – вскрикнул я, обращаясь к невидимому «голосу».

– Хорошо… изволь, расскажу от твоего имени – «ответил» стук…

…Тени победили. Непреложный факт в той же степени, в которой известно, что я – последний из людей на Земле. Будучи постоянно охвачен горем, депрессией, почти всегда мне не было понятно куда и зачем брести, ноги шли будто бы сами. Но вот очередная остановка – в старом-добром дворе проживания из далекого прошлого. Над водами центрального фонтана радуга, а лавочки при «водном месте», в центре двора, где раньше восседали старушки, пустуют – освобождены для будущих поколений тех, кого никогда не будет.

Грустно – не потерпи мои нервы фиаско, не будь мой горький опыт столь же обширен, как инфаркт, я бы расплакался, а так лишь тоска еще плотней заполнила естество. Двор обезлюдел – никто не сновал туда-сюда, открывая-закрывая двери подъездов, тем самым нарушая покой магнитных замков, пустовала детская площадка – мальчишки-девчонки (самый «доступный» и «простой» людской способ продолжения себя) не «гоняли» по ней мяч, их нет, они – словно призраки, «впитанные» могилами в сладкую землю вместе с кладбищенским туманом, передумавшим дружить с людьми.

Мерзкое чувство опустошения вызвали надписи на асфальте, «поздравляющие с днем рождения» – мысль о том, что все эти старания «ни для кого» не отпускает, а осознание данного факта выхолащивает нутро под окнами и балконами, разницу в «оформлении» которых уже никто не оценит.

Оставляя позади резкий и всепроникающий запах гари от тлеющих неподалеку торфяников, поднимаюсь в квартиру по лестнице, ведь лифт не работает. Ищу её вещи, нахожу мотоциклетный шлем, вручную сделанную из шерсти игрушку, афишу спектакля с любимой ею актрисой. Пахнет запустением и «остановившимся» в часах временем, ощущается «онемение» пространства. Уравнение неразрешимой скорби. Думаю, даже «многоэтажкам» бактерий, если они ещё здесь, несладко в отсутствии людского соседства. Всё, что было каждодневным – куда-то унеслось подобно птице, которой ни к чему виза.

Не включить компьютер, не достать что-нибудь жидкое и охлажденное из холодильника, не попялиться в телевизор. Зато вот они книги с загнутыми на интересных страницах углами – некоторые из них напоминают о странах, что удалось посетить, ведь куплены книги были в аэропортах, книжных лавках и ином «неважно-где» этих стран.

На одной из стен квартиры висит композиция из гвоздей, вбитых в кусок дерева, и красных ниток, обвязанных вокруг гвоздей, изображающая территорию страны рождения; на другой – холст с горой Кайлас, нарисованной её подругой под заказ в подарок мне, а также вышивка с изображением пары молодых енотов, по краям украшенная живомёртвыми частями древесных веток. Но это не мой, не наш дом более, это дом пыли, её пристанище.

Решаю подняться на крышу – когда-то очень нравилось проводить там время. На подходе к лестничному пролёту удивляюсь, но не пугаюсь – устал испытывать эмоцию такого рода, причиной же кратковременного удивления является высокая и массивная фигура неизвестно кого, стоящего на ступенях. При виде меня незнакомец снимает с головы капюшон, и я вижу мерзкую, клыкастую морду какого-то гуманоидного кабана-переростка.

– Что хотел, зверотень? – интересуюсь я, отчего-то совсем не удивляясь произведенной мной идентификацией незнакомца.

– Проводить тебя на крышу – отвечает он.

– Ты не привратник, а это – не заплеванные, разрисованные граффити стены на этажах поднятия в нарколаунж-клуб, здесь – бывший мой дом, так что уходи, ты ни к чему, разберусь и сам.

– Нет, я провожу.

– Ты ищешь смерти? Я хочу думать об объятиях Вселенной, желаю этих мыслей в голове, а не всплесков дум о тебе. Оставь меня, не имею желания сражаться.

– Даже не знаю бояться или нет. Ты можешь меня убить, но ты уже проиграл. В саду с розами и запах фиалок принимают за аромат роз, пусть и с язвительными шипами опыта. Принимай ситуацию, как есть, и ты.

– Я тебе ничего не должен, ничего не обещал, но могу поклясться, что ты умрешь, если будешь настойчив, и вот эту клятву не заберет песок, потому что не успеет – столь быстро она будет исполнена. Освободи путь!

– Трагичная борьба с недовольством собой на лицо. Я рискну вызвать твой гнев, ведь утонуть можно и в аквариуме, если не повезет. А ты… метафорически выражаясь, ты был скрипачом, но теперь ты не играешь, лишь дирижируешь пустотой.

Сказав это, мой собеседник поднял на уровень моего лица собственную руку, со вполне себе «человеческими» пальцами, сложенными в детский символ взведенного пистолета.

– Понял тебя, «пробник» восприятия. Не стану кричать, лучше пусть тебе ответят «басы» в моём животе, потому что дабы унять их, я сожру тебя, будущая жаренная свинина.

Но «свин», вдруг, исчез. Как киста у человека, начавшего делать окружающим людям лишь добро – история из «прошлой жизни», некогда прочитанная мной в сети. Вместо того чтобы озираться и анализировать, я поднялся на крышу и окинул взглядом «увядшую» панораму ранее столь хорошо знакомого двора. Открывшийся вид не спасали даже и «выжившие» строки стихов, когда-то оставленных мной на стенах ограждений. Вскоре появилось ощущение чьего-то присутствия… Обернувшись, я понял, что крыша заполнена людьми, вернее – их призраками, задравшими головы вверх, стало немного опасливо из-за того, что всё это – мои соседи, так или иначе, и не важно, что соседи бестелесны, кто знает – возможно, они захотят меня убить, да просто потому, что я жив, а они – нет. Позволив какому-то количеству времени миновать и несколько успокоившись, я тоже посмотрел на небо. Там «умирало» солнце, просто исчезая с небосклона, оставляя «вместо себя» лишь пустое пространство, словно светила никогда и не было. Я думал о том, что мог пропустить момент, когда соседи умерли не своей смертью и потому стали «пленниками» этого дома. Гаснущее солнце воспринималось подозрительно спокойно, будто подобное было ожидаемо…

…Прозвенел будильник. Неужели всё – сон, так пошло и прозаично? Скорее всего. Стука как не бывало, но это ничего не значило, потому что «его время» – ночь. Пора было на работу, но для себя я решил, что обязательно запишусь на прием к психиатру. А еще неплохо бы съездить куда-нибудь отдохнуть, путём смены обстановки, при всём – маловероятно, что я забуду этот сон или его украдёт какая-нибудь гарпия, унеся в свою пещеру и заключив в кристалл. Может причина этого «безумия повседневности» – «золотолиственная» осень?..