Читать книгу: «Жизнь как подвиг», страница 3
1.6
Прошло две недели, как Федор Иванович побывал в эмигрантском дискуссионном клубе. Больше он туда идти не хотел. Но хитрый Димитрий его не оставлял в покое. Теперь он каждый вечер кого-то приводил в их небольшую, практически без мебели квартиру. Посетители менялись, но темы, по которым они высказывались, оставались неизменными. Разговор, как правило, начинал кто-то из гостей, но через некоторое время эпицентром его становился Федор Иванович. Он старался как можно проще объяснять присутствующим, что за ситуация в стране и что надо делать. По их лицам он видел, что они, в основном, согласны с ним. Но однажды, когда вечер уже подходил к концу, в разговор Федора Ивановича с присутствующими вмешался какой-то угрюмый человек, просидевший весь вечер в головном уборе:
– А вот Водя говорит, что если мы поддержим на предстоящих выборах монархическую партию, то наше положение в стране сразу кардинально изменится к лучшему.
– Ваш Водя, уважаемый, отрабатывает деньги, которые ему платят. Правда, делает он это весьма оригинальным способом, изображая из себя шута горохового. А все его речи о Вашем светлом будущем никакого отношения к этому будущему, к сожалению, не имеют.
– Да, но он говорит, что это у него общественная работа, за которую он никаких денег не получает.
– Может и не получает. Не знаю, не буду утверждать. И тем не менее, я позволю высказать свою точку зрения на общественную работу. Мне представляется, что общественная работа – это работа отдельного человека себе во благо под лозунгом пользы для общества. Как правило, для того, чтобы скрыть ее истинную цель, она выполняется в свободное от основной работы время. Рассуждения, что я занимаюсь общественной работой без какого-либо интереса для себя, вызывают у окружающих недоумение и, в конечном счете, недоверие.
– Так зачем же все-таки они этим занимаются?
– Хороший вопрос. Дело в том, что общественная работа является в определенной форме предтечей другой деятельности в той или иной сфере: производственной, финансовой, политической, но уже оплачиваемой. Есть люди, которые в силу своего характера или гипертрофированного эго занимаются общественной работой с раннего возраста, сделав ее неотъемлемой составляющей своего существования. Им хочется всегда быть в центре событий, влиять на всех и на все. Они не могут жить без того, чтобы не высказать свое мнение по поводу какого-либо события и очень обижаются, когда это мнение не учитывается.
– А скажите, профессор, у всех людей получается успешно выполнять общественную работу?
– К сожалению, не у всех. Некоторым ею заниматься просто категорически противопоказано, так как они начинают конфликтовать со своим окружением и вызывают резкую критику в свой адрес. Их разрушительная деятельность наносит вред не только людям, но и им самим.
1.7
После очередных, затянувшихся за полночь посиделок, профессор Крутов долго не мог заснуть. Его почему-то задела тема, по которой все активно сегодня высказывались: нужна ли во Франции так называемая «русская» партия или нет. Большинство присутствующих считало, что уже прошло время задавать подобные вопросы и партию нужно безотлагательно создавать. Однако были и сомневающиеся. Тон сегодняшней дискуссии задавал спокойный, выдержанный человек, которого все уважительно называли по имени отчеству – Василий Петрович. Кто он и чем занимается по внешнему виду определить было невозможно. Одет он был в какую-то жилетку со множеством всяких карманов и армейские сапоги. На голове была то ли шапочка, то ли тюбетейка. Говорил Василий Петрович тихим, но достаточно убедительным голосом, к которому все прислушивались. Сначала он рассказал о принципах работы государственных структур Франции. Затем перешел к характеристике ее многопартийной системы. Федор Иванович не очень внимательно слушал выступление Василия Петровича. Но когда он привязал всю информацию о Франции к русской общине, это его насторожило.
– Русская община, – вещал Василий Петрович, – должна, без дешевого кокетства и ненужных реверансов, играть в свою игру, но по французским правилам. А отсюда вытекает безусловная необходимость на данном историческом отрезке создания «русской» партии. Мотивацией нашего приезда во Францию было желание убежать от скотской, отравленной революцией, толпы. Жить среди нормальных людей и получать от этого, прежде всего, моральное удовлетворение. А на поверку реализация данного мотива оказалась, для большинства из нас, несбыточной мечтой. Ну и что делать – опустить руки и согласиться с тем положением, в котором оказалась эмиграция, или бороться за достойную жизнь?
– Опускать руки не надо, – вступил в беседу Федор Иванович, – а вот серьезно задуматься – почему у нас столько проблем – мы обязаны сделать. И основной причиной бедственного положения многих эмигрантов, как Вы понимаете, является отсутствие языка общения с французами.
– Смею возразить. В Вас, Федор Иванович, все время говорит профессор филологии. А скажите, уважаемый: вот Вы знаете французский язык, а у Вас тоже, как известно, возникли определенные проблемы с получением места?
– Ну, это проблемы совсем другого плана. Их не следует здесь обсуждать. Сразу замечу, что русская община исключительно неоднородна: есть образованные люди, способные сразу подключиться к нормальной трудовой деятельности, а есть не готовые к жизни в новых условиях. Последняя группа находит себе применение, как правило, в обслуге: охрана – уборка – уход за больными и пожилыми. Некоторые вырываются в дальнейшем из этого круга, однако большинство людей в нем остается.
Но тут встал со своего места штабс-капитан Новиков, которого одним из первых привел в их квартиру Димитрий. Он достаточно часто посещал эти собрания, но, как правило, вопросов не задавал. Сейчас он, явно волнуясь, спросил Крутова:
– Извините, профессор, мне показалось, что Вы избегаете дать комментарий по главной теме – нужна или не нужна нашей эмиграции «русская» партия? Если можно – поясните свою позицию.
– Хорошо. Я против идеи создания русской партии, так как наша задача не выстроить гетто с помощью этой партии, не противопоставить себя французскому обществу, а стать его частью, сохранив при этом свои национальные особенности. В условиях эмиграции, когда все заняты поиском своей жизненной ниши, люди сбиваются в партийные стаи, внутри которых появляются лидеры различно го калибра. Партия нужна кучке людей, которая, используя временные трудности русской эмиграции, желает организовать себе безбедную жизнь. При этом инициаторы создания русской партии формируют партийный актив, в основе поведения которого лежат два основных принципа: максимальное приближение к лидерам и постоянная демонстрация им своей личной преданности.
В этом месте Крутов замолчал, подыскивая, по всей видимости, достойную формулировку для характеристики этих людей. Никто его не торопил, не стремился что-либо подсказать. Все ждали. После небольшой паузы, Федор Иванович продолжил:
– Мне представляется, что партийные функционеры – особая категория людей. В силу того, что эти господа, как правило, профессионально не состоялись, а в сферу обслуживания идти работать не хотят, они стараются реализовать себя на партийном поприще. Однако в этой области деятельности им требуется обладать целым набором специфических качеств: они должны быть ловкими и гибкими, уметь интриговать и притворяться. К глубокому сожалению, эмигрантская политическая тусовка – это прекрасный бульон, в котором бациллы неискренности и нечистоплотности, размножаясь с невероятной скоростью, поражают многие здоровые организмы.
Произнеся в сердцах последнюю фразу, Федор Иванович замолчал. Воспользовавшись возникшей паузой, тот же Новиков по торопился задать свой следующий вопрос:
– А что Вас не устраивает в том, что партийный лидер на этапе нелегкой предвыборной борьбы формирует свою команду, подбирая ее членов по принципу личной преданности? Хоть тыл у него на некоторое время будет защищен от разных «друзей», которые должны со временем обязательно появиться.
– Думаю, что Вы меня, уважаемый, не так поняли. Я не собираюсь по этому поводу в ужасе закатывать глаза и устраивать показательные разборки отдельным героям. Я против создания партии по этническому принципу, так как это, по моим представлениям, не соответствует тем задачам, которые стоят перед русской эмиграцией. И к тому же настраивает людей на иждивенческий лад, порождая вредные иллюзии, что кто-то за них будет решать возникающие проблемы.
1.8
Квартира, которую занимали профессор Крутов и Димитрий, со временем превратилась в альтернативное место сборищу Води и его компании. И хотя никакого фуршета здесь не было, а желающих курить просили выходить на улицу, в отдельные дни здесь собиралось столько людей, что некоторые просто стояли в коридоре, не имея возможности войти в комнату. Иногда входную дверь открывали сами гости, благо всем было известно, где лежит ключ. И тем не менее, как правило, общего разговора не возникало, пока не приходил Федор Иванович.
Но сегодня был какой-то необычный день: помимо духоты и сильной жары, все были возбуждены отставкой мэра города Лиона. Все активно обсуждали эту новость, пользуясь какими-то малодостоверными слухами и сплетнями. Так как большинство присутствующих не владело французским языком и местных газет не читало, то основным источником информации были уличные разговоры.
В отсутствие профессора Крутова каждый старался по городской новости высказаться как можно жестче. Никто не стеснялся в выражениях. Особенно выделялся среди собравшихся высокий худой человек с длинными грязными волосами и цветном кашне, обмотанным вокруг тонкой шеи. Он не только старался всех перекричать, но и комментировал каждое выступление. Его безапелляционный тон и грубая манера высказывания выдавала в нем профессионального спорщика, постоянно посещающего различные партийные тусовки, где можно бесплатно выпить и закусить. Не дав за кончить говорить очередному выступающему, он громко завопил:
– Что Вы порите чушь. Проведенный в местной печати опрос показал весьма любопытный результат: французов в меньшей степени волнует угроза со стороны Англии по сравнению с коррупцией во всех эшелонах власти.
– Меня тоже волнует продажность власти, – возразил ему толстячок с бородкой. – Однако до коррупции, как говорится, русским нужно еще дожить. Ибо они, по большому счету, очень далеки от того места, где эта коррупционная каша варится.
– Предтечей коррупции, – не унимался длинношеий, – как известно, является протекция. И в этом контексте меня умиляет сакраментальный вопрос, который задают нашим соотечественникам средства массовой информации: – Что важнее – знания или протекция?
И сам на него ответил:
– Конечно, любой нормальный человек, не задумываясь, ответит: знания. Но о каких знаниях может идти речь, обсуждая безъязыкую русскую эмиграцию – бедную, никому неизвестную, со гласную на любые условия, чтобы заработать копейку.
– А можно ли обойтись вообще без знаний, воспользовавшись только протекцией? – раздался из глубины комнаты чей-то ироничный голос.
– Можно, но это уже за отдельные и, по всей видимости, большие деньги. А если серьезно, то без протекции здесь, к сожалению, на первых порах ничего не достигнешь.
– А позвольте Вас спросить, – вмешался в спор длинношеего и толстяка с бородкой профессор Крутов, – где, в какой стране, это делается иначе? Каждый работодатель хочет получить хорошего работника, которого кто-то порекомендует, а не кота в мешке с кучей неприятностей. И пора уже перестать разглагольствовать о терпимости и демократии, путая их с безответственностью и безнаказанностью.
– Вот Вы хоть и профессор, Федор Иванович, а глупый человек, – не унимался длинношеий. – Я не знаю, сможет или нет существовать долгое время французское общество, не замечая происходящего с нашей эмиграцией. Но если проблема трудовой занятости не будет решена государством, она приведет к дальнейшей эскалации на русской улице скепсиса и гнева, которые в дальнейшем перерастут в презрение и бунт.
От последней тирады Федор Иванович обомлел. Он понимал, что, вступая в дискуссию с публикой, посещающей подобные мероприятия, он когда-нибудь обязательно нарвется на откровенную грубость. Но к тому, что произошло сейчас, он был просто не готов. На некоторое время он даже растерялся, у него перехватило дыхание, но в следующее мгновение он, выговаривая отдельно каждое слово, произнес
– Милостивый государь, я попрошу Вас немедленно оставить данное помещение и больше здесь никогда не появляться.
Длинношеий, не вступая в какие-либо пререкания с профессором Крутовым, пошел к выходу. За ним потянулись и остальные гости. С этого вечера в их квартиру никто не приходил и никаких обсуждений не проводилось. Все участники дискуссий, вместе с Димитрием, куда-то переместились. Федор Иванович интереса к этому сборищу больше не проявлял. Димитрий тоже делал вид, что ничего не произошло, продолжая исправно выполнять по дому взятые на себя обязанности. Жизнь вернулась в прежнее русло: Федор Иванович много читал и писал, продолжая рассылать свое резюме по различным адресам в надежде найти работу. А Димитрий, убрав в квартире и что-то сготовив, исчезал в неизвестном направлении до глубокой ночи.
Разогнав всех непрошеных гостей, Федор Иванович почувствовал по этому поводу огромное облегчение. Не говоря уже о том, что его квартира перестала быть проходным двором, теперь он, никого не стесняясь, мог облачиться в свой любимый халат и трудиться. Федор Иванович обладал совершенно необыкновенным творческим механизмом, который наиболее эффективно работал в состоянии его непрерывной ходьбы по их небольшой квартире. В этом процессе ему удавалось продумать до самых мельчайших де талей содержание очередной статьи. И когда она была полностью скомпонована в его голове, он подходил к столу и одним махом, практически без исправлений, переносил ее на бумагу.
1.9
Последние две недели Федор Иванович пребывал в состоянии особого душевного комфорта, работая по двенадцать часов в сутки и не ощущая никакой усталости. При этом, чем больше он трудился, тем лучше было его настроение, тем интересней казалась ему жизнь. С утра и до середины дня он занимался переводами, которые делал для одного из городских французских журналов, а остальное время посвящал своей любимой науке. Димитрий ночевал в их общей квартире не каждый день. Он полностью погрузился в эмигрантскую тусовку, упиваясь общением со своими новыми друзьями. Федор Иванович, познакомившись со знакомыми Димитрия, окончательно утвердился в своем выводе, что при всем своем разнообразии, эмигрантские судьбы очень похожи друг на друга. Большая часть приехавших была целый день занята тяжелой работой, получая за это небольшие деньги. Остальные проводили время в праздных разговорах о лучшей жизни, сбиваясь в странные по форме и непонятные по содержанию группы людей. Они были или русскими фракциями существующих французских партий, или совершенно беспомощными самостоятельными образованиями с невнятны ми политическими лозунгами. И если в русские фракции изредка вбрасывались какие-то деньги, то самостоятельные образования, не имея финансовых источников, влачили жалкое существование.
Время шло. Федор Иванович думал, что навсегда забыл дорогу в дискуссионный эмигрантский клуб. И тем не менее однажды вечером он опять оказался в этом месте. Ему необходимо было предупредить Димитрия, который уже несколько дней не появлялся дома, о предстоящем небольшом ремонте их дома. В связи с этим хозяйка просила своих жильцов на это время найти себе пристанище в другом месте. Федор Иванович решил позволить себе кратковременный отпуск и съездить в Марсель. Но о своих планах он должен был сообщить Димитрию. С этой целью Федор Иванович и отправился в знакомый зал. Со времени его последнего посещения там ничего не изменилось: все тот же Водя восседал на подиуме в окружении своих холуев. Так же вызывающе колыхался зал в каком-то только ему понятном жизненном ритме. Тот же тяжелый гул, смешанный с табачным дымом, висел в воздухе. Единственным новым элементом в обычной картине эмигрантской тусовки, что сразу заметил Федор Иванович, было наличие рядом со сценой охраны в лице двух «качков» с невыразительной внешностью.
Федор Иванович стал искать глазами Димитрия, но его нигде не было. Он встал за колонной, чтобы его никто не заметил из людей, которые его знали по предыдущим встречам. Федор Иванович нечаянно поймал себя на мысли, что смешно ему – взрослому человеку – от кого-то прятаться. Но это был как раз тот случай. И когда он уже хотел покинуть зал, то заметил за соседней колонной молодую девушку, поведение которой было очень похожим на его. Разница состояла только в том, что она ни от кого не пряталась, а просто стояла так, чтобы ее никто не видел. С этого момента Федор Иванович перестал вглядываться в зал и переключил все свое внимание на девушку. Она стояла с совершенно безучастным видом, прикрыв глаза. Казалось, что ее здесь никто не интересует и она занята только своими мыслями. Понаблюдав за девушкой минут десять, Федор Иванович решил к ней подойти.
– Прошу прощения, мадемуазель, – обратился он к девушке на французском языке, – но мне показалось, что Вы как-то сиротливо одиноки в этом зале. Могу ли я Вам быть чем-либо полезен? Да, извините, забыл представиться. Профессор филологии Крутов Федор Иванович.
– Уважаемый профессор, Вы могли бы все это сказать по русски, – ответила девушка, очаровательно грассируя.
– Если бы я знал об этом, я бы так сразу и сделал. А позвольте узнать, что Вы тут делаете, таинственно прячась за колонну? Если это, конечно, не большой секрет.
– Нет, здесь нет никакого секрета. Просто я пришла сюда, чтобы послушать настоящий русский язык.
– Не понял Вашего объяснения. Поясните, пожалуйста, если это Вас не затруднит.
– Нисколько. – Не договорив предложение, девушка очень мелодично засмеялась.
– Дело в том, – продолжила она, – что у нас папа – русский, а мама – француженка. В семье трое детей, я – старшая. И все говорят на жуткой смеси русского и французского языков. Я знаю, что в этом зале собираются люди, родной язык которых русский. По этому, чтобы улучшить свой русский язык, я и пришла сюда. Меня зовут Шарлотта.
Федор Иванович смотрел на эту непосредственность, которая зашкаливала, и старался отгадать, сколько этой девушке лет. На вид ей нельзя было дать больше шестнадцати, хотя своими рассуждениями она производила более взрослое впечатление.
– Извините, пожалуйста. Я понял, что целью Вашего визита в клуб является желание послушать нормальный русский язык. Считайте, что Вы в моем лице такую возможность обрели. Я с удовольствием буду говорить с Вами только по-русски. Давайте, если Вы не возражаете, пойдем на свежий воздух и продолжим там нашу увлекательную беседу.
Они вышли из душного зала на улицу и пошли в неизвестном Крутову направлении. Шарлотта без перерыва очаровательно щебетала, рассказывая что-то о себе, о своей семье, о школе. Федор Иванович делал вид, что внимательно ее слушает, хотя думал со всем о другом. Во-первых, он не нашел Димитрия, чтобы предупредить его о ремонте квартиры, а во-вторых, он должен торопиться, чтобы поспеть на вечерний поезд до Марселя. И еще он поймал себя на мысли, что, наверное, со стороны они выглядят весьма странной парой – мужчина средних лет ведет под руку миленькую девочку в береточке, коротком платьице, туфельках на низком каблуке с портфельчиком в руках. Как будто прочитав его мысли, Шарлотта остановилась около пешеходного перехода и, проговорив скороговоркой «мерси», быстро пошла, не оглядываясь, к остановке автобуса на противоположной стороне улицы.
Уже сидя в поезде на Марсель и анализируя свою встречу с Шарлоттой, Федор Иванович никак не мог сформулировать: что его в этой девочке зацепило, чем она его так заинтересовала и по чему он продолжает о ней думать. И тут он понял: он давно не видел такого искреннего и открытого человека. Он давно не участвовал в разговоре, где собеседник говорит то, что думает. Он давно не высказывался, не подбирая тщательно слова. Он просто давно не соприкасался с чем-то настоящим, естественным и чистым. Дело в том, что все разговоры в эмигрантской среде, где Федор Иванович последнее время обретался, сводились к политике, а через нее – к возможным заработкам. Среди эмигрантов махровым цветом расцвели лживые рассказы о том, кто и кем был до эмиграции. Выдуманные истории о мнимом богатстве, о связях в академических и государственных структурах не выдерживали никакой критики. Все наперебой лили грязь на Россию, на большевиков и жидов, лишивших их родины. Все крутилось вокруг денег, которые они там оставили, а все разговоры о людях сводились к одному простому тезису: полезен этот человек или нет. Более того. Образование и интеллект человека никого здесь не интересовали. Даже называть себя инженером среди русских было крайне неосмотрительно, так как можно было нарваться на какую-либо грубость.
