Читать книгу: «Церковный суд и проблемы церковной жизни», страница 4

К каким канонам возвращаться? Вопрос об изменяемости канонических норм

Выдвижение требования возвращения к каноническому строю в качестве политического лозунга вызвало и появление сомнений в возможности подобного возвращения.

«Санкт-Петербургские ведомости» в марте 1905 г. отмечали, что Поместный Собор в стремлении восстановить канонические нормы будет поставлен в очень затруднительное положение:

Дело в том, что наряду со многими канонами, сохранившими свою жизненность, и доселе существуют такие, которые в силу изменившихся исторических условий должны быть или изменены или отменены.

Каноны эти не применяются, но они и не отменены.

Отменить или изменить эти каноны могут не Поместный Собор и не канцелярские сношения и переписка с восточными патриархами, а только Вселенский Собор.

Вряд ли многие знают, что теперь, благодаря существованию неприменяемых, но не отмененных Церковью канонов, не только многие миряне, но и многие клирики должны быть отлучены от Церкви¹⁰⁷.

Н.К. Никольский задавался вопросом, к каким именно нормам Церкви следует вернуться:

Следует ли их искать в допетровской Руси, в ее принципах неподвижности в области богословствования и каноники, или же их следует искать в церковном сознании периода апостольского или византийского? Не трудно сказать: следует устроить управление церковное на канонических началах, но далеко не одно и то же, устроить ли это управление согласно с пониманием Кормчей в допетровскую эпоху, или согласно с признанием за канонами того значения, которое они имели в древней Церкви. ‹…›

Русь выросла на убеждении, что движение в понимании христианства завершилось периодом Вселенских Соборов.

Теперь, когда Церковь хочет проснуться, рядом с ней же стоит другая долговечная культура, выросшая также на почве стремления к истине, не известная и эпохе вселенского единения и познающая ее путем изучения не вечного, но преходящего бытия. При посредстве профессиональных и сословных школ, появившихся в XVIII в., эта культура стала виновницей того, что в пределах одной и той же нынешней Церкви мы видим ныне не одно мировоззрение, а тысячи¹⁰⁸.

Никольский считал невозможным «возращение» к каноническому строю:

Каноны в одно время были одними, а в другое время другими, и церковный строй самой первой эпохи христианства, эпохи апостольской не был тождествен со строем церковным конца Вселенских Соборов. Апостольское время не знало ни патриаршества, ни монашества, хотя и в то время были безбрачные представители Церкви. ‹…› И если высказывается требование – возвратиться всецело к каноническому строю древней Церкви, то придется еще выяснить, каков был этот строй, и почему заповедь апостола должна быть менее авторитетна, чем обычай, узаконенный Соборами во внимание к условиям исторической жизни ‹…› Вопрос о том, как устроить согласно с канонами управление Русской Церкви при современных условиях жизни, должен еще подлежать обсуждению не только Собора русских епископов, но и компетентных канонистов, белого духовенства и мирян¹⁰⁹.

Нельзя ни на минуту упустить из вида, что древние каноны были вызваны к жизни в целях сохранения чистоты учения Христова, и вне связи с этим учением они являются обычными памятниками мертвого права. ‹…› Нельзя преклоняться раболепно пред священной силой древних канонов ‹…›. Нельзя, например, ввести в жизнь Кормчую во всем ее объеме хотя бы потому, что сами иерархи этого не захотят: иначе им самим пришлось бы на основании Кормчей и себя отлучить, и всю паству до последнего человека¹¹⁰.

В либеральной церковной прессе высказывалось также мнение, что

церковные уставы – это не законы в смысле светских законов, а педагогические правила. Педагогика же учит, что не существует правил, одинаково применимых ко всем людям ‹…›. То же следует сказать и о церковных правилах. Цель их – приведение людей на путь добра, и к этой цели, а не к соблюдению буквы правил должно быть направлено внимание пастырей. Нельзя относиться к церковным уставам так, как современные началу христианства иудеи относились к Закону Моисеову, иначе неминуемо придешь в столкновение с началами христианства¹¹¹.

Таким образом, от лозунга о каноническим строе пришлось переходить к серьезным размышлениям над тем, что же является каноническим устройством Церкви, какое место занимают церковные каноны и в чем их ценность.

Этим вопросам были посвящены статьи Н.П. Аксакова¹¹², оригинального богослова, продолжателя традиций А.С. Хомякова. Аксаков разрабатывал тему церковного Предания как живого наследия. Для него церковные каноны – это часть Предания, которая должна быть прочитана в общем контексте церковной истории:

Постоянным, вечным может быть для Церкви только то, что вытекает из древнейшего, исконного ее исповедания, из древнейшей и основоположной хартии ее – новозаветного Писания. Писание представляет основную и бо0льшую часть всего Предания Церкви, а потом и постоянный критерий для всего остального. Церковь выражала строй убеждений своих и верований в каноническом творчестве, а потому на выраженные и воспринятые ею каноны мы должны смотреть как на весьма существенный памятник записанного ею же самою Предания.

В этом-то восстановлении преданного путем сравнительного изучения памятников и исповедания и заключается главная суть и главная задача православной богословской науки¹¹³.

Автор предлагал, по сути, новую методику истолкования канонов. Рассматривая место епископа в церковном суде, Аксаков писал:

Совершенно очевидно, что если суд церковный не мог совершаем быть без ведома епископа ‹…›, то точно так же не мог он совершаем быть и без ведома Церкви, обязательно участвовавшей в нем в лице верующих, диаконов и пресвитеров¹¹⁴.

Одно из центральных положений Н.П. Аксакова состоит в том, что каноническим принципом Церкви является отсутствие в ней единоличного произвола.

Ничто не совершается в Церкви единоличным произволом, но все творится с соизволения и согласия других, а через них и через общее соизволение и согласие всей Церкви, так что вся Церковь является в действованиях своих согласным и стройным целым или хором в мире, в общении и во взаимном соизволении совершающим все действования свои, весь предоставленный и препорученный ей зодческий труд¹¹⁵.

Задачей богословов он считал необходимость сдвинуть

тусклое стекло, которым заслонены были до сего времени каноны, представив их как в истинном историческом свете, в свете апостольского предания, так и в их взаимоотношении между собой, представляющем систему, которою определяется строй церковной жизни и церковного управления, точнее самоуправления¹¹⁶.

Важной вехой явилось и программное выступление в 1905 г. профессора МДА С.С. Глаголева¹¹⁷ «Задачи русской богословской школы». Профессор видел основную беду в том, что представители русского богословия понимали свои задачи только как охранительные:

Им вовсе не нужно чего-нибудь искать, что-нибудь открывать и возвещать миру, они должны только охранять существующие воззрения, оправдывать установившиеся порядки. Вместо великой роли пророков им дают скромную и сомнительную роль полицейского. Охранять добро, конечно, задача почтенная, но охранять жизнь от развития, от движения, это – задача омертвения. ‹…› Установилось убеждение, очень часто поставлявшееся школе к руководству, что школа должна искать не решение задачи, а только защищать во всем объеме ее исторически сложившееся решение¹¹⁸.

Докладчик смело отмечал особенность церковного права, которая заключается в том, что законы и устав не выполняются:

В области права мы имеем действующие законы, которые не исполняются и нарушаются постоянно. Положим, праведнику закон не лежит. Но ведь мы не праведники, и мы хотели бы иметь такое действующее право, которое мы бы понимали, которое могло бы осуществляться и осуществлялось. ‹…›

Мы имеем церковный устав, который для большинства православных людей абсолютно невыполним. Благочестивейший профессор нашей академии Д.Ф. Голубинский, вся жизнь которого была осуществлением религиозных постановлений, жаловался, что не может выполнять устава, и многократно поднимал вопрос о его смягчении. Я не встречал людей более религиозных, чем он; поэтому думаю, что я не встречал исполнителей устава. Мы имеем таким образом пред собой собрание мертвых букв, предписывающих нам жить и мыслить так, как мы, будучи православными, не можем мыслить ‹…› Нужно согласовать нашу совесть с законом и нашу мысль с верой¹¹⁹.

Требование возвращения к церковным канонам автор считал неправильно поставленной задачей, так как каноны продиктованы условиями времени:

У нас говорят о преобразовании Церкви на строго канонических началах. Возможно ли такое преобразование? Позволительно думать, что намечаемая задача по своей трудности нисколько не легче задачи о квадратуре круга. Каноны – не догматы, они отменялись и изменялись, они – продукт опыта, руководящая норма, которую, однако, обстоятельства могут заставить изменить другой, более подходящей к современным условиям. Реформа Церкви, думается, должна совершаться иначе. Церковь, как правовое учреждение, должна преобразовываться непрерывно и постепенно вследствие все большего и большего проникновения христианских начал в сознание ее членов. Церковь ХХ в. не может быть тождественна по своему устройству с Церковью при Иване IV или при Владимире. Церковь не может сейчас ввести требования, чтобы каждый раздал все свое имущество бедным, но Церковь может сейчас ввести некоторые обязательные нравственные требования, которые казались недопустимыми людям XVI в.¹²⁰

О критериях действенности канонов в связи с проблемами функционирования церковных судов рассуждал протоиерей А.П. Рождественский¹²¹:

Рассматривая те канонические правила, которые положены в основание церковного суда над духовными лицами и определяют наказания за различные преступления, находим, что некоторые из них составлены под влиянием временных обстоятельств и бытовых условий, при отсутствии которых они естественно теряют свою действительную силу (Карф. 12, 29). Затем, многие правила, приложение которых к современным порядкам было бы очень желательно, или не действуют или видоизменены до такой степени, что утратили свое первоначальное значение (Ап. 37; Ник. 5; Конст. 11, 8; Ап. 34; Ант. 19, 9 и др.). Отсюда возникают вопросы: что нужно считать в канонах Соборов и отцов Церкви действующим и обязательным для судебной власти законом? И где критерий для различения того, что остается в них обязательным для настоящего времени и что отошло в область истории? Ни церковная практика, ни наука, ни законодательство не дают такого прочного и надежного критерия. Между тем, и с юридической и практической стороны точное определение положительного значения древнего канонического законодательства для современной церковной практики, как правительственной, так и особенно судебной, имеет существенную важность. Очевидно только, что вопрос этот не может быть предоставлен произволу практики, как это бывает теперь, и не может быть разрешен наукой, которая бы только могла подготовлять материал для решения его. Он принадлежит всецело церковно-законодательной власти, и только ей может быть разрешен¹²².

Отзывы епархиальных архиереев

Указом № 8 от 27 июля 1905 г. Святейший Синод предписывал архиереям «войти в суждение» по вопросам, которые предполагалось рассмотреть на проектируемом Поместном Соборе. Из ряда епархий архиереи прислали не только свои мнения, но и отзывы комиссий духовенства.

В «Отзывах епархиальных архиереев» проблема применения канонических норм к современной жизни не выдвигалась как самостоятельная.

Резко против самой постановки вопроса о возможности пересмотра канонов высказался епископ Смоленский Петр (Другов):

Невероятно, чтобы члены Собора коснулись законов и постановлений Вселенских Соборов, к чему, по-видимому, призывают их наши псевдо-либералы, проповедующие на страницах даже духовных журналов о женатых епископах, второбрачных священниках и т. д. ‹…› Неужели Собор посягнет на это?¹²³

Как восстановление древне-канонической нормы в Церкви понимал грядущую реформу Стефан (Архангельский), епископ Могилевский. Для него особенно важным было привлечь благодаря этой реформе старообрядцев к Православию:

Восстановляя древне-канонический строй церковной жизни, за нарушение которого сильно и не раз упрекали нас старообрядцы и их сторонники, мы полагаем тем самым уже наиболее широкий путь к православной господствующей Церкви отколовшимся от нее старообрядческим общинам¹²⁴.

Алексий (Соболев), епископ Вологодский писал:

Живительная реформа Церкви не противна церковным канонам, вполне соответствует древнему историческому укладу русской церковной жизни, духу гражданских наших постановлений, вполне согласна с жизнью других наших автокефальных Церквей¹²⁵.

Владимир (Соколовский), епископ Екатеринбургский резко критиковал

холодное отношение к канонам Церкви духовных властей и присвоение светской властью излишне своевольных мероприятий в отношении к православной иерархии ради собственных чиновничьих вкусов и расчетов, – в общем вредных св‹ятой› Церкви и государству. В этом сама иерархия наша виновата. Лучший наш архиерей – Филарет Московский – постоянно твердил об осторожности даже тогда, когда нужно было исповеднически защищать церковные законы. Не уступавший митрополиту Филарету по деятельности митрополит Платон своей крайней лестью воспитаннику своему цесаревичу Павлу приготовил из него странное явление на русском престоле – своеволия, каприза, неуважения к каноническому строю российской Церкви¹²⁶.

О необходимости пересмотра канонических постановлений решился написать архиепископ Воронежский Анастасий (Добрадин), правда, в самых общих словах:

Признано необходимым, чтобы будущий Собор пересмотрел канонические постановления, определяющие жизнь христиан, так как многие из них неприменимы к современной жизни.

Ранее собрание¹²⁷ признало необходимым издание сборника законов, точно определяющих проступки лиц духовных и мирян, подлежащих духовному суду и наказания за них. В настоящем собрании признано, чтобы в этот сборник вошли и точные нормы, определяющие жизнь христианина¹²⁸.

В «Мнении членов соединенного собрания», помещенном при отзыве Евфимия (Счастнева), епископа Енисейского, отмечалось что

многие из канонов и многое в богослужебной практике уже не соответствует запросам настоящей жизни и часто вовлекают мирян в ереси, раскол или же религиозный индифферентизм¹²⁹.

Ссылки на каноны присутствовали во многих отзывах. В основном это касается разделов, посвященных церковному управлению и суду, когда требовалось подтвердить власть епископа. А. Чирецкий считал, что

иерархи, потерявшие опору в поставившей их и дискредитированной в глазах народа власти и все более теряющие свой авторитет в виду своей бездеятельности, происходящей от безыдейности, ухватились за каноны потому, что им не за что было ухватиться, и в этом трагизм их положения¹³⁰.

Оказалось, что вопрос о том, какие каноны необходимо соблюдать, совсем не ясен для православного сознания. С этой проблемой в полной мере столкнулось и Предсоборное Присутствие, работы которого продолжались в Петербурге в течение четырех с половиной месяцев 1906 года.

Проблема понимания и изменяемости канонов в Предсоборном Присутствии

Вопрос о том, какое место занимают церковные каноны, возможно ли изменение канонов и допустимо ли создание новых канонов, был поднят уже на первом мартовском заседании Предсоборного Присутствия.

Подходы к этой проблеме были различны. Так, профессор Н.Н. Глубоковский¹³¹ подчеркивал неизменность канонов в противовес изменяющемуся государственному законодательству.

Сами каноны решительно объявляют себя твердыми и нерушимыми (VI Всел. Соб. пр. 2), «несокрушимыми и непоколеблемыми» (VII Всел. Соб. пр. 1), и постулируют к уважительному соблюдению их (IV Всел. Соб. пр. 1), особенно для пастырей¹³².

Сторонники изменений говорили о необходимости правильного понимания канонов, о задачах прочтения канонов в их историческом контексте. Суммируя свои выступления в Предсоборном Присутствии, Н.П. Аксаков писал:

Само собой разумеется, что и каноны соборных постановлений суть часть предания церковного, и, встречая в них какое-либо несогласие с нашим догматическим представлением о Церкви, мы должны проверять наше представление о Церкви или наше понимание самих канонов, а не делать опрометчивых заключений о неверности или непригодности самих канонов¹³³.

Предсоборное Присутствие на каждом шагу сталкивалось с проблемой понимания церковных канонов. Казалось бы, для всех было ясно, что именно каноны должны служить основанием грядущих реформ, однако произошло то, о чем еще в 1870-е гг. писал Н.К. Соколов: каждый вопрос церковного устройства вызывает спор, в котором обе стороны опираются на священные каноны, причем Книга правил остается чем-то

вроде арсенала древностей, из которого берется и назначается к употреблению только то оружие, которое угодно и желательно в данном случае и при известных обстоятельствах¹³⁴.

Примером может служить использование канонов в ходе острой дискуссии о составе грядущего Собора. Церковные каноны молчат об участии клириков и мирян в Соборах, однако об этом свидетельствует история Церкви. Позиция полного отстранения мирян от участия в церковном управлении со ссылкой на каноны последовательно проводилась в выступлениях епископа Волынского Антония (Храповицкого):

Собор поместный составляется только из епископов, и если «группа петербургских священников» пытается указать на соборы, в коих участвовали миряне, то таковые или касаются злоупотреблений (ведь был и разбойничий собор) или подлежат поправкам. ‹…› Не зная вовсе учения веры, ни св. Библии, не желая знать св. канонов, о восстановлении которых они же заговорили с таким искусным притворством, эти отцы и господа не иного чего начнут домогаться, как того, о чем они пишут в газетах и журналах, уже сознательно восставая против священных канонов, а следовательно и против Православия¹³⁵.

Ответ «группы петербургских священников» был составлен Н.П. Аксаковым:

Преосвященный Антоний ставит в упрек священнослужителям и мирянам их пренебрежение канонами, от которых нельзя отступать, а от имени епископов предлагает проект церковного управления, составляющий отступление от канонического установления. Что это? Или каноны обязательны для священнослужителей и мирян, а епископы свободны от них? Пусть будет так. Признавая себя связанными основными канонами Церкви, мы не желаем и не можем допустить иного церковного строя, кроме начертанного апостольским преданием, выразившимся в древних канонах. ‹…› Мы не желаем ничего, что не оправдывалось канонами ‹…›. Мы твердо веруем, что ради зодческого преуспеяния Церкви как тела Христова православные русские епископы смирятся перед начертанным канонами строем и дадут Церкви возможность жить и действовать в полноте общения, памятуя умоляющий голос апостола: «Пастыри, не господствуйте над уделом!»¹³⁶

Специально вопрос о канонах и их изменяемости в выступлениях на Предсоборном Присутствии не ставился, но ссылки на каноны нередко влекли за собой дискуссию о том, насколько обязательно все, что содержится в церковных правилах.

В суждениях о канонах принял участие архиепископ Херсонский Димитрий (Ковальницкий), председательствовавший в первом отделе Присутствия, где обсуждались вопросы о составе Поместного Собора и порядке решения дел на нем, а также о преобразовании центрального церковного управления. Выступление владыки Димитрия 17 апреля 1906 г. в Предсоборном Присутствии было помещено в «Херсонских епархиальных ведомостях» в качестве статьи «Об истинном понимании церковных канонов». Архиепископ утверждал, что «каноны даны не для того, чтобы рабски следовать им»¹³⁷ и призывал к отказу от взгляда на каноны как нечто не подлежащее развитию:

Есть между канонами такие, которые мы ныне можем вслед за св. Григорием Богословом назвать канонами мертвыми, то есть переставшими управлять жизнью Церкви при новых условиях. Церковь Вселенская Православная не есть что-то такое, что застыло в известных, пригодных и даже необходимых в свое время формах, окостенело и дальнейшему развитию, с применением к общим условиям жизни человечества, не подлежит¹³⁸.

Он считал, что следовать канонам следует в той мере, какая необходима для сохранения церковного строя, соответствующего канонам:

Мы должны заботиться не о том, чтобы каноны, свыше тысячи лет тому назад подробно определявшие несущественные стороны жизни Церкви в тогдашних внешних условиях, были выполнены буквально и теперь, а только о том, чтобы строй нашей Церкви согласовался с существом канонов и не перечил им. Иначе мы должны были бы теперь попытаться возвратить жизнь Церкви на много веков назад, переломить ее нынешний сложный строй, разорвать ее законные связи бытия в мире¹³⁹.

Исполнение всех канонов, по мнению архиепископа Димитрия, привело бы к уходу Церкви из мира:

Тогда, по словам апостола, нам, Церкви, нужно было бы выйти из мира сего. Разве это требуется сущностью Церкви, ее высокими нравственными задачами и условиями быта ее на земле ‹…›. Нельзя требовать, чтобы Церковь буквально следовала всем канонам, не касающимся существа ее жизни ‹…›. Это не будет свободой Церкви, а рабством, ведущим к застою и мертвенности¹⁴⁰.

Вместе с тем, архиепископ Димитрий подчеркивал, что существуют и неизменные каноны:

Не нужно забывать, что в строе Церкви есть многое такое, что составляет самую внутреннюю неизменную сущность ее правобытия; есть основные каноны, которые, опираясь на Завет Христа и указания апостолов, устанавливают и утверждают эту сущность – они не могут быть изменены при каких бы то ни было условиях. ‹…› Таков нынешний епископский строй Церкви, преемственно идущий от апостолов ‹…›. Таково иерархическое подчинение пресвитеров епископу. Они ничего не могут сделать без воли епископов. И попытка свободного переустроения Церкви без воли епископа была бы подкопом под самое существо канонического строя церкви¹⁴¹.

Выступление архиепископа Дмитрия вызвало ответную статью «сельского священника», выступившего с критикой всего Предсоборного Присутствия:

Интересно было бы узнать, как ухитрится владыка установить согласие между новыми канонами и теми, какие он считает мертвыми, а особенно между взаимно противоречивыми канонами. Считая некоторые каноны такими, которые «не могут быть изменены при каких бы то ни было условиях», Высокопреосвященный Димитрий в их ряду на первом месте, разумеется, ставит «иерархическое подчинение пресвитеров епископу. Они ничего не могут делать без воли епископов». Наши смиренные архипастыри, более всего отстаивая свою деспотическую власть над духовенством и мирянами, ‹…› должны видеть, что именно такая их власть парализует жизнь Русской Церкви. Насколько известно из газет, херсонский владыка жестоко наказывал подчиненных ему священников даже за мнимое нарушение канонов. А что сделал бы он, если бы кто-нибудь из них осмелился по примеру своего архипастыря защищать нарушение церковных канонов? Вероятно ‹…› предал бы такого либерала анафеме или, по крайней мере, лишил бы места. Но, Высокопреосвященнейшие и Преосвященнейшие владыки, поймите же, ради Бога, что никакие драконовские законы, никакие кары не убедят ни духовенство, ни народ, будто все каноны, неприятные епископам, должны считаться мертвыми, а приятные – живыми и обязательными для всех христиан. Право, если бы в общее собрание Предсоборного Присутствия явился бы Христос, то думается мне, почти буквально повторил бы Свою грозную речь, изложенную в 23 главе от Матфея¹⁴².

Священник утверждал, что все члены Предсоборного Присутствия по церковным канонам являются отлученными от Церкви:

Очень жаль, что среди именитых членов предсоборной комиссии не нашлось смелого и откровенного человека, который бы сказал бывшему присутствию: достопочтеннейшие архипастыри и пастыри, академики и профессора, столпы и светила Церкви Российской! Зачем вы так долго спорите? Зачем волнуетесь и понапрасну тратите народные деньги и свои драгоценные силы и способности? Вы стараетесь устроить Поместный Собор на точном основании древних канонов. Но ведь на точном основании этих канонов все вы находитесь под анафемой канонов и прежде всех и больше всех – архипастыри! Хотя вы, как люди предусмотрительные, и заранее включили себя в состав ожидаемого Собора, в качестве «сплоченного ядра» его, но едва ли можно составить канонический православный Собор из лиц поголовно отлученных канонами от Православной Церкви. Православный Собор без православных¹⁴³.

Спор о канонах возник и в связи с вопросом о смешанных браках. В ответ на приводимые каноны, запрещавшие браки с еретиками, Н.А. Заозерский сформулировал принцип различения канонов об устройстве Церкви и канонов, касающихся церковной дисциплины:

Правила первого рода должны иметь большую устойчивость, ибо касаются охранения Церкви, основанной Христом и созданной апостолами. С большою осторожностью должно относиться к этим правилам, дабы не исказить типа апостольской Церкви.

Другого рода правила – дающие руководящие указания, как вести христианину образ жизни (в видах осуществления евангельского идеала), нравственности – правила дисциплины. ‹…› Эти правила не должны отличаться устойчивостью. Напротив, чем подвижнее они, тем лучше. Жизнь народов и культура так изменяются, что нельзя применять одной мерки ко всем¹⁴⁴.

В дискуссии о допустимости смешанных браков проблема неизменности канонов была затронута и архиепископом Финляндским Сергием (Страгородским), который, имея опыт служения в Японии, где православные были рассеяны среди иноверных, высказался о недопустимости механического применения канонов в иных жизненных условиях:

Каноны суть нормы, которыми человек возводится к совершенству. Но бывают положения, когда ўkr…beia вместо совершенства может довести человека до погибели. Настаивать в этом случае на исполнении канонов значило бы поступать против канонов, против той цели, которую они преследуют, значило бы совершать преступление¹⁴⁵.

Анализируя ситуацию в Предсоборном Присутствии, Н.П. Аксаков отмечал, что создается впечатление, будто участники заседаний пытаются воссоздать «не одну и ту же по очертаниям и задачам Церковь»¹⁴⁶. В других статьях Аксаков писал, что официальная каноническая наука в Предсоборном Присутствии, при соприкосновении с реальной практикой, потерпела крах.

Литературные и устные мои собеседования с каноническими теоретиками и практиками убедили и убеждают меня все более в том, что некоторые, по крайней мере, каноны не всегда верно понимаются и истолковываются ими, а потому и не всегда правильно применяются к делу, если для разрешения какого-либо события текущей жизни почему-либо привлекается откапываемый в «Книге правил» стародавний канон. ‹…› Я вовсе не хочу сказать, что он уже по самой природе своей является непременно своего рода анахронизмом, остатком прошлого времени, пережившим свое значение и не имеющим отношения к современной, текущей жизни; я хочу только сказать, почему он не понимается или не понимается правильно.

Представьте себе, что в музее, – каковым и является отчасти для нас «Книга правил», – или в земле, при производимых раскопках найдено то или иное орудие, давным-давно, уже целые века, может быть, не бывшее в употреблении. Ржавчина облепила его плотными слоями; земля забилась во все впадины и углубления…

Не скоро можно мысленно восстановить и самую форму его, составить надлежащее о нем представление, понять практический смысл его и назначение. Еще труднее применить его к делу, воспользоваться им в тех целях, для которых оно было в свое время предназначено, если и предположить, что осталось еще вполне пригодным, чтобы прямо быть пущенным в житейский оборот. Необходимо, прежде всего, очистить орудие от ржавчины и земли к нему приставшей, а потом, с помощью археологических данных, понять действительный его смысл и назначение. Совершенное подобие таких находок представляют каноны, хотя бы мы обретали их не в земле, не на пыльных листах новооткрытых хартий, а брали из шкафов и полок музея, то есть извлекали их из «Книги правил»¹⁴⁷.

Миновали времена, когда каноны действительно определяли церковную жизнь; со временем их место в действительности заняли различные толкования, приспособленные к изменениям церковной практики:

Бездействие канонов, исподволь воцарявшееся, началось сравнительно очень давно, хотя обязательность следования им никогда не забывалась всецело. Из давних времен наслоения всякого рода налегали на них и обволакивали их, заслоняя действительный смысл их и сами становясь заправляющей, руководящей силой, действующей именем закона и под традиционным его знаменем. Жизнь церковная в нормальном русле своем шла независимо от канонов, а потому смысл их, преданием охраняемый, забывался. Действовали всевозможные новеллы, василики, своды, пересказы канонов, указы всякого рода до Духовного регламента и консисторских указов включительно, а каноны хранились на случай, когда придется устрашить ими непокорного, как притупленный меч ‹…› дабы при наступившей опасности припугнуть им разбойника ‹…› хотя владелец сам не умеет уже владеть мечом¹⁴⁸.