Читать книгу: «Расширение прав и возможностей женщин в России», страница 5

Найти группу: предварительное исследование в 1995 году

Новых женских групп было немного, и большинству россиян они были неизвестны. Несмотря на это, разыскать их не составляло большого труда. Расцвет публикаций (в основном на английском), авторы которых радостно описывали их деятельность, облегчал задачу для заинтересованных иностранцев³². И все же найти группу, которая смогла бы принять мои идеи и задачи сотрудничества, где можно было бы сочетать исследовательскую работу и активизм, было непросто. К середине 1990-х годов к известным группам российских женщин дорожка для иностранных исследователей феминизма была проторена. В 1995 году в Московском центре гендерных исследований я стала пролистывать толстенную замусоленную гостевую книгу. Она изобиловала пожеланиями благополучия на многих европейских языках, и я читала ее как справочник из серии «Кто есть кто» в международном женском движении активизма и исследований. В 1995 году активистки уже иначе смотрели на этот трафик знаменитостей. Эйфория, вызванная первыми совместными проектами активисток Востока и Запада, прошла, и у некоторых российских женщин стала заметна усталость. Особенно изменились москвички. Для иностранных приезжих они часто были первой и единственной точкой доступа. Я встречалась с другими иностранными исследователями, и они жаловались, что им сложно достучаться до активисток: все они были слишком заняты или у них не было сил, поэтому они соглашались только на краткую встречу. Мне было сложно представить, как бы я вписалась туда.

Стремясь расширить связи с неправительственными организациями, я занялась поиском в интернете. Через Сеть женщин Востока и Запада, феминистскую неправительственную организацию с офисом в Вашингтоне, основанную в 1991 году группой восточноевропейских и американских ученых и активисток для поддержки зарождающегося женского движения в постсоциалистических государствах, я наладила контакты с несколькими женскими группами из России. Мои поиски совпали с запуском онлайн-проекта NEWW, новой социальной сети для общения массовых женских организаций, НПО, обычных людей в бывших социалистических государствах Восточного блока и США³³. Сидя у себя в Итаке (штат Нью-Йорк) за компьютером, я получила первые сообщения от женских групп со всех концов Восточной Европы и бывшего СССР. Они излагали свои цели, роли и программы.

Илл. 2. Тверской государственный университет. Фотография любезно предоставлена Франком Хайном

Одной из таких организаций был «Женский свет», маленькая группа из провинциальной Твери. В онлайн-объявлении группа описывалась как образовательная и повышающая осознанность, перечислялось впечатляющее количество проектов и мероприятий: проект устной истории от женщин, ежегодная женская неделя и кризисный центр для женщин, пострадавших от сексуального и домашнего насилия. Раньше я работала волонтером и советником в женском кризисном центре, поэтому мне была особенно близка идея новых кризисных центров, которые начинали появляться в постсоветских государствах. И наконец, группа идентифицировала себя феминистской, и это ставило ее особняком от большинства известных мне женских групп из России. Наоборот, большинство из них изо всех сил старались показать, что они не феминистки. Как я писала, феминизм в России был ругательством, слово содержало разные противоречивые и по большей части негативные коннотации³⁴. Мне было интересно узнать, чем отличалась эта группа и что ее члены понимали под феминизмом.

Валентина и «Женский свет»

Летом 1995 года я отправилась в Тверь на встречу с членами «Женского света». Город и встретившая Валентина очаровали меня. Валентина, основательница группы «Женский свет», была преподающим сотрудником кафедры социологии и политических наук в Тверском государственном университете. Невысокого роста, легкая и энергичная женщина за сорок. Она встретила меня на вокзале, и мы сели на автобус, чтобы доехать до центра города. Меня поразил контраст между провинцией и Москвой. Несмотря на то что Тверь – большой город, он казался мне маленьким, и его сонный ритм очаровал меня после гнетущей московской суеты. В то же время меня поразили бедность и ощущение заброшенности. За исключением нескольких сверкающих витрин магазинов и банков, в Твери мало что свидетельствовало о новом экономическом буме. Обветшавшая инфраструктура и здания советских времен продолжали разваливаться без всякой надежды на ремонт. Валентина привезла меня с вокзала к себе домой. Она, ее муж (компьютерщик) и двое сыновей (один подросток, а второму было слегка за двадцать) жили в трехкомнатной квартире с высокими потолками, которая находилась в здании девятнадцатого века на главной пешеходной улице города. Как и большинство неприватизированных городских квартир, все ждали ремонта за счет государства, краска отслаивалась, водопроводные трубы проржавели. Как и во многих квартирах старого фонда, здесь не было удобств: горячая вода не подведена, ванной или душа нет. И несмотря на все это, семья была очень энергичной, и в их доме царила атмосфера гостеприимства. Гостиная была наполнена вещественными доказательствами занятий и связей Валентины как в России, так и за рубежом. Книжные шкафы от пола до очень высокого потолка были забиты книгами по истории феминизма, гендерным исследованиям, социологии, философии на русском, английском и немецком языках. Они перемежались сувенирами из недавних зарубежных поездок (открытки разных европейских городов, фотографии Валентины с друзьями). Постоянно заходили коллеги из университета и активисты; телефон звонил не переставая. Оказалось, что квартира служила неофициальной штаб-квартирой «Женского света», не имевшей собственного помещения.

В тот первый день за разговорами я с радостью обнаружила, что мы разделяем схожие интересы и пристрастия. Валентина – ученый с глубоким и длительным интересом к проблемам женщин и феминизму. Я была в восторге, узнав, что она восхищается Александрой Коллонтай – большевистской феминисткой, которая на заре советской власти много сделала для того, чтобы продвигать женский вопрос, несмотря на сопротивление товарищей по партии. С Валентиной мы оказались интеллектуально близки, мы читали одни и те же книги по российским женским исследованиям и наслаждались одними и теми же феминистскими авторами. Мы с особым пылом обсудили проблемную область российских женских исследований³⁵. Рассказы Валентины о собственном активистском опыте отличались от тех, что мне приходилось слышать от московских активисток. Я была поражена свежестью, живостью и оптимизмом ее повествования. В Москве шумиха и оптимизм перестроечных лет потускнели, у моих знакомых не стало времени на кухонные разговоры, к которым я так привыкла во время моих первых поездок в Россию в начале 1990-х годов. Там люди уже успели втянуться в прагматичный, но очень отупляющий процесс выживания в новых рыночных условиях. Здесь же, отчасти в связи с отсутствием рыночных возможностей, был жив дух перестройки. Когда мы заговорили о «Женском свете», Валентина обрисовала мне дивный новый мир, где местные женщины (учителя, ученые, врачи, юристы) собрались, чтобы выполнить ориентированные на женщин проекты на добровольной основе. Она сказала мне, что за эти годы женщины в группе добились многого и с очень небольшими затратами. Она объяснила мне, что кризисного центра не было, хотя идея его создания уже давно витает в группе. Из текущих проектов были компьютерные курсы для безработных женщин и семинары по женскому здоровью, которые были бесплатными. Валентина с гордостью заявила мне: «Все, что мы сделали, мы сделали на энтузиазме!» Денег группа не имела, но душевного тепла было много.

Наше сотрудничество началось с разговора о методах и потенциале женской транснациональной солидарности. Когда я заговорила о моих целях, глаза Валентины загорелись, она стала нетерпеливо кивать мне. По ее словам, многое из того, что я говорила, совпадало с ее первыми попытками основать группу.

Впервые она заинтересовалась феминизмом и женскими проблемами, когда, будучи аспиранткой, изучала европейскую историю XIX – начала XX века. Валентина умела читать между строк советских канонических текстов и узнала о женском суфражистском движении, объединившем женщин из России, Западной Европы и США. Тема относилась к запретным. Феминизм и суфражистские движения были вычеркнуты из официального советского нарратива и дискредитированы как западные буржуазные извращения. Более того, в 1930-е годы Сталин заявил об окончательном решении «женского вопроса». Валентина пошла на риск – к тем, кто брался за работу, которая считалась идеологически невыдержанной, применялись меры наказания – вопреки значительным трудностям, она смогла убедить своего научного руководителя, пожилого, интеллигентного историка позволить ей написать диссертацию на эту тему. Чтобы избежать неминуемых проблем с университетским начальством, она назвала ее «критическим обзором западного женского движения». Получив поддержку руководителя, Валентина стала ездить из Твери в Москву (три часа на поезде), чтобы поработать в закрытом отделе (спецхране) одной из московских библиотек. Там ей удалось получить доступ к феминистским текстам. Партия установила жесткий контроль над иностранными публикациями, а работы, признанные идеологически невыдержанными, были запрещены. В библиотеках они, однако, хранились, но допуск к ним был только у партийной элиты и у обладателей специального разрешения. Будучи преподавателем университета в конце 80-х, она воспользовалась более либеральной интеллектуальной средой эпохи перестройки, чтобы ввести новые курсы по социологии и политологии, посвященные женским проблемам и феминизму («Женщины и политика», «История и социология феминизма»). Коллеги скептично относились к ее деятельности, особенно наиболее консервативная часть факультета: они считали такое направление западной мысли подозрительно космополитичным. А вот студенты встретили ее новые курсы с энтузиазмом³⁶. Как преподаватель Валентина была очень популярна. Это стало мне понятно в дальнейшем, когда я начала работать на ее кафедре. В противовес советским педагогическим стандартам Валентина усвоила свободный неиерархичный стиль преподавания, она подбадривала студентов, чтобы они брали ответственность за собственное обучение. Она приветствовала критичность ума и призывала студентов следовать важным для них примерам. В сочетании с ее мягким, уважительным стилем общения это позволяло ей выделяться на фоне более жестких коллег с консервативными взглядами.

Илл. 3. Трехсвятская улица, центральная пешеходная улица в Твери

В 1989 году Валентина организовала для своих студентов неформальный кружок (дискуссионный клуб) по истории феминизма и познакомила их с соответствующей литературой. Она всегда стремилась к единству теории и практики, ей хотелось донести эти идеи до академических кругов, поэтому она сосредоточилась на повышении самосознания женщин. Это шло вразрез с официальной линией о достижении женского равенства. Валентине слишком хорошо было известно о существовании гендерных стереотипов. Ей хотелось, чтобы женщины увидели общественные стереотипы и сковывавшие их мифы о женственности. Женский вопрос снова стал актуальным при Горбачеве в середине 1980-х годов (в это время женсоветы, закрытые Сталиным в 1930-х годах, были восстановлены). Валентина стала ездить в областные колледжи и на некоторые заводы в Твери с семинарами по диалектике женской эмансипации для учительниц, студенток и работниц. В 1991 году она перешла к созданию общественной организации, основав собственную независимую феминистскую группу «Женский свет». В этой группе она занималась разнообразными проектами: проводила дискуссии об истории женского вопроса и современном женском активизме, советовала участницам узнавать больше о запретном прошлом и реализовывать свои возможности в активизме. Валентина объясняла, что рассматривает группу как «идеологический центр» для местных активисток, со смехом признавая, что большинству на самом деле все это не нужно. Она соглашалась (по-макиавеллистски приводя цитаты из Ленина), что группа «страшно далека от народа» (то есть она состоит из элитарных интеллигентов), но добавляла «пусть будет маленькая, но эта тоже важна».

С этого момента количество событий стало нарастать как снежный ком. Феминистская активность Валентины свела ее с западными феминистками. Еще недавно такое невозможно было себе и представить, да и в конце 80-х – начале 90-х это оставалось немного рискованно. История, которую она мне однажды рассказала, хорошо передает дух того времени. В 1990 году в город приехала официальная делегация социал-демократов и активистов движения за права женщин из Бонна и Оснабрюка, города-побратима Твери. Прочитав в местной газете, что один из немецких делегатов собирается прочесть лекцию о положении женщин в Германии, Валентина отправилась туда и представилась ответственному за мероприятие как преподаватель местного университета, которому интересно женское движение. Организатор сказал, что лекции не будет, иностранные делегаты скоро приедут послушать джазовый концерт. Обычная ситуация! Даже в поздний советский период иностранцев в организованных поездках тщательно пасли и все было устроено по типу потемкинских деревень. Их приглашали на официальные мероприятия, где гости подбирались по спискам, и тщательно оберегали от столкновений с обычной жизнью и людьми. Валентина была разочарована. Но она решила побродить вокруг и хотя бы послушать концерт.

Она была вознаграждена не просто концертом, а гораздо бо́льшим – мужчина, с которым она разговаривала, проявил к ней интерес и привел к ней одну из женщин-делегатов. Рената оказалась главной фигурой в женском движении Оснабрюка. Она была несказанно рада этому нарушению жесткого советского этикета. По ее словам, в России их группа находилась уже три дня, а побывали они только на официальных мероприятиях. На любые вопросы о статусе советских женщин следовало железобетонное: «В Советском Союзе у женщин проблем нет». Рената была очарована контраргументами Валентины о положении женщин в Советском Союзе и ее женской группе и пригласила ее на совместный ужин после концерта. Вспоминая этот случай, Валентина сказала мне, что она осознала свой поступок сразу, как только вошла в столовую: там собрались представители власти (чиновники), местная элита и высокопоставленные лица. Она почувствовала себя чужой, неуместной. Посидев немного с Ренатой, не съев ни крошки, она выскользнула из зала, и тут ее поймала женщина из администрации. Когда стало ясно, что в списках официально приглашенных ее нет, женщина отругала ее. Это было так унизительно, что Валентина расплакалась. Однако эта случайная встреча в конечном итоге завершилась первым приглашением поехать на Запад. После долгих хлопот Валентине пришло официальное приглашение посетить феминистские группы в Оснабрюке³⁷. В 1991 году Валентина первый раз поехала в Германию. Там она узнала о движении немецких феминисток, увидела, насколько оно «развитое», и вернулась домой с новыми мыслями о своей собственной группе. В 1992 году «Женский свет» принял первых зарубежных гостей: несколько женщин, с которыми познакомилась Валентина, приехали с ответным визитом. Событие было примечательно тем, что нарушало сложившиеся стереотипы: гости приехали неофициально, по частному приглашению Валентины посетить «Женский свет». Они жили не в гостинице, а в семьях – у Валентины и ее коллег, и у них не было официальных сопровождающих. Деятельность Валентины также привела ее к диалогу с единомышленниками из других городов России, которые тоже начали идентифицировать себя как феминистки и создавать женские группы. Подобно Валентине эти женщины были в основном из институтов и научно-исследовательских учреждений и тоже были знакомы с феминистскими текстами и идеями. В 1991 году она посетила первый независимый женский форум в Дубне, который ознаменовал собой первую попытку объединить разрозненные женские группы во всероссийское женское движение³⁸.

Меня захватил ее рассказ, меня очаровала история первопроходца. Я поняла, что «Женский свет» был радикальным, новаторским проектом. Хотя легализация независимых организаций произошла в конце 1980-х годов и общественные группы стали появляться в это время как грибы после дождя, но, как я уже писала, эти группы редко были феминистскими. По сложным причинам, о некоторых из которых я уже говорила, существование гендерно ориентированных организаций для большинства россиян виделось бессмысленным. И многие враждебно относились к понятию гендера. Диссиденты, активно выступавшие за «права человека», высмеивали феминизм и женские организации [Chuikina 1996; Gessen 1997]. Валентина говорила мне, что многие годы она почти постоянно ощущала враждебность и скрытую травлю. Сначала ее вызывали на собрания местных женсоветов или представителей городской администрации и ругали за неуместную фамильярность в отношении к приезжающим иностранным высокопоставленным лицам. В 1994 году в одной из местных газет появилась довольно грозная статья, подписанная журналистом-мужчиной. Автор называл «Женский свет» чужим, заграничным светом, который пытается испортить «чистых русских женщин» города своими чуждыми и неуместными идеями и философией.

В дальнейшем я убедилась в том, что «Женский свет» был редкостью и среди других женских объединений. Я читала новейшую российскую литературу по женскому вопросу, проводила предварительные исследования и знала о других феминистски ориентированных группах, в основном из Москвы и Санкт-Петербурга. Однако немногие из них стремились к популяризации идей. Это были тесные кружки друзей и знакомых, другим женщинам доступ туда был закрыт. Намерение Валентины устанавливать контакты, связываться с женщинами разных стилей жизни, заниматься общественной деятельностью отличало «Женский свет» от других. Несмотря на свое университетское происхождение, группа общалась не только с учеными, но и с людьми из иных социальных кругов. За годы ее существования в нее вступали разные женщины – не только университетские преподаватели, но и учителя, инженеры, врачи. Большинство из них феминистками себя не считали. Я узнала, что многие даже отмахивались от феминизма как от «академического» и не относящегося к ним. Их увлекала сильная харизма Валентины, ее авторитет, ее личность. В городе действительно были яростно преданные ей последователи, хотя и не много. Валентина показывала мне журналы и газеты с хвалебными статьями о ее работе. Авторами были либо ее бывшие студентки, либо те, кто прошел через «Женский свет». Одна из статей, которую она мне показала, называлась «Феминистка». В статье разрушались стереотипы о феминистках как о злобных и чуть ли не ненормальных человеконенавистницах. Валентина представала как ученый, жена и мама. Содержанию вторила прилагаемая фотография Валентины. На ней довольно гламурная молодая женщина расчесывала волосы, а рядом с ней сидел один из ее маленьких сыновей.

Когда мы сели поговорить, я поняла, что Валентина – самый лучший партнер по проекту, который я хотела осуществить. Во-первых, хотя мы и родились в разных странах, мы разделяли схожие идеи об исследованиях и активизме, мы обе стремились преодолеть разрыв между теорией и практикой. Для реализации общественных проектов Валентина использовала университетскую базу (собственное привилегированное положение). В дополнение к теоретически обоснованной деятельности, которая происходила под эгидой «Женского света», она организовала бесплатную и открытую для всех Вечернюю школу по гендерным исследованиям, где преподавали она сама и несколько ее коллег. В противовес авторитарным моделям преподавания она представляла, что «Женский свет» станет «круглым столом для равных», где участники будут предлагать собственные темы для обсуждения, а руководство будет сменным. Во-вторых, ее особенно интересовало создание другой, совместной формы сотрудничества с западными феминистками. Она долгое время вела диалог с западными женщинами (сначала через феминистские тексты, затем на конференциях и семинарах по женскому движению и с приглашенными учеными). Теперь она мечтала о том, как группы с Востока и Запада сотрудничают, объединяются, как происходит прочный и настоящий обмен. Она критически относилась к институционализированным феминистским проектам сотрудничества и держалась от них подальше. К середине 1990-х российские женские группы начали официально оформляться и объединяться. Это происходило отчасти в преддверии предстоящих выборов³⁹, отчасти ради усиления интеграции этих групп в глобальные феминистские движения и кампании. В рамках подготовки к Четвертой Всемирной конференции ООН по положению женщин, состоявшейся в Пекине в 1995 году, для повышения авторитета женских групп поощрялось (и финансировалось) их официальное оформление и формирование из них сетевых сообществ. Пекинская конференция стала поворотным моментом для российских женских организаций. Она ознаменовала выход российских женщин-активисток на международную арену. Их участие в конференции было спонсировано международными организациями. В 1994 году Валентина тоже участвовала в этой инициативе под руководством Москвы, основав АНЖИ (Ассоциацию независимых женских инициатив), общественную организацию, в которой она и ее коллеги-активистки объединились с двумя другими местными женскими группами. Однако Валентина упорно отказывалась регистрировать «Женский свет» в местных органах власти, предпочитая, чтобы ее группа оставалась местным клубом, неформальным пространством. Понимая необходимость создания временных союзов, Валентина с осторожностью относилась к унификации, происходящей в связи с процессом установления новой иерархии и атмосферой конкуренции между группами. Она объясняла мне, что всегда рассматривала свою общественную (волонтерскую) работу как способ сопротивления формализации. Так можно было избежать собственнических претензий или компрометирования себя принадлежностью к структуре. Она говорила о себе: «Я как кошка, гуляю сама по себе» (я независима, как кошка). Она утверждала, что единство имеет смысл только при решении конкретных вопросов. Ее стремление работать неформально и держаться на критическом расстоянии от мира грантов и финансирования, в который вошли женские организации, было мне понятно и казалось совместимым с моими собственными взглядами. Важно отметить, однако, что у меня были совсем другие причины, чтобы занять критическую позицию в отношении происходящих процессов, за ней стояла критическая парадигма – сила/знание и критика западного капитала. Позиция Валентины была другой. Когда в июле 2004 года я поделилась с ней своими выводами, Валентина подчеркивала, что ее нежелание заниматься грантами и финансированием вызвано не столько критикой западной помощи, сколько тем, что она назвала «психологическим дискомфортом». Она объяснила, что не считает свою деятельность «работой» и, следовательно, оплачивать ее смысла не имеет. Красноречивое свидетельство присущих советской культуре представлений о деньгах, нравственности и труде! Улыбаясь, Валентина назвала свой подход «анахронизмом», не идущим в ногу со временем, но добавила, что для нее он останется таким и в дальнейшем⁴⁰.

Но это взгляд из сегодняшнего дня. К концу того первого двухдневного визита в 1995 году мы пришли к договоренности: Валентина пригласила меня вернуться в Тверь для работы над моей диссертацией на основе «Женского света». Она предложила мне несколько ролей на выбор (лектора, консультанта) в университете и в женской группе. Как она вспоминала во время нашей беседы в Корнельском университете в тот день:

Возможно, тогда я не так много знала о твоем исследовании [методологии], но помнишь, мы начали мечтать о возможности приезда западных феминисток не только для организации круглых столов или рассказа о привлечении средств, но для участия в нашей деятельности. Без денег. У тебя нет денег, у меня нет денег, но у нас есть навыки. Мы очень находчивы. Мы тогда подумали: что мы можем сделать вместе? Найти возможность приехать к нам, и работать с нами, жить с нами, есть с нами!