Цитаты из книги «Поправка-22», страница 46

Боясь всяких заболеваний, Йоссариан порой испытывал искушение навсегда переселиться в госпиталь и прожить там остаток дней своих, распростершись в кислородной палатке, в окружении сонма врачей и сестер. И чтоб обязательно поблизости точил нож о нож хирург, готовый по первому сигналу броситься что-нибудь вырезать у Йоссариана.

— Ну а что, если, предположим, я разоблачу вас, когда вернусь в Штаты?— И это после того-то, как вы получите медаль, повышение и шумную славу? Во-первых, вам никто не поверит. Во-вторых, начальство не позволит. Да и чего ради, скажите на милость? Вы же собирались стать своим малым, помните? Вы будете наслаждаться богатством и почетом. Вы были бы последним дураком, если б отказались от всего этого ради каких-то моральных принципов. А ведь вы не дурак. Ну, по рукам?

Скоро он подошел к тихому, уютному, манящему ресторанчику с красными вельветовыми занавесками на окнах. Голубые неоновые буквы над входом гласили: „Ресторан „ТОНИ“. Прекрасные закуски и напитки. Вход воспрещен“. Голубая неоновая надпись удивила Йоссариана, но только на миг. Никакой абсурд более не казался ему странным в этом уродливом мире.

По ночам, пытаясь уснуть, Йоссариан мысленно разворачивал свиток с именами всех известных ему мужчин, женщин и детей, ушедших из жизни. Он пытался припомнить всех солдат и воскресить в памяти стариков из своего детства — теток, дядей, соседей, родителей, бабушек и дедушек, своих собственных и чужих, и даже этих жалких, суетливых торговцев, которые на рассвете открывали свои пыльные лавчонки и как идиоты крутились до полуночи за прилавком. Все они тоже умерли. Казалось, число покойников все увеличивается, а немцы воюют и воюют. Теперь он остро, как никогда, почувствовал, что смерть необратима: из смерти нет пути назад, в жизнь, и ему стало казаться, что он вот-вот тронется умом.

Менять бутыли для солдата в белом было делом нетрудным, поскольку та же самая светлая жидкость протекала через него снова и снова без заметных потерь. Когда бутыль с питательным раствором, стоявшая у локтя солдата, опорожнялась, бутыль на полу наполнялась почти доверху. Тогда из обеих бутылей выдергивали соответствующие шланги, бутыли меняли местами, и жидкость снова струилась по прежнему маршруту.Менять бутыли для солдата в белом было простым делом для тех, кто этим занимался, но не для тех, кому приходилось чуть ли не каждый час наблюдать за этой процедурой. У обитателей палаты эта процедура вызывала недоумение.— Почему бы не соединить бутыли напрямую и не ликвидировать промежуточное звено? — спрашивал артиллерийский капитан, с которым Йоссариан бросил играть в шахматы. — За каким чертом им нужен солдат?

Вся эскадрилья с утра до вечера занималась присяганием, подписанием и хоровым пением, и теперь, чтобы отправить самолет на задание, требовалось намного больше времени, чем прежде. Срочные боевые вылеты стали вообще невозможны....

Не понимая, как все это могло случиться, летный состав эскадрильи вдруг обнаружил, что офицеры административной службы, призванные обслуживать летный состав, вдруг подмяли его под себя. Изо дня в день пилотов запугивали, оскорбляли, изводили и шпыняли.

В преданности родине он не желал знать себе равных. Когда другие офицеры, следуя его примеру, составили свои «присяги о лояльности», он пошел еще дальше и заставил каждого сукина сына, который приходил к нему в разведотдел, подписывать по две «присяги о лояльности», затем по три, а потом и по четыре. Вскоре он ввел новшество — подписывать «присягу о лояльности» с последующим исполнением «Звездного флага». Сначала пели хором по одному разу, затем по два, по три и, наконец, по четыре раза. Стоило капитану Блэку оставить своих соперников позади, как он презрительно отчитывал их за то, что они не следуют его примеру. А когда они следовали его примеру, он умолкал и ломал голову над новыми стратегическими планами, дабы снова получить возможность презрительно отчитывать своих сослуживцев за отставание.

— Вы назначены новым командиром эскадрильи! — объявил ему тогда полковник Кэткарт. — Только не воображайте, что это что‑то значит. Это ничего не значит. Это значит лишь то, что Вы — новый командир эскадрильи.

Но дальше произошло непоправимое. Из призывной комиссии присылают парня, чтобы он меня освидетельствовал. Я был запасником четвертой категории. Я весьма тщательно сам себя обследовал и пришел к выводу о своей полной непригодности для военной службы. Думаешь, моего слова им было достаточно? Ничего подобного! Не помогло и то, что я врач, и то, что я поддерживал добрые отношения с медицинским обществом округа и с местным «Бюро содействия бизнесу». Они прислали этого малого, чтобы удостовериться, действительно ли у меня ампутирована нога до бедра и правда ли, что я навечно прикован к постели неизлечимым ревматическим артритом. Ах, Йоссариан, мы живем в век всеобщего недоверия и полной девальвации духовных ценностей! Это ужасно!