Отзывы на книгу «Жутко громко и запредельно близко», страница 7, 778 отзывов

Если честно, ожидала лучшего. Купила в те времена, когда её сильно форсили в тик-токе и она была достаточно популярна. Решила купить, заценить... И ничего не поняла

Возможно проблемы из-за перевода, а может у Авторче, но я честно пыталась понять сюжет. Поняла только то, что у мальчика умер отец при пожаре! Всё! В остальном там какие-то странные истории, приплетённые непонятно к чему герои... Буду пытаться перечитывать.

Книга, которая явно не может оставить равнодушным. Важно помнить, что никогда не знаешь, когда последний раз видишь родного человека, никогда не знаешь, какие слова будут последними. Как жаль, что люди редко говорят, то что действительно хотят сказать и то, что действительно чувствуют. Именно такое послевкусие осталось после прочтения.

Очень понравился этот роман. Да, его довольно сложно читать из-за необычного повествования и оформления, но в целом очень интересно. В книге есть страницы с одной строчкой, с текстом, наслаивающимся друг на друга. Считаю, что это хорошо передаёт атмосферу книги, эмоции и переживания главного героя.

Книгу рекомендую к прочтению.

Я читала и плакала , для меня эта лучшая книга, я так давно не проникалась в историю. Мне так хотелось, чтобы ему не было больно ….

Странная книга, но захватывает и удерживает внимание до конца. Навряд ли кому-то по рекомендую её к прочтению.

Повествование от лица ребенка с явными отклонениями читать интересно. От лица дедушки и бабушки немного непонятно и неприятно.

Прочитав, я перевернул книгу, и еще раз внимательно перечитал имя автора. Неужели это тот самый Фоер, от «Полной иллюминации» которого я плевался? Да, все верно. Но это и не он. Правду говорила margo000: «как будто два разных автора написали...». Он явно повзрослел. Исчез идиотский юмор (точнее он эволюционировал как-то, стал тоньше, изящнее). И книга мне понравилась.

Перед прочтением, я слышал, что эта книга об 11 Сентября 2001 года. Позволю себе сказать: это не совсем так. Фоер копнул и глубже и шире. Сквозь трагедию 11 Сентября, мы видим личную трагедию и боль 9-ти летнего мальчика. Его метания и переживания, его мысли, его мечты.

Я верил Фоеру. Почему? Мой отец умер когда мне было 6 лет, и я отлично понимаю, что это такое, когда один из двоих самых близких тебе людей уходит. Его просто больше нет. Разум отказывается в это верить, он ищет выхода, любого (даже заведомо фантастического), только бы не принимать реальность. Мне, например, снилось, что отец жив, и я когда то найду его. А ощущение беззащитности, я помню как сейчас, хотя прошло уже так много лет… Но книга не ограничивается анализом чувств и переживаний одного только Оскара. Мы видим боль и трагедию войны (ведь 11 Сентября это война, хоть и в другом формате), глазами разных людей. Вот какой она была для немцев, в глубоком тылу Германии, в Дрездене, который американские бомбардировщики превратили в руины:

бомбардировка прекратилась так же прозаиченски, как начилась. «Ты в порядке?», «Ты в порядке?», «Ты в порядке?». Мы выбежали из погреба, заполненного желто-серым дымом, мы ничего не узнали, полчаса назад я стоял на крыльце, а теперь не было ни крылец, ни домов, ни улицы, только море огня, вместо нашего дома — обломок фассада, на котором упрямо держалась входная дверь, лошадь в огне галопом промчалась мимо, горели машины и повозки с горевшими на них бежинцами, стоял крик, я сказал родителям, что пойду искать Анну, мать попросила остаться, я сказал, что вернусь и буду ждать их у нашей двери, отец заклинал не ходить, я взялся за дверную ручку, и на нее перешла моя кожа, я увидел мышцы ладони, красные и пульсирующие, почему я взялся за нее и другой рукой? Отец сорвался, он кричал на меня впервые в жизни, я не могу написать, что он кричал, я сказал, что вернусь и буду ждать их у нашей двери, он дал мне пощечину, он впервые поднял на меня руку, я больше никогда не видел своих Джонатан Сафран Фоер "Жутко громко запредельно близко"

А так она выглядела для жителей Хиросимы и Нагасаки, городов где люди исчезали в чудовищном взрыве, и оставалась лишь тень:

ИНТЕРВЬЮЕР. Вы видели грибовидное облако?

ТОМОЯСУ. Нет, я не видела облака

ИНТЕРВЬЮЕР. Все это время вы держали ее на руках?

ТОМОЯСУ. Да, я держала ее на руках. Она сказала: «Я не хочу умирать». Я сказала: «Ты не умрешь». Она сказала: «Я постараюсь не умереть до дома». Но ей было больно, и она плакала: «Мамочка».

ИНТЕРВЬЮЕР. Наверное, вам тяжело об этом говорить.

ТОМОЯСУ. Когда мне сказали, что ваша организация ищет очевидцев, я решила прийти. Она умерла у меня на руках, повторяя: «Я не хочу умирать». Вот что такое смерть. Неважно, какая на солдатах форма. Неважно, современное ли у них оружие. Я подумала, если бы все видели то, что видела я, мы бы никогда больше не воевали. Джонатан Сафран Фоер "Жутко громко запредельно близко"

Боль поколений. В этой книге идет внахлест друг на друга боль отца, потерявшего своего еще не рожденного ребенка и любимую, боль жены, потерявшей мужа, хотя он никогда и не был вполне ее (и от этого ее боль еще сильнее), боль мальчика, отец которого оставил их, и наконец боль Оскара, потерявшего отца. Временами мне казалось, что я слышу множество голосов, нашептывающих мне в уши: «боль, боль, боль…». Эта боль от наших поступков, она как зараза, и в связи с этим, мне вспомнились слова из одной книги, которую я очень люблю:

– Так отдай же мне ее, Альтия, – негромко проговорил корабль. – Какой смысл тебе хранить ее в душе? Эта боль даже и ему никогда не принадлежала, чтобы тебе ее передавать. От тебя требуется только одно: отпусти. При тебе останется память, ибо она, к сожалению, неотъемлемо твоя, и ничего тут не поделаешь. Но боль – дело другое. Она очень стара и передается от одного человека к другому, словно зараза. Р.Хобб "Корабль судьбы"

Там несколько не о той боли идет речь, но принцип тот же: боль нельзя держать в себе, ее нужно отпустить.

Книга оставляет больше вопросов, чем ответов. Да и где Фоеру взять эти ответы, ведь они у каждого свои. А он всего лишь расставил акценты над тем (и тут я к нему присоединяюсь), что считал важным. Флэшмоб 2012 4/7

Для начала хочется сказать, что эту книгу лучше читать на бумаге, чем слушать в аудио. Скачки без предисловий от мысленного потока одного героя к потоку сознания другого на слух воспринимаются не так хорошо, и есть риск запутаться во временных пластах и персонажах.

Идея книги интересна, и необычно её воплощение. Повествование ведётся от лица девятилетнего мальчика Оскара, отец которого погиб в результате террористического акта 11-го сентября. Именно в этот день у него проходила деловая встреча в одной из башен-близнецов, и эта встреча стала для него роковой. Тоска мальчика невыразима, так как они с отцом были очень близки, и Оскару нелегко справиться с чувством утраты. Однажды в старой голубой вазе мальчик находит принадлежащий отцу ключ. Ключ лежал в конверте, на котором было написано одно единственное слово "black", и мальчик отправляется в путешествие по Нью-Йорку в поисках заветного замка, за которым скрывается что-то, что расскажет об отце.

Оскар наделён неуёмной фантазией и ярким воображением. Его непосредственность и тяга к общению обезоруживают встречающихся ему на пути людей, многие из которых станут его друзьями. Хотя, положа руку на сердце, иногда Оскар слишком навязчив, и не каждого радует его чрезмерное любопытство. Параллельно с прогулками Оскара по многомиллионому мегаполису, мы узнаем историю его необычной семьи и познакомимся с её немного экзальтированными членами.

Пожалуй, один из немногих недостатков этой совсем неплохой книги – давящий упор автор на использование мальчиком молодёжного сленга. Поэтому все эти "зыкинский", "гири на сердце", "бабай" и "расколоться" казались абсолютно выдернутыми из контекста и резали по ушам своей неуместностью.

  Как-то не оправдывают в последнее время книги возлагаемых на них надежд. Эта исключением не стала: думал, будет хуже =)

  Надо отдать автору должное: все, что было в его силах, он сделал. Всеми доступными методами пытался он выжать из меня скупую слезу, да не получилось, толстокожий я видать. Страданий, слёз, расставаний-потерь, безуспешных поисков и слов "прости" в книге просто зашкаливающее количество. Честно говоря, я боялся, что это -- очередное пережевывание событий 11 сентября, что, после, мягко говоря, нудных фильмов "Фаренгейт 9/11" и "Дух времени" стало бы для меня жестоким испытанием. Но все не так печально, если этот оборот применим для данной книги.

  Итак, есть мальчик. Франкофил, веган, энциклопедист, таскает с собой тамбурин и пленочный фотик, любит все розовое, пушистое и свою кисоньку, при случае не прочь поцеловаться с запредельно красивой тетей. В общем, обычный американский пацан лет девяти-десяти. Он ищет. Входит в разные дома, встречает разных людей, ведёт глубокомысленные разговоры, озадачивая и очаровывая собеседников своей недетской серьёзностью и детской непосредственностью. Задает свой вопрос, не получает ответа, идёт дальше. Прям "Маленький принц". Но герою Экзюпери повезло -- он сталкивается хоть и с аллегорическими, но типичными персонажами, вынося из общения с ними, простите за пафос, частички житейской мудрости. Оскару же повезло меньше -- ему сплошь и рядом попадаются поломанные жизнью, какие-то ущербные люди и с разговоров с ними можно вынести разве что депрессивный психоз. Но мальчик попался стойкий, хоть и, как неоднократно признается сам, "очень ранимый". Эти самые поиски, да ещё воспоминания главного героя и составляют первую сюжетную линию.

  Вторая подана в виде фрагментов дневников его предков. Да, что касается старшего поколения -- то тут уже не Экзюпери, а сплошной Павич (понятно теперь, почему так kuncevic -у книга понравилась.) Мужичок, забывший все слова, женщина, печатающая автобиографию на машинке без ленты, еще один мужичок, хоронивший книги, а потом выстроивший из них сарайчик, и ещё один, ежедневно забивающий гвоздь в кровать... Все это символизирует и олицетворяет, но читать запредельно скучно.

  А теперь вопрос: если автор, жертвуя реалистичностью сюжета, вводит в него абстрактные, чтобы не сказать, абсурдные элементы, можно ли считать грубые ляпы и нелогичности частью этого сюрреализма? С одной стороны -- да. Учитывая неоднократное упоминание одного из развлечений героя -- поиска неточностей и опечаток в газетах, -- можно считать сие этакой игрой с читателем "ану, найди где я маху дал!" Но с другой... ну например:

один тугой на ухо дяденька очень-очень давно отключил слуховой аппарат и несколько лет не выходил из дому, заказывая необходимое для жизни... по телефону. Да, слишком бросается в глаза, явно специально допущенная несостыковка. Но тот же дяденька, в частности, заявляет, что во времена репрессий попал в русскую деревню, куда сослали прогрессивных художников (кто его туда пустил??) и, насмотревшись на зверства режима, вернулся и написал об этом (кто его выпустил??? Интервента, врага, империалиста, возводящего хулу на Самого!). Мдя, интересно.

  Или другой пример: главный герой, активно пользующийся поисковыми системами, натыкается в сети на незнакомое слово "минибар" и, вместо того, чтобы скопипастить слово в строку поиска, звонит в отель "Плаза", дабы узнать, что это. Налицо нелогичность, слишком очевидная, чтобы быть случайной. И тот же герой, высунувшись из люка лимузина, на ходу фотографирует ночное небо. Без штатива. Со штатной оптикой. Без временной выдержки. На ходу. И снимок получается просто отличный. Блин, да бред это! Или я опять ничего не понял. В любом случае, автор значительно упростил себе процесс окончательной правки текста и "ловли блох". Всегда можно сослаться на сюжетную необходимость неровностей.

  Что порадовало: Порадовало, что не зацикливаясь на теракте 2001 года, автор вспоминает два других преступления против человечества. Не, не резню в Смирне и не деятельность Тайгер Форс во Вьетнаме, о таком целевая аудитория слышала мало, если слышала вообще. Всё проще: бомбардировка Дрездена ("Бойня №5" Воннегута входит в американский школьный курс литературы) и Хиросима (каждый американец знает, а патриот ещё и гордится.) Как бы там не было, сцена в Дрездене -- одна из самых ярких и впечатляющих. Порадовала история любви дедушки и бабушки -- при всей шизанутости этой истории так до конца и не понятно, была ли, собственно, любовь. При чем не понятно не только героям и читателю, но и, по ходу, автору тоже -- за это жирный плюс. Порадовал местами очень даже лукавый юмор -- от роли Йорика в спектакле "Гамлет", которую играет один из героев до женщины, превратившей свой дом в музей ещё живого мужа. Понравились детально продуманные образы -- специфические словечки, жесты, малозаметные на первый взгляд особенности, делают действующих лиц реалистичными и оригинальными. Понравилась чудесная городская сказка о Шестом Районе Нью-Йорка. Ну и за "изобретения" Оскара автору низкий поклон.

  Что не порадовало: скууууучно! Медлительно, тягуче, однообразно. Зеваешь на письмах дедеушки, одним глазом дремаешь на письмах бабушки, обреченно следишь за медленными эволюциями героя по городу... Не понравилось нарочитое нагнетание мрака -- ну ни одного хоть сколько-то довольного хоть чем-то героя. Чтобы мне не говорили -- а время лечит, даже самая глубокая душевная рана зарубцовывается, боль притупляется, не верю я, что старуха, как Хатико, тридцать лет ждёт мужа на том же условленном месте. Ну или я, повторюсь, слишком черствый или жизни не прохававший. Не понравился итог: искали-искали -- и что? Даже неудачный поиск какой-то результат да даст. А тут -- вообще ничего. Даже потрясшее мальчика Страшное Открытие не зацепило. И мама мальчика любит какой-то садистской любовью -- зачем его так мучить?

  В итоге: автору не откажешь в остроумии, изобретательности (чего только стоит страница текста, где буквы заменены цифрами, соответствующими этим буквам на мобильном телефоне!), живости и умении придумывать яркие образы. Если бы не явный плагиат сюжетов и творческих приемов других писателей (читай "современное переосмысление автором идей классиков"), понравилось бы гораздо больше. С другой стороны, всего лишь второе произведение, может, в следующих романах от детских болячек (в частности, соплей), Фоер и избавится. Короче, авансом четыре, а Фоера ещё почитаю.

Флэшмоб 2012, за совет спасибо Lersy

«Дорогая Анна, мы поселимся в доме без стен, чтобы всюду, куда мы ни пошли, был наш дом»

Как бы странно это не звучало, но мне нравятся книги про невозвратные потери, когда образуются гири на сердце, начинаешь чувствовать и понимать героев. Роман «Жутко громко и запредельно близко» стал для меня открытием. Я не думала, что эта история будет такой пронзительной.

Есть такие потери, которые невозможно восполнить, невозможно забыть, отодвинуть… Фоер создал целый роман из такой потери… Отец Оскара погиб в результате террористического акта, который произошел 11 сентября 2001 года. Оскар – девятилетний мальчик, который всю книгу носит гири на сердце. У Оскара очень необычное воображение, нестандартные подходы к ситуациям и совершенно оригинальный взгляд на мир – он гений и изобретатель. Почти вся книга наполнена фантазиями мальчика, за которыми скрывается самое важное — это невообразимая тоска по отцу.

Для меня это было очень непростое чтение, именно поэтому я читала книгу 2 месяца. Мне хотелось прочувствовать каждое слово, каждое действие, рассмотреть каждую иллюстрацию в книге и понять те смыслы, ту эмоциональную нагрузку, которую автор вложил в роман. Эта книга для меня оказалась очень эмоциональной до мурашек. После прочтения книги мои гири на сердце стали легче.

В книге довольно много шифров, которые любопытно проанализировать и разгадать, помимо этого есть главы с письмами от членов семьи Оскара, о прошлом, о тех же потерях и гирях. Вся суть книги заключается в любви, потери, тоске и тут больше нечего добавить.

В конце романа есть иллюстрации, которые вызвали комок в горле. Там изображен падающий человек из башни и если быстро пролистать эти иллюстрации, то создастся иллюзия, что человек взлетает и в этот момент еще острее ощущается невосполнимая утрата…

Я в восторге от книги и сегодня хочу посмотреть одноименный фильм с любимым Томом Хэнксом. Если честно, не хочу рекомендовать книгу к прочтению, потому что вы сами должны почувствовать стоит вам ее прочитать или нет, она подойдет не для всех.

Удивительно, но до чтения я даже примерно не знала, о чем эта книга. Рецензии читала, но как-то так получалось, что основные вехи сюжета прошли мимо. И отлично. Я хорошо помню тот самый день, от которого отсчет. Я была практически ровесницей Оскара Шелла. И даже тогда мне, хоть находилась далеко, было страшно: сколько горя можно причинить чужим людям, сколько потерь, пустых потерь, а все из-за амбиций и мести, почему кому-то позволено по собственной прихоти рушить судьбы людей, разрушать целый мир детей?.. И позволено ли?

«Я впервые задумался, стоит ли жизнь всех тех усилий, которые требуются, чтобы ее прожить. В чем именно состоит ее ценность? Почему так ужасно стать навсегда мертвым, и ничего не чувствовать, и даже не видеть снов? Что такого суперского в чувствах и снах?»

В этой книге особенный главный герой, маленький мальчик Оскар Шелл. Я очень рада, что его история описана так, что этот маленький человек представляется здесь нормальным, с возможностью практически полноценного существования, без ненужных акцентов, с каемкой своих, таких особенных мыслей, суть которых - беспросветная тоска, абсолютная, кромешная. Особенный мальчик с особенной судьбой. Оскар Шелл существует в собственном мире, в котором нет ничего случайного - все до глубины прочувствовано, своевременно и по-настоящему больно. Каждый раз. Каждая мысль. Каждый смешок - “раскол”. Отдается болью потери. Все. Отдается. Болью. Потери. Ему больно. Больно от того, что его мир никто не понимает, что, кажется, никто не прочувствовал до самого сердца то, что чувствует он каждую секунду. Пусть Оскар не различает границ в общении и порой не понимает, что кого-то обидел, но зато он честен и до безумия добр, а еще - способен сочувствовать так, как не способен никто другой. Однако к этой душе тяжело подобрать ключик и любая реакция окружающих может поднять целую бурю внутри. А все потому, что он однажды потерял, потерял весь свой прежний мир. Всю свою жизнь.

Дальше...

«Я не мог понять, почему мне требуется профессиональная помощь: я считал, что у человека должны быть гири на сердце, когда у него умирает папа, и что если у человека нет гирь на сердце, тогда ему нужна помощь.»

Страшно, когда тоска обернута буднями и будни не лечат, все равно остается самая горькая детсткая скорбь, настоящая, глубокая, беспросветная, которая внезапно разверглась - жутко черная, запределельно глубокая - и вот-вот поглотит, а мальчик и рад бы уйти к папе, но теперь все не так. Раньше папа был центром его мира, папа близок. Он проник в особенный мир сына, проникся им, подстраивался под тончайшее восприятие ребенка и складывал для Оскара мир из отрывков, как это было нужно Оскару. Так угадывать умеет не каждый близкий, феноменальный контакт говорит об одной простой истине - у Оскара Шелла был Самый лучший папа на свете!

«Кто сказал, что должна быть цель?» — «Никто, в сущности». — «Это был риторический вопрос». — «Что это значит?» — «Это значит, я задал его не для того, чтобы получить ответ, а для того, чтобы подчеркнуть свою мысль». — «Какую мысль?» — «Что не во всем обязательно должна быть цель».

Папа был другом, папа был всем. Какое он имел право в одночасье оставить Оскара?! Почему так должно было случиться? Зачем он не перепланировал свой день на несколько минут по-другому? Каково это - докоснуться, выстроить целую Вселенную, где Оскар Шелл понятен, там, где он является самым значимым - быть этой Вселенной - и не вернуться? Все разрушить и оставить мальчику маленькую тайну, а еще - потребность изобретать, жить воспоминаниями.

«Как же я узнаю, что прав, если ты мне ничего не подсказываешь?» Он обвел в кружочки какие-то слова в статье и сказал: «К проблеме можно подойти и иначе: как ты узнаешь, что неправ?»

Весь смысл существования после потери, после обвала Вселенной заключался в проживании, а не переживании горя. Снова и снова. Переживать, думать, изобретать, находить смысл, чтобы, не имея представлений жизни без оставить себе ту другую. Разрушенная Вселенная она совершенно другая и заключается в повторении, в поиске подтверждения того, действительно ли случилось то, что случилось? У Оскара свои, совершенно потрясающие выражения собственных чувств, что четко отпечатывают каждое ощущение, каждое чувство, не только в душе мальчика - в душе читателя тоже. Одни слова Оскар воспринимает по незнанию слишком легко, другие, может и безобидные по сути (которые хранили его эмоциии), - крайне болезненно, потому что чувствовал их запредельно близко. Чего стоит только обозначение боли - ”гири на сердце”, а такое простое действие - рассмеяться у Оскара ”расколоться” (вдумайтесь в такое определение) и “раскалываться” можно было по-плохому и по-хорошему. Второго Оскар добивался и радовался (это означало, что его поняли, приняли), на первое же реагировал бурно, со всей возможной реакцией на несправедливость), но это чувство съедало его изнутри - там и оставалось.

«Упрячу свои чувства поглубже внутрь». — «Что значит, упрячешь чувства?» — «Не буду их демонстрировать. Если потекут слезы, пущу их по изнанке щек. Если кровь — получится синяк. И если сердце начнет выпрыгивать из груди, никому не скажу. Мне это все равно не помогает. А другим только хуже». — «Но если ты упрячешь чувства глубоко внутрь, ты перестанешь быть тем, кто ты есть, как с этим быть? — «Ну и что?» — «Могу я задать тебе один последний вопрос?» — «Не считая этого?» — «Ты не допускаешь, что смерть твоего отца может пойти чему-нибудь на пользу?» — «Не допускаю ли я, что смерть моего отца может пойти чему-нибудь на пользу?»

Слова ”запредельно” и ”жутко” были восприняты со всей возможной глубиной, в каком бы контексте не были сказаны - в качестве комплимента или в качестве внутреннего ощущения. Мне кажется, он придумывал свои гениальные идеи, когда переживал и нервничал, чтобы занимать свой мозг, а изобретал, чтобы обезопасить мир, и в частности свой мир.

«Я изготовил для нее [мамы] еще несколько украшений из морзянки папиных сообщений — цепочку на шею, цепочку на щиколотку, сережки-висюльки, обруч для волос, — но браслет был точно самым красивым, возможно, потому, что я его изготовил последним, и из-за этого он был мне особенно дорог.»

У каждого должен быть такой человек, рядом с которым можно расслабиться и ничего не изобретать, не думать, не искать - быть таким, как ты есть, быт принятым. И если что-то меняется, наоборот, существует потребность запускать механизмы и жить в ритме - изобретать, думать, искать… Зачем? Чтобы жить, чтобы доказать себе, доказать всем. А все вокруг… У каждого своя трагедия или способ ее переживать. Кто-то выживает тем, что создает вокруг себя ненастоящую радость, кто-то - окунается в свое горе, а кто-то живет тем, что ищет.

«Лучше бы нам обоим не пришлось искать». — «Ты прав».

Это все боль. Недосказанная, свежая трагедия, неумение правильно подойти, чтобы раскрыть закрывшийся мир, развеять убеждения и суметь помочь друг другу. Конечно, лучше бы горя не было. Но оно есть. И это самый ужасный факт, который может быть в жизни людей - факт непримиримой потери.

«Очень важно, чтобы людям было удобно обниматься». — «Очень».

Приходит момент, когда паралелльно падают еще несколько сюжетных линий, которые сразу и непонятно: зачем, к чему, кому?

«Я заметил ее еще издали, мне было пятнадцать, ей было семнадцать, мы сидели на траве, пока наши отцы беседовали в доме, могли ли мы быть моложе?»

Еще один мир - мир Ничто и Нечто, “Да” и “Нет”. Мир, в котором люди пишут о своей жизни, ищут как бы в новой семье искупить вину за то, чего не сделал в прошлом. И находят верный способ - способ взаимных обязательств, одну и ту же иллюзию, полную неписанных правил. Способ - не любовь, а способ быть полезным, воимя чего-то, что придумали сами, просто потому что так надо было. Потом настала месть, месть за несовершенное и совершённое, за ненаписанное, за самоотдачу и за то, на что так легко наплевали. А ведь все это время, все это упущенное и уже пустившее корни время нужно было только постараться вскрыть раны, истечь болью друг перед другом, чтобы из двух болей стала одна, общая.

«Ужасно. Мы столько всего не смогли друг другу сказать. Комната пропиталась нашим неразговором» Мне нужна нескончаемая чистая тетрадь и вечность.»

Недосказанность, невозможность говорить, нехватка доверия и терпения, неумение проникнуть в свои и чужие переживания. Боль, травма, темнота, слезы - все это осколки одного мира, каждый из которых так разбит, что уже не склеишь. Тут не поймешь: как близкие могут быть настолько одиноки, когда они все рядом? Как можно жить настолько отдельно? Как можно настолько не понимать и не дать понять себя? Как можно?.. Ясно одно: никто не умел говорить, все обрывалось на полутонах своего личного горя. У всех героев этой книги свои “гири на сердце”.

«У меня на сердце возникло сразу столько гирь, что пол подо мной не рухнул только благодаря колонне. Как мог человек, живший так близко от меня всю мою жизнь, быть таким одиноким?»

Больно. От этой книги запредельно больно. Просто до невозможности осознать и переосмыслить все границы горя, все границы того, что мешало сюжету пойти в другую сторону, хотелось до секунды развернуть уже свершившееся, чтобы не случилось потери, ведь это - не просто потеря. Ушел тот самый человек, который мог бы стать лекарством и залечить все рубцы, грубые шероховатости которых не давали быть единым целым. Чтобы не пришлось думать о равнодушии, а в то же время скрывать некую тайну, которая ложилась черным отпечатком на совести. Больно. Страшно. Эта книга выпила меня до дна, ее конец просто опустошил, хотя другого ожидать трудно. Знаете, все просто стало на свои места за две последние главы. Каково это? Жутко громко и запредельно близко. Ни больше, ни меньше. Столько тем, острых, задетых на самой глубине человеческого восприятия. Невозможно. Насколько это книга до сердца. Раньше для меня это название было самым нелепым и непонятным. Сейчас оно стало самым глубоким мерилом боли и того, как важно действовать сиюминутно и вовремя.

«Вот я и спрашиваю: на что мы угрохали всю эту кучу времени, если ничего друг про друга не узнали?»

«Одеяло вздымалось и опадало надо мной в такт дыханию Анны. Я подумала, не разбудить ли ее. Но к чему. Будут другие ночи. Да и как сказать люблю тому, кого любишь? Я повернулась набок и заснула рядом с ней. Вот то главное, что я пытаюсь тебе сказать, Оскар. Это всегда к чему. Я люблю тебя.