Читать книгу: «Мой бывший бывший. Книга 1», страница 2

3. На подступах к новым высотам

Я…

Я что сейчас делаю?

Я иду вперед. Разорилась на новую блузку и жакет по старой нищебродской привычке «покупай приличный костюм перед тем, как выйти на новую работу». Слава богу, мне дали несколько дней «на решение своих проблем».

Да, я не буду выглядеть как-то «по статусу» этой фирме, но новая блузка – она и в Африке новая блузка. Не «плюс сто» к статусности, но хотя бы десяточку прибавить можно.

И все-таки, а-а-а!

Я иду вперед. К машине, которая должна отвезти меня на мою внезапную новую работу.

Это напоминало какой-то обкуренный сон.

Ну, а где ещё, по-вашему, позавчерашней сокращенке лично звонил крупного концерна и предлагал очень вкусное место работы. Вот так просто, без собеседования.

Господи, я прогуглила Рафарм, да туда же даже уборщицами устраивают только своих! А мне вроде предложили должность штатного переводчика. И… И водителя прислали «на первый раз». Что, серьезно, так бывает? И не только в киношечках?

Честно скажем, морда водителя, встречавшего меня у подъезда, была далека от вдохновенной. Наше окраинное гетто, хоть и очень старательно бодрилось на фоне новеньких многоэтажек, но своего неожиданного гостя явно настраивало на очень… Приземленный лад.

Нет, ну не девяностые, конечно, колеса с его выпендрежного джипа не снимут, но магнитолу увести могут… Случались такие эксцессы в нашем районе.

– Виктория? – водителя зовут Марат, и он ужасно ответственно носит бейджик на правой стороне груди.

– Только по воскресеньям, – я чуть улыбаюсь, – в обычные дни недели – просто Вика.

Нет, я не флиртую, вам показалось. Просто я и полная форма моего имени как-то не очень любим друг друга.

В конце концов, все до дыр уже затерли, что Виктория – это победа. А я на победительницу редко похожу, а сегодня – тем более. Ни в анфас, ни в профиль. На задолбанную амазонку – может быть. Ну, после двухчасового разбирательства в школе «кто виноват и что делать» – кто бы выглядел иначе?

Маруська опять подралась. Второй раз за полугодие. И нам уже вынесли замечание, что третий раз – и «будем решать вопрос об отчислении».

А у меня руки уже опускались от этого всего. Потому что орать на всю школу и топать ногами было вроде неэтично. Но кого особо волнует, что Оля Маскарадова сама нарывается? Вот серьезно. Меня бы кто-то в классе дразнил ненуженкой – я бы тоже втащила. Независимо от возраста.

Но ведь «драка – это не способ решения проблемы». А что способ? Что закроет Оле рот?

Причем это ведь не Маруська сказала Оле Маскарадовой, что у неё нет папы, это мама этой Оли рассказала. Ну, она мужу поохала – даже догадываюсь, в какой тональности задела меня, – а её «очень восприимчивая дочка», которой очень не хватало ремня, взяла и восприняла.

И придумала эту свою «ненуженку».

А мне – хоть в другую школу ребенка переводи, потому что в этой с начала года все нервы уже измотали. Это ведь только в книжках фантастических можно из себя не пойми что строить и при этом быть правой. Увы, в жизни все из себя что-то строят.

Мама Оли Маскарадовой, например, строит из себя мать «невинно обиженного зайчика». Ну и пусть теперь «зайчик» ходит в школу с фонарем под глазом. Авось, подумает, как к нам лезть впредь. Интересно, насколько её хватит?

Господи, двадцать первый век, мир принимает три сотни видов гендерной идентичности, а в школах происходит все тот же ад и дедовщина, как веке в восемнадцатом. Вся и разница, что вместо пони деточки меряются смартфонами. Дерутся и травят – точно так же. Причем такая приличная школа на вид была… Проверенные преподаватели, современная база для школы, отбор по показателям интеллектуальных тестов, но как мое проклятие отдельно – стоимость формы, учебников, тетрадей…

И ведь попробуй отвертеться, завуч непрозрачно намекнула, что вот если мы хотим что-то более дешевое, мы вполне можем подать документы в школу по месту прописки. А у них, мол, восемь человек на одно место.

И я уже подозревала, что моя старая школа, которая полагалась нам по месту прописки, – не самое худшее зло. Но мы еще держались. И у Маруськи тут так хорошо складывалось с учительницей по английскому… Боже, я такой кайф ловила от того, как Маруська треплется на английском. Напевает песенки…

Моя дочь, моя! Я тоже в детстве обожала языки.

И почему не пошла на иняз? Надо ж было, поддавшись идиотскому порыву, рвануть в юридический. Сколько проблем я бы решила одним махом. Не встретила бы Ветрова, например…

Он как мой камень преткновения. Да, я знаю, что нельзя все валить на другого человека, и если ты много лет не успешен, то, возможно, дело не в ком-нибудь, дело в тебе, но…

Но мне хотелось думать, что это – не мой случай.

Что не умудрись я влюбиться по своему восемнадцатилетнему идиотизму в Ярослава Ветрова, моя жизнь сейчас была бы несколько полегче.

Но… В этом случае в моей жизни не было бы Маруськи. И вот дочь – это то мое, от чего я точно не откажусь, ни ради чего.

Моя. Я так решила еще в роддоме, когда смотрела на тонюсенькие темные волосенки на её лобике. Ветров поучаствовал в её зачатии, спасибо. То, что благодаря ему я не могу устроиться в Москве по специальности, – больно, конечно, но выжить можно.

Ну, на тот момент прошло почти восемь месяцев с момента нашего с Ветровым развода.

Когда я получала повестку в суд, настолько категорична не была.

И на суд не пошла – не знаю, на что надеялась. На чудо? Что позвонит сам? Передумает? Приедет, а я тут – беременная?

Водитель Рафарма оказывается молчаливым парнем, и я ему на самом деле благодарна. Потому что мне, по крайней мере, удается это все обдумать и мысленно подготовиться к тому, что все-таки с Ветровым я буду сталкиваться.

Нет, серьезно. Я не готова отказываться от такого предложения, которое мне сделали. Когда я слушала охмуряющий бархатистый голос Эдуарда Александровича, описывающий зарплату и корпоративные бонусы, – я уже готова была что-нибудь подписать. И щипала себя за запястье.

Нет, не может такого быть. Вот так? Без собеседования?

– Вы всегда так сотрудников на работу берете? – спросила я тогда. – Вот так, без резюме?

Позже я пришла к выводу, что вот так, о моих проблемных сторонах лучше было все-таки не рассказывать. Но меня это, слава богу, не утопило.

– Только тех, кто может обсуждать творчество Ёсано Акико¹ на её родном языке, – серьезным тоном сообщил мне Эдуард Александрович, и я чуть не покраснела.

Ну, случайно вышло. Брякнула же, что в оригинале предпочитаю читать не бусидо, а сборники японской поэзии. И как-то вдруг вышло, что мы с боссом Ветрова все на том же японском обсуждали серебряный век и его представителей, до тех самых пор, пока мне водитель такси не начал сигналить.

Истеричка!

Головной офис Рафарма – в бизнес-зоне Москвы, в которую я сама не ездила уже лет восемь. Как раз с той поры, как Олег Германович Ветров, мой тогда еще свекр, уволил меня из своей адвокатской конторы. По статье. По криво приклеенной статье, но у меня, тогда раздавленной повесткой о разводе, не хватило сил от этой статьи отбрыкаться.

И глядя на высоченную башню, у которой меня высадили, я только плотнее вцепляюсь пальцами в свою сумочку и выдыхаю.

Ну, с богом. Хорошо бы сегодня наконец оказаться именно Викторией!

В чем нельзя было отказать Рафарму, так это в умении пускать золотую пыль в глаза. Уровень чувствовался во всем, начиная от того, что за простым штатным переводчиком они прислали черный, сверкающий монструозный джип, и до…

До всего остального.

За Маратом, который вел меня по коридору кадрового отдела, я шагала, украдкой озираясь по сторонам.

Кожа. Гибкий камень. Стекло. Светлое дерево. Много света и лоск-лоск-лоск… Во всем! Даже в шейных платках корпоративного синего цвета на шеях у сотрудниц. Никакой пестроты в форме одежды, сотрудники, что попадаются мне на пути, – в форме одной тональности серого. В черном – только охрана. А рубашки – настолько белые, что еще чуть-чуть – и будут резать глаза.

За нарушения дресс-кода здесь явно жучили гораздо сильнее, чем у нас в школе за отклонения от формы.

Синдром самозванца покашливал за моей спиной все сильнее.

Что я тут забыла? Сейчас точно кто-нибудь выйдет и спросит – что я тут делаю и каким образом просочилась сквозь охрану. Ну не могут меня взять сюда. Это даже не прыжок через пару ступенек на карьерной лестнице – это прыжок через всю лестницу. А если не через всю, то через добрую половину…

И все-таки… Мне становится чуточку спокойнее. Есть вероятность, что с Ветровым я вообще пересекаться не буду. Он у нас кто? Юрист. Наверняка тут какой-нибудь юридического отдела, если я правильно понимаю расстановку сил.

Ну и какое ему дело до какой-то там мелкой переводчицы?

Скепсис поскабливает, намекая, что, ну, было же ему дело, испортил же он мне перспективы на юридическом поприще, но…

Восемь лет прошло. Он еще не перебесился?

– Вам сюда, – Марат останавливается в широкой приемной. Здесь светло, и на ресепшене стоят сразу две симпатичные брюнетки. Только подходя ближе я понимаю, что они не близняшки и даже не двойняшки – просто очень похожего типажа подобрали. Причем явно нарочно.

На меня смотрят с плохо скрываемым удивлением – видимо, не я одна ощущаю, как резко выделяюсь в этом жутко пафосном и дорогом месте. Ну, девочки вообще в первую очередь встречают по одежке. От мужчин я это как-то чуть поменьше встречала. Хотя… Хотя и у них это неслабо выражается.

И все-таки одна из девочек, та, у которой на бейджике значится «Дорохова Юлия», приветливо мне улыбается. Приветливость та искусственная, но я не в обиде.

– Чем я могу вам помочь?

– Виктория Титова. Мне должно быть назначено, – приходится приложить усилия, чтобы сомнения мои не прорывались наружу. Пусть моя неуверенность останется где-то внутри меня. Обычно я с этим справлялась. Справлюсь и сейчас.

Несколько мягких нажатий клавиш на невидимой мне клавиатуре, и Юлия кивает.

– Да, все верно. Собеседование на должность переводчика. Подождите.

Видимо, все-таки я что-то поняла не так, в том, что на работу меня берут прям сразу. Мне казалось, что речь шла уже о том, чтобы я получила оффер и оформилась.

Но перезванивать и уточнять…

Увы, я уже успела оценить, с кем по случайности умудрилась потрепаться. И понять, что вообще в любой другой ситуации лично позубоскалить с Эдуардом Козырем – это, ну… Малореалистично.

Мне как-то совершенно случайно улыбнулась удача.

И мне как-то неловко отрывать настолько важного человека от его дел по своим дурацким вопросам.

– Проходите, Виктория, – голос Юлии застает меня врасплох, – Кристина Сергеевна вас ожидает.

Я поднимаюсь и сразу начинаю ощущать эту странную слабость в ногах, как перед экзаменом.

Взрослая тетенька, тридцать, мать их, лет!

И все-таки, говорят же, наглость берет города, с чего бы мне не рискнуть? В конце концов, единственное, что я потеряла, – клиентка сегодня на половину одиннадцатого. Не стоит и расстраиваться. В конце концов, вечно красить девчонок, имея красный диплом, – это, ну… Немного не по моим амбициям. Должно же хоть когда-то хоть что-то соответствовать моим вложенным усилиям.

На двери кабинета, на который мне указали, табличка, именная.

Кристина Сергеевна Лемешева, начальник кадрового отдела.

Начальник? Прям сразу для скромной меня? Вот это, видимо, и есть то особое отношение, когда не надо ходить к мелким эйчарам, потому что на тебя обратил внимание аж владелец корпорации.

Я иду и стараюсь не запутаться в своих все еще боящихся ногах. Заставлять эйчара ждать – идея неважная. Заставлять ждать начальника кадрового отдела – идея с замашкой на суицид.

Ну, я уже говорила же: в конторы такого типа даже уборщицами устраиваются через друзей. А кто у меня тут друг? Ветров?

Ха-ха! Три раза!

Он бы, наверное, даже трех раз бы не посмеялся.

Мир тесен. В кабинете меня ожидает не кто-нибудь, а та самая Кристина, которая выходила к Ветрову. Я мужественно ей улыбаюсь, в уме отклеивая ярлык, приклеенный в ресторане. В конце концов, ну спит она с Ветровым – это её беда. Я ей даже сочувствую по этому поводу.

– Присаживайтесь, Виктория, – Кристина хладнокровно указывает мне на кресло у её стола.

Таких кресел два, в одном сидит высокий худой мужик в поблескивающих очочках. Без бейджика. Судя по взгляду и осанке – какой-то начальник.

– Это Николай Андреевич, директор переводческого отдела, – тем временем спокойно улыбается мне Кристина Сергеевна, – он будет вас аудировать.

Черт, я не успела еще устроиться, а уже ощущение, что меня вызвали на ковер… Но это просто аудирование. Это то, что мне вполне по силам.

– Ну что ж, приступим? – и почему улыбка Кристины мне кажется будто бы кровожадной?

4. Собеседование

Аудирование – штука, в общем-то, несложная. Другое дело, что на предыдущем месте работы – и единственном месте, где я вообще работала переводчиком, – собеседование отличалось от этого не на класс. На десять полных классов средней школы. Поэтому у меня сейчас тряслись пальцы, поджилки и вообще – все. Внутри!

Снаружи же – обаятельная улыбка, пальцы, переплетенные на коленях, и мелодичный, сладкий японский язык, обволакивающий мои мысли.

Поначалу вопросы стандартные: расскажите о себе, кем себя видите через пять лет в нашей компании, как справляетесь со стрессом и волнением…

Я знаю прекрасно, что особенно эта информация Николаю Андреевичу ни за чем не пригодится, кроме моей оценки как сотрудника и как переводчика.

Я действительно хочу эту работу?

Я – очень хочу. Очень-очень-очень, можно продолжать до вечера, и то не опишешь, как я хочу эту вакансию. Фортуна, решившая подбросить мне в кои-то веки что-то толковое, – леди непостоянная, вряд ли подобное предложение мне еще поступит в ближайшие пять лет.

Вот реально, это тот случай, когда ты согласен почти на все – на переработки, на сверхурочные, на посредственных коллег, хотя нет, я не верю, что тут держат подобных. По ощущениям от «допроса», который мне устраивает сейчас Николай Андреевич, – сюда вообще берут только японцев, выучивших русский. Хотя владение языком у моего будущего непосредственного – превосходнейшее. Я даже немного завидую.

Про работу мне рассказывать не очень хочется – небольшой опыт, не та должность, о которой следует рассказывать в крупной компании. Но… Но это хотя бы какой-то опыт. До этого несчастного, закрытого сейчас на ремонт музея у меня был опыт только переводов текстов на биржах фриланса.

Когда я совершаю чистосердечное признание, что лингвистического образования у меня как бы нет – у Николая брови взлетают чуть не до уровня роста волос.

– Где же вы учили язык? – удивленно спрашивает он, и интонации у него чуть менее бесстрастные, чем были до этого.

– Самостоятельно, – я чуть пожимаю плечами. Николай же смотрит на меня недоверчиво. Ну да, самоучка… Обкуренная, долбанутая самоучка, которая нарочно выбрала себе один из сложнейших языков для изучения, просто потому что легкие задачи были совсем не про неё.

– У вас отличное произношение для человека, который обучался сам.

– Мне немного повезло в этом вопросе, – я позволяю себе легкую улыбку, – мне достался японец в наставники.

Точнее, новоиспеченный муж моей подруги, её же тренер, приехавший к ней из Японии, пять лет назад не выдержал того насилия над его барабанными перепонками, которое я тогда совершала своим адским акцентом.

Выправлял. Мучился. Педагог, как и тренер, из Акура Йошито вышел чрезвычайно жесткий, но безумно крутой.

– Вы мне сейчас не сказку рассказываете? – Николай смотрит на меня с любопытством. – При самостоятельном изучении добиться первой категории по Нихонго норёку сикэн²…

– Второй, – поправляю я, максимально осторожно перебивая будущего начальника, – экзамен на первую я собиралась сдавать в этом году, но категория мной еще все-таки не получена.

– Не уверены в знании иероглифики? – уточняет Николай. – Потому что понимание при аудировании у вас прекрасное.

– Уверена, – вздыхаю я, – читаю я тоже хорошо, но в прошлом декабре у меня не было лишних денег на экзаменационный взнос. Я ждала июля.

Увы, две тысячи рублей для некоторых – это деньги, да. А взнос на экзаменацию по первой категории обошелся бы мне примерно во столько. А под прошлый Новый Год заболела мама. Все свободные деньги пошли на её процедуры.

И потом…

Я же не знала, что у меня будет это собеседование столь внезапно. И да, за эту несчастную вторую категорию мне немного стыдно, будто за облупившийся лак на ногтях. Я же понимаю, что Рафарм на второй сорт размениваться не будет.

Одна надежда – на то, что мои практические навыки по каким-то волшебным причинам будут оценены высоко. Выше, чем у остальных соискателей.

– Наш разговор, кажется, зашел на личное поле, – замечаю я со слегка виноватой улыбкой.

– Меня здесь интересуют только ваши языковые данные, – ухмыляется Николай, – так что не волнуйтесь, госпоже кадровому директору я об этой нашей вольности не расскажу.

– Arigatou gozaimasu³, – сдержанно благодарю я. На самом деле – перед эйчарами лучше этим не палиться. Ну, если верить форумам в интернете.

Николай кажется вполне искренним. И слово «кажется» тут не уместно, Николай и вправду выглядит настроенным весьма доброжелательно.

Приятный мужик. И под его начальством работать внезапно хочется. Да, первое впечатление может быть обманчивым, а моя интуиция – это не то, на что можно положиться. Ну, Ветрова же она в свое время сочла очень приятным юношей.

– Расскажете мне о коллективе, с которым я буду работать? – я все-таки стараюсь вернуть разговор в деловую стезю.

– Коллектив в меру слаженный, – Николай кивает, и никакого возмущения в его лице я не вижу. Это хорошо. Это обнадеживает. Если он не испытывает никакого негатива на мысль, что я буду работать с его коллективом – значит, я зря заморачиваюсь насчет всего остального. – Но имеются свободные единицы, поэтому иногда нам приходится перерабатывать из-за срочных переводов. Нам обещают, что закроют свободные вакансии и количество авралов снизятся, но это вряд ли произойдет в ближайшее время. Так что будьте готовы, Виктория, к тому, что работы мало не будет.

– Я уже готова, – я чуть улыбаюсь, – особенно если сверхурочные хорошо оплачиваются.

– О, не волнуйтесь, весьма неплохо, – Николай менее формально, чем до этого, округляет глаза, намекая, что размер сверхурочных действительно достойный и компенсирует весь моральный ущерб за переработки.

– Волшебная перспектива.

– Волшебная, да, – Николай энергично кивает и разворачивается к Кристине.

Мое аудирование явно окончено.

– Ну и что ты скажешь, Николай Андреевич, – за время нашего разговора на японском Кристина не понимала ровным счетом ничего. Может быть, поэтому у неё такой до странности недовольный вид.

– Язык хороший, – Николай хлопает ладонью по колену, – весьма достойный.

Он, кажется, хотел сказать что-то еще, но Кристина коротко кивает, останавливая его. Это непонятное недовольство с её лица никуда не исчезает.

– Что ж, хорошо, тогда я тебя не задерживаю, – Николай на этой фразе поднимается и шагает к двери.

– До встречи, Виктория, – замечает он мне напоследок снова на японском. Ну, я же имею право ответить, да? Так-то это невежливо – под носом у человека разговаривать на непонятном для него языке. Но все-таки, это не я начала, а мой будущий начальник.

– Пожелаете мне удачи? – нахально улыбаюсь я, чтобы понять – действительно ли у меня есть надежда.

– Да, пожалуй, – Николай кивает и выходит, закрывая за собой дверь. Есть! Все-таки есть!

– Что ж, Виктория, – холодно, будто напоминая мне о своем существовании, произносит Кристина, когда я разворачиваюсь к ней, – давайте поговорим о вас, и я вынесу вам окончательный вердикт, подходите ли вы для работы в Рафарме.

Моя надежда, только-только расправившая маленькие крылышки за спинкой, вновь складывает их, и ищет взглядом утес, в который можно спрятать и голову, и лапы, и хвост заодно.

Мне по-прежнему не нравится выражение лица Кристины. Это паранойя?

Мне казалось, что меня начнут допрашивать.

Что прямо сейчас вырубится свет, в глаза шибанет лампа яркого света и Кристина замогильным голосом начнет выпытывать у меня, с чего же это я взяла, что подхожу для работы в их компании.

Ни с чего не взяла.

Мне не казалось, что я сюда подхожу.

Что я могла ответить на этот вопрос? Что их владелец с чего-то решил, что взять меня в штат будет забавно? Ему показалось, что это – хорошая идея. В ходе бурной корпоративной попойки…

И она – первоклассный управленец, а иные тут работать просто не могли, сейчас тратит на меня, взбалмошную придурь своего шефа, свое очень ценное время…

Хорошо было там, у ресторана, когда Кристина Лемешева была для меня никем, и я могла относиться к ней с равнодушным цинизмом.

Святая ж женщина, спит с Ветровым.

Но сейчас-то я прям ощущала, сколько стоит каждая её минута, и не была уверена, что потяну счет за это собеседование.

Слава богу, обошлось без всего того, что подпихнуло мне мое живое воображение.

Не слава богу, что Кристина замолкает, уткнувшись в мои документы. Совсем замолкает, да.

Минуты текут, почти ползут, мне хочется кашлянуть, привлечь к себе её внимание, но…

Но вот к этому меня жизнь не готовила.

И что это? Проверка на стрессоустойчивость? И какой метод реакции самый правильный? Обратить на себя внимание?

Я чуть покашливаю – ноль внимания. Раздраженная гримасска пробегает по лицу Кристины. Типа, «что, подождать так сложно?».

Ну, ясно…

Что я там говорила Николаю, как справляюсь со стрессом?

Склоняю по таблице спряжений японские глаголы, ага.

Универсальное средство для тренировки памяти и потрясающий метод не подохнуть от тоски в очереди в поликлинике.

Ну, окей, я подожду. Какой глагол я возьму для начала?

Shinu – умереть – драматично, но вполне подходит ситуации. Ожидая, пока на меня обратят внимание можно именно это. Или пожелать испытывающему мое терпение эйчару это самое. Короче, подходит. Поехали!

Shinimasu. Shinubeki. Shinubekirazu…

Когда Кристина наконец обращает на меня свое императорское внимание я успеваю прогнать по двенадцати строкам таблицы японских спряжений не только глагол «умереть», но и «придушить», «отравить», «выбросить», «закопать» и «четвертовать».

Добралась до четвертой строчки со словосочетанием «выдернуть волосы».

Кто мне скажет, что это слишком, – тот не слышал про комнаты отдыха в крупных японских компаниях. Ну, те самые, где боксерские груши с фотопринтами «любимого» начальничка.

Как хочу, так и релаксирую. Я – только в уме, в конце концов!

– У вас ребенок, я вижу, – Кристина кривится, будто у нее сводит лицо, будто это отягчающее мою вину обстоятельство. О да, сколько раз я видела на лицах потенциальных работодателей это выражение.

У вас ребенок. Вы не будете вылезать с больничных. А нам нужен человек, который будет работать.

– С ребенком мне помогает мама, – максимально спокойно сообщаю я, – на мою работоспособность это никак не повлияет.

– Все вы так говорите, – Кристина произносит это краем рта. Недовольно. И с очевидным намеком на то, что слово сдерживают далеко не все.

Мне всегда было интересно, что в голове у таких вот девочек. Ну, она же наверняка планирует рождение ребенка, декрет, больничные эти. Или что, няня с малых лет? Ну, наверное. Она может себе позволить.

– Как вы вообще собираетесь до нас добираться, из ваших-то… окраин, – Кристина все так же неприятно морщится, – вы знаете, насколько жесткая у нас политика к опаздывающим?

Я не успеваю ответить.

– И, Виктория, вы вообще как думаете, вашего образования достаточно для работы в нашей компании?

Прямо! Практически в лоб! И в ушах у меня звенит от этой меткости.

Она будто вытащила из головы мою же мысль. Какое образование… По той специальности, на которую я претендую – никакого. И я ведь знаю обычный комплект требований на должность переводчика.

Высшее лингвистическое. От трех до пяти лет работы на аналогичной вакансии. Опыт перевода медицинской или деловой документации.

И чем круче компания – тем длиннее список этих требований.

Эта компания имела право послать меня к чертовой бабушке и попросить оттуда не возвращаться.

– У меня хороший практический языковой навык, – твердо возражаю я, – большой опыт работы с японскими текстами самого разного типа.

– И вторая категория владения языком, – небрежно замечает Кристина, разом обнуляя все, что я считаю своими достоинством, – вторая. Вы понимаете, что мы не всякого лингвиста с первой берем?

Тональность голоса у Кристины – абсолютно презрительная. С ядовитой квакшей она и то разговаривала бы с большим удовольствием.

Я уже не говорю, что пока я склоняла в уме японские глаголы – мне открывался дивный вид на лицо госпожи кадрового директора, и оно вообще ни разу не было нейтральным.

С каким брезгливым видом она рассматривала мое резюме – это вообще никак не описать, было ощущение, что её заставили смотреть на что-то зашкаливающе жалкое.

И все-таки это почему-то кажется именно что личным. Или я это сама себе придумала?

Давай, Вика, соображай, как выкрутиться из этой ситуации. В конце концов, тебе и вправду нужна эта работа. Нужна. Очень. Твоей дочери нужна. Маме, которая снова жаловалась на боли в правой ноге. Ради них и ради себя ты же можешь сейчас стиснуть зубы и как-нибудь отбрехаться?

Я снова не успеваю – эта дамочка, кажется, вообще не намерена дать мне ответить ни на один её вопрос.

– Ну же, Виктория, давайте будем откровенны хоть пять минут, – Кристина откидывается в кресле, глядя на меня уничижительно, – наша компания для вас отличное место подцепить сносного мужика. Сотрудники у нас весьма и весьма перспективны в этом плане. Вам ведь и среднее звено сойдет, так?

Меня будто холодным душем окатывает с головы до ног. А вот это уже перебор!