Читать книгу: «Где бы ты ни был», страница 2
Мэтт поставил чашку обратно на стол.
– Попытайся почувствовать то же самое.
Эбби собралась и тут же обмякла.
– Не. Не выходит.
– Значит, поедешь к отцу!
Чашка качнулась.
– Вот! Пробуй еще, пока не забыла!
Чашка закружилась на месте.
– Еще!
Чашка поднялась на дюйм и вернулась на стол.
– Это ж просто фокус такой, мистер Райт? На самом деле вы не собираетесь везти меня к па?
– Нет, но ты можешь еще пожалеть об этом. Будешь тренироваться, пока не научишься полностью контролировать эти свои способности.
– Ладно. Только это ужасть как утомительно, когда через силу.
– Ужасно утомительно, – поправил Мэтт.
– Да. Ужасно.
– Теперь попробуй еще раз.
К полудню Эбби научилась поднимать чашку на целый фут.
– Откуда же у нее берется энергия? – пробормотал Мэтт.
– Не знаю, – вздохнула она, – только живот прям подвело с голодухи.
– Я очень проголодалась, – поправил Мэтт.
– Очень. – Эбби пошла к буфету. – Вам сколько сэндвичей сделать, два?
Мэтт рассеянно кивнул и задумчиво сжевал сэндвичи с ветчиной. Эбби действительно на это способна, но полной силы – и полного контроля, предположительно – достигает, только когда несчастна.
– Попробуй с горчицей, – предложил он.
Баночка качнулась и легла набок.
– Это я наевшись, – объяснила Эбби, умявшая целых три сэндвича.
Да, это проблема. Мэтт устремил невидящий взгляд на желтую баночку.
Весь день он был очень добр с Эбби. Помогал вытирать тарелки, несмотря на ее протесты, рассказывал про свою учебу в Канзасском университете и про свою книгу.
– Психология пока пребывает в младенческом состоянии. В ней больше от метафизики, чем от науки. Масса теорий на основе недостаточных фактов. Вся беда в том, что предмет психологии – это живые люди. Физики ставят опыты на всем от атомов до атоллов, биологи на животных, медики режут трупы, а на живых людях экспериментировать нельзя – общественное мнение не потерпит. И не бывать психологии настоящей наукой, пока у нее не будет своих лабораторий и таких же безжалостных методов, как у физики.
Эбби так хорошо слушала – он и забыл, что говорит все это деревенской девчонке.
– Расскажите еще про университет, – попросила она. Ее интересовало, что надевают студентки на занятия и на танцы – глаза у нее стали совсем большими и круглыми. – Надо же. А как далеко они позволяют парню зайти, если намерения у него несерьезные?
Мэтт поразмыслил.
– От девушки зависит, я думаю.
– Зачем им вообще учиться, вот чего не пойму.
– Хотят получить образование, как и мужчины.
– А потом они чего делают?
– Некоторые работают.
– А замуж что ж, не выходят?
– Выходят, и очень многие. На последнем курсе, а то и раньше.
– Ясно… идут учиться, чтоб парней подцепить.
– Есть и такое мнение, – хмыкнул Мэтт. – Женихов в университете хоть отбавляй, тысяч десять-одиннадцать.
– Красивые платья и столько парней кругом – чего ж они тянут целых четыре года? Им тогда уж будет за двадцать, нет бы найти кого-то у себя дома.
– Студенты – более завидные женихи. У них есть шанс сделать хорошую карьеру и зарабатывать много денег.
– Да, наверно… только больно уж долго ждать.
– А ты чего бы хотела?
– Замуж выйти, чего ж еще.
– Все равно за кого?
– Ну зачем же. За подходящего.
– Мне кажется, парни должны слетаться к тебе как пчелы на мед.
– Видать, мой мед глубоко запрятан… и даже с парнем, который про него знает, столковаться не так-то просто.
– Не верю. Здешние парни, по-моему, просто не разбираются в девушках.
Мэтт продолжал отпускать Эбби комплименты, она краснела и таяла. В жизни не пробовал такого кукурузного пудинга, уверял он после ужина – а уж персиковый пирог! (Это была чистая правда.)
Никогда еще Эбби не чувствовала себя такой счастливой. Она порхала как бабочка, работа так и горела в ее руках.
Мэтт позвал ее посидеть на крыльце. Она чопорно села рядышком, сложив руки на коленях.
Хижина стояла на вершине горы. Большая желтая луна освещала долину, озеро мерцало серебром в темно-зеленой раме, бриз приятно освежал после жаркого дня.
– Красотища, – вздохнула Эбби.
– Да, красиво.
Близость Эбби волновала Мэтта вопреки неказистой внешности, бесформенным платьям, босым ногам и полной необразованности. Даже ее простенькая мечта не казалась ему смешной и отражала извечное предназначение женщины лучше, чем путаные стремления знакомых Мэтту девиц.
Эбби по крайней мере знает, чего хочет, и готова все за это отдать. Будет кому-нибудь хорошей женой, ведь единственная ее цель – сделать мужа счастливым. Она с великой радостью будет стряпать для него, наводить чистоту, рожать ему сильных, здоровых детей. Будет молчать, когда он молчит, не станет мешать, когда он работает, разделит его веселье, со всем пылом ответит на его страсть. И чудеснее всего то, что такая жизнь будет для нее раем.
Мэтт поспешно закурил сигарету и взглянул при свете спички на Эбби. Она безмятежно смотрела в долину.
– А как у вас тут ухаживают? – спросил он.
– Иногда мы гуляем, – мечтательно ответила Эбби, – смотрим по сторонам, разговариваем. Иногда ходим на танцы в школу. Если у парня есть лодка, можно на озеро выйти. Ходим к соседям кукурузу лущить, ездим на церковные пикники. А лучше всего в такую вот лунную ночь сидеть на веранде, взявшись за руки – ну и прочее, если девушка позволяет.
Мэтт взял ее сильную, прохладную руку в свою. Она повернулась к нему, пытливо вглядываясь.
– Нравлюсь я вам хоть чуточку, мистер Райт? Не так чтоб жениться, а просто?
– Ты самая женственная девушка, которую я встречал. (Чистая правда.)
Их тела почти невольно соприкоснулись. Мэтт нашел ее губы, уже не девически бледные, а теплые, мягкие, страстные. Почувствовав робкое касание ее языка, он отпрянул и целомудренно обнял ее за плечи одной рукой. Она прижалась к нему.
– Я б, наверно, была не прочь, если б вы чего-то еще захотели.
– Не понимаю, почему ты не вышла замуж давным-давно.
– Сама виновата, думаю. Ни один парень по-настоящему мне не нравился, и злилась я на них без всякой причины. Потом с ними что-то случалось, ну и перестали парни со мной гулять. Я, наверно, слишком много от них ждала, ну и ладно. Это даже хорошо, что я до сих пор не замужем.
Мэтт ощутил нечто вроде укора совести. Ну и сволочь же ты, Мэтью Райт.
– С ними что-то случалось из-за тебя?
– Так говорят. Будто бы глаз у меня дурной – но с глазами у меня, кажись, все в порядке? – Она взглянула на него. В темной голубизне мерцали капли лунного света.
– В полном, – подтвердил он. – Глаза у тебя красивые. (Чистая правда.)
– При чем тут я, не пойму. Хэнк как-то вечером припоздал, а я ему: что так долго шел, никак нога сломана? На другой день он полез чинить крышу, упал и правда ногу сломал. Неосторожный был просто. А Джин до того был горячий, что я сказала: поплавай, мол, в озере, охладись малость. А что он правда в воду свалился, так у рыбаков это дело обычное.
– Да, пожалуй. – Мэтта пробрала дрожь.
– Озябли, мистер Райт? Давайте за пиджаком схожу.
– Не надо, все равно спать пора. Ты иди первая, а завтра мы с тобой в Спрингфилд за покупками съездим.
– Правда, мистер Райт? – Эбби вскочила, глаза у нее сияли. – Сроду в Спрингфилде не была.
– Ну вот и побываешь. Иди ложись.
Она убежала чуть не вприпрыжку, а Мэтт задержался, размышляя над тем, что приключилось с разочаровавшими Эбби парнями. Сигарета дрожала в его руке.
Мэтт знал уже четырех Эбби: девочку с косичками, угрюмо бредущую по пыльной дороге и весело подскакивающую на сиденье машины; счастливую стряпуху, румяную от плиты; несчастное вместилище таинственной и зловещей силы; страстную женщину в лунном свете. Которая же из них настоящая?
Наутро он познакомился с пятой. Лицо, умытое чисто-начисто, блестело почти как глаза, косы лежали короной. Синее с красным отливом платье, сшитое, насколько в этом смыслил Мэтт, из тафты, имело вырез сзади и спереди и сидело лучше всех предыдущих. Сбоку на нем торчала искусственная роза, ноги были обуты в черные кожаные сандалии.
Господи! Ее лучший воскресный наряд! И с этим-то ему предстоит разгуливать по улицам Спрингфилда. Мэтт подавил желание оторвать кошмарную розу.
– Ну что, готова?
– Мы по правде в Спрингфилд поедем?
– Если машина заведется.
– Да куда она денется!
М-да. Призадумаешься тут.
После сытного завтрака, в который на этот раз входила и жареная картошка, машина завелась с ходу.
До города было миль пятьдесят, все больше по ухабистым проселкам. Мэтт молчал, с содроганием поглядывая на Эбби, она при всем волнении сидела смирно и наслаждалась поездкой, особенно когда они свернули на шоссе 65.
На городские дома она глазела так, точно они выросли по волшебству именно для нее. Потом стала разглядывать прохожих, особенно женщин, и вдруг затихла совсем.
– Что с тобой? – спросил Мэтт.
– Я, наверно, ужасно выгляжу, да? Стыдно вам будет со мной, я уж лучше в машине останусь.
– Чепуха, – решительно сказал Мэтт. Вот ведь чертовка, все понимает. Либо она необычайно проницательна, либо – что? – Ты мне нужна, надо будет примерить кое-что из одежды.
– Ой! Хотите мне что-то купить, мистер Райт?
Мэтт остановился перед самым большим в городе универмагом и помог Эбби выйти. Выражение, с которым она на него смотрела, ему не хотелось анализировать. Она крепко держалась за его руку, и он слышал, как колотится ее сердце.
– Нам на второй этаж, – сказал он, сверившись с указателем.
– А можно сперва тут походить немножко?
– Да, если хочешь.
Пройдя через весь магазин, они чудесным образом вышли к хозяйственному отделу. Эбби замерла на пороге, как завороженная глядя на кастрюли, сковородки, ножи и взбивалки. К плитам и электроприборам она отнеслась равнодушно, но посуду, тихо воркуя, перетрогала всю. Мэтту пришлось увести ее силой.
У самой лестницы он заметил, что она прижимает к груди маленькую сковородку из алюминия с медью.
– Где ты это взяла?
– Да там. Ничего, у них таких много, небось не хватятся.
– Но это же кража! – простонал Мэтт.
– Никакая не кража. Там много, а я немножко взяла.
– Надо ее вернуть. – Мэтт взялся за сковородку, но Эбби в нее вцепилась двумя руками.
– Не забирайте, пожалуйста!
Он нервно оглянулся по сторонам – на них, кажется, никто не смотрел.
– Хорошо, только тихо! Стой здесь и молчи. – Мэтт вернулся в хозтовары и спросил продавца: – Сколько у вас эти сковородки стоят?
– Двадцать четыре пятьдесят, сэр. Вам завернуть?
– Ого!
– Есть дешевле, из одного алюминия.
– Нет-нет. – Мэтт достал бумажник. – Дайте мне чек и пакет.
Продавец снял с крючка сковородку.
– Не нужно. Только чек и пакет.
– Но, сэр…
– Не спорьте. Сделайте, как я прошу.
Продавец выбил чек, бросил его в пакет и растерянно вручил Мэтту.
– Что-нибудь еще, сэр?
– Надеюсь, что нет. – Мэтт заторопился обратно, чувствуя спиной недоумевающий взгляд.
Эбби ждала там, где он ее оставил.
– Клади сюда свою сковородку.
– Это вы умно придумали!
– Да уж. – Он схватил ее за локоть и потащил наверх.
– Не знала, что на свете есть столько платьев, – прошептала она, раглядывая вешалки.
Мэтт отвел в сторону подошедшую к ним продавщицу.
– Я попрошу вас свести эту девушку в салон красоты и сделать все, что положено. Стрижка – только без перманента, – шампунь, лицо, брови, макияж. Потом ее надо будет одеть, обуть, белье подобрать и все прочее. Сделаете?
– О таких заказах можно только мечтать, – улыбнулась женщина.
Мэтт, заглянув в бумажник, извлек два дорожных чека по пятьсот долларов – без них у него до конца лета останется всего триста.
– Постарайтесь удержаться в этих пределах, если возможно, – вздохнул он, подписывая их.
– Да, сэр. Это невеста ваша?
– Боже упаси! Племянница. Подарки на день рождения. Ступай с этой женщиной, Эбби, и во всем ее слушайся.
– Да, мистер Райт, – сказала она и ушла с тем же завороженным лицом. Мэтту сделалось тошно.
Время тянулось бесконечно. После книжного с весьма небогатым выбором Мэтт забрел в отдел нижнего белья, о чем тут же и пожалел. Вид у него, вероятно, был не менее глупый, чем у женщины, ненароком зашедшей в бильярдную. Набравшись храбрости, он подошел к прилавку.
– Чем могу вам помочь, сэр? – весело спросила девушка-продавщица.
– Хочу купить пеньюар, – не глядя ей в глаза, сказал Мэтт.
– Какого размера?
Мэтт начал было показывать и тут же опустил руки.
– Рост примерно пять футов. Стройная.
– Желаете какой-то определенный цвет?
– Черный, – просипел он.
Девушка выложила на прилавок нечто черное, прозрачное и все в кружевах.
– Девяносто девять девяносто восемь.
– Очень уж… черно, – сказал Мэтт.
– Могу предложить другие модели.
– Не надо, заверните эту. – Мэтт расплатился и вышел весь в поту, со свертком под мышкой. После ухода Эбби прошел целый час. Он уложил покупку на заднем сиденье, бросил еще никель в парковочный счетчик. Опять прогулялся по универмагу, купил себе сигареты.
Два часа. Мэтт снова подкормил счетчик и посидел на красном кожаном кресле в отделе мебели, делая вид, что хочет его купить.
Три часа. Опять счетчик, и поесть бы неплохо. Мэтт вернулся на то же кресло, чтобы следить за лестницей.
Женщины сновали туда-сюда, но Эбби среди них не было. Что, если ее поймали при попытке стащить что-то еще? Он старался не смотреть наверх, помня, что котелок, на который смотришь, не закипает. Никогда больше он не пойдет с женщиной за покупками. Куда она, к черту, делась?
– Мистер Райт… – произнес тихий дрожащий голос.
Рядом стояла сногсшибательная блондинка. Короткие, подогнутые на концах волосы обрамляли красивое лицо, простое черное платье с низким вырезом облегало восхитительную фигуру. Образ довершали длинные стройные ноги в тонких чулках и черных туфельках с высоченными каблуками.
– Боже, Эбби! Что они с тобой сделали?
– Вам не нравится? – погрустнела она.
– Нет, все чудесно, но зачем было красить волосы?
– Это просто ополаскиватель – так сказала та женщина, – заулыбалась Эбби. – Говорит, это мой натуральный цвет, только голову надо почаще мыть – и не хозяйственным мылом. Сколько же всего девушке надо делать с лицом, а я и не знала. Век живи, век учись.
Мэтт тупо смотрел на щебечущую Эбби. И с этой-то девушкой он ночевал в одной хижине? Это она готовила ему еду и штопала дырки в его карманах? Это ее он держал в объятиях и слышал, как она говорит: «Я б, наверно, была не прочь, если б вы чего-то еще захотели»?
Вряд ли он сможет вести себя с ней так, как раньше. Он, конечно, ожидал перемены, но не такой разительной. Как уверенно она держится в этом платье, и на шпильках словно всю жизнь ходила. Можно подумать, она родилась красавицей… впрочем, Эбби всегда везло.
– Это сдача, возьмите. – Она достала из маленькой черной сумочки пять долларов и двадцать один цент.
– Вот что могут деньги, – усмехнулся Мэтт, зажав сдачу в руке. – У тебя все есть, что нужно? – Он забрал у нее сверток со старой одеждой и обувью, но пакет со сковородкой Эбби не отдала.
– Это я не стала надевать, неудобно. – Она вытащила за лямку из сумочки прозрачную черную штучку.
– Спрячь. – Мэтт, нервно поглядев по сторонам, защелкнул замок. – Есть хочешь?
– Лошадь бы съела!
Мэтт фыркнул, услышав это из уст прелестной блондинки.
– Я что-то не так сказала? – расстроилась Эбби.
– Нет, все в порядке. – Он повел ее к двери.
– Вы говорите, если что. Я так много всего не знаю.
Самый дорогой в Спрингфилде ресторан имел романтичный интерьер с приглушенным светом, тихой музыкой из динамиков и говорящими вполголоса официантами, но Мэтт его выбрал из-за морепродуктов, которых Эбби ни разу не пробовала.
Он заказал креветочный коктейль и другие закуски, салат рокфор от шефа, шейки омаров с топленым маслом, картофель фри, брокколи с сырным соусом, замороженные эклеры и кофе. Эбби вкушала все с трепетом, словно боясь, как бы сказочные яства не исчезли вдруг со стола.
Мужчины за другими столиками смотрели на нее с восхищением, но она как будто не замечала.
– Это он все настряпал? – спросила она, подразумевая официанта. Мэтт кивнул. – Хорошо готовит, – признала Эбби.
– Попробуй сдвинуть кофейную чашку, – попросил Мэтт.
Она попыталась.
– Не могу, мистер Райт. Изо всех сил стараюсь, и ничего. Я бы все для вас сделала, да вот не выходит.
– Ничего страшного, – улыбнулся он. – Я просто хотел посмотреть, сможешь ли ты.
Следующим номером программы был коктейль-холл с музыкальным автоматом и танцплощадкой. Эбби пригубила заказанный Мэттом напиток, поморщилась и больше не стала пить.
Танцевала она легко и грациозно на своих шпильках. Доставая благодаря им Мэтту до подбородка, она прислонилась головой к его плечу, закрыла глаза. Мэтт тоже на время расслабился, позволив себе после вкусного обеда насладиться танцем с красивой девушкой, но Эбби, похоже, пребывала в каком-то персональном раю, куда пробралась украдкой и боялась вымолвить слово, чтобы чары не рухнули.
По дороге домой она один-единственный раз прервала молчание:
– В городе всегда так живут?
– Только те, у кого много денег.
– И не надо, – кивнула Эбби. – Каждый день так не должно быть.
Подъехав к хижине, Мэтт достал с заднего сиденья свою покупку.
– Что это?
– Разверни.
Она поднесла черные кружева к лунному свету и прошептала, блестя глазами:
– Подождите здесь минуточку, хорошо?
– Ладно. – Мэтт, ненавидя себя, закурил на веранде.
– Заходите, мистер Райт, – вскоре позвала Эбби.
Он открыл дверь и застыл на пороге. Эбби при свете одинокой керосиновой лампы, аккуратно сложив на стуле все новое, просвечивала сквозь пеньюар бело-розовой наготой. Она стояла, потупив глаза, щеки ее пылали.
В следующий миг она легко подбежала к Мэтту, обняла его за шею, крепко поцеловала в губы.
– Как еще девушке отблагодарить мужчину за такой чудесный день? За подарки, за обед и за танцы. Вы были такой милый – не думала я, что со мной такое может случиться. И ничего в этом нет плохого, если кто тебе по-настоящему нравится, вот как вы. Я рада, что вы из меня красавицу сделали. Если я смогу сделать вас счастливым хоть ненадолго…
Мэтт с гнетущим чувством снял ее руки со своей шеи.
– Ты не поняла, извини. Произошло досадное недоразумение… не знаю, простишь ли ты. Все эти вещи, и пеньюар тоже, предназначены для другой девушки, для моей невесты. Размер у вас одинаковый, вот я и подумал…
Больше говорить ничего не понадобилось. Эбби съежилась, как маленькая девочка, получившая в момент наивысшей радости пощечину от того, кому доверяла.
– Ничего, – пролепетала она. – Спасибо, что дали поверить, будто это все для меня. Никогда этот день не забуду.
Она ушла на свою занавешенную койку и прорыдала всю ночь. Мэтт тоже не спал, хотя плакала она тихо и ему приходилось напрягаться, чтобы услышать.
С завтраком произошло что-то непонятное – все будто бы то же самое, а вкус не тот. Мэтт жевал машинально, избегая смотреть на Эбби. Это было нетрудно: она как будто стала еще меньше и не поднимала глаз от стола. Платье на ней было старое, бумазейное, косметику она отмыла с лица, даже белокурые волосы словно померкли.
Мэтт, несколько раз открыв рот, откашлялся и спросил:
– А где твоя новая сковородка?
Она впервые взглянула на него затуманенными глазами.
– Убрала. Отдать вам?
– Нет, я просто так спросил.
Молчание снова опустилось на них, как мокрое одеяло. Пока Эбби убирала со стола и мыла посуду, Мэтт без передышки курил.
– Хотите, чтобы я снова вещи двигала? – спросила она, закончив. – Сегодня хорошо должно получиться.
Мэтт впервые заметил, что все новые покупки завернуты и сложены в угол.
– Откуда ты знаешь, что я хочу этого?
– Просто чувствую.
– Но ты не против?
– Нет, с чего бы. – Она села на стул. – Вот, глядите.
Стол между ними взлетел, покружился, постоял на одной ножке и грохнулся набок.
– Что ощущаешь? Можешь ли контролировать свою силу? Целенаправленно действовала или случайно?
– Я вроде как рукой его двигала, но не знала, что дальше сделаю.
– Поставь его снова, как было. – Стол дернулся. – Не спеши, понемножку. Да, вот так, подержи его в воздухе, а потом опусти. – Стол легко, как перышко, встал на пол всеми четырьмя ножками. – Запомни свои ощущения и подними его вот досюда…
Через час Эбби научилась по желанию поднимать стол на дюйм или запускать, как ракету, под потолок. Заставляла его балансировать на одной ножке и крутиться волчком.
Расстояние, по-видимому, значения не имело. Она могла проделывать это из любой точки комнаты, снаружи и даже с нескольких сотен ярдов, пройденных по дороге.
– Откуда ты знаешь, где сейчас стол и в каком положении он находится? – допытывался Мэтт.
– Чувствую, – пожимала плечами Эбби.
– Как именно? Видишь ты его? Ощущаешь? Если бы мы могли вычленить это чувство…
– Вижу и ощущаю, но не только. Голова что-то болит, мистер Райт, мне бы прилечь.
Она легла, повернувшись к стене, но Мэтт знал, что она не спит. Ланч она готовить не стала; он открыл банку с супом и предложил ей.
– Нет, мистер Райт, спасибо. Я не голодная.
– Не голодна, – поправил он. Она промолчала.
Вечером Эбби сползла с койки и приготовила ужин, но почти ничего не ела. Помыла посуду, опять легла и занавесилась одеялом.
Утром ее аппетит не улучшился и вид был усталый, как будто она совсем не спала. Мэтт, решив не обращать на это внимания, возобновил опыты.
Через несколько минут Эбби стала управлять столом лучше прежнего.
– Давай определим источник, – сказал Мэтт. – Заставь его двигаться одной головой, мысленно.
Через полчаса он записал следующее:
Только сознание – отр.
Только физические усилия – отр.
Только эмоции – отр.
Все это было очень неопределенно. Требовались дни и месяцы опытов, чтобы мозг научился действовать без симпатического напряжения мышц, а тело – отключать сознание и эмоции. Мэтт, однако, был уверен, что для телекинеза нужны все три фактора плюс еще что-то, чего Эбби описать не умела. Если одно из трех, сознательно или бессознательно, переставало работать, Эбби и хлебной крошки не могла с места сдвинуть.
Два фактора поддавались контролю, третий являлся продуктом среды и обстоятельств: нужно, чтобы Эбби была несчастна.
Мэтт увеличил число предметов до двух. Чашка с кофе выполнила, не пролив ни капли, двойное сальто и опустилась на блюдце, взмывшее ей навстречу. Мэтт взял ее, отпил глоток и поставил обратно – блюдце не шелохнулось.
Вскоре обнаружился и предел: Эбби могла управлять одновременно тремя разнородными предметами любого размера, пятью однородными и заставляла плясать в воздухе шесть хлебных шариков. Практика, возможно, могла эти результаты улучшить.
– Как фокусник ты заработала бы целое состояние! – восхищался Мэтт.
– Да? – безразлично проронила она и после полуторачасового сеанса опять легла.
Латентная телекинетическая энергия многое объясняет, размышлял Мэтт. И полтергейст, и более сознательные формы телекинеза: левитацию, индийский фокус с веревкой, всевозможные штучки восточных мистиков.
Остаток дня он составлял таблицу, занося в нее точное время, действия Эбби, вид и приблизительный вес предметов. Получился полный анамнез – за исключением того главного, что он не осмелился изложить на бумаге.
Поглядывая на Эбби, он только теперь начинал понимать, какой громадный потенциал заключен внутри этой хрупкой фигурки. Осознание этого граничило со страхом. Какую же роль в этом деле он отводит себе? Феей-крестной он пробыл недолго. Пигмалион? Пандора, открывающая свой ящик? Скорей уж доктор Франкенштейн, невесело усмехнулся Мэтт.
В этот день Эбби уже не вставала и отказывалась от еды, которую приносил ей Мэтт. Когда она поднялась наутро, он испугался.
И раньше тоненькая, она превратилась в настоящий скелет и постарела лет на двадцать. Тусклые волосы висели безжизненно. Мэтт, уже приготовивший завтрак, уговаривал ее поесть хоть немножко.
– Ни к чему это, – отложив вилку, сказала она.
– Может, ты заболела? Давай съездим к доктору.
– Это никакой доктор не вылечит.
В это утро сквозь Мэтта прошла банка с пекарским порошком. Сначала они перебрасывались ею на разной скорости – Мэтт ее ловил, а Эбби возвращала назад. Потом Эбби пустила ее слишком быстро, и Мэтт, напрягшись в ожидании удара, увидел, как она входит в него.
Эбби испуганно раскрыла глаза, Мэтт схватился за грудь, банка разбилась о стену сзади.
– Она вошла в меня и прошла навылет, – бормотал Мэтт. – Я это видел, но ничего не почувствовал. Как ты это сделала, Эбби?
– Не могла остановить ее и пожелала, чтоб ее вовсе там не было. Ну и вот.
Так они узнали, что Эбби владеет еще и телепортацией. Это было не сложнее телекинеза. Она протаскивала предметы сквозь стены без всякого вреда для тех и других. Крупные, мелкие – разницы никакой. Расстояние опять-таки не играло роли.
– А если живое что-нибудь? – спросил Мэтт.
Эбби сосредоточилась, и на столе появилась бурая мышь-полевка. Помедлила, испуганно дергая усиками, и побежала по столу прямо к Эбби.
Девушка взвизгнула, мышь исчезла. Эбби воспарила ввысь, как колибри, и медленно опустилась на стул.
– Значит, на людей тоже действует, – прошептал пораженный Мэтт. – Попробуй теперь на мне.
В следующий момент ему показалось, что он ступил за край пропасти. Его затошнило. Он медленно вращался в двух футах над стулом. Эбби, только что вплывшая в его поле зрения, заметно повеселела.
– Хватит! – крикнул Мэтт, крутясь все быстрей. Секунду спустя он хлопнулся на стул и вскочил, потирая зад. – Ты это нарочно!
– Что сказали, то я и сделала, – с невинным видом ответила Эбби.
– Ладно. Больше меня в подопытные кролики не заманишь.
– Что дальше делать?
– То же самое, но с собой.
– Хорошо, мистер Райт. – Эбби поднялась в воздух, вытянулась горизонтально и поплыла вокруг комнаты. – Ой, как здорово! – Мэтту уже приходилось видеть нечто подобное – фокусник пропускал ассистентку через обручи, показывая, что она ни на чем не подвешена, – но здесь была не иллюзия, а реальность. – А теперь что? – Эбби слетела вниз. – Мне кажется, я все что угодно могу!
– Попробуй переместиться в другое место.
– Куда?
– Да все равно, не важно.
– Все равно, значит? – повторила с загадочным выражением Эбби – и вдруг пропала.
Мэтт, зачем-то обыскав хижину, вышел наружу. Полуденное солнце заливало все ярким светом.
– Эбби! – позвал он. Ему ответило эхо. Побродив вокруг хижины минут пять, он вернулся в дом. Куда же она девалась? Не застряла ли в каком-то ином измерении, где ее энергия не работает? Этим, возможно, и объясняется телепортация: есть четвертое измерение, кратчайший путь через наши три. Что, если Эбби погибла? Ну что ж – это, пожалуй, было бы для нее наиболее милосердным.
Совесть, подкравшись незаметно, нанесла свой удар. Как он мог принести чью-то жизнь в жертву своим амбициям? Как мог покуситься на законы самой вселенной? Он оправдывал себя тем, что действует во имя науки, но ведь это неправда. У него был совершенно другой мотив, причем плохо замаскированный: он хотел перевернуть всю систему мироздания, пользуясь истиной как дубинкой, и вместо него за это поплатилась простая невинная девушка.
Цель не может оправдать средства, осознал Мэтт. То и другое слишком плотно переплетено, чтобы быть разделенным. Средства неизбежно приводят к тому или иному концу. Если вдуматься, средства суть бесконечная серия концов, а концы – бесконечная серия средств…
И тут перед ним, словно джинн – с подносом даров, распространяющим восхитительный аромат, – явилась сияющая, румяная Эбби. У Мэтта точно камень с души свалился.
– Эбби! Где ты была?
– В Спрингфилде.
– До него же пятьдесят миль!
– Ну и что с того. – Она водрузила поднос на стол: креветочный коктейль, шейки омаров, картофель фри… – Я, похоже, проголодалась.
– Из ресторана взяла, – с укором произнес Мэтт.
– Ну да. Что-то есть захотелось.
– Опять кража… – Мэтт с ужасом понял, что он выпустил в мир. Ничто теперь не будет в сохранности – ни деньги, ни драгоценности, ни сверхсекретная информация.
– Ничего, небось не хватятся. Да меня и не видал никто, – выложила козырной аргумент Эбби.
А ведь она совершенно аморальна в том, что касается ее основных потребностей. Есть только одна надежда: не говорить ей о ее преступном потенциале, сама она вряд ли додумается.
– Ну и хорошо, – сказал Мэтт.
Эбби теперь уплетала за обе щеки, а у него аппетит пропал. Ну хоть с голоду не умрет, и на том спасибо.
– Трудно тебе было взять еду так, чтобы никто не заметил? – спросил он.
– Главное было повара убрать с кухни.
– Так ты его видела?
– Я была снаружи, но кухню видела, да. Ну и позвала, значит: «Альберт!» Он вышел, я зашла, схватила поднос с едой и обратно сюда. Легче легкого, он ведь ждал, что его позовут.
– Откуда ты это знала?
– Видела у себя в голове. Вот так. – Эбби сосредоточилась.
Мэтт не сразу понял, о чем она. Неужели еще и это? Она ни в коем случае не должна знать, что он думает, а крамольные мысли, как назло, так и лезут наверх!
Да, это телепатия. Можно не сомневаться.
Глаза Эбби недоверчиво раскрылись, лицо застыло, как маска.
Эбби! Его милая, добрая Эбби!
– Да ты просто дьявол! – выдохнула она. – Знаешь, что полагается за такое?
Я покойник, подумал Мэтт.
– А еще городской, образованный. Добренький. Как ты мог? Понял, что нравишься мне, да и задурил голову деревенской девке. Чего уж проще: подержал за ручку при луне, поцеловал разок, она и готова в постель с тобой лечь. Да только тебе не того надо было. А что платье новое мне купил да прическу велел сделать, так это сплошной обман. Умысел у тебя такой был: сделать меня счастливой, а потом все разом отнять. Лучше б ты меня по лицу ударил! Размечталась, дурочка, что ты на мне женишься. Я умереть хотела потом! Па и тот такой подлости сроду бы не придумал.
Белый как полотно Мэтт молча слушал ее.
– Думал, что потом сможешь мне зубы заговорить, и я все забуду. Ошибка, мол, вышла, извиняй, Эбби. Да только не выйдет у тебя ничего! Я теперь все знаю, об чем ты думаешь.
И о чем же он думает? Не мелькнула ли у него, хоть мимолетно, мысль о женитьбе? Нет, только не это. Всеведущая, всемогущая жена, которую не обманешь, не умаслишь, не выставишь вон, не заставишь молчать. Жена, способная вмиг разгромить квартиру и метнуть прямо в цель тарелку, стул, молочную бутылку, корову. Оказывающаяся при малейшем подозрении где угодно. Жена, которая видит сквозь стены, читает мысли и может обеспечить тебе головную боль, перелом, ревматизм и прочее. Ад кромешный… да что там ад. Все муки грешников пустяки по сравнению с этим.
– Зря волнуешься, – вскинула подбородок Эбби, – я раньше за гремучего змея пойду. Он хоть предупреждает, допрежь чем напасть.
– Так убей меня! – выпалил Мэтт. – Убей разом, как змея убивает!
– Больно легко отделаться хочешь, – улыбнулась она. – Я пока не знаю, как тебя наказать, но ничего, придумаю что-нибудь. А теперь пошел вон!
И Мэтт как-то сразу оказался за дверью, щурясь на заходящее солнце. Сел на крыльцо, закурил. Должен быть какой-то выход. Выход всегда есть.
