Читать книгу: «Улисс», страница 9
– Довольнорикнул профессор Макью от окна.– Не желаю больше слышать эту галиматью.
Он доел горбушку хлебца, который пощипывал держа в руках и, изголодалый, приготовил ещё кусочек.
Словесный понос высоким штилем. Мочепенистым. А Нед Ламберт, как видно, устроил себе выходной. Похороны выбивают человека из ежедневной колеи. Говорят, он пользуется влиянием. Старый Чатертон, вице-канцлер, ему внучатый дядя, или пра-прадядя. Под девяносто, говорят. Для ожидающего наследство, излишнее, пожалуй, долголетие. Живёт на зло. Нет, пусть сперва сам туда отправится. Подвинься, Джонни, дядя ляжет. Их честь Хеджес Айрон Чатертон. Наверное, выписывает ему чек-другой в шквалистые дни. Жареный голубь по ветру. Аллилуя.
– следующая спазма,– сказал Нед Ламберт.
– Что это?– спросил м-р Цвейт.
– Недавно отрытый фрагмент из Цицерона,– ответил профессор Макью напыщенным тоном. КАК ПРЕКРАСНА НАША ЗЕМЛЯ.
КРАТКО, НО В ТОЧКУ
– Чья земля?– простовато спросил м-р Цвейт.
– Вопрос в самую точку,– произнёс профессор, перемежая слова жевками бисквита.– С ударением на "чья".
– Земля Дэна Тесона,– ответил м-р Дедалус.
– Это его вчерашняя речь?– спросил м-р Цвейт.
Нед Ламберт кивнул.
– А вы ещё это послушайте,– сказал он.
Дверь, от толчка снаружи, стукнула ручкой в поясницу м-ра Цвейта.
– Прошу прощения,– сказал Дж. Дж. О'Моллой, входя.
М-р Цвейт поспешно отступил.
– Это вы извините,– сказал он.
– День добрый, Джек.
– Заходи. Заходи.
– Как дела, Дедалус?
– Хорошо. А у самого?
Дж. Дж. О'Моллой покачал головой.
ЖАЛЬ
А был самым одарённым из начинающих адвокатов. Пошёл вразнос бедняга. Человеку с таким горячечным румянцем, считай, капут. Клиенты к таким не идут. Денежные затруднения.
– Или же, если мы взберёмся на гряду горных пиков.
– Отлично выглядишь.
– Редактора можно повидать?– спросил Дж. Дж. О'Моллой, взглядывая на внутреннюю дверь.
– Ещё как можно,– сказал профессор Макью.– И повидать, и послыхать. Он в своём святилище с Лениеном.
Дж. Дж. О'Моллой прошёл к наклонному столу и начал листать розовые страницы подшивки. Практика тает. Несостоявшийся. Теряет надежду. Играет. Долги чести. Пожнёт бурю. Хорошие получал авансы от Д. и Т. Фицджеральд. Эти их судейские парики, демонстрация своего серого вещества. Носят мозги на рукаве, как статуя на кладбище. Кажется, пописывает для ЭКСПРЕССА с Габриелем Конроем. Начитанный малый. Майлз Крофорд начинал в НЕЗАВИСИМОМ. Забавно, как эти газетчики выкручиваются, зачуяв новый поворот. Флюгерки. Нашим и вашим. Чему только и верить. Распишут – всё отлично, пока не получишь следующий номер. Выплескивают в газетах грязь друг другу на лысины, чтоб тут же и замять. Охаят, а через минуту превозносят как героя.
– Да вы только послушайте, ради Бога,– взмолился Нед Ламберт.– Или же, если мы взберёмся на гряду горных пиков…
– Ну, вздул!– попытался прервать профессор.– Хватит с нас этого раздутого пузыря.
– Где горы, – продолжал Нед Ламберт,– вздымаются выше и выше, дабы омыть душу нашу…
– Омыть глотку свою,– сказал м-р Дедалус.– Боже, благой и вечный! А? Неужто он за это ещё и берёт что-то?
– …бесподобной панорамой ирландских ландшафтов, которым равных не найти в иных, безмерно восхваляемых регионах, ведь только тут среди несравнимой прелести кудрявых рощиц на волнистой равнине и сочно-зелёных пастбищ погружёных в неразгаданно прозрачное мерцание наших мягких таинственных ирландских сумерек…
ЕГО РОДНОЙ – ДОРИЙСКИЙ
– Луна,– сказал профессор Макью.– Он забыл Гамлета.
– …что окутывают простор, вдаль и вширь, в ожидании покуда светоносный шар луны заблестит, изливая серебристый поток своего сияния…
– О!– воскликнул м-р Дедалус, испуская стон отчаяния.– Дерьмо луковое! Хватит, Нед. Жизнь слишком коротка.
Он снял свой шёлковый цилиндр и, непримиримо раздувая кустистые усы, прогрёб-пригладил пальцами причёску.
Нед Ламберт отшвырнул газету, хихикая от восторга. Секундой позже хриплый лай смеха взорвался на небритом чёрноочковом лице профессора Макью.
– Тесон-тесто!– воскликнул он.
КАК ГОВОРИЛ ВЕЗEРАП
Теперь зубоскальничай сколько влезет над холодным шрифтом, но эту дребедень расхватывают, как горячие пирожки. Он ведь, кажется, и был по пекарской части. Оттого и прозвали Тесон-тесто. Но гнёздышко своё мягко выстелил. Дочка обручена с тем малым из налогового управления, с автомотором. Классически прищучили. Открытый дом, увеселения. Большое празднество. Везeрап всегда говорил. Их ловят за желудок.
Внутренняя дверь порывисто распахнулась и оттуда высунулось пунцовое клювастое лицо увенчанное хохолком перистых волос. Отважные синие глаза уставились на них и хриплый голос вопросил:
– Что тут такое?
– А вот и сам фиктивный дворянин,– церемонно произнёс профессор Макью.
– А пошёл ты, старый распропедагог!– заметил его редактор.
– Идём, Нед,– сказал м-р Дедалус, надевая шляпу.– После такого я обязан выпить.
– Выпить!– крикнул редактор.– Выпивку не продают до мессы.
– И правильно делают,– сказал м-р Дедалус, выходя.– Пошли, Нед.
Нед Ламберт спешился со стола.
Синие глаза редактора перебежали на лицо м-ра Цвейта отенённое улыбкой.
– Идете с нами, Майлз?– спросил Нед Ламберт.
ВСПОМИНАЯ О СЛАВНЫХ БИТВАХ
– Ополченцы Северного Корка!– воскликнул редактор, печатая шаг к каминной доске.– Мы всегда побеждали! Северный Корк и испанские офицеры!
– Где такое было, Майлз?– спросил Нед Ламберт с раздумчивым взглядом на носки своих ботинок.
– В Огайо!– проорал редактор.
– Да-да, ей-бо,–согласился Нед Ламберт. Выходя, он прошептал Дж. Дж. О'Моллою:
– Заскоки в начальной стадии. Печальный случай.
– Огайо!– испустил клекочущее тремоло редактор из своего запрокинутого пунцового лица.– Мой Огайо!
– Пример критской стопы!– сказал профессор.– Долгий, краткий и долгий.
О, АРФА ЭОЛА
Он достал моточек зубной нити из своего жилетного кармана и, оторвав кусочек, ловко дзенькнул о свои гулкие нечищенные зубы.
– Диньдон, дондон.
М-р Цвейт, видя что путь свободен, двинулся ко внутренней двери.
– На минутку, м-р Крофорд,– сказал он.– Мне только позвонить насчёт рекламы.
Он зашёл.
– Как там передовица в сегодняшний вечерний выпуск?– спросил профессор Макью, подойдя к редактору и опуская крепкую руку на его плечо.
– Будет как надо,– сказал Майлз Крофорд уже спокойнее.– Не тужи. Привет, Джек. Всё в порядке.
– Добрый день, Майлз,– отозвался Дж. Дж. О'Моллой, отпуская страницы, которые держал, скользнуть обратно в подшивку.– Сегодня печатаете про ту канадскую аферу?
Внутри зажужжал телефон.
– Двадцать восемь… Нет, двадцать… Две четверки… Да.
ОПРЕДЕЛЁН ПОБЕДИТЕЛЬ
Лениен вышел из внутреннего кабинета с гранками СПОРТА.
– Кто хочет полный верняк насчёт Золотого Кубка?– спросил он.– Мантия, с жокеем О'Меденом.
Он бросил листки на стол.
Крики босоногих мальчишек-газетчиков в вестибюле прихлынули ближе и дверь распахнулась.
– Чу,– сказал Лениеназдалась поступь.
– Это не я, сэр, большой мальчик втолкнул меня, сэр.
– Вышвырни его и прикрой дверь,– сказал редактор.– Тут сквозняки ураганом.
Лениен начал собирать листки с пола, покряхтывая, сложившись вдвое.
– Ждём спецвыпуск про скачки, сэр,– сказал мальчишка.– Это Пат Фарел втолкнул меня, сэр.
Он показал на пару лиц, заглядывающих из-за дверного косяка.– Вон тот, сэр.
– Пошёл прочь,– отрывисто сказал профессор Макью.
Он подтолкнул мальчишку и захлопнул дверь. Дж. Дж. О'Моллой переворачивал листы подшивки, бормоча, ища:
– Продолжение на странице шесть, четвертая колонка.
– Да… из ВЕЧЕРНЕГО ТЕЛЕГРАФА,– говорил м-р Цвейт по телефону внутреннего кабинета.– А, хозяин? Да, ТЕЛЕГРАФ… Куда?.. Ага! Где аукцион?.. Ага! Ясно… Хорошо. Перехвачу его там.
ПРОИЗОШЛО СТОЛКНОВЕНИЕ
Телефон звякнул отбой и он положил трубку. Входя ускоренным шагом, он ткнулся в Лениена, что распрямлялся со вторым листком.
– Pardon monsier,– выговорил Лениен, на секунду ухватившись за него и строя гримасу.
– Это я виноват,– сказал м-р Цвейт, выдерживая захват.– Вы не ушиблись? Я спешу.
– Колено,– сказал Лениен.
Он скорчил рожицу и тонко поскулил, потирая колено.
– Отложение anno Domini.
– Простите,– сказал м-р Цвейт.
Он прошёл к двери и, удерживая её нараспах, приостановился. Дж. Дж. О'Моллой перешлёпнул тяжёлые страницы. Спор пары пронзительных голосов, звук губной гармошки, отдавались гулким эхом в голом вестибюле, расходясь от усевшихся на ступенях мальчишек-газетчиков:
Мы, Вексфордские парни,
В бой рвались всей душой
ЦВЕЙТ ОТБЫЛ
– Я только сбегаю на Бачлор-Стрит,– сказал м-р Цвейт,– насчёт этой рекламы Ключчи. Говорят, он пошёл к Дилону.– Секунды две он в нерешительности поглядывал на их лица.
Редактор, который, подперев ладонью голову, прислонился было к каминной доске вдруг широко простёр руку.
– В путь!– сказал он.– Весь мир перед тобою.
– Я мигом,– проговорил м-р Цвейт, спеша за дверь.
Дж. Дж. О'Моллой взял листки из рук Лениена и прочёл, держа их по раздельности, без замечаний.
– Он выбьет эту рекламу,– сказал профессор, глядя сквозь свои чёрнооправные очки поверх занавески.– Полюбуйтесь, эти юные прохвосты рванули за ним галопом.
– Где? Покажь!– воскликнул Лениен, подбегая к окну.
УЛИЧНЫЙ КОРТЕЖ
Оба поулыбались поверх занавески на цепочку мальчишек-газетчиков, вприпрыжку мчавшихся за м-ром Цвейтом, последним выписывал белые зигзаги взвихренный хвост воздушного змея в белых бантиках.
– Увязались поскрёбыши,– сказал Лениен,– умора. О, мой нижний рёбр! Один в один съобезьянничали походку его плоских клешней. Ушлые малявки. На ходу подмётки срежут.
Он прошёлся в карикатурно ускоренной мазурке, шаркая, мимо камина к Дж. Дж. О'Моллою, который вложил листки в его приемлющую руку.
– Что такое?– сказал Майлз Крофорд, вздрогнув.– Куда делись те двое?
– Кто?– спросил, оборачиваясь професор.– Подались в ОВАЛ выпить. Там Пэдди Хупер и Джекоб Холлом. Приехал вчера вечером.
– Так идём же,– сказал Майлз Крофорд.– Где моя шляпа?
Он порывисто прошагал в кабинет, раздвигая разрез пиджака, звякая ключами в заднем кармане. Потом они забряцали в воздухе и о дерево, покуда запирал ящик своего стола.
– Он уже здорово поддатый,– сказал профессор Макью тихим голосом.
– Кажется, да,– сказал Дж. Дж. О'Моллой, вынимая портсигар, и добубнил задумчиво,– но не всегда бывает так, как кажется. Кому спичек не жалко?
ТРУБКА МИРА
Он предложил профессору сигарету и сам взял одну. Лениен мигом зажёг спичку и поднёс к их сигаретам по очереди.
Дж. Дж. О'Моллой открыл свой портсигар опять и предложил ему.
– Мерсибо,– сказал Лениен, беря.
Редактор вышел из внутреннего кабинета, соломенная шляпа набекренилась поперёк лоб. Устремив палец на профессора Макью, он распевно продекламировал.
Тебя влекли лишь чин и слава,
Империя пленила сердце
Профессор ухмыльнулся, стиснув длинные губы.
– Э? Твоя долбаная древнеримская империя?– сказал Майлз Крофорд.
Он взял сигарету из раскрытого портсигара. Лениен с быстрой грацией поднёс огонёк и проговорил:
– Прошу тишины, есть свеженькая загадка.
– Imperium romanum,– произнес Дж. Дж. О'Моллой нежно.– Звучит куда благородней, чем британская. Само слово, почему-то, напоминает сало на огне.
Майлз Крофорд яростно выдул к потолку свою первую затяжку.
– Конечно,– сказал он.– А мы и есть это самое сало. Вы и я как раз и есть это сало на огне. Без малейшего шанса слепить снежок в аду.
ВЕЛИЧИЕ БЫЛОГО РИМА
– Одну минуту,– сказал профессор Макью, взводя две тихие, нацеленые что-то закогтить, ладони.– Не будем обманываться словами, звучанием слов. Помыслим о Риме, имперском, империальном, императивном.
В паузе его красноречивые руки выдвинулись из потёртых засаленных манжет:
– Какой была их цивилизация? Обширной, не спорю: но отвратной. Клоака: выгребные ямы. Евреи, оказавшись в пустыне или на вершине горы, говорили: вот мы куда попали. Воздвигнем же алтарь Иегове. А римлянин, как и англичанин, идущий по его стопам, на всякий новый берег, куда только ступала его нога (на нашем он, всё ж таки, не побывал), приносил лишь свою клоакоманию. Он озирался в своей тоге и говорил: вот мы куда попали. Соорудим же ватер-клозет.
– И сооружали,– сказал Лениен.– А наши древние предки, как читаем в первой главе у Гинеса, имели склонность к проточному ручью.
– Они были джентельмены от природы,– пробормотал Дж. Дж. О'Моллой.– Но нам осталось римское право.
– И Понтий Пилат, пророк его,– подхватил профессор Макью.
– Знаете анекдот про барона Полза?– спросил Дж. Дж. О'Моллой.– Дело было на банкете королевского университета. Все шло без сучка…
– Сперва моя загадка,– сказал Лениен.– Готовы?
М-р О'Мэден Берк, высокий в просторно-сером твиде, вошел из вестибюля, за ним Стефен Дедалус, снимая шляпу на входе.
– Entrez, mes enfants!– воскликнул Лениен.
– Я сопровождаю просителя,– произнес м-р О'Мэден Берк мелодично.– Юность ведомая Опытом посещает Знаменитость.
– Приветствую,– сказал редактор, протягивая руку.– Заходите. Ваш предок только что вышел.
???
Лениен обратился ко всем:
– Тихо! Какую оперу поминают пацаны перед набегом на птичьи гнезда? Подумайте, взвестьте, догадайтесь, ответьте.
Стефен подал странички печатного текста, показывая на заголовок и подпись.
– Кто?– спросил редактор.– Край оборван.
– М-р Гаррет Дизи,– сказал Стефен.
– Этот старый мудозвон,– сказал редактор.– Кто это оторвал? Иль так уж здорово прикрутило?
Промчась на пылающих крыльях
Сквозь ураган и тьму,
Льнет бледный вампир
Ртом к моему рту.
– Добрый день, Стефен,– сказал профессор, подходя заглянуть им через плечи.– Ящур? Ног и рта? Ты увлёкся…
Быколюбивый бард.
– Добрый день, сэр,– ответил Стефен, краснея.– Письмо не моё, м-р Гаррет Дизи просил…
ДЕБОШ В МОДНОМ РЕСТОРАНЕ
– О, я его знаю,– сказал Майлз Крофорд,– и знал его жену. Распродолбанейшая гарпия из всех Господних творений. Христом-Богом клянусь. Вот у кого точно уж был ящур, будьте уверены. Тот вечер, как она швырнула суп в лицо официанту в ЗВЕЗДЕ С ПОДВЯЗКОЙ. Ого!
Женщина принесла грех в этот мир. Из-за Елены, беглой жены Менелая, десять лет греки. О'Рук, княгиня Брефни.
– Он вдовец?– спросил Стефен.
– Ага, соломенный,– ответил Майлз Крофорд, пробегая глазами текст.– Императорские кони. Габсбург. Ирландец спас его жизнь на валах Вены. Не забудьте! Максимилиан Карл О'Доннел, граф фон Тирконел Ирландский. Послал наследника, чтоб король стал австрийским фельдмаршалом. Будут ещё неприятности в один прекрасный день. Дикие гуси, эмигранты. Да, всякий раз. Так и знайте.
– Спорный вопрос, поскольку сам он забыл,– тихо произнес Дж. Дж. О'Моллой,– что спасение принцев это работа за "спасибо".
Профессор Макью обернулся к нему.
– А если нет?– спросил он.
– Я расскажу как всё было,– начал Майлз Крофорд.– Однажды, какой-то венгр…
О ДЕЛАХ ОБРЕЧЁННЫХ, УПОМИНАЕТСЯ БЛАГОРОДНЫЙ МАРКИЗ
– Нас всегда отличала преданность безнадёжному делу,– сказал профессор.– Успех, для нас, – смерть интеллекта и воображения. Мы никогда не хранили верность удачливым. Мы только служили им. Я обучаю рублёной латыни. Говорю на языке расы, вершина интеллекта которой выразилась в максиме: время – деньги. Засилье материальности. Dominus! Боже! Духовность где? Господи Исусе! Господин Солсбери. Диван в Западном клубе. Но греки!
KYRIE ELEISON!
Светлая улыбка озарила его тёмнооправные глаза, удлинила длинные губы.
– Греки!– произнес он снова.– Kyrios! Светозарное слово! Подобных гласных не знают ни семиты, ни саксы. Kyrie! Сиянье разума. Мне бы исповедывать греческий, язык мудрости. Kyrie eleison! Ни Столяр-Плотник, ни асенизатор никогда не станут повелителями нашего духа. Вы вассалы католического рыцарства Европы, потопленного у Трафальгара и отнюдь не империи, а царства духа, что затонуло с афинским флотом у Эгосиотами. Да, да. Пирр, обманувшись оракулом, сделал последнюю попытку вернуть Греции счастье. Храня верность безнадёжному делу.
Он зашагал от них к окну.
– Они выходили на битву,– пасмурно произнес м-р О'Мэден Берк,– но всегда полегали.
– Уву!– рыднул негромко Лениен.– От кирпича заеханного во второй части представления. Бедный, бедный, бедный Пирр!
Потом он прошептал на ухо Стефену:
ЭПИГРАММА ЛЕНИЕНА
А вот Макью наимудрейший,
В очках с оправою чернейшей.
Да только толк-то в них какой?
Если чуть свет – он уж косой!
В трауре по Саллюстию, говорил Малиган. У которого мамаша околела.
Майлз Крофорд запхал странички в боковой карман.
– Ладно,– сказал он.– Остальное дочитаю после. Всё будет путём.
Лениен протестующе простёр руку.
– Но моя загадка!– сказал он.– Какую оперу поминают шпингалеты перед набегом на птичьи гнёзда?
– Оперу?– сфинксово лицо м-ра О'Мэдена Берка удвоило свою загадочность;
Лениен объявил радостно:
– РОЗА РИМА. Улавливаете? РАЗОРИМ, А? Гы!
Он мягко пихнул в селезёнку м-ра О'Мэдена Берка. Тот с деланым стоном грациозно отшатнулся на свой зонтик:
– Помогите!– выдохнул он.– Мне дурно.
Лениен, приподнявшись на цыпочки, учащённо обмахивал его лицо листками.
Профессор, возвращаясь мимо подшивок, провёл рукой по распущенным галстукам Стефена и м-ра О'Мэдена Берка.
– Париж, прошлое и настоящее,– сказал он.– Вы смахиваете на коммунаров.
– На ребят, что разнесли Бастилию,– сказал Дж. Дж. О'Моллой с тихой насмешкой.– Может это вы двое застрелили генерал-лейтенанта Финляндии? С вас станется. Генерала Бобрикова.
– Наше дело только замышлять,– сказал Стефен.
ПОПУРРИ
– Полный набор талантов,– сказал Майлз Крофорд.– Юриспруденция. Античность.
– Скачки,– ввернул Лениен.
– Литература, пресса.
– Если б Цвейт был тут,– сказал профессор.– Благородное ремесло рекламы.
– А мадам Цвейт,– добавил м-р О'Мэден Берк.– Муза вокализа. Дублинская примадонна.
Лениен громко кашлянул.
– Ахм!– тихонько выговорил он.– О, воздух свежего глотка! Я простудился в парке. Ворота входа были настежь.
ТЕБЕ ПОД СИЛУ
Редактор возложил нервную руку на плечо Стефена.
– Хочу, чтоб ты что-нибудь написал для меня. Да с перцем. Ты это умеешь. Видно по твоему лицу. Лексиконом младости…
По лицу видно. Вижу по твоим глазам. Шельма!
– Ящур!– вскричал редактор с пренебрежением.– Съезд националистов в Борисаноссоре. Чушь собачья! Давление на общественность! Дай им что-нибудь ядрёное. Вставь всех нас туда, язви его душу! Отца, Сына, Святого Духа и Джейкса Маккарти впридачу.
– Любой из нас годится в пищу для размышлений,– сказал О'Мэден Берк.
Стефен поднял глаза к откровенно неотрывному взору.
– Он вербует вас в свою пресс-банду,– сказал Дж. Дж. О'Моллой
ВСЕГО ПОНЕМНОГУ
– Ты сможешь,– повторил Майлз Крофорд, стиснув его руку со значением.– Погоди. У нас Европа остолбенеет, как говаривал Игнатиус Галахер за биллиардом в "Кларенсе". Галахер, вот это, доложу тебе, журналист. Это перо! Знаешь, как он сделал карьеру? Слушай меня. Случай хитроумнейшей журналисткой сметки. В восемьдесят первом, шестого мая, эпоха непокорённых, убийство в Феникс-парке, ты ещё, по-моему, не родился. Сейчас покажу.
Он протолкнулся мимо них к подшивкам.
– Вот погляди,– сказал он, оборачиваясь.– НЬЮ-ЙОРК ВОРЛД телеграфировал, прося подробностей. Помнишь это время?
Профессор Макью кивнул.
– НЬЮ-ЙОРК ВОРЛД,– продолжил редактор, возбуждённо сбив на затылок соломеное канотье.– Где именно произошло? Про Тима Келли, то есть Кавана, Джо Бреди и остальных. Откуда подъезжал Шкуродёр? Чтоб полный маршрут, понятно?
– Шкуродёр,– сказал м-р О'Мэден Берк.– Фицхаррис. У него, говорят, забегаловка для извозчиков у моста Батт. Холохен мне говорил. Знаете Холохена?
– Который на подхвате у них был?– сказал Майлз Крофорд.
– И бедняга Гамли тоже там, присматривает за камнями корпорации. Ночным сторожем.
Стефен изумленно обернулся.
– Гамли вы сказали?– спросил он.– Друг моего отца?
– Да на хрена тебе тот Гамли,– вскрикнул Майлз Крофорд сердито.– Пусть Гамли смотрит за камнями, чтобы не сбежали. Сюда послушай. Так что делает Игнатиус Галахер? Я тебе скажу. Гениальная придумка. Сразу телеграфирует. Есть у вас ЕЖЕНЕДЕЛЬНИК НЕЗАВИСИМОГО от 17 марта? Так. Уловил? Он раскрыл страницы подшивки и уткнул палец.
– Возьмём четвертую страницу, реклама кафе Бренсона, хотя бы. Улавливаешь? Так.
Зазвонил телефон
ГОЛОС ИЗДАЛЕКА
– Я отвечу,– сказал профессор на ходу.
– Б это ворота парка. Отлично.– Его палец метался по странице и ударял букву за буквой, вибрируя.
– Т это резиденция вице-короля, С – место совершения убийства. К – нокмаронские ворота.
Обвислая плоть его шеи тряслась, как петушиная бородка. Плохо крахмаленная манишка подскочила и, резким жестом, он впихнул её в жилет.
– Алло? ВЕЧЕРНИЙ ТЕЛЕГРАФ. Алло? Кто говорит?.. Да… Да… Да.
– От П до З – маршрут, которым проехал Шкуродёр для алиби. Инчкор, Раундон, Винди Арбо, Палмерстон-Парк, Рейнлах. П.Р.О.И.З. Понял? Х это пивная Дэви на Лисон-Стрит.
Професор приблизился к внутренней двери.
– Цвейт у телефона,– сказал он.
– Пошёл он к чёрту, так и передай,– вмиг откликнулся редактор.– Х – пивная Дэви, ясно?
УМНО И ДАЖЕ ОЧЕНЬ
– Умно,– сказал Лениен.– И даже очень.
– Выдай им это на горячей тарелке,– сказал Майлз Крофорд,– всю долбаную историю.
Неотвязный кошмар, от которого никак не могу пробудиться.
– На моих глазах,– сказал редактор гордо.– Я был при этом, Дик Адамс, наидобрейший раздолбанец из всех, в кого Господь когда-либо вдыхал жизнь, и я.
Лениен поклонился очерченому в воздухе силуэту, возглашая:
– Мадам, я Адам. А на баке кабан.
– История!– орал Майлз Крофорд.– Старуха с Принс-Стрит была первой. Над этим рыдали и скрипели зубами. Всё из одного рекламного объявления. Грегор Грей сделал дизайн. С того и пошла его карьера. Потом Пэдди Хупер взял его в ЗВЕЗДУ. Теперь он у Блюменфельда. Вот где пресса. Вот где талант. Пиатт! Да он всех их заткнул за пояс.
– Отец журнализма ужасов,– подтвердил Лениен,– и шурин Криса Кална.
– Алло?.. Слушаете?.. Да, он ещё здесь. Зайдите сами.
– Где теперь сыщешь таких журналистов, а?– воскликнул редактор. Он захлопнул страницы.
– Увольски дьямно,– сказал Лениен м-ру О'Мэдену Берку.
– Весьма тонко,– ответил м-р О'Мэден Берк.
Профессор Макью вышел из внутреннего кабинета.
– К слову о непокорённых,– сказал он,– вы заметили, что некоторые торговцы сообразительнее правоохранителей…
– О, да,– живо вступил Дж. Дж. О'Моллой.– Леди Дадли проходила домой через парк, чтоб посмотреть на деревья вывороченные тем прошлогодним циклоном и надумала купить вид Дублина. А это оказалось памятной открыткой с Джо Бреди, не то с Номером Один, не то со Шкуродёром. Прямо перед резиденцией вице-короля, представьте себе!
– Измельчали до уровня отдела пуговиц,– сказал Майлз Крофорд.– Фе! Пресса и адвокаты! Да разве среди нынешних найдётся адвокат под стать Вайтсайду, Исааку Ватту, или О'Хагану Серебряный Язык? А? Э, полная хрень. Дешёвка.
Рот его продолжал подергиваться в нервических извивах презрения. Хоть одна захотела бы целовать этот рот? Как знать. Тогда зачем ты это писал?
РИФМЫ И РЕЗОНЫ
Рот, грот. Разве рот это грот? Или грот рот? Может отчасти. Грот, вот, тот, пот, флот. Рифмы: двое в одинаковых одеждах, одинаковы с лица, двое-надвое.
la tua pace
che parlar ti piace
mentreche il vento, come fa, si tace
Ему они виделись троицами, приближающимися девами, в зелёном, розовом, бoрдовом, per l'aere perso, в сиреневом, фиалковом, quella pasifica oriflamma, в червлено-золотом, di rimirar fe pui ardenti. А у меня старцы, полны раскаяния, свинцом налиты мощи, под мракотьмою нощи: рот грот: муть грудь.
– Защищайтесь,– сказал м-р О'Мэден Берк.
СГОДИТСЯ ДЛЯ ПОВСЕДНЕВНЫХ НУЖД
Дж. Дж. О'Моллой, бледно улыбаясь, принял вызов.
– Достолюбезный Майлз,– сказал он отбрасывая сигарету,– вы возвели ложное строение на моих словах. Я не выступаю, как только что тут советовали, в защиту третьей власти, qua власти, однако, вас занесло на ваших ирландских ногах. Отчего ж тогда не вспомнить Генри Гратена и Флада и Демосфена и Эдмунда Берка? Игнатиус Берк всем нам прекрасно известен, как Печатальный Босс, знаем мы и его американского кузена из помоечного листка Боври, не говоря уж про БЮДЖЕТ ПЭДДИ РАСТА, ВЕСТИ КЛИТА РАНА, или нашего недрёмного друга КУРВЯНСКОГО ОРЛА. Зачем припутывать такого мастера судебного красноречия как Вайтсайд? Помянутая газетёнка вполне пригодна для повседневных нужд.
НЕРАЗРЫВНО С ДНЯМИ ПРОШЛОГО
– Гретем и Флад писали для этой самой газеты,– орал редактор ему в лицо.– Ирландские добровольцы. А что вы? Основана в 1763 году доктором Лукасом. Кто из ваших нынешних сравнится с Джоном Филпотом Кураном? Фе!
– Ну,– сказал Дж. Дж. О'Моллой,– Буши К. С., например.
– Буши?– сказал редактор.– Ну, да. Буши – да. У него это в крови. Кендал Буши, то есть, я хотел сказать Сеймур Буши.
– Он давно бы уже заседал в парламенте,– сказал профессор,– если б… Впрочем, ладно.
Дж. Дж. О'Моллой обернулся к Стефену и произнёс раздельно и тихо:
– Один из самых отточеннейших периодов, что мне доводилось слышать, исходил из уст Сеймура Буши. Рассматривалось дело о братоубийстве, дело об убийстве Чайлдза. Буши защищал его.
И в арку уха моего налил…
Кстати, как он догадался? Ведь умер-то во сне. Или опять история, зверь с двумя спинами?
– О чём конкретно?– спросил профессор
ITALIA, MAGISTRA ARTIUM
– Он говорил о достаточности улик,– сказал Дж. Дж. О'Моллой,– про римское право в сравнении с ранним кодексом Моисея, lex talionis. И сослался на Микеланжелова Моисея в Ватикане.
– Ха.
– Пара ловко присобаченных слов,– предварил Лениен.– Тихо!
Пауза Дж. Дж. О'Моллой достал свой портсигар. Деланное затишье. Что-то совсем тривиальное. Судейский вынул свои спички и задумчиво прикурил сигару. Я часто думал с той поры, оглядываясь на то странное время, что именно это небольшое движение, такое обыденное само по себе, зажжение той спички, определило всё последующее течение жизней нас обоих.
ОТТОЧЕННЫЙ ПЕРИОД
Дж. Дж. О'Моллой продолжил, чеканя слова:
– Сказал он так: Это музыка застывшая в каменном изваянии, в рогатом, грозном, божественно человечьем образе, ставшим вечным символом мудрого пророчества, которое отчасти выразили во мраморе воображение и рука ваятеля, что бушующая душа, мятущаяся душа имеет право на жизнь, должна жить.
Тонкая его рука волнисто благословила эхо и полегла.
– Отлично!– мгновенно отозвался Майлз Крофорд.
– Божественное вдохновение,– откликнулся м-р О'Мэден Берк.
– Нравится?– спросил Дж. Дж. О'Моллой Стефена.
Стефен, чью кровь взволновала изящность языка и жеста, покраснел. Он достал сигарету из пачки.
Дж. Дж. О'Моллой предложил свой портсигар Майлзу Крофорду.
Лениен поднес огонь к их сигаретам и взял свой трофей, говоря:
– Большойус спасибиус.
ЧЕЛОВЕК ВЫСОКОЙ МОРАЛИ
– Профессор Магенис говорил со мной о вас,– обратился Дж. Дж. О'Моллой к Стефену.– А какое лично у вас мнение об этих герметистах, поэтах камейной тиши? А. Э. мастер мистики? Это всё пошло от Блаватской. Умела подзавернуть старушка. А. Э. сказал в разговоре с каким-то янки, что вы приходили к нему, ни свет ни заря, с вопросом о ступенях сознания. Магенис считает, что вы просто подшутили над А. Э. Он человек высочайшей морали, Магенис.
Говорил обо мне. Что? Что он сказал обо мне? Не спрашивай.
– Нет, благодарю,– сказал профессор Макью, отводя портсигар в сторону.– Одну минуту. Позвольте мне сказать. Наилучшим образцом ораторского искусства, что мне когда-либо довелось слышать, была речь Джона Ф. Тейлора на собрании исторического общества колледжа. Выступал м-р Фицгибон, нынешний лорд кассационного суда, а темой обсуждения было эссе (новинка в те дни), призывающее к возрождению ирландского языка.
Он повернулся к Майлзу Крофорду и сказал:
– Ты же знаешь Джеральда Фицгибона. Так что можешь представить стиль его выступления.
– Он заседает с Томом Хили,– сказал Дж. Дж. О'Моллой,– в комиссии по недвижимости колледжа Троицы, такие ходят слухи.
– Он посиживает с милашкой в детском платьице,– сказал Майлз Крофорд.– Давай дальше. Ну и?
– Это была речь, заметьте,– продолжил профессор,– отшлифованного оратора, полная придворной заносчивосчти, в которой, с поставленной дикцией, извергал, не хочу сказать громы и молнии, но чванное презрение к зарождающемуся движению. Это было в самом его начале. Мы были слабы, а стало быть и никчемны.
Он закрыл свои длинные тонкие губы на миг, но горя желанием продолжить, поднял высунувшуюся руку к очкам и, чуть коснувшись дрожащими большим и средним пальцами чёрной правы, установил их на новый фокуc.
ЭКСПРОМТ
Торжественным тоном он обратился к Дж. Дж. О'Моллою.
– Тейлор же, учтите, пришёл туда больным, поднявшись с кровати. И я не думаю, что он готовился выступать, поскольку в зале не было ни одного стенографиста. Его тёмное худое лицо обросло клочковатой щетиной. Галстук распущен и вобщем выглядел он (хоть и не был) умирающим.– Его взгляд замедленно, но сразу, перешёл с Дж. Дж. О'Моллоя на Стефена, и тут же искательно потупился. Ненакрахмаленный воротничок вытарчивал позади его склонённой головой, засаленный усыхающими волосами. Все ещё запинаясь, он продолжил.
– Когда закончилась речь Фицгибона, Джон Ф. Тейлор поднялся с ответной. Вкраце, насколько могу восстановить по памяти, слова его были такими.
Он решительно вскинул голову. Глаза его засомневались напоследок. Глупые моллюски плавали туда-сюда в толстенных линзах, ища лазейку.
Он начал:
– М-р Председатель, дамы и господа. Велико было моё восхищение, с которым только что я слушал наставления нашего высокообразованного друга, обращенные к молодежи Ирландии. И мне показалось, что я очутился в иной, далёкой стране, далёкой от нынешней эпохи. Словно бы в далёком Древнем Египте, стоял я и слушал речь кого-то из верховных жрецов, обращенную к юному Моисею.
Его слушатели отставили сигареты, чтоб слышать, их дым вздымался хрупкими стеблями, что расцветали вместе с его речью. И пусть наши вьющиеся дымы. Высокие слова подступают. Внимание. Хотел бы испробовать себя в этом?
– И мне показалось, что слышу голос того египетского жреца, преисполненный точно таким же высокомерием и гордыней. И я внимал его словам и смысл их открылся мне.
ЦИТУРУЯ ОТЦОВ ЦЕРКВИ
Открылось мне, что хороши те вещи, кои всё ж греховны и кои, будь они абсолютно хороши, не могли бы быть греховными. А чтоб тебя! Это из святого Августина.
– Зачем вы, евреи, отказываетесь принять нашу культуру, религию и язык? Вы – племя кочевых пастухов, мы – могущественный народ. У вас нет ни городов, ни сокровищ; тогда как наши города – человеческие ульи и наши галеры, триремы и квадриремы, гружёные всеми видами товаров, бороздят воды всех морей известных людям земли. Вы только-только отошли от примитивной жизни, мы же имеем литературу, духовенство, многовековую историю и государство.
Нил.
Дитя, человек, изваяние.
На нильском берегу коленопреклоненные няньки, тростниковая колыбель: человек гибкий в поединке: каменнорогий, камнебородый, сердце из камня.
