Читать книгу: «Ящик Пандоры», страница 3

7

Вадим чувствовал себя сносно, если не считать легких волн озноба, пробегающих по спине, и заложенности в горле. История с немецкой подлодкой увлекла его. Он потратил вечер на поиски любой информации, тем или иным боком касающейся пропавшей в Северном море субмарины. Его отвлек от этого занятия звонок питерской подружки. Он протер кулаками слезящиеся глаза, взял вибрирующий смартфон.

– Привет, Марина!

– Привет, Вад! Собрался уже?

Молодой человек обернулся к синей сумке с черными поперечными полосами на боку.

– Нищему собраться – только подпоясаться!

Марина рассмеялась.

– Что смеешься? – Он подавил желание чихнуть.

– Мой отец так любит говорить, – смеясь, сказала девушка.

– Он у тебя типа крутой чувак?

Вадим потянулся к чашке с кофе, отпил немного.

– Не бойся! – сказала Марина. – Милых ботанов мой папа не обижает.

– А я милый?

– Пока не знаю. По скайпу ты выглядишь клево, пишешь хорошо…

– Пишу? – удивился Вадим.

– Это моя придурь, так папа считает. Люблю, когда правильно пишутся слова и ставятся запятые в нужных местах.

– Это потому, что ты русский язык в Англии учила, – усмехнулся молодой человек. – Я уже побаиваюсь твоего отца, Марина!

– Гарантирую вам безопасность, сэр! – хохотнула девушка. – Я ему про тебя рассказала. Он считает, что ехать в другой город после интернет-переписки могут только… – Она запнулась, вспоминая верное слово.

– Придурки! – подсказал Вадим.

– Примерно так!

Марина говорила по-русски без акцента, но изредка в голове словно заедала какая-то сложная программа, и девушка затруднялась найти подходящее слово или выражение. Знакомый психолог сказал, что это частое явление всех двуязычных людей, особенно когда изучение базового наречия происходило в детстве. Мозг, как жесткий диск на компьютере, – если одновременно посылать два противоречивых запроса, начинает подтормаживать. Со временем должно пройти, и приоритетным станет тот язык, на котором человек разговаривает в настоящий момент.

– Мой шеф так же считает, – сказал Вадим. – А еще он не понимает тех людей, кто набивает себе наколки и возвращается из Англии в Россию.

– Твой шеф воспринимает западные страны как рай земной! – с легким раздражением заметила Марина. – Мне в России нравится гораздо больше, сейчас многие мои знакомые возвращаются назад. Не только из Англии, но и из Израиля и Германии…

Вадим прижал смартфон плечом, отчего льющийся из динамика женский голос исказился, став похожим на скрип металла по стеклу. Вначале он пожалел, что не включил функцию видео в программе Ватсапа, но сейчас решил, что так оно будет лучше. Ни к чему, чтобы питерская подружка, с которой им завтра предстояло впервые увидеться офлайн, лицезрела его красный нос и воспаленные от насморка глаза. Разговаривая, он коснулся пальцами клавиатуры ноутбука и понял, что затрудняется найти клавишу Enter.

– У вас все так же тепло? – спросила Марина.

– Днем было тридцать два градуса.

Вадим беспомощно щелкал пальцами по клавишам.

– Наш северный город остудит ваш балтийский жар, молодой человек! В Питере, как обычно, дождь и ветер.

Наконец искомая клавиша нашлась в правой части панели. Вадим облегченно выдохнул, сохранил в закладках страницу.

– Ты куда там пропал? – окликнула собеседница.

– Здесь! – Он лихорадочно бил пальцами по клавишам, выводя какой-то немыслимый текст в поле поиска. – Что-то меня перемкнуло, Марина! – Он громко чихнул.

– Ты там заболел?

– Ерунда. Перекупался…

– Прими аспирин и ложись в постель, – приказала Марина.

– Слушаюсь! Завтра увидимся!

– Целую!

Павел выключил ноутбук, скинул шорты и рухнул в кровать. Знобило его нешуточно. Он надеялся быстро заснуть, но мешали какие-то образы, возникающие в сознании помимо его воли. Перевернулся на бок, укутался в тонкое одеяло, где-то в области уха возник настойчивый зуммер, будто огромный комар жужжит. Молодой человек потряс головой, и зуммер превратился в гул. Звук дизеля на подводной лодке, догадался Вадим и вслед за этим погрузился в сон.

8

Черное веретено субмарины рассекало холодные воды Северного моря. Лодка шла на перископной глубине, что соответствовало десяти метрам под поверхностью моря. Субмарина U-398 не принимала участия в тактике «волчьей стаи», как именовалась схема группового нападения на конвои британских судов, стремящихся выйти в Атлантику. Цель субмарины была сверхсекретной, обер-лейтенант Вильгельм Кранц подчинялся непосредственно Карлу Деницу, гроссадмиралу, главнокомандующему военно-морским флотом нацистской Германии. Склянки на борту отбили девять тридцать утра. Вильгельм Кранц зашел в командную рубку, привычно взлетела рука в ответном приветствии. На душе было тошно. Он прильнул к окулярам перископа. Пасмурное небо сливалось со свинцово-серой гладью моря. Офицер тихо выругался – так, чтобы не расслышал вахтенный. Какую картину предстоит наблюдать в аду? Такую же серую унылую бесконечность, помноженную на вечность?

– Проклятье! – процедил он сквозь зубы.

Вахтенный не подал виду, что удивился реакции капитана, он «ел» глазами начальство.

– Чертова погода! – повторил Кранц, теперь уже обращаясь непосредственно к вахтенному.

– Так точно! – вытянулся в струнку капрал. И, немного подумав, добавил: – Северный климат, герр обер-лейтенант…

Капитан устало посмотрел на румяное лицо молодого капрала. Парень пребывал в том счастливом возрасте, когда бессонница и отсутствие солнечного света не сказываются на внешности. «Какая разница? – подумал Кранц с ожесточением. – Этот мальчишка тоже попадет в ад! Нам всем уготовано место в аду!»

– Север… – повторил он вслух машинально. – Ты откуда родом, Шмидт?

– Карлсруэ! – широко улыбнулся вахтенный, но тотчас нахмурился, ожидая взыскания за нарушение устава морской службы.

– Земля Баден-Вюртемберг! – Бледная улыбка тронула черты лица капитана. – Мы с тобой земляки, матрос. Я из Штутгарта.

– Это совсем рядом, герр обер-лейтенант! – обрадовался вахтенный. – Моя семья имела в Карлсруэ небольшой домик. Мы уезжали туда иногда летом. Это было еще до войны, – добавил он почему-то чуть виновато.

– Неси службу, Шмидт! – сказал Кранц и вышел из рубки, не оборачиваясь. Он знал, что этот парень с усеянным веснушками лицом смотрит ему в спину. Капитан шел по узкому проходу субмарины, слушая нескончаемый гул дизельного двигателя. Если бы случилось чудо и он прожил бы до старости, этот характерный гул, должно быть, преследовал бы его до самой смерти. Но чуда ждать не приходится. Его часы сочтены. Так же, как и остальных ста восемнадцати членов экипажа. На его губах заиграла жестокая и вместе с тем немного мечтательная улыбка, какая появляется иногда у мстительных людей, получивших известие о гибели или тяжелой болезни его врага. Возле люка, ведущего в его каюту, вытянулся по стойке смирно матрос. Последовал взмах руки, оглушительный возглас:

– Хайль Гитлер!

Кранц едва сдержал поток брани, распирающий его изнутри, как давление толщи воды, стискивающей корпус субмарины. Он кивнул, вошел к себе. Какое-то время он просто сидел за столом, слушал гул дизелей и смотрел на черно-белую фотографию Адольфа Гитлера, висящую на стене, обрамленную в простенькую рамку из низкопробного серебра. Исступленный взгляд колких черных глаз, бледная кожа состарившегося прежде срока маньяка. Верно говорят: мы имеем ту внешность, какую заслуживаем! Обер-лейтенант не мог понять причин, побуждающих тысячи людей поклоняться бывшему ефрейтору, как Господу Богу!

– Тебе гореть! – с тихой ненавистью прошептал он. – Тебе гореть, дьявол!!!

Он машинально дотронулся до кожаного шнурка, опоясывающего его шею. Он трогал этот шнурок беспрестанно, когда оставался один. Так прикасаются к воспаленному нарыву на коже или к заживающей ране. На шнурке висел маленький ключ к сейфу, серым пятном выделяющемуся на фоне окрашенной в нейтрально-зеленый цвет переборке. Он трогал этот ключ с одержимой навязчивостью, словно кусочек стали мог обеспечить ему путь на небеса. Кранц перевел взгляд на черно-белую гравюру Дюрера, висящую рядом с портретом фюрера. Рыцарь, смерть и дьявол. Люди в эпоху Средневековья жили в тесном окружении символов и знаков. Сакральная таинственность бытия помогала им преодолеть гнетущий страх смерти. На гравюре Дюрера смерть ехала на тощей кляче, держа в костлявой руке песочные часы, вокруг зубцов короны на ее голове вились змеи, отвратительные, как могильные черви. А дьявола с мордой вепря и крыльями летучей мыши рыцарь миновал, он ехал вперед не оборачиваясь. Кранц постучал ногтем по колбе крохотных песочных часов, стоящих перед ним. Миниатюрный сувенир, искусно сделанная антикварная вещица. Раньше часы принадлежали какому-то безвестному еврею, возможно, тот приобрел их также под впечатлением увиденной гравюры Дюрера. Как знать? Евреи были по большей части образованными и приятными в общении людьми. Его семья, принадлежащая к древнему роду баварских баронов, издревле поддерживала с евреями добрососедские отношения. Так было до той поры, пока свора безумцев не объявила их людьми низшего сорта, подлежащими массовому истреблению. Песчинки стремительно скользили вниз, в нижней части колбы их было значительно больше, чем в верхней. Кранц боялся одиночества, он страшился опять увидеть бледного человека, блуждающего по субмарине как мятущийся призрак. Вероятно, что-то с психикой. Галлюцинации. Он достал из ящика стола толстый журнал, с молочно-белой наклейкой на лицевой стороне обложки. Две трети объема журнала были исписаны мелким четким почерком с крутым наклоном влево. Он пролистал несколько страниц, перечел то, что написал накануне. Лицо капитана, словно сошедшее с агитационного плаката, призывающего к соблюдению чистоты арийской расы, исказила мучительная гримаса, будто у него заболел зуб. Он вновь посмотрел на портрет фюрера.

– Тебе вечно гореть! – шептал Кранц.

Легкая вибрация сотрясла корпус субмарины, послышался топот сапог, лающие команды. Обер-лейтенант Вильгельм Кранц не шелохнулся. Он сидел неподвижно, обхватив голову руками, а мысли его блуждали далеко отсюда, в городе Ораниенбург, где был расположен печально известный концентрационный лагерь Заксенхаузен. Память услужливо перебросила его на территорию больничного барака, стоящего торцом к станции с литером Z, в которой находилась газовая камера для умерщвления заключенных. Кранц глубоко вздохнул, перевернул страницу в журнале и начал писать…

9

В тот день Филипп не добрался до ночлежки. Встретил по пути друзей, пьянка продолжилась, благо теплая погода позволяла сидеть на поваленных ящиках хоть всю ночь. Компания расположилась в уютном сквере, полиция сюда наведывалась редко, да и возиться с бомжами никому не хотелось. Ближе к полуночи Потехина вырвало. Для алкоголика со стажем пьяная рвота, являющаяся защитной реакцией организма на отравление, – редкость. Кто-то из товарищей хотел пошутить, но тут тело мужчины скрутила дуга боли. Он захрипел, на губах выступила алая пена. Агония длилась около минуты. Филипп упал на землю с какой-то чарующей грацией, скованные судорогой мышцы расслабились. Филипп Потехин умер. Как позже написал врач в журнале, – полиорганная недостаточность на фоне интоксикации этиловым спиртом. Доктора, делающего вскрытие, несколько смутило состояние внутренних органов умершего мужчины. Ему приходилось вскрывать алкоголиков и раньше, но никогда не доводилось видеть столь фатальные поражения всех жизненно важных органов. Удивительно, как тот дожил до своих лет! Его смена закончилась в семь часов утра. Уже взошло солнце, наступал очередной теплый день. Врач хмуро кивнул коллеге, он чувствовал непривычную усталость, немного саднило горло. Уже дома он заметил свежий порез на безымянном пальце. Крохотная розовая ранка с подсыхающими краями. Он выпил крепкого чая, без особого аппетита сжевал бутерброд и лег спать, задернув плотные шторы на окнах.

Часть вторая

1

Москва. Ул. Большая Ордынка, 40. 27 июня. 11:35

Рустам Сафаров работал на шефа второй год. Он неплохо изучил вспыльчивую натуру босса, но такой яростной ругани слышать ему до сих пор не приходилось.

– Дешевка!!! – орал Розов. – Фраер ушастый! Я ему лично кишки выпотрошу и на кулак намотаю!

Та часть монолога, в которой отсутствовали непечатные слова, значительно уступала по объему матерной составляющей. В окна офиса вливался безудержный солнечный свет, золото летнего дня осыпало улицы столицы щедрым дождем. Через неплотно закрытую створку окна доносился счастливый детский смех; окна офиса выходили на зеленый сквер, в хорошую погоду там было многолюдно. Запахи отцветающей сирени плавали в воздухе, словно чья-то рука разбрызгала тонкие духи, большая часть аромата улетучилась, остались крупицы сладкого и волнующего вкуса цветов и меда.

Рустам подавил зевок. Он провел пару спаррингов в спортзале, мышцы неохотно откликались на нагрузку. Пропустил два удара в корпус и быстрее обычного начал задыхаться, когда противник взял его шею в стальной захват.

– Устал… – хмуро сказал Рустам, пожимая руку партнеру, и полчаса просидел в сауне, надеясь выпарить злополучное недомогание. Не помогло. Наутро он проснулся вялым, в голове царила какая-то суматоха.

Красноречие босса постепенно иссякало.

– Шваль! – повторял он хриплым голосом, словно не говорил, а выхаркивал ругательства. – Шваль дешевая!

На его рабочем столе лежал дешевый портсигар из белого металла довоенного производства и стояла старая колба, покрытая застарелой коркой грязи. В мусорном ведре лежали скомканные «пупырки» и желтая лента скотча, похожая на линялую змеиную кожу. Розов смахнул рукой красные шарики, выкатившиеся из старой бутыли с немецкими буквами на дне. Над столом задымилась алая взвесь, словно кровь превращалась в газообразное состояние.

– Убери эту заразу! – приказал Розов. Его глаза сузились в щелки, в них появилось что-то недоброе и лихое. Рустаму довелось видеть на одутловатом лице шефа похожее выражение три месяца назад. В тот раз он круто расправился со своим бывшим партнером по бизнесу. Согласно медицинскому заключению, у сорокапятилетнего мужчины случился острый инфаркт, приведший к смерти, но Рустам подозревал истинную причину случившегося несчастья. Отравление солями тяжелых металлов. Однажды услышал оброненную фразу, когда Розов беседовал с кем-то в своем кабинете. Услышал, запомнил, сопоставил факты. Как и большинство обеспеченных людей, Розов был человеком болезненно подозрительным. В каждом, кто попадал в зону его ближнего круга, он подозревал злоумышленника, готового при удобном случае посягнуть на его состояние. Эта вполне объяснимая паранойя не касалась личного охранника, Рустама Сафарова, в недавнем прошлом чемпиона России по боевому самбо, которого Розов считал тупым спортсменом. Часто встречающая ошибка, присущая богачам. Люди обычно боятся того, что с ними, вероятнее всего, не случится, и реальную опасность не замечают.

Рустам послушно убрал колбу со стола.

– Выбросить?

– Нет. – Розов поморщился. – Спрячь пока куда-нибудь…

Он выстукивал пальцами барабанную трель по столу. Взрыв детского смеха прилетел с улицы и громкий женский оклик вслед за ним.

– Закрой это чертово окно! – выругался бизнесмен.

Рустам подошел к окну, захлопнул створку. Звуки стихли, было слышно шумное дыхание босса. Сафаров догадался, что вместо ценной вещи антиквар подсунул дешевый товар. Положа руку на сердце, он о чем-то таком догадывался еще в Калининграде, когда заехал по приказанию босса в антикварный магазин. Уж больно недобрым огнем сверкнули глаза Райхеля, когда тот отдавал ему свертки. Догадался, но проверять содержимое пакета не стал. Ему стало жаль антиквара, как бывает жалко старую собаку, плетущуюся по улице с высунутым наружу языком.

– Вот что ты сделаешь, Рустам… – медленно проговорил Розов.

Теперь он говорил вкрадчивым голосом, смакуя каждое слово, словно набросанный им сценарий предстоящей пытки калининградского антиквара доставлял бизнесмену подлинное наслаждение. Бывшему спортсмену приходилось выполнять грязную работу, но обычно дело ограничивалось избиением жертвы. Рустам старался проделать это быстро, испытывая что-то вроде брезгливого сочувствия к молящим о пощаде людям. Гнев порождает безумие. То, что придумал Розов, у спортсмена вызвало чувство сильного отвращения. Он посмотрел на фотографию в золоченой рамке, висящую за спиной бизнесмена. Архиерей принимает в дар от Розова Михаила Аркадьевича храмовую икону восемнадцатого века. Фотограф запечатлел благостное выражение лица дарителя, его правая рука со сложенными горстью пальцами взметнулась ко лбу; бизнесмен осенял себя крестным знамением, вытянутые в трубочку губы тянулись к искрящемуся сусальным золотом окладу иконы.

– Обязательно пытать антиквара? – спросил Рустам. – Хлипкий старик. Он и так отдаст все, что у него есть.

– Ты будешь со мной спорить? – высокомерно поднял бровь Розов. – Этот, как ты выражаешься, старик кинул меня на крупную сумму. А товар принимал у него ты! – Его толстый палец совершил в воздухе пируэт и уперся в грудь спортсмену. – Получается, он кинул нас обоих!

– Ясно. – Рустам переступил с ноги на ногу. – Если вы считаете, что антиквара надо пытать, – ваше дело, босс.

– Только после того, как он отдаст пепельницу.

– Это само собой…

– Тогда бери билет на первый же рейс до Калининграда. Получишь премию, если все сделаешь четко! – Он многозначительно улыбнулся. – И обязательно сними на видео! Уяснил? – Он отвернулся.

Заиграла мелодия на айфоне Розова, он поднес гаджет к уху, его лицо преобразилось.

– Здравствуйте, Геннадий Леонидович! Да, конечно! Рад вашему звонку! – Он прикрыл микрофон ладонью. – Ты еще здесь?!

Рустам вышел из кабинета, на ходу он отдал колбу склонившейся над компьютером секретарше. Девушка оторвалась от набора текста.

– Это что? – Она брезгливо потрогала двумя пальчиками гладкую поверхность колбы. На хорошеньком лице, немного подпорченном накачанными силиконом губами, отразилось любопытство, смешанное с отвращением.

– Спрячь куда-нибудь! – повторил фразу босса Рустам.

Он спустился по лестнице, вышел на улицу. Лоб прочертила глубокая морщина, когда он набрал короткий номер на смартфоне. Ответили немедленно. Рустам облизнул пересохшие губы. Он редко нервничал, но сейчас был как раз тот самый случай.

– Это я, – сказал он вполголоса. – Сегодня с девятнадцати до двадцати двух часов он будет в обычном месте. Да… – Мимо промчалась машина скорой помощи, завывала сирена, мелькали синие огни. – Да. Он будет один… – расплющенные от пропущенных ударов губы сложились в улыбку. – Он чужим не доверяет. – Рустам проводил задумчивым взглядом молодую женщину с коляской. – Личная просьба. Без нужды не мучить…

Он отключил связь, поднял лицо к небу, зажмурился. Солнце ласкало кожу, отвыкшую от свежего воздуха. Рустам почему-то опять вспомнил таящийся страх в глазах антиквара. Страх и решимость загнанного в угол раненого животного.

– Не бойся, старик! – проговорил он вслух. – Сегодня ты не умрешь…

Он сел за руль припаркованного «лендкрузера», повернул ключ в замке зажигания. Мощный двигатель послушно заурчал, внедорожник выкатил на улицу. Дальнейшие его действия должны были сильно удивить господина Розова, если бы он решил организовать слежку за своим телохранителем, как он проделал это три года назад в отношении своей супруги. Вместо того чтобы направиться в сторону аэропорта Внуково, Рустам Сафаров повернул на Ленинградский проспект. Некоторое время на дороге виднелись проблесковые маячки внедорожника, умело петляющего среди других машин, затем угловатый силуэт японского автомобиля затерялся в многомиллионном городе.

К вечеру Розов почувствовал легкое недомогание, однако планов своих не поменял. Он привык все доводить до конца и сейчас жил предвкушением мести, которую он уготовил антиквару. Несколько смущал настрой Сафарова, но никому другому поручить столь деликатное дельце он не решался. Он так мысленно и называл задуманную кару, которой следовало подвергнуть антиквара, – дельце.

Мужчина поерзал на кожаном сиденье автомобиля, улыбнулся. Мысль о том, что пожилой человек, живущий за тысячу километров от Москвы, будет корчиться в приступе лютой боли, ползать в ногах и просить пощады за свою выходку, грела ему сердце. Конечно, неплохо было бы самому поразмяться, вспомнить, как говорится, молодость, но дела требовали его безотлагательного присутствия в столице. За окном автомобиля пролетала серая лента домов. Каждую пятницу он ездил к любовнице, которой снимал квартиру на Пятницкой улице. Пятничный проект, как он любил повторять. Сегодняшний визит был нарушением заведенного им ритма жизни. Аренда жилья недешево стоила в этом районе столицы, но уж больно хороша была стерва! И старалась на славу, умело используя магию своего большого влажного рта и гладкого тела двадцатитрехлетней танцовщицы. Уж очень ей хотелось поменять свой статус любовницы на статус жены господина Розова! «Черта с два у нее что-нибудь получится!» – подумал Розов и улыбнулся вторично. С законной супругой пришлось повозиться, старая карга ни за что не соглашалась подписать бумагу об отказе на раздел собственности. В то время специальные задания выполнял спец по таким делам. Конченый садист, от его жестокости даже Розову было не по себе. Его не пришлось бы уговаривать мучить антиквара, как Сафарова! А с любовницей придется расстаться по-хорошему, он уже намеревался закрывать пятничный проект. Смена пажеского караула. Вот вернется Сафаров, и прощай красотка!

Подвеска БМВ мягко сглатывала рытвины на дороге, такси ВИП-класса, которое Розов заказывал в одной и той же фирме уже третий год, оправдывало свою цену. Автомобиль остановился возле подъезда.

– Приехали! – улыбнулся шофер. Русский парень лет тридцати. Открытый взгляд, располагающий к доверию, голубые глаза. Розов кивнул лысеющей головой. Одно из важных условий аренды таксомотора – шофер-славянин. И никаких гостей столицы! Он недолюбливал южан, Рустам Сафаров – исключение из общего правила, хотя он и был полукровка. Отец дагестанец, мать то ли русская, то ли украинка. Не важно. Неплохо было бы и с ним расстаться, как и с «пятничным проектом», но найти замену хорошему телохранителю не так уж просто! Сафаров был молчалив, сообразителен и ненормально бесстрашен. И еще он много читал. Редкое качество для спортсмена. Как и большинство бизнесменов, Розов неприязненно и с презрением относился к творческим людям. Какой смысл в чтении книжек, если посредством этого бесцельного занятия невозможно обогатиться! Еще его смущала какая-то непонятная щепетильность Сафарова, бывший спортсмен крайне неохотно соглашался выполнять «специальные» задания шефа, не то что его предшественник. Казалось, страдания людей доставляют ему боль. Однажды он что-то загнул насчет злобы. Какую-то очередную лажу, вычитанную в одной из своих бредовых книг. Типа того, что злобы не существует в абсолютном виде, она, как ржавчина на железе, в недавнем прошлом была чистой и безупречной. Но как окисление металла приводит к коррозии, так и дурные поступки оскверняют душу. Розов потом долго смеялся, вспоминая слова своего телохранителя. Видать, тому крепко на ринге башку встряхнули, если он такие мысли изрекает!

Шофер продолжал улыбаться, бизнесмен ощутил растущее раздражение. Сегодня же позвонит в фирму, потребует уволить весельчака. Прислуге позволительно улыбаться тогда, когда хозяин ждет этой улыбки. Все остальное время, будь любезен, сохраняй почтительность и серьезность! Улыбающийся человек раздражает.

Он вышел на улицу, открыл дверь в подъезд своим ключом. БМВ стоял на прежнем месте, сквозь тонированные стекла невозможно было разглядеть лицо шофера, виднелись лишь очертания его фигуры, сидящей за рулем. Розов утвердился в намерении предъявить прокатной конторе претензию. Он шагнул вперед, заныло сердце, тупая игла впилась в грудь. Почему-то ему стало очень страшно. Возле лифта спиной к нему стоял какой-то мужчина. Феноменальный инстинкт, позволивший бизнесмену благополучно пережить девяностые годы и приумножить состояние в два кризиса «нулевых» годов нового столетия, подсказал единственно верный выход. Бежать! Он рванул к двери, держа наготове круглую таблетку от домофона, его затылок обдало жарким дыханием.

– Мама! – вместо крика вырвался сдавленный писк.

Удар, обрушившийся на голову, был страшен. Все вокруг завертелось, тьма поглотила сумрачный подъезд. Какое-то время Розов цеплялся руками за дверную ручку, новый удар отбросил его к стене. Дверь распахнулась, вошел мужчина. Водитель таксомотора бизнес-класса. Русский. Как и заказывал придирчивый клиент. Он кивнул стоящему в подъезде человеку, вдвоем они легко подхватили обмякшее тело бизнесмена и втащили его в БМВ. Вокруг было малолюдно, все свершилось очень быстро. Шофер улыбнулся проходящей мимо женщине.

– Напился в дугу!

С ноги Розова слетела туфля, парень ловко подобрал ее. Бизнесмен открыл рот, что-то замычал. Женщина неодобрительно покачала головой.

А на седьмом этаже дома на Пятницкой улице высокая девушка, стоя возле окна, набирала номер на смартфоне.

– Рустам? – Она машинально поправила светлый завиток волос. – Да… Все сделано, жаба в клетке. Ты приедешь?

Услышав ответ, девушка капризно поджала губу и стала еще очаровательней.

– Ты не говорил, что уезжаешь в Питер!

Следующий ответ, по-видимому, понравился ей больше предыдущего.

– Ладно! – Она глубоко вздохнула. – Целую тебя! Три дня. Позвони, когда вернешься в Москву.

Со двора выехал черный автомобиль марки БМВ. Девушка задумчиво постучала пальцами по оконному стеклу. Ее немного расстроил отказ любовника приехать сегодня, а тот факт, что, не предупредив ее, он укатил в Петербург, вызвал укол ревности. Тревожность лучше всего снимается хорошим сексом, а Рустам был классным любовником, хоть и витал все время в облаках. Ей иногда казалось, что, занимаясь с ней сексом, он думает о какой-то другой женщине. Проследила за удаляющимся автомобилем. Рустам сказал, что Розова не будут мучить, хотя она была бы не против. Розов был мерзким мужчиной. Именно это слово – мерзкий! И его сексуальные предпочтения с гомосексуальным подтекстом вызывали у нее отвращение. Одни искусственные фаллосы, которые по заказу Розова девушка покупала в интернет-магазине, чего стоили!

– Если можно избежать этого, зачем мучить человека! – сказал Рустам. Они лежали в кровати, молодые, обнаженные, а в окно бессовестно заглядывала луна. Огромная и блестящая, как потускневшая от времени серебряная монета.

– Он мерзкий! – повторяла девушка. – Мерзкий и грязный!

– Укол наркотиком, и он сам все подпишет…

Черный контур автомобиля скрылся за поворотом. Рустам пообещал, что квартиру, которую ей снимал бизнесмен, покидать не придется. Девушка нервно повела плечом, отошла от окна. Ей стало грустно. Появилось туманное ощущение беспокойства, будто смерть, едва прикоснувшись к ней черным крылом, умчалась в свою пугающую и таинственную долину теней. Девушка сложила в сумку спортивную одежду, вызвала такси, накинула летную куртку. Напоследок окинула взглядом скромное убранство однокомнатной квартиры.

– Пятничный проект! – усмехнулась она.

Щелкнул дверной замок, от пролетевшего по комнате сквозняка затрепетали стоящие в вазе розы. Алые, как кровь.