Читать книгу: «Террорист»
Часть первая
Рошин едва воспринимал монотонную речь профессора. Его слух без интереса слегка напрягался, не находя отклика, а обволакивающие безликие слова растворялись в широком пространстве аудитории. Голова молодого студента наотрез отказывалась «варить» и мозг не ловил содержание обтекаемых слов моложавого преподавателя. Некоторые фразы неожиданно врывались в сознание юноши, как назойливые мухи в жаркий день.
– Современное экономическое мышление быстро меняется… Инвестиции – неотъемлемая часть экономического прогресса… – запорхало в зале глухое эхо.
Душа Рошина принадлежала технике и лекции по экономике молодой человек не уважал, хотя многие считали их важными. Что-то внутри всегда подсказывало – это не прикладная наука и тем более фундаментальная. Поражало отсутствие конкретных доказательных фактов и ярких достижений, кроме лишенной закономерности постоянно звучащей в ушах информации по ТВ и радио. Чтобы не доверять принятым экономическим показателям, типа «снижение инфляции» или «прирост инвестиций», достаточно было отметить немыслимый рост цен в магазинах. Завораживающее для многих постижение экономики, для него было не более чем дуновение коммерческой наживы, напоминающее наглое притягивание «за уши» выгодных фактов для оболванивания простых людей.
– Падение и стабилизация курса рубля – очень выгодно для нашей экономики – неприятно протрещало в ушах, и Рошин на секунду «врубился»: «Конечно, для экспорта это возможно, и веселые китайцы с удовольствием кушают наше мороженное, которое стало для них просто дармовым. Для работающих с валютой воротил, тоже понятно – они стали в разы богаче… А собравшиеся отдохнуть за границей простые работяги? – Не в счет… »
Он помнил, как несколько лет назад друг отца прогорел от подобной «выгоды», «челноча» с турецкими товарами. И было понятно, почему он проклинал матом правительство, но тогда рубль упал с 8 до 30-ти… «А сегодня вообще – писец!»
Отец тогда громко говорил: «Создание российской биржи и манипулирование курсом рубля попахивает сговором финансовых структур при попустительстве правительства…».
Иван Рошин был из семьи скромных потомственных инженеров и на фоне повседневных разговоров родителей и их друзей вся эта популистская экономическая «туфта» представлялась ему коричневыми экскрементами в старой прогнившей канализации. Она казалась надуманной и оправдывала только мошенников и откровенных мелочных торгашей. Недавний старшеклассник, а теперь студент-первокурсник сидел на лекции в рассеянно показном внимании, ничего не конспектируя и безразлично глядя вокруг. В понедельник на этой «паре» молодой человек всегда ощущал себя в кругу пытливых сверстников не очень уютно. Ему нравился технический университет, о котором он мечтал последние три года, но до интересующих его предметов надо было ещё пару лет слушать общеобразовательные лекции. Да и «на последних часах», как правило, ему лезли в голову сторонние от учебы мысли.
Впереди он увидел хорошенькую женскую головку с грациозно высокой шеей и спускающимися на плечи нежными завитками волос. Рошина непроизвольно уже влекло к стройной фигуре и скрытому лицу, но стоило девушке слегка повернуть голову, как желанный образ рассыпался, будто карточный домик: напряженный взгляд, тяжелый подбородок и острый нос отбили всякое влечение. Он посмотрел правее. Светловолосая девчонка внимательно смотрела вперед, открывая Рошину левую половину миловидного лица и развитую грудь. Ивану вновь стало приятно и представилось, как он кладет на этот бугорок свою руку, потом приближает губы к нежному соску, целует и окунается в вожделенную разделительную ямочку. Он закрыл глаза и почувствовал томное ответное дыхание.
– Экономическая мысль не стоит на месте… – пронзило слух.
Почему-то в мозгу остался только глагол, и он утешительно почувствовал в брюках шевеление. Рошин заерзал и посмотрел на профессора, который теперь уже размашистыми фразами заканчивал лекцию. Ивану от этого стало не по себе, он снова прикрыл глаза.
– Экономика претерпела множество метаморфоз, но заложенный в ней простой принцип обмена приобрел сегодня поистине невероятное развитие и прогрессивное действие на человечество…
Пафосное высказывание вновь напрягло молодого человека. «Действительно, невероятное – путем обогащения одних за счет других. Похоже скорее на дебильное развитие…» – осело в его мозгу.
Полусонную меланхолию разбудил резкий звонок. Профессор замолк, аудитория наполнялась молодыми голосами и нарастающим шумом от движения ног. Иван открыл глаза, помещение было уже наполовину пустым. Он автоматически посмотрел на правый фланг. Грудастой светловолосой, будто вообще никогда не существовало. Стало опять безразлично и скучно. Он лениво потянулся и тоже двинулся с места.
При выходе из аудитории Рошина напрягла мелодия смартфона. Он глянул на картинку экрана и приложил его к уху.
Зинка молчала, и он не мог ничего произнести, будто после продолжительного сна.
– Привет, – заговорил он первым. «Она всегда как-то не вовремя» – стрельнуло в голове.
– Ты как? – услышал он почти равнодушный голос, – Зайдешь?
– Попозже…
– О’кей.
Иван бросил смартфон в рюкзак. Зинка явно имела виды на продолжительные взаимоотношения, а он как-то непонятно для самого себя внутренне этому противился. Она ему нравилась своей привлекательностью и тем, что не лезла в душу, спокойно воспринимала его переменчивый характер и неожиданные желания. Но все-таки настораживала и порой охлаждала ее подчеркнутая покорность, с непонятным оттенком равнодушия, будто она не хотела открывать свои чувства.
Рошин и сам не стремился к более тесному сближению, и эта неопределенность оставалась пока едва заметной занозой в отношениях.
Глава первая – Мистерия неведомой грани
На переходе в метро Рошин вдруг услышал нежную мелодию аккордеона и чистый ласкающий душу женский голос. Он сразу почувствовал неподдельную искренность пения, будто пил чистую родниковую воду. На этом бойком месте почти всегда практиковали себя на публике молодые исполнители, которые частенько привлекали внимание равнодушной толпы громкой аранжировкой синтезатора или доброй военной песней.
Но сегодня люди с интересом поднимали головы и кидали в раскрытый футляр инструмента мелочь, а кто и бумажные купюры.
«Как прекрасна радость неожиданного…» – подумал юноша. Иван тоже сыпанул, пожелав успеха, и с удовольствием улыбнулся голубоглазой певице, поймав в ее взгляде ответную искру.
По дороге домой в свой «спальный» район Рошин шел не спеша. Его внимание неожиданно привлекло появившихся далеко от него в конце улицы трое молодых людей. Стройная девушка резкими движениями явно хотела отвязаться от двух пристающих парней. Она не кричала, грамотно по-спортивному сопротивлялась, пытаясь самостоятельно дать отпор.
Рошин заметил, как она ловкими ударами ногой и неожиданными перемещениями рук освобождалась от навязчивого приставания. Прохожих не было, и Иван, готовый прийти на помощь, пошел быстрее. Явно не из робких, девушка достойно сдерживала натиск и крепко прижимала дамскую сумку, на которой уже висел настырный черноволосый незнакомец. Второй уклонился от очередного резкого движения женской руки, едва заметно ударил ее чем-то сзади и побежал, скрывшись в переулке. Первый все-таки вырвал сумку из ослабших рук, огляделся и, заметив Рошина, побежал за вторым.
Девушка чуть дрогнула и, приседая, оперлась рукой о стену здания. Иван бегом поспешил к ней:
– Что с вами?
Совсем еще недавно источающая смелость и ловкость она закинула руку за спину, резко выраженная боль на лице пересилила ее реакцию на сопротивление. Молодое тело уже почти коснулась асфальта, когда юноша подхватил женский локоть.
– Ненавижу, – искрящийся бисерным туманом взгляд прошел будто сквозь него. Боль, видимо, завладела ее мыслями, и она закрыла глаза.
Рошин посмотрел на ее спину и на правом боку увидел кровь. Он быстро набрал 103.
– Девушка, чем я могу помочь?
– Да ничего, сейчас пройдет, – прошептала она слабеющим голосом.
Он сбивчиво и довольно долго объяснял адрес в аппарат, назвав только улицу. Номера домов, как назло, четко не просматривались. Потом положил свой рюкзак на землю, чтобы девушка могла на него опереться. Она расслабила руки и глубоко вздохнула.
Рошин услышал едва различимый стон, но глаза ее выражали еще уверенность в своих силах. Он опустился на колени, повернул ослабевшее тело на здоровый бок и дотронулся до заметно увеличивающегося кровяного пятна. Потом подложил свою руку под ее голову и заметил, что она слабела все больше. Юноша вынул носовой платок и прижал его к ране. Светло-голубые глаза девушки ненадолго закрывались и с каждым новым взглядом ее былая уверенность таяла. Рядом прошла откуда-то появившаяся пожилая женщина. -Совсем уже обнаглели…ни на кого не обращают внимания, – проговорила она и поплелась прочь.
Рошин с сожалением посмотрел ей в след. Вокруг по-прежнему никого. Молодое девичье лицо привлекло его внимание. Он был поражен неординарной красотой. Краска на ресницах чуть раскрошилась и придавала лицу необычную напряженность. Отрешенное от пустой повседневной жизни, оно было удивительно выразительно, и юноша не мог оторвать взгляда. Черты немного резкие и незащищенные маской едва приметной косметики показались ему нежными и одновременно волевыми. Небольшая горбинка носа и широкие губы приятно гармонировали. Гордое лицо, опущенные крупные ресницы и бледные веки, закрывшие только что обращенные вдаль яркие глаза, напоминали сказочный сюжет «Спящей красавицы». Разительно непонятная красота. Глаза ненадолго открывались, но они как будто видели что-то неземное и непонятное для Ивана.
«Я для нее просто фон» – вдруг проявилось в его голове, – Она сейчас в пелене непонятных мыслей на неведомой грани и словно белое облако несется куда-то…».
Рошин смотрел на этот женский божественный лик, опираясь на одно колено. От неудобства положения хотелось приподняться, но он боялся этим разрушить гармонию восхищения и неизвестно откуда появившегося видения полусна.
Случайный прохожий лет 50-ти чуть задержался. Его привлек скорее немного странный взгляд юноши. Он постоял 2-3 секунды и быстро, то ли раздраженно, то ли от чувства сопереживая, удалился.
Иван ничего не видел вокруг кроме слабеющего девичьего тела. Он находился под воздействием непонятных для него сил в каком-то странном мираже мыслей и чувств ранее не испытанных. Время будто застыло. Он повернулся и посмотрел в сторону неба, куда был направлен отрешенный взгляд. Там серебрилось пушистое облако, краем заслоняющее желтый диск яркого солнца.
Рошину почему-то остро захотелось, чтобы солнце как можно быстрее освободилось от набежавшего облака, и белый барашек свободно побежал вдаль по небу. Юноша не заметил, как подъехала «Скорая». Подбежал человек с сумкой, появились носилки. Прощупав пульс, медработники суетились над девушкой. Место происшествия сразу стало обрастать людьми. Завидев полицию, Рошин подхватил оказавшийся в стороне рюкзак и незаметно ретировался. Растворившись в толпе, не привлекая внимания, он пошел по улице и потом дальше по глухому переулку. Образ неизвестной девушки не отпускал его. В момент появления людей странное чувство овладело им. Появилась какая-то внутренняя неприязнь к окружающим людям. Они суетились, подходили, отходили, но кроме праздного любопытства в суетливых глазах не было ничего. Он чувствовал, что в глубине души сама пострадавшая и ее дальнейшая судьба никого не интересовала. «А есть ли у меня самого сочувствие?» – внутренне задавал он себе вопрос. Иван шел, не глядя вперед, но скоро ноги сами привели его домой.
К Зинке он не пошел и просидел остаток дня дома. Необычная тревога сначала будоражила память от увиденного, будто снаружи, а потом проникла глубоко внутрь. Несколько дней назад он увлекся предложением поработать в детском развивающем центре руководителем кружка робототехники, но сегодня даже не стал отвечать на настойчивые звонки. Как будто что-то неожиданное резко поменяло его отношение к повседневным делам.
Иван успокоился, когда прилег на диван и незаметно для себя заснул. Ему почти отчетливо снился: скалистый берег, ветер, нескончаемые волны морского прибоя в предрассветном тумане. Юноша также резко проснулся в необычном напряжении и долго ходил по комнате, не находя себе места.
Вечером родители заметили его взволнованное состояние и подчеркнутое молчание.
– Сын, что-то случилось в университете? – поинтересовался отец.
– Да, нет…
– Ну-ну, – не желая лезть в душу, улыбнулся он.
– Пап, вот твой школьный товарищ погиб в Афгане. ..Как ты это себе представляешь? – неожиданно для самого себя вдруг спросил сын.
– Ты же знаешь, я в армии не служил, но думаю, что не стал бы прятаться и юлить под пулями… Что это вдруг тебя заинтересовало?
– Фильм посмотрел, – соврал Иван, – Как-то уж нарочито красиво показывают, врут наверно…
– Не исключено. Точно сказать не могу. Не испытал… Война страшна по своей сути, но она, мне кажется, и открывает глаза на многое…
– Открывает глаза? – Жизнь, как и смерть, расставляет все на свои места.
– Ну, ты еще поагитируй его идти в армию, – строго глядя на мужа, забеспокоилась мать.
– Знаешь, Нин, вопрос это правильный и чисто мужской.
– Ну, конечно, матери никогда ничего не понимают.
– Да ладно вам спорить. Не собираюсь я ни в какую армию, – закончил разговор молодой человек, выходя из кухни.
Родители переглянулись, но продолжали разговор.
– В наше время мы были более открыты, – с оттенком отчаяния продолжала хозяйка.
– Когда-то приходится осмысливать окружающее… Сейчас оно не так просто. – А сам-то ты осмысливаешь? – резко одернула жена, – Ждешь только вопросов от сына?
Сергей Иванович не очень любил эти разговоры особенно в последнее время, когда на работе прибрали к рукам все интересующие его темы и платили деньги только за мелкие интересующие коммерсантов проблемы.
– Нин, не заводись… Все устаканится, а сын наш взрослеет…
– Чай будешь? – поглядела она внимательно на мужа.
– Нет, спасибо, – выходя с кухни, буркнул он.
«Еще хорошо, что не запил, как многие…» – вдруг неожиданно и затаенно подумала она, провожая его взглядом.
Глава вторая – Осознание бытия
В середине дня при выходе из университета к студенту подошел человек в форме полицейского и строго спросил: – Вы, Рошин Иван Сергеевич?
– Да, я.
– Прошу вас сесть в машину и проследовать с нами. Иван не возражал и не сопротивлялся, когда его как-то странно почти под руки запихнули в машину. Хотя было неприятно ощутить себя задержанным, но он сразу понял причину и успокоился: «Уличная камера или кто-то из вчерашних прохожих «нарисовал» – неприятно застряло в голове.
У него забрали куртку и рюкзак, заставили выложить вещи из карманов. Потом привели к человеку в штатском, сидевшему в кабинете за столом. Взгляд его был похож на рыбий с односторонним глазом, который смотрел искоса, напористо и строго.
Рошину стало немного смешно: «За этим глазом трудно увидеть хвост».
Будто почувствовав реакцию юноши, столоначальник начал резко:
– Почему убежали с места преступления?
– Я вовсе… не убежал.
– У нас есть информация, что вы незаметно ушли. Сбежали, не юлите!
– Да не знаю я… Так получилось…
– Это не случайно у вас так получилось!
– Я не могу это объяснить.
Разговор для Ивана был неприятным и явно не клеился, да и он толком ничего не мог пояснить, постоянно слыша непонятные вопросы и ощущая на себе строгие вопросительные глаза.
– Пока информации по этому происшествию мало и вам придется побыть у нас, – отрезал дознаватель.
Молодого человека проводили в решетчатую камеру изолятора, называемую в народе «обезьянник».
Когда за ним плотно закрыли на замок решетчатую дверь, он боковым зрением приметил, что был там не один. Молчаливо рассмотрев обшарпанные стены, Иван сел на длинную единственную лавку и закрыл глаза. Но покоя не было, и он вновь глянул на решетку в надежде на скорое освобождение. Юноша вдруг заметил на себе внимательный, будто читавший его мысли, взгляд бородатого мужчины. Минуты две сохраняли молчание, но общение было неизбежно.
– А ты-то молодой человек, как сюда попал?
Вопрос был естественный, но Рошин только покосился и продолжал безмолвствовать. Бородатому на вид было лет 35-40. Довольно высокий с залысинами лоб, темные глаза, покрытые волосами скулы и подбородок, скрывали черты части лица, которое от этого не очень располагало к доверительному общению. Но Иван сразу заметил, что незнакомец как-то расслабленно по-домашнему сидел на ободранной скамье, будто привыкший к этому с рождения.
У юноши невольно вырвалось:
– А вы здесь, видимо, постоянно живете?
– Пожалуй, – улыбнулся сосед, с неподдельной радостью оценивший шутку, – Меня сюда привезли с площади. Ничего вроде не нарушал… Он зорко и доброжелательно посмотрел на молодого человека.
– Придется еще не раз бывать здесь, – медленно и безнадежно продолжил он. «Че он там забыл на площади?» – подумалось юноше.
– Вас будто это радует, – вырвалось у него.
– Не то, чтобы радует, но посещение этого места во многом определяет судьбу, – отозвался Бородатый, – Ты, я вижу не глупый малый и считаешь, что попал сюда случайно, но заблуждаешься…
– А вы не заблуждаетесь?
– К сожалению, нет.
Рошин опять замолчал, а Бородатый продолжал, глядя в сторону.
– Видишь ли, в твоем возрасте я был всем доволен, а сейчас начинаю прозревать.
– Купили новые крутые очки?
– Во-во, – сосед уже не так ярко отреагировал на колкость, – Именно хочу иметь новые, но их пока нет. Вот ищу, слушаю товарищей…
– Мне лично слово «товарищи» напоминает нагромождение заморских сказочно необъятных, этаких громадных разноцветных товаров… Господа – звучит конкретнее.
– Вашему поколению, детям изобилия и неуемного потребления, естественно, непонятно это слово. Оно пришло к нам из тюркского языка и созвучно понятию друга, соратника или партнера. Надо сказать, и твое сравнение – очень интересное, – снова оценил находчивость Бородатый, – Я вижу – ты не простой… – А то.
– Слово товарищ родилось, может в противовес твоему представлению о сегодняшней угнетающей и мошеннической действительности, хотя не суть важно, как назвать единомышленников…Самому просто трудно сразу все понять и оценить. Посему разговариваем, спорим, приходим к какому-то выводу.
– И какие же это выводы?
– Пока не утешительные. Искали новое, а попали в глубокую вонючую яму с прогнившим прошлым.
– И что же?
– Главное получили опыт движения. Трудно двигаться вперед, особенно, когда плохо знаешь, что хочешь.
– Вот как, – удивился Рошин, – Значит вопрос в желаниях.
– Конечно! – опять будто обрадовался новой мысли Бородатый, – Ты, брат, даже самобытный. И главное с русским духом…
– Никакой я вам не брат, – неожиданно для себя запротестовал молодой человек. Он не хотел, но этой фразой довольно точно определил, что собеседник внешне не похож на русского человека.
После краткого молчания мужчина вновь заговорил:
– Ну, согласись, вот сидим мы рядом не по своей воле. Что-то общее все-таки есть… Иван даже насупился, а сосед продолжал спокойно:
– Не обижайся, что говорю, как бы свысока. Я очень уважаю молодежь, и особенно их собственное мнение.
Рошин всегда противился навязываемому «собственному» мнению и продолжал возмущаться:
– Вы, значит, хотите изменений, борьбы…Может, вы террорист?
– Назвать можно как угодно, но чувствую, что пока мы все в капкане, в некой организованной ловушке… – Я себя не чувствую в капкане… – Это только на первый взгляд.
– И как с вашим опытом можно из ловушки выбраться?
– Выбраться можно всегда, но способы разные и не всегда могут понравиться…К примеру, сегодняшний терроризм придумали и развивают именно те люди, которые хотят запугать народ.
– А что бывает другой терроризм?
– Был такой – Иван Каляев. Поэт, восхищавшийся Блоком, – мечтательно произнес Бородатый, – «Дама в белом», … «Дама в голубом». Он посмотрел вперед на решетку и продолжил в раздумье:
– После расстрела демонстрантов 9 января 1905 года Каляев уверенно бросил бомбу в великого князя Сергея с радостью в глазах за справедливость и не терзался в сомнениях. Тогда были другие с более сильной волей люди…
– А сейчас слабые?
– Несомненно. Чтобы хоть немного понять людей, ненавидящих прогнившую власть, советую почитать о русском терроре у Бориса Савинкова – «Конь бледный», а потом об осмыслении самой власти – «Конь вороной» …
– Делать мне что ли нечего – читать эти бредни…
– Кому-то может и бредни… А неужели не интересно увидеть все глазами по-настоящему? – продолжал невозмутимо Бородатый, – Похоже автор был влюблен в революцию пока она была юной, свободной, огнеглазой, как он говорил, любовницей, и разлюбил, когда она стала законной супругой…
– Сами читайте.
Бородатый словно не слышал: – Многие, тогда чувствовали, что без террора невозможно сломать прежний строй. Отчасти этим воспользовались и коммунисты, но они стали мудрее, когда начали строить новое общество. Возможно, стали понятны мудрые слова из Евангелия: «И когда он снял третью печать, я слышал третье животное, говорящее: иди и смотри. Я взглянул, и вот, конь вороной, и на нем всадник, имеющий меру в руке своей».
Иван заерзал на лавке – «Надо же помнит такую сложную фразу». Бородатый, увлекшись, продолжал свою мысль:
– Строить новое нелегко… И ведь продвигались уверенно, пока завистники лучшей жизни и трусливые потомки не предали идеи этого поиска нового…
– Какие трусы предали?
– Которые обозвали этот благородный поиск кромешным террором и вытащили наверх старые прогнившие догмы капитализма. Хотя, когда грабили страну в 90-тые, применили тоже что-то вроде террора населения. При упоминании о коммунистах Рошин демонстративно отвернулся и замолчал.
«Вот, блин, агитатор… Прям, мама не горюй! Небось, хочет остаться в истории. Надо же! Савинков!».
Долго сидели молча, каждый думал о своем. Иван почему-то вспомнил тупую лекцию о современной «процветающей» экономике. Бородатый, словно провидец, почувствовал его мысли:
– Для возмущений сегодня много факторов.
Рошин опять напрягся, но внутренне согласился.
– Вот мы ждем все инвестиций. А ты бы вложил хотя бы рубль в нашу экономику?
– Пожалуй, нет, – неожиданно вырвалось у юноши, – Я вообще ее не понимаю. – А все очень просто. Инвестируют у нас, рассчитывая на высокие прибыли и в итоге, значит опять для ограбления людей…Да и наше правительство не хочет вкладывать в наши заводы и фабрики…
– Разве?
– Так всю прибыль от продажи ресурсов обращают в ценные бумаги и отправляют в США и страны Европы. А теперь вот и туркам решили построить АЭС. И косвенно способствуют их развитию, а не России.
Рошин молчал и слушал.
– Это бы куда ни шло. На первый взгляд кажется, что бережливо сохраняем валютный запас для будущего…Ан нет – это все на случай, что сегодняшняя власть покачнется в своих либерастических подходах…
– Либерастических?
– Именно. Либералы всегда ищут свободы, но предательски слабовольны и на самом деле метут все под себя, а народу, уж потом что останется. Страна-то богатая…
– Так вот, – продолжал Бородатый, – В случае, когда наши новоявленные капиталисты полностью потеряют голоса избирателей, эти денежки и пригодятся…И Запад их только тогда и вернет для подавления возмущения народа. В 96-ом нам дали громадные кредиты, и именно так все
происходило, когда Ельцин реально проиграл выборы…Ты-то этого не знаешь, а я помню хорошо.
– Так эти деньги не вернутся? – вырвалось у Ивана.
– Никогда! А им это зачем? Для этих людей денежкито в России не нужны! Иначе страна будет развиваться… Зачем, например, это банкиру? Он и так жирует. Если бы не был таким жадным, инвестировал бы в развитие бизнеса. А сегодня проценты по кредитам громадные, и он скорее лопнет, но не выпустит деньги из рук… Почти вся уже земля у него в залоге. И что делать с ней не знает, потому как вообще ничего не умеет…
– Не понял, – насторожился юноша.
– Это определенный залог на существование спрятанных и незаконных средств и недвижимости там – на Западе… У твоих-то родителей больших денег нет?
– Нет.
– И таких 95 процентов населения…
– И что же теперь?
– А теперь этим правителям – только и верь! Бородатый поерзал на лавке и продолжал: – Вот говорят, в Америке простому человеку не до чего нет дела, он вообще мало интересуется политикой, для него главное, чтобы все было дешево и в полном достатке. То есть потребительская идеология в действии…И нас призывают к тому же – мол, отбросьте все что мешает этой экономике и не надо ничего искать нового… О чем это говорит? Нами командует горстка сверх богатых людей, которым самое важное, чтобы простой человек не начал задумываться. И они не остановятся ни перед чем, когда встанет вопрос о причинах падения экономических показателей, а он возникает периодически именно с кризисами того самого пресловутого капитализма…
– Это же демократия…
– Да, она разная… Для тебя какая демократия лучше, когда президент ездит на службу на велосипеде или в бронированном автомобиле?
Рошин с пониманием замолчал. А Бородатый продолжил тему:
– А от чего эти показатели очень быстро растут – от сегодняшних войн и воровства…Это говорили еще очень давно, аж в начале 20-го века…Посмотри вокруг, и мы сегодня в этом дерьме… И какое расслоение общества. Горько и смешно, но смех-то сквозь слезы…
Рошин опять насупился.
– Ладно, не будем об этом, – миролюбиво отозвался мужчина, – Ты, где работаешь?
– Я студент…
– Молодец! И какой же профиль?
– Инженерный.
– Очень хорошо.
– А вы, где проявляете себя, – подчеркнуто вежливо поинтересовался студент. – Я, видишь ли… филолог.
– А, – все понимающим тоном и некоторым сарказмом произнес Рошин, – Тогда все ясно…
– Ты умный малый и прав… Нельзя в нашей жизни быть филологом, – как бы для самого себя говорил Бородатый, – Надо быть сантехником или печником обязательно, иначе жизнь бессмысленна.
– Чудной, вы человек…
– Наверно. Понял я лет в 30, что надо что-то делать руками, а не хвататься за слова.
– Скорее за словоблудье, – улыбнулся студент.
– Да-да, – как бы утвердительно для себя заключил Бородатый, – Хотя слово само по себе сильный аргумент, но сегодня ты сказал в точку…
Неожиданно у входа появился еще один задержанный. Он показался в сильно возбужденном состоянии. Полицейский долго открывал и закрывал камеру. Пьяный неряшливо одетый мужчина средних лет уселся на середину скамейки и разразился тирадой в адрес стража порядка:
– Суки! Видел я всех вас в гробу! В белых тапочках!
Бородатый безнадежно посмотрел на прибывшего и хмуро замолчал. Рошину тоже не хотелось продолжать разговор. Новый задержанный иногда пытался своими односложными фразами раздражения разговорить соседей, но Бородатый, да и юноша только смотрели пространно в потолок.
Через три часа появился отец и забрал Ивана из отделения полиции. Выходил юноша из камеры спокойно, кивнул осторожно Бородатому, которому явно понравился взгляд бывшего соседа. Он также доброжелательно посмотрел на его отца. Тишину момента нарушал неприятный железный лязг замка и резкий скрип засова. Потом все стихло, будто ничего не произошло. Каким-то странным чувством младший Рошин ощутил, что воздух камеры остался внутри его. В полиции у юноши взяли подписку «о невыезде».
Отец с сыном молча вышли на улицу.
– Пришлось оставить небольшой залог, но я так и не понял, сын, что произошло. Неужели ты причастен к этому?
Иван рассказал в подробностях о происшедшем.
– Так почему ты ничего им не сказал?
– Не понял. Что?
– Что это ты вызвал «Скорую».
– Меня никто об этом не спрашивал…
– В наше время я бы попытался объяснить и растолковать все сам.
– Это в ваше время, – тупо отреагировал сын.
Они шли до дома молча. Отец доверял правоохранительным органам и оптимистически настроенный он был спокоен и уверен, что это недоразумение. Иван тоже забыл о камере, хотя мимолетное приятное ощущение свободы было немного ново и необычно. Кругом молча шли прохожие, о чем-то разговаривали,
некоторые из-них спешили, не обращая никакого внимания на двух задумавшихся мужчин.
Матери ни отец, ни сын ничего в этот день не сказали, и повседневная жизнь потекла своим чередом. Повторная встреча со следователем у Рошина произошла через два дня. Он ждал и немного тревожился, представляя множество вариантов развития неприятных последствий.
Когда был рядом с раненой девушки, он не задумывался о нахлынувших на него чувствах и тем более о последовательности своих действий. Теперь же сухая логика ему подсказывала, что при отсутствии реальных свидетелей его могли «зацепить», сделать участником или даже виновником. На допросе он понял, что отец рассказал следователю подробности поведения сына и, естественно, рассеял «туман» подозрительности первых допросов. – «Проверить номер телефона вызова «Скорой» пришло в голову правоохранительным органам только после этого», – с насмешкой рассуждал молодой человек.
Следователь продолжал сухо разговаривать с ним, но уже не упирал на его «бегство» с места происшествия. Но, как понял Рошин, самым главным положительным обстоятельством оказалось улучшение состояния здоровья потерпевшей и именно оно изменило отношение к нему. Он не знал, о чем говорила пришедшая «в себя» потерпевшая, но Ивану вдруг нестерпимо захотелось ее вновь увидеть. Когда он неожиданно спросил, в какой клинике она находится, полицейский неприятно посмотрел на него:
– Встречаться с ней я вам не советую…
Рошин замкнулся, опустил глаза, намеренно скрыв свое неожиданное желание. Теперь, явно почувствовав нить отторжения к этому холодному и обличенному властью «роботу», он даже не задал ему вполне здравый вопрос: – Почему?
Раньше Иван с пониманием относился к органам власти, надеясь, что в необходимый момент они придут на помощь, но сейчас его взгляды заметно менялись.
Все ближе проникали в душу слова случайного сокамерника, и Рошин начинал твердо понимать, что многословить здесь – не к чему. И он, действительно, несколько дней не пытался искать контакта с потерпевшей.
Зинка каким-то образом узнала о вызове в полицию, и теперь тоже задавала неприятные вопросы и даже пыталась наставлять.
– Только не от мира сего вечно попадают в такие непонятные ситуации.
– Что значит – вечно? Можно подумать…Ты сама могла оказаться на моем месте…
– Ну, уж я-то обошла бы все это стороной.
Рошина резанули эти слова, ему вовсе не хотелось открывать свою душу. Он только еще больше почувствовал взрыв неприятной холодности.
В кругу семьи родители продолжали интересоваться результатами встречи со следователем, и сын спокойно всё рассказывал без своих особых впечатлений. Отец, побывавший еще раз в полиции, как-то случайно обронил, что потерпевшая лежит «на Пироговке».
