Читать книгу: «Путь диакона. Воцерковление», страница 2

Алтарь

За тот короткий промежуток времени после моего прихода в Дом Божий в моей жизни случилось еще немало важных событий. В декабре настоятель благословил меня в алтарь, началась уже другая стезя моего воцерковления, и всё это происходило очень стремительно. В алтаре в те годы было много алтарников совершенно разного возраста, и существовали свои традиции. Уже на месяц вперёд было распределено, кто читает апостола, шестопсалмие, паремии (позднее стали читать и часы), а также, кто выходит петь «Верую…» и «Отче наш…» Конечно же, был старший алтарник, который назначал и распределял все чтения пономарей – кто подает кадило на проскомидию, кто к каждению на Херувимской, а кто идет свещеносцем. Всё это казалось мне очень сложным. Я думал, что никогда не запомню всего, что происходит во время Богослужения. Но это было очень интересно, я только и ждал, когда же начнется очередная служба. С первых дней познакомился с пономарями-алтарниками, и уже в ближайшее время мы вместе мыли полы в алтаре, готовясь к новому Богослужению. Старшим алтарником в то время был Георгий Погарцев (+1999). Он был самым старшим, да и, наверное, самым благообразным из ребят. С окладистой бородой и длинными волосами он был похож на батюшку. Внутри он был скрытным, глубоким, застенчивым, но очень добрым человеком. Любил Богослужение. Иногда уезжал на несколько недель в Дивеевский скит, Автодеево и там подвизался трудником. Позднее, в 1999 году, он скончался на посту в соборной сторожке от сердечной недостаточности. Лишь один Господь знает, какие помышления, молитвы и внутренние переживания были у Георгия, но я всегда храню молитвенную память о сем рабе Божьем.

Через неделю после поступления в алтарь я уже вышел читать шестопсалмие. Владимир Щербаков сразу же предложил мне свою помощь. Он подсказал, как правильно и быстро научиться. Мы сидели с ним в трапезной, я читал, а он следил по другому тексту и отмечал ошибки, сделанные мной. Дома я прочитал сорок раз этот текст в шесть псалмов и практически был готов. Настало время первой службы в новом звании, теперь я алтарник, пономарь. За день до службы настоятель выделил мне старенький стихарь, как сейчас помню, оранжевого цвета. Я отнёсся к этому с трепетом и благоговением. Сложил его, как научили алтарники, и, положив в пакет, забрал его домой, чтобы постирать, подшить и погладить. Одним словом, на следующий день я был при параде и очень гордился своей новой одеждой, даже иногда хотелось выйти в храм, чтобы показаться прихожанам в новом одеянии. Я думаю, кто проходил через это, поймут меня и строго не осудят. Вспоминая это благодатное время, удивляешься и умиляешься тому, что мы были, и правда, чистые сердцем и воспринимали всё как дети. Слава Богу, это было. Вспоминая, я вновь и вновь взгреваю в своем сердце огонь веры. Порядок службы я еще плохо знал, но уже учил его по книжечке, которая лежала в алтаре, а на стене в пономарке была прикреплена табличка с порядком службы. Там было четко размечено, когда подавать кадило, когда закрывать завесу, когда включать и выключать паникадило. Было очень интересно познавать, открывать для себя новый мир. Однажды, незадолго до службы, я увидел в алтаре отца Владимира Борисова, который стоял у столика и важно попивал из гранёного стакана крепко заваренный чай. Он подозвал меня и говорит:

– Значит, это ты Володин сын? Знаю я твоего отца, веселый он мужик!

Городок у нас маленький, и, конечно, они знали друг друга, да и отец Владимир тоже когда-то служил прапорщиком, как и мой папа.

Потом он, прищурившись, посмотрел на меня, прихлебывая чай и причмокивая, и сказал следующее:

– Причёска твоя нехороша. Ты ж теперь в алтаре, на тебя люди смотрят. Не поймут ведь…

А я с армейских времен носил на голове своей «площадку», так называлась прическа. Так мы поближе познакомились с отцом Владимиром, чему я был очень рад, ведь всё, что он говорил, было сказано с добротой и деликатностью.

Началась служба, я впервые подал настоятелю свечу и кадило, а потом сам ходил свещеносцем на вход с кадилом. Я настолько проникся Богослужением, мне хотелось делать всё, что делали остальные ребята, учиться у них и постигать пономарство. Подошло время шестопсалмия. Настоятель сурово спросил, готов ли, а я улыбнулся и сказал, что готовился. Подошёл мой час читать, выходить на середину храма. Я вышел и почувствовал, что колени мои от страха и ответственности подгибаются. Первые строки дались мне с трудом из-за волнения и дрожания голоса. Но дальше я уже осмелел, а голос стал увереннее и твёрже. Зайдя в алтарь после прочтения, я поклонился настоятелю, подошел к нему, и он похвалил, сказав, что для первого раза хорошо прочитал. Да и еще добавил:

– На Рождество апостол читаешь…

Вот пришло время Рождественского поста или, как говорят в народе филипповки, о котором раньше я не слышал и не знал. В храме я бывал почти каждый день и каждый раз узнавал что-то новое, впитывая в себя, как губка, всё полезное. В библиотеке набрал кучу интересных книг, купил в лавке пару икон и Библию. В душу постепенно стала закрадываться мысль о священстве, да и настоятель часто говаривал, что мне надо бы обязательно стать диаконом. Голосовые данные позволяли.

Рождество Христово. Паломничество в Троице-Сергиеву Лавру

Вот и подошёл Великий двунадесятый Праздник, Рождество Христово. По благословению настоятеля я активно готовился читать на праздник апостольское чтение. Каждый вечер брал с собой книгу «Апостол», дома находил праздничное чтение и старался читать без ошибок, а главное – запомнить очерёдность чтения. Это как в детстве, когда мы вечерами всей семьёй садились в комнате и вчетвером читали книгу или смотрели диафильмы по ролям. Так и здесь, вначале священник произносит: «Вонмем. Мир всем», а чтец отвечает: «И духови твоему» и так далее. Интересно и страшно, и ответственно. Представляю, как я выхожу из алтаря, а собор полон народа, это же около пяти тысяч человек. В такие праздники в храме было не протолкнуться. Так вот, надо ведь не подвести, прочитать, как надо, чтобы все почувствовали Рождество Христово. Да еще и настоятель как-то проговорился, что на Рождество благословит мне подрясник. Для меня это были события огромного значения, такие награды нужно было заслужить, а я без году неделя в алтаре – и мне такие подарки. Конечно, хотелось, очень хотелось выйти на чтение апостола в подряснике, а поверх него одеть стихарь. Это был бы полный комплект. Совсем незадолго до Рождества случилось и еще одно очень важное для меня событие. Среди алтарников был мальчик Иван Кочкин, в то время ему были примерно лет 12. С ним мы как-то очень сдружились, он был начитанный, хорошо знал Церковный Богослужебный устав и много помогал мне в обучении. Когда я впервые пришел на Причастие, будучи ещё прихожанином, он стоял на плате, и я почему-то запомнил его. Мне казалось, что он сын одного из священников, так он был похож на мальчика-попёнка из фильма «Нахалёнок». Так вот, незадолго до Рождества мы с Иваном собрались в паломническую поездку в Троице-Сергиеву Лавру. Это было мое первое паломничество. Вечером мы сели на поезд, а утром уже были в Москве. Потом на электричку – и вот мы уже подъезжаем к Сергиевому Посаду. Часто билось сердце, и внутри было очень волнительно. Иван много рассказывал мне о преподобном Сергии, о том, что в Лавре есть Духовная семинария и академия. Там учился один из наших собратьев – алтарник Троицкого собора Скакалин Андрей.

К тому времени я уже много читал житий святых, и у меня сложилось свое представление о монастырях и монашеском духе. Выйдя из электрички, мы решили до Лавры пройтись пешком. И вот с горы увидели Святой град Сергиев. Внутри всё загорелось от впечатления и захотелось быстрее уже оказаться у мощей преподобного. Зашагав быстрее, насколько было возможно, вскоре мы оказались у вековых толстых стен обители. Зайдя внутрь монастыря, я почувствовал дух старины. Стены Святых врат, расписанные житием преподобного Сергия, передавали какое-то невыразимое чувство, будто тебе это всё знакомо. Пройдя дальше, мы увидели огромные толпы экскурсантов из разных стран мира. Они проявляли интерес, но ведь не искали здесь Духа Божьего, и мне стало грустно от этого. Все мои представления о монастырях как-то рухнули при виде активной торговли и множества снующего и фотографирующего люда. Затем мы поспешили в Троицкий храм – хотелось припасть к раке преподобного Сергия и попросить его благословения на дальнейшее служение в Церкви Христовой.

Зайдя в храм, мы написали записочки с именами, взяли просфор и свечей, а затем встали в живую очередь к мощам. Что поразило и порадовало, так это непрерывное чтение акафиста и пение молебна святому. Пока стоял в очереди, подпевал, да так, что и очередь незаметно дошла до алтаря. Сделав земные поклоны и попросив преподобного Сергия о помощи, я приложился к его открытым мощам, и мне показалось, что будто бы легонько ударило током в губу. Я еще долго стоял в храме: не хотелось никуда уходить, будто время остановилось и говорит тебе: «Останься…»

После поклонения мощам направились сразу в Трапезный храм. Там завершалась Литургия, а потом иеромонах в мантии вышел служить заупокойную литию. Здесь мы тоже подпели, как могли, потом решили посетить другие святыни Лавры и затем отправились в лавку. Там я купил на молитвенную память иконку Троицы в окладе и деревянном киоте, которая и по сей день стоит у моей мамы.

За день мы порядком устали и были голодны. Перекусив, тронулись в путь, вечером у нас уже был поезд до дома. Вернувшись, я почувствовал, как изменился внутри, очень хотелось подражать тем лаврским монахам. Всё время вспоминал, как читали и пели в Троице, это было незабываемо.

Настал день Рождества Христова. Я всё ждал, когда настоятель благословит на подрясник, то и дело подходя к нему и что-то спрашивая, или просто показываясь на глаза. Сейчас вспоминаю об этом и так смешно становится, а в тот день мне было не до смеха. Морально готовился читать апостол перед огромной толпой народа. На службу мы пришли намного раньше до её начала и готовились, как могли: украшали свечи, вымывали и начищали семисвечник, кадило, чтобы всё блестело, а также складывали облачение для священников. Радуясь всему происходящему со мной, я совсем забыл про Причастие. Кто-то с клироса начал говорить, что лучше Причащаться в двунадесятые и великие праздники. Помню, подошел на исповедь к настоятелю и сказал: «Отче, я не постился, потому как в первый раз и не знал как, но очень хочу Причаститься». Выслушав и другие грехи, отец настоятель благословил Причащаться. За полчаса до начала ночной службы настоятель подозвал нас вместе с двоюродным братом Павлом и благословил на подрясник. Я надел старенький подрясник Володи Щербакова, который уехал паломничать в Оптину Пустынь. Началась служба. Такого праздничного пения я еще никогда не слышал – это же мое первое Рождество Христово. Пришло и время чтения апостола. Я подошёл на горнее место, перекрестился и поклонился настоятелю, произнеся уже выученную заранее фразу: «Благослови владыка, святый апостол прочести». Затем вышел на солею и спустился под амвон. Народу действительно было очень много. Мне в голову пришла мысль: «А как же я озвучу, чтобы все услышали?»

Прозвучал возглас священника:

– Мир всем!

Я низким тембром пробубнил:

– И духови твоему…

Вы не поверите, но я даже вздрогнул от неожиданности. Акустика на середине храма былатакая, что не нужно было кричать изо всех сил, а просто правильно произносить слова, и не «ездить» по нотам, а ровно и размеренно читать. Это было открытим для меня. Как же всё-таки умели раньше строить! Мастера-архитекторы, народные самородки, возводившие величавый Троицкий собор, каждую выемку в стенах, каждую перекладину делали с умом и мудростью. Апостольский текст был коротким, но удалось так его вывести с нижней ноты и закончить на очень высокой, что я даже сам удивился и подумал в конце: «Получилось!»

Зайдя в алтарь после прочтения, подошел за благословением к настоятелю. Благословив, он сказал:

– Мне нужен диакон, буду просить владыку о твоём рукоположении.

Такие слова были как высшая награда, о которой можно только мечтать. Я ничего ещё толком не знал, не понимал всего происходящего, но в душе желал, чтобы всё это не заканчивалось, и хотел идти только вперёд. Потом по благословению пошёл на клирос – помочь петь хору. Там-то и свела меня судьба еще с одним очень хорошим человеком, протодиаконом Серафимом Евдокимовым. В тот год он учился в Тамбове на Пастырских курсах и приехал на каникулы. Зайдя на клирос, я удивился, что он был очень переполнен. Все от мала до велика стояли и пели. Матушка стояла на подставке, чтобы её было всем видно, и только руки взлетали в воздух. Я попытался втиснуться к басам и тут увидел Серафима. Кивнув, встал рядом и начал петь. У Серафима был хороший бас, и он очень грамотно пел. Сам был худощавый и высокий, а вот голос басовитый. По окончании службы отец-настоятель как всегда сказал прекрасную проповедь без подготовки, и мы спустились в трапезную для разговения. Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человецех благоволение.

Крещение Господне

Приближался праздник Богоявления. Крещения Господа нашего Иисуса Христа. Всё, что происходило со мной с того дня, как я переступил порог храма, казалось мне сладким сном. События случались настолько стремительно, что я не успевал удивляться, но главными были значительные перемены во мне самом.

Служба Крещения Господня совершалась ночью. Расскажу о том, что мне больше всего запомнилось. Крестный ход из собора на «иордань». Заранее приготовив хоругви и запрестольный крест с иконой, мы вручили их нескольким мужчинам покрепче. Хор запел стихиру «Глас Господень на водах вопиет глаголя…», и мы двинулись на улицу. Настоятель дал мне нести большую красную книгу, праздничную минею. Сказать что было сказочно, это ничего не сказать, – было Божественно. Ночь, мороз, и идет крупный снег, подгоняемый ветром. Длинная вереница людей выходит из собора и направляется к реке. В том году река замерзла лишь наполовину, и там, где мы освящали, не было проруби. Придя на место, расположились полукругом. Хор допел стихиры, и начали читать паремии, в которых изображаются благодатные плоды пришествия Господа на землю и духовная радость всех, обращающихся ко Господу и причащающихся от живоносных источников спасения.

Надо сказать, что из семинарии приехал Андрей Скакалин, в будущем – протоиерей Андрей. Он- то и стал читать паремии, а затем отец Владимир Борисов продолжил апостольским чтением. И уже после этого настоятель благовествовал Евангелие. После ектеньи с особыми прошениями полились длиннющие молитвы. Когда знаешь службу и последование того, что происходит, всегда легче молиться. А так, в неведении, все время думаешь: ну сколько там примерно осталось?.. Звонкий тенор отца Владимира затянул: «Спаси, Го-о-споди, лю-ю-ди Твоя…», а хор продолжал: «И благослови достояние Твое…», и далее весь тропарь Кресту. Освятив воду, батюшки кропили всех направо и налево, а народ радостно кричал: «И нас, и нас побрызгайте!»

Радостно и весело стало оттого, что произошло. Ребячьим своим сердцем я ощущал благодать и полностью уверенный, что Господь сошёл в воды и освятил их, предложил ребятам искупаться. Мы, благословившись у отца-настоятеля, отнесли хоругви, кресты с иконами в алтарь и, взяв полотенца, побежали к «иордани». Я разделся первый и уже хотел было зайти в воду, как вдруг увидел бегущего Георгия с белой от инея бородой и ревущего: «Димитрий, без меня не заходи, подожди меня!»

Он быстро разделся, и мы бултыхнулись в воду. Сложив руки крестом на груди, окунулись трижды с головой. Выскочив из реки, начали быстро одеваться и разговаривать трясущимися губами, – это было незабываемо весело. После купания пошли в алтарь, где нас уже ждал термос с чаем.

Еще перед службой отец Владимир Борисов попросил меня сопроводить его на службу в село Ракша. Поехали мы на микроавтобусе, за рулём которого был староста Ракшинского храма Александр, ныне покойный. В машине мы встретились с Галиной Соколовой и Андреем Скакалиным. С ним мы были почти незнакомы и туда ехали молча. В Ракше мы отслужили Великое освящение воды, отец Владимир исповедовал и Причастил некоторых из прихожан. Затем нас пригласили на праздничную трапезу, которую устроили работники храма. По первому посещению я уже знал, что кормят здесь отменно и не выпустят из-за стола, пока всего не отведаешь.

За трапезой мы много общались, отец Владимир рассказывал нам интересные истории и наливал «беленькую». Что интересно, когда староста предложил ему кагор, батюшка ответил: «Не, сие не казацкое питие». С тех пор в Ракше красное вино Борисову не предлагали.

Разогретые, мы ехали домой и радовались, что праздник удался. На обратном пути мы, уже осмелев, начали общение с Андреем. Было очень интересно, как он учится в семинарии, чем занимается в свободное время, и есть ли возможность мне, грешнику, поступить туда? Андрей рассказывал интересно, а я всё представлял, как он поёт в хоре у игумена Амвросия (ныне митрополит Тверской), как учит предметы Богословия и сколько там наших тамбовских ребят. Пока ехали, мы с ним даже начали петь в терцию. Пели тропари двунадесятых праздников, а потом он спел кант «Про маму», услышанный им в семинарии, который заставил мое сердце сжаться от жалостливых слов.

Шли день за днём, я читал много книг и постигал Богослужебную практику пономаря. Приходил в храм раньше батюшек, зажигал лампады на семисвечнике перед образами и лишь не трогал лампадок на Престоле и Жертвеннике. Непосвященный не имел права прикасаться к ним руками. Потом ставил на плитку уголёк, разжигая кадило, включал электрический чайник, чтобы заготовить заранее кипяток для теплоты. Приготавливал служебные просфоры для батюшки, шёл за ящик, чтобы взять записки с именами, которые заказали прихожан, и нёс их в алтарь. Когда приходил священник, я одевался и шёл на звонницу благовествовать и после клепать в кампаны, т.е трезвонить. Так начинался мой обычный день.

Чуть не забыл: ещё на Крещение 1998 года к нам был направлен штатным священником протоиерей Пётр Васильев (ныне духовник Мичуринской и Моршанской епархии). Батюшка переехал к нам из Томска, как выяснилось, по причине слабых лёгких. А также в хоре прибавилось певчих – матушка Мария, супруга отца Петра, и его сын Павел. В то время Паша был еще школьником, но вскоре и он украсил своим пением наш прекрасный собор.

Приближался Великий пост.

Великий пост

По окончании Рождественских Святок настоятель позвал меня к себе в гости и вручил кипу толстых тетрадок. Это были его семинарские конспекты.

– На, учи, будущий диакон! – сказал он с улыбкой и, благословив, положил руку мне на голову.

Пока пили чай, я с интересом рассматривал конспекты, а отец Владимир отмечал, что нужно знать в первую очередь. Потом он сказал, что встречался с владыкой и тот якобы благословил его искать кандидатов на рукоположение. Так вот, чтобы пройти ставленнический экзамен, надо было учить азы семинарской науки.

Конечно, было заманчивым, не учась в семинарии или духовном училище, принять сан диакона и начать служить уже на более высоком поприще. У меня были сомнения, что всё получится, но, положившись на Волю Божью и уверенность батюшки, взялся за самообучение. Каждое воскресенье я должен был приходить к отцу-настоятелю и рассказывать на память то, что выучил. Он мог в любой другой день, даже во время службы, взять и спросить что-либо из пройденного материала. Мне нравилось изучать Церковный устав, читать полезную литературу, а после на практике умничать среди ребят в алтаре.

Настал день Прощёное воскресенье.

Весь внутренний настрой был покаянный и, словно тайной, охватил всё моё существо. После вечерней службы настоятель произнёс очень трогательную проповедь о прощении, о великом посте, о покаянии, о том, что, возможно, не каждый из нас доживёт до Пасхи Господней. От этих слов сжимало сердце. Тут и там, по всему храму были слышны всхлипы и вздохи прихожан. Затем батюшка сделал перед народом земной поклон и, испросив прощение, благословил всех на поприще Святой четыредесятницы. Вначале отцы, а после и мы, алтарники, просили друг у друга прощения с земным поклоном и вставали со святыми образами в ряд. Прихожане мирно и покаянно подходили к каждому из нас, прося прощения. Мы же в свою очередь отвечали: «Бог простит, простите и нас грешных!»

Радость и умиление были такими, что не хотелось уходить из храма. Придя домой, я также испросил прощения у своих родных и близких. Рано утром уже шёл в собор и настраивался на длинную службу, со множеством земных поклонов. День выдался на самом деле тяжёлый для меня, это был мой первый осознанный пост. Мы молились почти шесть часов кряду. На кафизмах мне стало нехорошо, и отец Владимир Борисов разрешил мне посидеть в пономарке. Сильно болел желудок и знобило. Как сказал батюшка: «Это искушение, ты потерпи. Вот увидишь, после службы лучше станет».

Так и случилось. Как только всё закончилось, и мы съели по кусочку антидора, боль прошла. Вечером я уже был на клиросе, надо было помочь в пении Великого покаянного канона Андрея Критского. В таком ритме прошла первая неделя поста, и дальше уже стало легче. Я старался соблюдать пост не только внешне, но и внутренне, старался удерживать себя от праздности и пустой болтовни.