Читать книгу: «Игла бессмертия», страница 6
Глава 7
Утром никто из служивых не хотел просыпаться, хотя многолетняя привычка уже всех разбудила. В самом деле, когда ещё доведётся поваляться без дела, понежиться в дрёме и праздности? А тут на тебе – глаза открываются сами собой. «Э, нет, – подумывал каждый, – погоди, не балуй, вот я на другой бок повернусь». Так и вертелись все трое, уж, казалось, ещё чуток и начнут крутиться разом – «строем».
– Ну, довольно, – сказал Николай, вставая с лавки. – Доброго утра!
Ему никто не ответил, Олег ещё спал, счастливчик, а товарищи упорствовали. Хозяева же пробудились ещё спозаранку и ушли по своим крестьянским делам.
А Николай отправился на двор по известному утреннему делу.
Хорошо утром в деревне, когда мир свеж и пронзителен, когда прохладный, полный влаги воздух легонько касается лица и с готовностью наполняет грудь. А вокруг запах яблок, и со скотного двора веет скошенной ещё засветло травой, и обязательно недалеко кричит от радости какая-нибудь пичуга. Кажется, всё вокруг вот только-только на свет народилось, и впереди жизнь прекрасная и удивительная. И даже если тебе идёт уж пятый десяток, ты всё равно в это мгновение так же молод и открыт, как трёхлетний карапуз.
Вот и Николай стоял посреди двора в одном исподнем да старых Антиповых лаптях и наслаждался утром. Ему думалось, что редко когда в суете случается такое покойное мгновение и что хорошо бы растянуть его ещё немного.
Нега оборвалась разом, когда сбоку, со стороны амбара, неслышно вышел казак с обнажённой шашкой. Сделал он это так внезапно, уверенно и стремительно, что Николай только и успел, что вздрогнуть. Был пришелец уж сед, висячие его усы почти не имели чёрного волоса, одет по-военному: в кольчуге, с пистолетом и кинжалом, заткнутыми за пояс; ладно подогнанная амуниция не издавала при движении ни звона, ни скрипа.
– А и здоровы ж вы спаты, татюшкы, – сказал он вместо приветствия. – Эдак и жизнь проспаты можно. – Остриё шашки опасно приблизилось к беззащитному животу Николая.
Из подклети вышел ещё один – совсем молодой казачок, тоже в кольчуге и при оружии, но этот звенел и дребезжал за двоих.
– А ловко, батьку, мы этого пентюха старого сцапалы, – весело заявил он.
– Ни, вин ще нэ старый. В мынулый час в Турэтчине мени б за нього отсыпалы полный кошель серебра, – не согласился седой, глядя на Николая и поглаживая левой рукой усы.
– А нынче?
– Ныне невидомо, яки там цены, колы турок дюже побылы.
– Да-а… Жаль. То бишь не жаль, что турок побылы, а жаль…
– Э, нэ жалься, сынку, нэ по-казачьи це. Як Господь Бог вершить, так и буде. А цього полонянына я до бусурман не став бы везты, – неожиданно заключил старик.
– Пошто?
– Убёг бы вин, ще меня б прырэзав. Ты нэ гляды, що вин смирный, нутро у нього твэрдэ.
– Откуда знаешь?
– А ты поживы з моё – теж дизнаешься.
– А что ж тогда з ным делать?
– А ничого з ным не зробыты, порешить разве.
– Как же так, батьку? – удивился молодой и захлопал ресницами. – Прямо тут?
И сразу стало видно, что казачок боится отнять жизнь, видно, не проливал ещё чужой крови.
– Чому тут? Та и нэ нашего разуму ця справа. Степан вершить буде.
Казачок облегченно улыбнулся.
Всё это время Николай стоял смирно. Он хоть и подумывал сбежать в дом, но больная нога не позволила бы потягаться в прыти со старым воякой, да и изнутри слышался шум и брань.
– Топай, тать, топай в хату.
Внутри уже тоже были казаки, они громко препирались, а некоторые трясли шашками.
– Посекты их!
– Нет, за ноги повесить!
– Дышит вин, нэ, Пэтро?!
– На кол, на кол их!
– Та тише, нэ слышу!
– Спочатку их порубаты!
– А, вот ещё один! Режь его, Архип!
– А ну, умолкнули, бабы базарные! – гаркнул уже седой, но ещё крепкий казак, и все замолчали.
Один из них склонился над распростёртым на полу своим товарищем и слушал грудь. В углу, зажатые тремя чубатыми воинами, стеснились Фёдор и Олег. Демид сидел, прислонившись к стене, и зажимал руками рану в боку; голова его была вся в крови.
– Дышит! Живой!
– Слава богу! – перекрестился старый казак, недавно утихомиривший остальных.
– Перевяжите этого.
– Та для какой потребности, Степан? Ведь ясно, что тати, ведь гасило у того подлюки под рукавом было, вон и Григория твоего он мало не вбыл.
– Для такой, что поперву расспросить их треба. Который тут голова? Архип, кликни старосту.
Казак, пленивший Николая, сдал его с рук и отправился обратно на двор.
– Я среди них главный, капрал гренадерской роты Снегирёвского пехотного полка Николай Тихомиров.
– Тогда, капрал, – посмотрел ему в глаза старый казак, – якщо не хочешь горячего расспроса, сказывай, для чого вы сюда опять полизлы и скилькы вас ще чекаты?
– Ты моё имя знаешь, и коли ты православный христианин, то сперва сам назовись.
– Степан Перещибка, вильный казак и здешний голова.
– Знакомство наше, Степан, не с того боку началось. Люди твои меня татем зовут, но сам я за собой вины не знаю и оттого думаю – ошиблись вы.
– Эк ты складно баешь. Ну, рассказывай свою правду, а мы послухаем.
– Моя правда такая: мы все вчетвером состоим при господине капитане лейб-гвардии Измайловского полка Воронцове Георгии Петровиче. Сам он должен прибыть сюда со дня на день из Боброцска.
– Що? Якой ще лейб-гвардии? – спросил один из казаков.
– Помолчи, Богдан. Навищо вы сюда прыйшли?
– О том господин капитан знает. А из лейб-гвардии – значит, из стражи государыни императрицы.
– Ишь ты, куда загнул, – снова встрял давешний казак и заслужил строгий взгляд от атамана.
– Ладно, кхм, садись. – Степан сел сам и указал на лавку Николаю. – Складно, складно. А бумага у тебя есть?
– Подорожная у господина капитана.
– Що ж цэ, чего нэ хватишься, все у капитана, и сам вин мало нэ кум императрицы, – сказал Перещибка, усмехнувшись.
За ним засмеялись и казаки. В светлицу вошел староста и встал скромно позади Степана, чуть наклонясь, стеснившись, будто и не хозяин в своем доме.
– Антип, расскажи-ка нам, що воны тебе сказывалы.
– А что? Говорили, мол, по государеву делу пришли, а что за дело, то не моего ума дело. Ждать начальника тут будут, обещались платить серебром, но за ужин денег не дали.
– Как же не дали? Заплатили, Степан Остапович, сполна заплатили, – вмешалась женка старосты, которую никто не замечал. – Вот, Олег мне дал вчерась, глядите.
Она достала из кармашка под юбкой серебряный гривенник. Антип, увидавши монетку, хотел было что-то сказать, но посмотрел на жену и передумал.
– Олег? Это который?
– А вот, молоденький.
– Цэ правда? – спросил Олега Степан.
Тот отрицательно помотал головой и хотел еще что-то объяснить.
– Немой он, убогий, – не дал ему это сделать Николай.
– А я ещё думал: экий парень молчун, – сказал Антип озадаченно.
– На що вин с вамы? – спросил Перещибка.
– На то воля господина капитана.
– Та що ты мени про капитана долдонишь? Видно же, що у тэбэ нэ пень на плечах, так отвечай!
– Не могу, дело государево, и говорить о нём только начальник может.
– А якщо мы попытаемо? – усмехнулся Богдан и приподнял шашку. – У мэнэ и басурмане болтали без умолку.
– Уймись, – одёрнул его Перещибка.
Казацкий голова поёрзал на лавке, поглядел из стороны в сторону. Не ожидал он встретить такую странную компанию, но и поверить всему пока не мог.
– Антип, продолжай.
– Рассказали они, что с нечистой силой, которая дорогу всем прихожим застит, договорились и прошли невозбранно. Вёз их Евсейка из Лопуховки.
– Глебка, беги до Евсейки и веди сюда, – распорядился Степан, и паренёк, что обсуждал с отцом цены на рабов в Турэтчине, метнулся к двери. – Що скажешь, капрал?
– Скажу, что так и было. Добавлю только, что не первый раз уж с нечистой силой мы сталкиваемся.
– А може, вы её сюда и прыставылы?
– А на что нам тогда Евсея отпускать? Оставили бы его там, в полях.
– Кто ж вас разберёт…
Помолчали. Вскоре с улицы послышались причитания и крики.
– Да чтоб тебя раскорячило, чтоб тебе бабы не давали!
Дверь распахнулась, и в комнату влетел Евсей, не переставая браниться.
– Ах ты, несмысел мелкий! Шалопут бестолковый! Чтоб тебя! Чтоб тебя… черти взяли! – На этой фразе сквернослов схлопотал по шее от Богдана и растянулся на полу. – Что вы делаете, изверги?
– Думай, що размовляешь, и так нечисть кругом.
– Обезножел я после страха того! На что вы меня приволокли?! – запричитал пройдоха, подпустив в голос бабьих ноток. – Вчерась только чудом цел остался, а сегодня вы меня бьёте!
– На то и приволокли, чтобы ты рассказал, что вчера случилось, – пояснил Антип.
– Дозвольте мне Дёмкой заняться, – подал голос Фёдор. – Повязка уж намокла.
И в самом деле, наскоро перевязанная рана явно кровоточила, а Демид уж лицом побелел.
– Делай, – разрешил Степан.
Евсей, не вставая с пола, оглянулся и только сейчас уразумел обстановку.
– Эвон что… Зачем же это? – спросил он, поднимаясь.
– Говори, про що запыталы.
– Что сказать-то? Ехал я сюда к свояченице по хозяйству помочь, а по дороге вот их встретил. Уговорились подвезти. Денег мне вот он дал, – показал рассказчик на Николая, – а вот он хотел морду набить, узнавши, что мне с ними по пути.
– А ты що же, с попутчиков гроши стребовал? – спросил Степан.
– А и что? У меня кобыла не казённая всех задарма катать!
– Эээ… шаромыжник.
– А ты не лайся, вообще ничего не буду рассказывать.
Богдан со стуком вбросил шашку в ножны, и то же самое сделали остальные, так как, судя по всему, дело шло к миру.
– Говори давай, жид.
– Что?! Я – жид?! Да нате, берите, изверги-кровопийцы! – Евсей рванул косоворотку, оторвав петельку, достал тощий свёрток и бросил его на стол.
Всё в его облике кричало о несправедливости: и сдвинутые брови, и надутые щёки, и по-детски выпяченная нижняя губа.
– Нет-нет, он честно деньги заработал, – заверил Николай, подвигая свёрток обратно.
– Вот! Так-то! – сразу прекратил истерику доморощенный скоморох, а барыш исчез за пазухой.
Он сел за стол и замолчал.
– Ну? – подогнал Степан.
– Что – ну? Может, кваску попьём? – предложил прохиндей как ни в чём ни бывало.
– Продолжай про нечисть, олух!
– А! Да, то страх великий. Ехали мы, ехали, да всё Берёзовка не показывалась. Уж дважды должны были добраться, ан нет – одни поля кругом. И вот тут Николай остановить попросил и горбушку к полю поднёс. Да… Поклонился, что-то сказал и… и прямо из воздуха появилась баба!
Евсей так живо вспомнил произошедшее, что даже смог руками обрисовать контур привидения, изрядно увеличив грудь и бёдра. Он какое-то время так глядел в сторону предполагаемого силуэта, что все невольно посмотрели туда же.
– Брехня, – подал голос Демид, – титьки у неё поменьше были.
Он был так же бледен, но смотрел веселее. Фёдор только закончил штопать рану и накладывал повязку.
– А добрый у тебе портной, капрал, – сказал Степан, показав тем самым, что ничто не укрылось от его внимания. – Що было после титек, Евсей?
– После? А вот он на неё пистолет направил, а она серп из воздуха взяла. Я не стал дожидаться продолжения и утёк. Но баба эта за мной погналась! Уж бежал я, бежал, уж так бежал, что лапти истёр. А она всё за мной! А вокруг поля и трава такая, что и на сажень не видно! Уж, казалось, я до Лопуховки добежал бы. Что тут делать? Пришлось остановиться и встретиться с ней лицом к лицу! Да! Потому как я так петлять не привык, не заяц! Я, если возьмусь, так не спущу! Как она на меня прыгнула, как наскочила! Как волчица! Серпом уязвить пытается, второй рукой обвилась вокруг шеи! – Евсей сопровождал свой рассказ энергичными жестами и гримасами, а на словах про руку вокруг шеи губы его вытянулись в трубочку. – А что? – Тут он чуть задумался и, видно, придя к решению, продолжил: – Она давит, а я гляжу, что лицом она бела и благообразна… титьки, опять же, тугие. Ну, я серп отобрал, а сам…
– Ха, а сам ты, похоже, завалил полудницу на спину да задрал подол. Да, ухарь? – снова подал голос Демид.
Все снова глянули на него и на сидящего подле друга.
– Нашли мы его уж на подъезде к деревне, посреди дороги, беспамятного и с мокрыми портками, – добавил Фёдор.
Со всех сторон грянул хохот. Антип трясся, держась за живот, Богдан согнулся пополам и никак не мог распрямиться обратно, Степан закашлялся и вытирал уж слёзы из глаз. Даже Николай посмеялся. Общее веселье сильно разрядило обстановку.
Авдотья принесла два кувшина кваса. Казаки пустили их по кругу, досталось и Николаю с Фёдором.
– Гогочите, гогочите, а я свою правду сказал, – заявил Евсей, не обидевшись, и отпил в свою очередь.
Отсмеявшись и покрутив седой ус, Степан решил уже завершать дознание.
– Ну що ж, всё разъяснилось або есть ще що сказаты? А, Антип?
– Скажу, что ночью опять чёрная тень в небесах летала, служивые её углядели и потом долго сторожили. С оружием.
– А? – вопросительно посмотрел на Николая Перещибка.
– Что сказать? Да, любопытно нам было…
– Постий, постий, – перебил голова, помахав руками, – дали я сам доскажу. Це справа государыни и кума её – вашего капитана, так? – И казак снова со вкусом рассмеялся, присные его тоже повеселились, хоть шутка была и не так чтобы очень хороша.
– Степан Остапович, там люди пришли, – сказал казачок Глеб, просунув голову в проем двери; сам он все это время оставался снаружи.
В самом деле перед домом на улице столпились бабы, дети, старики и немногие парни.
– Що ж, почтим честной народ, – сказал Перещибка, вставая. – Николай, оденься та выходь следом, про вас толковаты будэмо.
Вся улица была заполнена пришедшими. Когда Антип и казацкий голова вышли, их приветствовали радостными выкриками, особенно Степана, ему прокричали несколько здравиц.
– Здравствуйте, пани та панове! Вчора до нас снова прийшлы чужинци, снова в солдатской форме!
Люди замолчали, ни звука не раздавалось из толпы, только зычный голос казака разносился по всему селу.
– Сегодня утром мы их спеленалы, як мамка пеленает дытятей!
Раздались крики одобрения, откуда ни возьмись над толпой показались редкие топоры и ножи. Когда гомон затих, Степан продолжил:
– Але, пани та панове, зря мы так поступылы! Ошиблись! Бо ци солдаты прошлы до нас через поля! – Оратор сделал паузу и поднял вверх палец. – Через поля с нечистою сылой!
Люди снова слушали его, затаив дыхание.
– Я расспросыл их и дознався, що воны нэ злодии, нэ покрутчикы до наших молодцив, а славные воители проты нечистой сылы! А послала их нам на пидмогу сама государыня императрица!
На этих словах из хаты вышел Николай. В новеньком мундире – а прореха на штанах от укуса упыря была ловко спрятана под камзол, – он выглядел настоящим героем.
– Родненькие! На вас вся надежда, – заголосила какая-то баба и бросилась ему на шею.
Тут поднялся гвалт разноголосицы из причитаний и восхвалений.
– Воны будут боротыся с той нечистью и вывэдуть её пид корень! – Казак говорил яро и для большей убедительности потрясал кулаками.
Снова раздались крики одобрения.
Николай хоть и принимал почести, но внутри был совсем не рад – что ещё ему скажет на это господин капитан по приезде? Вышедшие следом Фёдор и Олег тоже были обласканы и возведены в чин героев и надежд всего поселения.
Демид же лежал на лавке и с грустью смотрел в окошко, туда, где на улице стояли пригожие молодки и бабы. То, с каким восторгом и интересом смотрели они и на Олега, и на Николая с Федькой, вызывало в его душе искреннюю зависть. Но белую, дружескую. Вот ведь судьба.
А собрание на улице грозило перерасти в праздник: уже во дворе напротив открыли ворота и выносили на улицу стол, уже звучала дудка и бренчала балалайка, уже выводил свои похабные песенки Евсей:
Молодка снопы вязала,
Спину низко нагибала.
Эй-эй люли, люли,
Спину низко нагибала.
Я тогда косу отставил,
Младу по плечам погладил.
Эй-эй люли, люли,
Младу по плечам погладил.
Она вовсе не стеснилась,
А лишь ниже наклонилась.
Эй-эй люли, люли,
А лишь ниже наклонилась.
Подол ей тогда заправил
Да елдак сзади приставил.
Эй-эй люли, люли,
Да елдак сзади приставил.
Снова млада не стеснилась,
А лишь глубже насадилась.
Эй-эй люли, люли,
А лишь глубже насадилась.
Однако час для подобных песен еще не пришёл, и певец схлопотал от одной из баб крепкую оплеуху.
Люди несли на стол повседневную свою пищу: каши, щи, варёную картошку, хлеб, квашеную капусту да сало. Пусть не было тут печёной с чесноком курицы или перчёной кровяной колбасы, зато имелось хорошее настроение и надежда на перемены к лучшему.
Николай говорил мало, больше ссылаясь на начальство, чем быстро заслужил славу умного человека. Фёдор тоже особо не болтал, из-за чего Олег выглядел в этой компании вполне своим и только ловил заинтересованные взгляды молодых девушек.
Поздний завтрак удался на славу, и крестьяне, насмотревшись на гостей, потянулись по делам – выводить на выпас коров, кормить скотину.
Степан тоже собрался уезжать, когда вдалеке показался всадник. Он гнал по дороге галопом, поднимая за собой шлейф пыли.
– Ну, сейчас начнётся… – сказал Перещибка и малодушно посмотрел по сторонам в поисках убежища.
Всадник влетел на улицу, резко осадив коня в паре саженей от стола.
– Опять?! Опять меня с бабами оставил?! – звонко обратился он к казацкому голове, и стало понятно, что это девушка.
Одетая по-мужски, в кожаную безрукавку поверх рубахи и шаровары, с шашкой на поясе и нагайкой в руке барышня выглядела настоящей воительницей. Глаза под острыми бровями горели огнём, а две чёрные девичьи косы завивались вокруг шеи и спускались на грудь.
– Доча, та як бы я тэбэ взяв, а ну как довелось бы биться?
– На то я и казачка, чтобы биться! – Она занесла руку с плеткой, и показалось, что ещё чуть-чуть и ожжёт поперёк лба отца родного.
Степан, однако ж, не испугался.
– Но, но, я ти покричу! Я ти покричу! Залышу без коня, узнаешь тоди!
Егоза сверкнула очами, поворотила коня и погнала обратно. Все обратили на неё внимание, а Олег так просто остолбенел и ещё долго глядел вслед.
– Огонь дивчина, – сказал Перещибка. – Ох и достанется тому, хто визьме её жёнкой.
«Разве можно взять такую в жёны? – подумалось Олегу. – Но, если можно, я бы взял».
– Степан, мы с тобой не кончили разговор, – обратился к казацкому голове Николай. – Пойдём в дом, договорим.
Внутри никого, кроме Демида, не было.
– Ну, теперь ты рассказывай, что у вас здесь происходит, почему такой приём гостям оказываете.
– А навищо я тоби буду рассказывать? Я голова, мени знаты треба, а ты хто? Тоби для чого?
– А я борец с нечистой силой, прислан от императрицы. Ты сам сказал.
– А-а-а, так-таки я правильно угадал?
– Про то господина капитана спросишь.
Оба рассмеялись.
– Хм, справы у нас поганы. Перво-наперво покрутчикы. За пять лет всих мужикив з села в солдаты забралы. Колы таке було? Нас не чипалы, мы не казённые, а в сели одни бабы, диды да парубкы безусые остались. А нынешней весной заявляются воны знову, да нэ вдвоем-втроем, а видразу тры дюжины. Кажуть, яки тут солдаткы, те нэхай собираются и идут с нымы до своих мужей и братьев, та нэхай нэ беруть богато вещей с собою.
Баби довго кудахталы и идти не хотилы. Как хозяйство оставить, на кого? Але ци злодии довго нэ церемонылыся, а взялыся за плети. Зибрали баб, молодок и повелы вон из Берёзовки. А мальци за нымы по полям прыснулы, хотилы на своих мамок да сестрычек ще подывытыся. И подывылыся.
Видвелы ци сволочи баб версты за тры и разложилы прямо в полях, захотилося им биса потешить – за сиськи подержаться.
Мальци до нас витром долетилы, а мы вже и нэ стерпелы. Николи ни було такого посрамления! Шашки в руки, на конь и вперед. Порубалы их прямо на бабах, никто и пикнуть нэ успел, хоча и було их противу нас вдвое.
Добре выйшло – прошли полямы, швыдко, але тыхо – збоку коней сховалыся, як в молодости. Эх! В шашки их взялы, без пальбы. Погано тилькы, що нэ довелося живым никого оставить… Ось вид того мы вас и скрутылы спочатку. Теперь, звычайно, прощенья просымо.
– Да как же такое беззаконие могло случиться? А что же начальство?
– А ничого. Уж Антип йиздыв в Боброцск, та все без толку – дале секретаря нэ пройшов. Хоча и про тих порубаных нихто нэ пытав. Так що толком ничого нэ зрозумило.
– Так, а про нечистую силу что скажешь?
– А про неё сказать нечего. Нэ може нихто чужой ни в Березовку, ни до мэнэ, на хутор, прийты. Вы ось тилькы и змоглы. Тени ще по ночам нышпорять в небесах, да волки дурнымы голосами выють, але к скотине нэ лезуть.
– Больше ничего?
– Вроде ни. А, ще церква два мисяца тому сгорела, разом с попом и жинкой його. Велыке горе, батько Феофаний був доброю людыною. Може… може через то и нечиста сила полизла? Ааа… ты дывысь, я про це и нэ думав ранише.
– Может и так, но с этим только господин капитан сумеет разобраться.
