Читать книгу: «Мгновения Летнего сада. Повесть о любви и чести», страница 2

– Ваше Превосходительство, юнкер Шилякин по Вашему приказанию прибыл. – щёлкнув каблуками отрапортовал Данила.

– Что за внешний вид, юнкер? Потрудитесь объяснить! – генерал грозно блеснул взглядом из-под пенсне, он явно чувствовал испанский стыд за юнкера перед этим высоким господином.

– Виноват, Ваше Превосходительство. Отбываю наказание в виде двух суток гауптвахты.

– Это за что же это Вы Платон Николаевич такого-то героя в каземат определили?

– Эм… Не могу знать Юлиан Петрович, видимо какие-то недоразумения… Сейчас выясним. Смирнов? – он направил свой пасмурный взор на адъютанта и стрельнул глазами на господина в сером, мол объясняй. Адъютант вытянулся шомполом, раскрыл папку, и мгновение пробежавшись глазами по тексту в папке, доложил:

– Юнкер Шилякин отбывает наказание в виде двух суток гауптвахты по накопительному принципу, включая последнее опоздание из увольнения в пьяном виде. По докладу другого юнкера, прибывавшим с ним в увольнении, отказался возвращаться в расположение училища с целью ухаживаний за какой-то молодой особой. – он захлопнул папку и щёлкнул каблуками, кивнув закончил.

Данилу снова охватила злость. Сволочь! Блихер гад!

– И вовсе всё было не так! – женский, очень знакомый Даниле голос, раздался из левого угла комнаты, куда еле дотягивался свет окон. Там стоял журнальный столик с чайным сервизом. У стола стояли два кресла, в одном из которых, с чашкой в руках сидела она – графиня Надин Юльевна фон Литке. И не заметил же, когда вошёл. Данила еле заметно улыбнулся и снова покраснел, как в тот раз, в доме графа.

– Юнкер, спас моего маленького брата – сына графа фон Литке, да папенька? – Надин Юльевна, поставила чашечку на блюдце, встала и подошла к отцу. Она смотрела на юнкера улыбаясь и тоже совсем слегка зарделась щеками.

«Господи, как ей это идёт!» – подумал Данила. Его же щёки ещё больше налились красным.

– Здравствуйте, Его Величества Юнкер Шилякин. – в лёгком книксене поприветствовала юнкера графиня.

– Здравствуйте, Ваша Светлость! – Шилякин по-строевому повернулся к графине, щёлкнул каблуками и кивнул головой.

– Ну что же мы… – фон Литке старший, подошёл к Даниле и протянул тому руку.

– Юлий Петрович фон Литке, отец чудесно спасённого Вами дитя. – он крепко схватил за протянутую в ответ руку юнкера и сильно потряс. – Вы настоящий герой! – он обернулся к генералу, не отпуская руку юнкера.

– Его просто необходимо наградить, Платон Николаевич.

– Обязательно сделаем Ваша Светлость, но следуя предписаниям, с него не снимается вина за опоздание и пьяный вид.

– Но генерал, – графиня вступилась за юнкера, – Он был совсем мокр, конечно, он опоздал, пока прачка приводила в порядок его форму. И он совсем не был пьян, он выпил бокал красного вина, чтобы не заболеть. Считайте, что я его заставила.

– Погоди Нади, – граф прервал дочь, и оторвавшись от руки юнкера обернулся к начальнику училища:

– Действительно, генерал, господин юнкер не мог явиться в неподобающем виде в училище. Мои слуги привели его мундир в порядок, ну а что до бокала вина… ну кто из нас в его возрасте не имел подобных практик?

Генерал, покачался на ногах, скрипя сапогами, немного сдвинув густые брови.

– Думаю, мы сможем найти выход из этой ситуации. – он поднёс руку к лицу и задумчиво пощипал пальцем бороду. – Смирнов, передайте моё распоряжение – отменить двое суток гауптвахты для юнкера Шилякина, ротмистру Завьялову – назначить юнкеру в наказание за опоздание из увольнения три часа аиста. Думаю, будет достаточно.

Адъютант раскрыл папку и что-то записал в неё.

– А по награде мы определимся немного позже. Как считаете, Ваша Светлость, справедливо?

Граф посмотрел на дочь, та в ответ улыбнулась и кивнула.

– Вполне. И, Платон Николаевич, по награде не поскупитесь то.

– Будьте спокойны, Ваша Светлость. – генерал слегка поклонился графу. И обращаясь к Шилякину:

– Можете быть свободны юнкер, возвращайтесь в расположение.

Шилякин щелкнув каблуками, кивнул, мимолётно взглянул на графиню, та улыбнулась и застенчиво опустила свои шоколадные глазки. Данила развернулся на каблуках и чеканя шаг вышел из кабинета генерала.

Шилякин шёл от кабинета начальника училища по коридору вдоль высоких окон, которые заливали резной дорогой паркет яркими солнечными лучами. Шилякин не думал о наказании, о первой своей награде, единственное чем были заняты его мысли – это о её взгляд и милый румянец. Никакие награды или наказания сейчас не имели никакого значения. Только этот взгляд, который он больше никогда и не мечтал увидеть, он так прекрасен. Полёт его мыслей прервал звонкий голосок.

– Юнкер, постойте! – всё тот же прелестный голос окликнул Данилу, он остановился как вкопанный и обернулся. К нему, придерживая платье, спешила она.

– Шилякин, погодите. – слегка запыхавшись прощебетала графиня. – Какой же вы быстрый.

Юнкер сделал несколько шагов навстречу, чтобы графине не пришлось дольше идти.

– Данила, можно я буду называть Вас просто – Данила или Шилякин? – румянец не сходил с её личика. Она хлопала ресничками, как и прежде застенчиво улыбаясь.

– Как пожелаете, графиня. В смысле, конечно, Ваша Светлость, зовите просто Данила или Шилякин, как Вам будет угодно.

– Ну я же просила, оставьте эти «ваши светлости». Вы тоже можете называть меня как папенька – Нади.

– Да, Ваша Светлость…

– Шилякин!

– Простите. Так точно, Ваша… эм… – он тряхнул головой. – Так точно, Нади.

– «Так точно, Нади». Ммм… Как мило. – она приподняла куда-то под шляпку свои кофейные зрачки. – Так-то лучше! – и ещё шире улыбнулась. – Ну не смущайтесь так, я обычный человек. Все эти звания, чины – это такой пережиток, стариковские условности. Хотя, Вам как военному человеку, это не совсем понятно.

– Ну почему же… – помялся юнкер. – Я же не всегда строем ходил и носил китель с фуражкой.

– Ну вот и отлично! – на её лице застыло выражение лица, которое обычно бывает у человека, который забыл, что хотел только что сказать или сделать. – Ах, да! Я чуть не забыла, зачем так бежала к Вам. – она открыла клатч, который всё это время держала в руке и достала оттуда блестящий металлический прямоугольник. – Вот возьмите, это Ваше. Ну фамилия точно Ваша, а вот инициалы не подходят. Вы обронили у нас в доме, наверное, когда переодевались или прачка забыла вернуть после чистки. Я взяла на себя смелость распорядится почистить его, а то он совсем потемнел. Может от воды, в которую Вы так геройски нырнули за моим братиком.

Она протянула ручку, облачённую в белую кружевную перчатку, в которой лежал его отцовский портсигар.

– Благодарю Ваш…, эм… Благодарю, Нади. Я думал обронил его в пруду. Это действительно очень ценная для меня вещь, он отцовский. – он взял в руки портсигар и тот блеснул отполированной поверхностью запуская ему в глаз солнечного зайчика.

– Вы когда-нибудь мне обязательно расскажете. Договорились? У Вас же увольнения бывают?

– Бывают. По воскресениям. Но следующее не скоро, через неделю, если не заработаю ещё парочку взысканий. – ответил Данила, потирая глаза от лёгкой засветки.

– Вот и прекрасно, а сейчас мне надо бежать к папеньке, а то заволнуется. Тут столько молодых людей в красивой форме, и я одна дама в этом кругу. – она хихикнула, сделала книксен и поспешила обратно. Но не сделав пару шагов, остановилась. Обернулась, оглянулась по сторонам и снова подошла к Шилякину. Посмотрела в его бирюзовые глаза, приподняла вуалетку на шляпке, и снова сделала это – обожгла всего Шилякина, заставляя оторваться его пятки от земли, кружиться голову, прикоснувшись своими мягкими, горячими губками к его щеке. Её румянец был уже совершенно нескрываем и очевиден. Нади снова хихикнула и упорхнула как прекрасная белая птичка.

Шилякин стоял, не чувствуя ног. Если бы сейчас он попытался сделать хотя бы шаг, он бы обязательно упал. Данила так и стоял, гладя как прекрасно порхает белой голубкой графиня по имени Нади.

***

Три часа аиста – ерунда, не привыкать, он был если не «чемпионом» по стоянию на одной ноге, то в тройке «сильнейших» уж точно. Отстояв своё наказание, перед отбоем, готовясь ко сну, Шилякин достал из кармана и покрутил в руках портсигар. Он так блестел, как будто его только что передал обладателю изготовивший его мастер. Ни единой царапинки, предмет был отполирован идеально, все мелкие шероховатости и заусенцы были убраны. Данила раскрыл его и изнутри выпал на койку маленький листочек. Данила поднял белый прямоугольник плотной мелованной бумаги, который благоухал цветочным ароматом духов.

– О, Шилякин, неужто Вам любовное посланице?

Шилякин обернулся. В проходе между койками стоял Блихер и скабрёзно ухмылялся.

– Ваше, Блихер, поведение недостойно высокого звания барона! И впредь я не жалю иметь ничего общего ни с Вами, ни с Вашим обществом. Увольте меня от своих шуточек, они низки, как и Ваше достоинство. Честь имею!

Данила кивнул барону и вышел в комнату для умывания. Там из окна бил бледный лунный свет, он подошёл к нему и поднёс листочек к глазам. На белом прямоугольнике красивым дамским подчерком было написано:

«В одно из воскресений, на известном Вам месте, в известное Вам время. Жду. Н.».

Сердце заколотилось с сумасшедшей скоростью и силой, наверное, даже самый быстрый спринт не заставлял его трепетать так сильно. Данила ещё раз поднёс листочек к глазам, снова прочитал и вдохнул аромат её духов.

Глава третья. Приятность с неприятностью – неразлучная пара

Май 1877 года.

Летний сад был наполнен цветочными ароматами. Май полноценно вступал в свои права. Ласковое солнышко разогревало всё кругом. Как и всегда в это время Летний сад был наполнен праздными людьми. Данила не шагал, а скорее порхал по мощёной дорожке навстречу с той, которая занимала все его мысли последние две недели. Всё это время Данила старательно избегал любых неприятностей в училище. Прилежно учился, хоть этим он мог похвастаться всегда, старательно отрабатывал свои аисты и вообще, был главным примером поведения юнкера Его Величества. Всё ради того, чтобы ещё раз увидеть ту, из-за которой (или испытания ради?), на него свалилось столько неприятностей. Две недели снов о ней, её глазах и улыбке, обжигающем щёку поцелуе. Две недели. Именно столько времени он не мог покинуть расположение училища. И вот вырвавшись на свободу, юнкер бежал на встречу к ней, но, наверное, в последний раз, чтобы сказать то, что решил ещё тогда, после прочтения её записки.

***

Две недели назад. Апрель 1877 года.

Данила стоял у окошка в комнате для умывания и вдыхал аромат белого прямоугольника её записки. Этот божественный запах не отпускал его, под его бархатистым воздействием благоухания Данила прокручивал в голове сегодняшний день. Но все мысли то и дело скатывались к её глазам и обжигающему поцелую. Ровно, как и в тот первый раз Данила потерял на пару секунд ясность рассудка. Что же это с ним происходит? Нет, конечно, его целовали и раньше, ещё в воспитательном доме весёлая рыжуха Татьянка целовала его в щёку ни единожды, а один раз даже в губы, так и норовя просунуть свой шаловливый язычок в его уста. Это было давно, возможно на тот момент, Данила ещё не был готов к такому в силу своего совсем юного возраста. И ничего подобного, как от поцелуя прекрасной графини ему всё равно не приходилось раньше ощущать. Это было новое, ранее неизведанное, но очень прекрасное ощущение. Даже слабость, которую он ощущал в то мгновение, ему нравилась, хотя как будущему офицеру ему любая слабость не к чести. Он должен был оставаться стойким, крепким характером и телом. Но не тогда. Ни там в доме графини, ни здесь в ученическом коридоре, он не мог сохранять ни того ни другого. Про это чувство слабости он уже когда-то читал в книгах и видел в пьесах, но всегда считал его если не надуманностью, то преувеличением, что бы нравилось романтичным дамам. Но сейчас он точно осознал, что даже сильные мира сего, подвергаются воздействию чувства, которое заставляет ощущать то, с чем он самолично познакомился. В романах это называлось любовью. Данила испугался сей мысли. Я и графиня? Абсурд, нелепость и вздор! Просто он созревший мужчина и пришла пора, которая так или иначе воздействует на организм так, как это описывается в учебниках по анатомии человека. Но почему именно сейчас и именно она? Мерзавец Блихер возможно в единственном прав – он не её поля ягода. Ведь вокруг столько прелестных дам, которые больше подошли бы ему по статусу. Но тогда почему только её шоколадно-кофейные глаза так сильно прожигают его сердце насквозь, заставляя его трепетать и терять голову. Данила принял решение, что с этим он обязательно разберётся. Они встретятся с графиней, он извинится, что поддался зову природы, что был слаб и что он не достоин её внимания, что это просто были секундные затмения разума, так неудачно подведшего его в те минуты.

Он раскрыл портсигар, и аккуратно, под зажим для папирос положил заветный листочек, щёлкнул крышкой. Он подошёл к умывальнику и взглянул на себя в висящее перед ним зеркало. Щёки красные, глаза блестят – симптом? Он тряхнул головой, положил портсигар на умывальник и потёр руками лицо. Расстегнул и снял рубаху, повесил её рядом на крючок. Открыл кран и сунул голову под струю холодной воды. Он несколько секунд мотал головой под струёй и довольно фыркал. Затем согнал ладонями с волос и лица струйки воды, поднял голову и ещё раз посмотрел на себя в зеркало. За его спиной стоял Блихер.

– Шилякин, мне кажется, ты слишком близко воспринимаешь мои шутки. – Блихер продолжал также ехидно ухмыляться, как и некоторым временем ранее в расположении. Да-да, это была аккурат ухмылка, а не улыбка. Такое мерзкое выражение лица, как казалось Даниле, умеют изображать только настоящие подлецы и мерзавцы, на это, по всей видимости, у них есть ещё пару лишних врождённо развитых мышц лица, неизученных анатомией.

– Ты бы не реагировал так строго, я всего-то отметил небольшие достижения в твоей амурной жизни.

Данила почувствовал, как опять наливается красным его лицо, только этот красный был скорее малинового, злого оттенка. Этот подлец продолжает издеваться. Заметив его явно угрожающий вид, Блихер придержал коней.

– Ну будет, будет тебе, Шилякин. Успокойся.

Данила ещё раз тряхнул мокрой головой и злость отступила.

– Блихер, мы с Вами на брудершафт не пили, в атаки не ходили и пока даже ещё в одном окопе не сидели, и поэтому, несмотря на то что Вы барон, я бы попросил Вас мне не тыкать. Мы тут в равных условиях. И как я уже имел Вам честь сообщить, у меня нет ни малейшего желания иметь с Вами ничего общего, поэтому прошу Вас – увольте меня от общения с Вами.

– Ой ну ладно тебе, Шилякин, ну я пошутил, ты не понял, ну бывает. Я же извинился.

– Извинились? Вам показалось, нисколько не похоже на извинения. – Данила отвернулся к зеркалу и принялся руками наводить порядок в каштановых волосах на своей голове.

– Ладно Вам, не хотите – как хотите. Дайте хоть взглянуть, что там такого Вам написали, что Вы так взбеленились, а потом краснели, так мечтательно закатывая глазки, понюхивая этот листочек. – он быстрым движением скользнул к умывальнику схватил лежащий на нём портсигар.

Данила развернулся и выбросил за Блихером руку, но тот так быстро отскочил назад, что ему не удалось схватить мерзавца. Блихер отбежал ещё на пару шажков и раскрыл портсигар. Шилякин бросился за ним, и со всей силы впечатал того спиной в стену. Он схватил одной рукой Блихера за ворот мундира, а второй за руку, в которой тот держал портсигар.

– Немедленно верните, иначе…

– Иначе что? Ударишь меня?

И Данила ударил. Он отпустил руку Блихера и со всей силы наотмашь врезал тому по левой стороне физиономии открытой ладонью. Шлепок вышел такой силы, что глаза Блихера потеряли фокус, он выронил портсигар и сполз по стене. Данила отпустил ворот оппонента, наклонился и подобрал серебристую коробочку. Белый листочек выпал и отлетел куда-то в сторону. Шилякин искал его, рыская глазами по полу, когда на него сверху обрушился Блихер. Он сбил Данилу с ног и уложил того спиной на пол. Шилякин выронил портсигар и проследил за ним глазами, в этот момент Блихер ударил его кулаком в бровь. От удара Данила больно приложился затылком о плитку, голова закружилась, сознание немного поплыло. Блихер замахнулся ещё раз, но Данила поймал его руку и используя энергию его удара потянув на себя, опрокинул на пол и развернувшись оказался сверху противника. Шилякин замахнулся и с силой ударил Блихера в лицо кулаком, оставляя тут же набухающую гематому под глазом. Размахнулся ещё раз и снова ударил уже левой рукой. Губа мерзавца треснула и из неё брызнула кровь.

В этот момент, привлечённые шумом, в помещение влетели несколько юнкеров. Один из них подбежал к нависающему над Блихером Данилой и схватив того за руку оттянул от избиваемого.

– Отпустите меня, Горжевский, я убью эту гадину! – Данила брыкался под придавившим его своим не дюжим телом юнкера Горжевского.

– Успокойся, Данила. Ты правда его убьёшь. – он прижимал его к полу, держа за руки.

Остальные юнкера также приняли участие в растаскивании потасовки. Они подняли обоих противников на ноги. Из рта Блихера текла струйка крови, под правым глазом наливалась гематома. Он кряхтел и пырхался. Данила наполненным злобой взглядом смотрел на Блихера и тяжело дышал. Его левый глаз заливала кровь из рассечённой брови.

– Ну? Давай! Ну давай же! Я ведь оскорбил Вашу честь барон! Ну?? – Данила, сжимая кулаки, грозно смотрел на своего противника. Тот, эмоционально явно раньше Данилы пришедший в себя, вытирал платком кровь со своей губы и снова ехидно ухмылялся, ещё более мерзкой улыбкой, из-за явно испытываемой боли в разбитой губе.

– Ну что же ты? – Данила яростно требовал вызова. Но тот, руками убрал с себя хваты юнкеров, поправляя на себе мундир, сказал:

– Успокойтесь Шилякин. Никакого оскорбления не было господа, – он окинул взглядом всех присутствующих, – Мы с юнкером Шилякиным просто неудачно поборолись в целях тренировки, схватка вышла из-под контроля, немного не рассчитали сил. А его слова… это просто эмоциональный всплеск из-за моего меткого попадания ему в бровь. Я уверен он потом будет об этом сожалеть и обязательно извинится. Господа, надеюсь я услышан.

– Трус! – дёрнулся Данила, удерживаемый Горжевским.

– Что здесь происходит, потрудитесь мне объяснить?! – в проёме двери стоял ротмистр Завьялов. Нет, объяснять ничего тому не требовалось, вопрос был скорее риторическим, ситуация была яснее ясного.

– Шилякин, опять Вы? Вам мало было гауптвахты, которой Вы так чудесно избежали?

– Никак нет, господин ротмистр. Мы действительно боролись и погорячились. – при этих словах Данила косился на Блихера, тот глядя на Завьялова, утвердительно кивнул:

– Так точно, господин ротмистр, боролись.

– Ясно…, ротмистр покачал головой и цыкнув сказал, – Блихер, Вам три часа аиста, и я лишаю Вас увольнения в следующее воскресение. А Вам, господин Шилякин, пять часов аиста и две недели без увольнений, так сказать в счёт прошлых заслуг. – он хмуро посмотрел на Шилякина. – Далее по распорядку, разойдись. – окинул прочих сердитым взглядом и удалился.

Данила осмотрел пол в поисках портсигара, увидел его, подошёл и поднял. Листочка с запиской нигде не было. Помещение начало пустеть, Блихер, по-прежнему криво ухмыляясь выходил из умывальной.

– Я с Вами ещё не закончил, Блихер. – кинул ему вслед Шилякин, – за эту записку Вы мне ещё ответите.

– Оставь его Даня. – Всеволод Горжевский, высокий и добротный телом юнкер хмуро смотрел на Данилу. – Вы же знаете, он подлец, и что это был за фокус? Вы действительно хотели предоставить ему сатисфакцию поединка?

– Не знаю. Но того бы требовала честь. Но как мы видим он её лишён, при этом совершенно не обделённый трусостью.

– Будь аккуратнее с ним, он ударит в спину. Горжевский помог отряхнуться Даниле.

– Спасибо, я обязательно учту. Ты не видишь нигде на полу белый листочек?

***

Май 1877 года.

Смешанные чувства Данилы от встречи наводили неописуемый коллапс в его голове. Но Шилякин скорее радовался ей, нежели переживал из-за того, что запланировал сказать графине. С этой круговертью в мозгу и по причине её же, он не мог вымолвить ни одного ясного предложения. Нади шла справа от него и держалась своей ручкой за его локоть.

– Шилякин, ну что же Вы молчите? Вы не рады нашей встречи?

– Рад Ваше… кхм… конечно рад Нади, просто столько всего случилось, и я… мне нужно Вам сказать что-то…

– Оставьте на потом. Лучше расскажите, что у Вас с лицом? – графиня шагала рядом, будто порхала. Её слова казались такими же лёгкими, как и её походка.

– Пустяки, неловкий спарринг, не рассчитали сил.

– И по причине этого Вашего, так называемого «спарринга», Вас целых две недели не выпускали из училища? Ну признайтесь, что банально подрались.

– Простите, но я бы не желал об этом говорить, оно не стоит Вашего внимания.

– Значит, просто получили по мордасам? – она хихикнула.

– Ну почему же просто, совсем не просто. – смутился Шилякин.

– Значит-таки подрались! Это так интересно! Всегда пыталась понять, ради чего дерутся мальчишки? И что же Вы не поделили?

Данила растерялся, он не знал, как выйти из этого неудобного разговора.

– Пустяк. – произнося «пустяк» он вдруг почувствовал большую вину перед графиней, вед истиная причина драки, было его отношение к ней и её чести.

– Ну расскажите же. – графиня, улыбаясь, наиграно притопнула ножкой и попыталась сделать серьёзно требующее выражение лица, от чего её глаза снова блеснули обжигающим кофе, пронизывая Данилу насквозь.

– Скажем так, один человек взял очень ценную для меня вещь без спросу.

– Неужто Ваш портсигар?

– Его. – Данила ответил, и тут же покраснел, графиня, сложив два плюс два сразу поймёт, что речь идёт о записке.

– Вы опять покраснели. Дайте-ка… – графиня раскрыла веер помахала им перед лицом Данилы. Шилякина тут же обдало ароматом тех самых духов. Он прикрыл глаза и несколько раз глубоко вдохнул.

– Ну вот, так немного лучше, а то чуть что краснеете как рак варёный.

– Ерундовая история, подрались – стыдно.

– Ну перестаньте, это же так романтично. Мужчины выясняют отношения с помощью грубой силы. Что-то есть в этом такое… что-то сильное, первобытное, грубое, архаичное. Наверное, благодаря этому и ещё нескольким качествам, русские мужчины до сих пор остаются мужчинами. Не чета французским утончённым гарсончикам. – она хихикнула, подчеркивая своё мнение.

Они шли по аллее Летнего сада, чуть поодаль стоял ларь, в котором продавались различные сладости от леденцов – петушков до совершенного новшества – сахарной ваты.

– Шилякин, Вы непременно должны это попробовать. – он указала ручкой с веером в сторону ларя.

Они подошли к прилавку, за которым лысоватый выходец из кавказских имперских окраин в белом чепчике и переднике ловко крутил тонкой дощечкой над каким-то барабаном, внутри которого вертелась паутина. Честное слово – это было похоже именно на паутину. Эта масса по велению руки хозяина наматывалась на дощечку, образуя на нём пушистый моток ваты.

– Шилякин, это новинка сезона – сахарная вата. Вам понравится!

– Ваша Свэтлост, – горец, узнав графиню, низко поклонился и расцвёл в угодной улыбке. – А я вот как раз новий порция с пылу с жару, самий свэжи для Вас. – он протянул моток на палке графине.

– Юнкер тожи жилаит? – масляно улыбаясь обратился он к Шилякину.

– Конечно желает! – графиня ответила за Данилу.

Горец также ловко скрутил ещё один маток ваты на палочке и протянул юнкеру.

– Тры рубли, – также улыбаясь сказал ларёчник.

Однако, подумал Данила, за «тры рубли» можно было бы ого-го… Он вынул из кармана немногочисленные купюры и отдал их часть горцу. – Без сдачи, оставьте на чай.

– Благодарствую – практически без акцента, улыбаясь ответил горец и поклонился. – Приятный Вам апэтыт.

– Спасибо Бесо, – слегка кивнула в ответ графиня.

Они прогуливались по аллеям Летнего сада, и ели сахарную вату. Вернее, ела графиня, Данила почти не ел, ему показалось слишком сладким это новое лакомство, графиня же напротив весьма быстро съела свою порцию, посмотрела на пустую палочку и вздохнула.

– Хотите ещё? Я сейчас…

– Нет не нужно, а вы совсем не едите. Вам не понравилось?

– Вполне вкусно, но я не очень люблю сладкое.

– А вот я ела бы и ела, прям без остановки, но наш семейный доктор, говорит, что это вредно для фигуры. Поэтому я не позволяю себе есть её слишком много… Хотя папенька меня постоянно балует. Дом всегда полон пирожных и шоколадных конфет, они мои любимые. Вы не будете доедать?

– А? Да, конечно, возьмите, – он протянул ей лакомство.

Они прогуливались так ещё какое-то время. Графиня что-то рассказывала о себе и папеньке, а Данила ничего слышал. Конечно, он слышал её слова, но ничего не понимая их улыбался и кивал в нужные, как ему казалось, моменты. Шилякин пытался вслушаться в её речь, но она лилась настолько сладким ручейком, что мысли Данилы витали где-то очень высоко.

– Шилякин, Вы совсем меня не слушаете! – нарочито делано сердитым выражением лица она посмотрела на Данилу.

Шилякин смотрел на графиню, та, улыбаясь облизывала свои сладкие от сахарной ваты губы, а они блестели на солнце, будоража в его сознании самые недостойные фантазии. Он мысленно тряхнул головой, отгоняя скабрёзности размышлений. И видимо не мысленно, потому что графиня тут же спросила:

– Шилякин, Данила, с Вами всё в порядке?

– Я… Да, всё нормально… Я… – в его голове закрутилась та самая мысль, которая пришла ему в голову после прочтения записки. Он должен был ей сказать! Просто обязан! И ещё не придумав нужных слов, посмотрев прямо ей в глаза, начал:

– Ваша Светлость, я… мне… В общем я должен Вам сказать…

– Замолчите Шилякин! – она взяла его за обе руки, придвинулась к нему и прильнула своими горячими и сладкими от сахарной ваты устами к его губам. Это длилось всего несколько секунд. Сердце Данилы забилось так часто, как не билось никогда, все мысли о том, что он должен был ей сказать сдуло прекрасным блаженством прикосновения её губ. Шилякин покачнулся, но устоял, он вынул свои руки из её ладоней, взял её за плечи и прижался губами ещё сильнее. Мир вокруг исчез. Всё стало таким неважным, несущественным. В эти секунды существовал только он, она и их поцелуй. Это продолжалось ещё несколько мгновений, пока оба не услышали разъярённый мужской возглас.

– Ах ты подлец! Господа вот этот недоносок пытался обесчестить мою дочь! Вы сами всё видели, схватите же его!

Аллеей, по которой только что шли Шилякин с графиней, к ним бежали уже знакомый Даниле высокий господин в сером дорогом костюме с усами как у Его Величества и двое городовых. Полицейские подбежали к Шилякину и схватили того за руки.

– Мерзавец! – он было замахнулся на Данилу рукой, но один из городовых поднял руку перед юнкером:

– Буде, Ваша Светлость, не марайтесь. Мы сами разберёмся, всё видели.

– Да что Вы видели? – опомнилась первой графиня. – Папенька что происходит?

– Что происходит? Я тебе расскажу, что происходит. Этот подлец, воспользовавшись расположением к себе совсем ещё юной особы, задурив голову своим геройством, пытался наглейшим образом воспользоваться ею! Хорошо – порядочные люди предупредили. Ух чернь! – он опять попытался замахнуться, но тут на его руке уже повисла сама Нади.

– Папенька перестань, всё совсем не так! Его оклеветали, он ни в чём не виноват!

– А это уже будет решать суд, в чём он виноват, а в чём нет. Поехали, быстро, дома ещё поговорим!

Он поволок графиню за руку по аллее, в сторону от окаменевшего Данилы. Он смотрел на неё, провожая отсутствующим взглядом. В его голове было пусто, как в полковом барабане. Двое городовых крепко держа его за руку, подталкивая поволокли одурённого поцелуем Шилякина в сторону околотка.