Читать книгу: «150 часов до встречи», страница 3

Богородицк: 31 мая, вечер

По привычке просыпаюсь около семи утра и продолжаю лежать, шарясь в соцсетях. Инстаграм пестрит фотками и видосами с празднования окончания учебного года: кто-то всю ночь тусил в клубах, кто-то отмечал на природе с шашлыками, а кто-то устроил домашнюю вписку. Хотел бы я провести хотя бы один день так же, как эти люди проводят всю свою жизнь.

Впрочем, и я вчерашний день провёл хорошо. По-своему. Всё-таки, встретиться с кем-то и сходить в кино – для меня большое достижение. Правда, выложить мне нечего, да и вряд ли этим можно перед кем-то похвастаться.

Окончательно впав в уныние, я лежу так до одиннадцати часов, пока ко мне в комнату не заходит мама и не швыряет мне в спину апельсин. Когда я резко оборачиваюсь, она удивлённо вскидывает брови и расширяет глаза, будто её застали на месте преступления.

– Ой, а я думала, ты ещё спишь, – говорит она. – Чего есть не идёшь?

– Ща приду, – в горле сушит так, что мой голос жутко хрипит.

Она уходит, прихлопнув дверь, а у меня в голове гудит, как после похмелья. Нужно вставать, но сил нет. Подбираю с одеяла апельсин, но, когда начинаю его чистить, он брызжет мне в лицо и капает на постель, и я на него забиваю.

Минут через пять всё-таки предпринимаю первые попытки подняться, но без успеха. Свисаю ноги на пол, и с упавшей на грудь головой продолжаю сидеть дальше. Наконец нахожу силы одеться и сходить на кухню.

Полдня я практически ничего не делаю – отличное начало каникул. Не удивлюсь, если так пройдут все три месяца.

Включив музыку, я принимаюсь за уборку: помимо того, что в моей комнате царит полный хаос, нужно разобраться и со школьными вещами, что-то убрав в шкаф с ненужными вещами, что-то отложив на следующий год.

Уборка сильно затягивается, потому что через каждые пять минут я залезаю в ВК и бессмысленно обновляю то сообщения, то ленту. Я снова списываюсь с Полиной, обсуждая разную ерунду без намёка на вчерашний инцидент. Мне кажется, это хорошо, когда друзья, вместо того, чтобы ворошить произошедшее и выяснять отношения, обвиняя друг друга, просто забивают на ситуацию и делают вид, будто ничего не случилось. Ссоры не имеют смысла.

Вечер подкрадывается незаметно – на улице всё так же светло, как и днём. Правда, до девяти часов ещё далеко, но выйти нужно пораньше, иначе мама никуда не отпустит.

Особого энтузиазма собираться на крышу я уже не чувствую. Я лазил туда три дня подряд, и удовольствие от этого сходит на нет. Так всегда: если что-то особенное происходит в жизни довольно часто, оно перестаёт быть особенным.

Но я всё равно хочу встретиться с Аней. Может, сегодня всё-таки удастся вытащить её с крыши куда-нибудь?

– И куда ты опять намылился на ночь глядя? – упрекает меня мама, заметив мои сборы.

– Гулять.

– А кто тебе разрешил?

У меня уже нет сил с ней спорить и убеждать в том, что я достаточно взрослый, чтобы не сидеть в будке на привязи и гулять, когда захочу, а не когда меня отвязывают.

Одевшись, я беру с собой открытку. Включаю музыку в наушниках и выхожу на улицу.

По дороге я подмечаю, что за четыре дня мой путь к этому дому ни разу не повторился: впервые я попал сюда, заблудившись в чужом районе, потом пришёл от бабушки, вчера – от автобусной остановки, а сегодня впервые – из дома.

Заветная дверь всё также приветливо открыта. Я поднимаюсь наверх, вылезаю из люка. Кажется, будто здесь я бываю чаще, чем в своей квартире.

Подхожу к привычному краю крыши, Ани ещё нет – в кой-то веки я не опоздал. Но проходят минуты, уже давно переваливает за девять, а Ани всё нет. Я начинаю волноваться. Может, она решила, что больше не будет сюда лазить? Но почему тогда не предупредила меня? Или она обиделась из-за того, что я не пришёл вчера? Но она ведь знала, что я буду в Туле, сама же отправила меня туда автостопом. А если бы со мной что-то произошло? Или… или…

От пугающих мыслей в горле застревает ком.

Или с ней самой что-то произошло?

Нет, нет, это глупо. Что страшного может произойти с человеком в нашем тухлом городе?

Но волнение уже растекается по всему телу вместе с кровью, руки дрожат.

Всё, хватит играть с ней в прятки. Что бы с ней не произошло – хорошее или плохое, – я должен её найти.

Я спускаюсь на улицу и вспоминаю нашу первую встречу. Когда мы с ней расходились, она рукой махнула в сторону своего дома. Нужно идти туда.

По дороге я хочу расспросить прохожих, не видел ли её кто-нибудь, но чёртова стеснительность не даёт даже подойти к незнакомцам, что уж говорить про остальное. Но как я найду её иначе? Набравшись смелости, я всё-таки подхожу к пожилому мужчине:

– Извините, вы не знаете девочку по имени Аня? Ей лет тринадцать, кудрявая, ходит в толстовке с капюшоном? Нет?.. Извините, вы не видели…?

Я хожу из стороны в сторону, опрашивая каждого попадающего мне на глаза прохожего, но всё без толку. Я уже дохожу до ЖД-вокзала, где из людей – только бомж с коробкой для монет под ногами. От постоянных вопросов в горле пересыхает настолько, что я уже готов сожрать сосульку. Отчаянно вздыхаю. Искать Аню дальше уже бессмысленно. Пора идти домой.

– Кого-кого ты там ищешь? – с прищуром осматривая меня, спрашивает тот самый бомж, когда я с понурым видом прохожу мимо. Я стараюсь не обращать на него внимания. – Эй, оглох, что ли?

– Никого, – бурчу я и ускоряю шаг, чтобы побыстрее от него отвязаться.

– Эх, зря ты так… Я ведь помощь предлагаю всё-таки. Мимо меня каждый день тут люди ходят, я почти всех знаю.

Я останавливаюсь в задумчивости. Может, он и прав? В любом случае я ничего не потеряю.

Подхожу к нему, стараясь не морщиться от зловонного запаха. Он стоит, ссутулившись над полупустой картонной коробкой с копейками. Его безобразная борода усыпана хлебными крошками, ветер продувает старый и пыльный пиджак на пару размеров больше нужного, совсем протёртые серые штаны.

– Извините… Девочку я ищу. Лет тринадцати, волосы кудрявые… Она ещё в кофте серой ходит… И в капюшоне…

Бомж вновь осматривает меня – каким-то странным, проникновенным взглядом и тяжело вздыхает.

– Так и понял, что её ищешь … Пошли, знаю я, где она живёт.

Он подбирает свой заработок за день и направляется к переходу через железную дорогу, но я не спешу за ним следовать, обдумывая, куда он может меня завести. За ЖД находится жилой район, но… весьма опасный. Именно здесь находится рассадник алкашей и наркоманов.

Но я всё-таки рискую и шагаю за ним. Дорога здесь состоит из одной жидкой грязи – лучи солнца не проникают из-за высоких деревьев. Неподалёку разносится собачий лай, заставивший мои органы вздрогнуть и напрячься. Интересно, кого в этом районе нужно опасаться больше – людей или собак?

Впереди – последний дом на этой улице, полуразрушенный и старый, с проломленной в нескольких местах крышей, а за ним – бескрайние поля. Дверь в дом свисает на одной петле, приоткрывая проход, сквозь который проникает ветер. Перед входом видны несколько следов грязи. Я опасливо напрягаюсь.

– Пришли, – кряхтит бомж.

Я не понимаю, что это значит, ведь он обещал показать мне дом Ани, но, когда он проходит внутрь, я доверительно следую за ним.

К горлу подкатывает тошнота. Вокруг стоит зловонный запах – смесь мочи, гнили и влаги. Через секунду у меня слезятся глаза. Вся прихожая покрыта плесенью, а на сырых картонках, старых тряпках и куртках лежат… лежат такие же бомжи, как и мой сопровождающий.

Вот он и привёл меня в своё логово. Вот мне и конец. Вот сейчас они нападут на меня, изобьют, обворуют и выбросят в поле на съедение псам.

Я впадаю в оцепенение, не в силах даже пошевелиться от накатившего на меня ужаса.

– Мужики, Анну нашу никто не видал? – неожиданно спрашивает бомж. По всему телу пробегают мурашки, когда он произносит её имя. Я его не называл, значит… он и вправду её знает?

– Не-ет, уже второй день не появляется, точно, – отвечает один из бомжей.

– Может, ещё придёт, – вступает второй.

– А чё случилось-то?

– Да вот, друг её разыскивает.

– Дру-у-уг? – как один протянули все трое, удивлённо уставившись на меня.

– Да она ведь ни с кем толково и не общалась! – нахмурился первый мужик.

– Так она ж аутистка, куда ей до нормального общения? – вставляет второй.

– Аутистка? – ошарашено переспрашиваю я одними губами.

– Мы даже поначалу думали, что она того… немая, – почему-то шёпотом добавляет подтянувшийся третий. – Пока она сама не призналась, что… ну, больная…

– Смотри, вон место её, – он указывает на дальний угол. – Можешь там пока посидеть.

Я киваю в знак благодарности.

– А это правда, что она… аутистка?

– Ну, правда или нет, – шамкает старик, – но она сама так нам сказала. Но разве это важно? Кем бы она ни была, всё равно мы её уважаем.

– За что? – слишком резко вылетает из меня.

– За то, что дом этот показала. Раньше мы в заброшенной прачечной жили, рядом с автостанцией. Но туда постоянно подростки лазали, а здесь хоть поспокойнее, никто особо и не трогает. Не знаю, правда, на кой мы ей сдались… Девчонка-то – явно не бездомная. К нам иногда на ночь заглядывает, но спать редко остаётся. Так что, может, и сегодня её не будет.

Он в последний раз оглядывает меня и уходит к своему лежбищу, а я подхожу ближе к койке Ани. Она очень сильно отличается от других – здесь чисто и уютно. На полу ровными стопками друг под другом лежат несколько сложенных картонных коробок. Сверху постелена меховая шкурка, свисающий край которой подвёрнут под картонки. Подушка ужасно грязная, в кофейных или что-то в этом роде пятнах, но, несмотря на это, кажется, будто это самое чистое место в доме. Даже пахнет не плохо, а наоборот, чем-то знакомым и приятным. Аня определённо здесь была.

Я ложусь на её «кровать», но даже сквозь ветровку ощущаю, как меня продирает холод, исходящий от пола. В окне зияет дыра, сквозь которую с жутким свистом дует ветер. Я оглядываюсь на бомжей, и вместо презрения на меня накатывает… сочувствие?

Бездомные… они тоже люди. Ты проходишь мимо них на улице, морщась и шугаясь, будто они уроды какие. Но ведь они ничем от тебя не отличаются. Они тоже были детьми, играли в прятки и мечтали стать космонавтами. Они ходили в школу, а мамы ругали их за двойки и хвалили за пятёрки. Они верили в Деда мороза и просили щенка на день рождения. Быть может, среди них даже есть герои. Те, кто когда-то помог заблудившемуся мальчику найти маму или спас утопающего. Все думают, что раз у человека нет дома, значит это плохой человек. Но некоторые из них лучше, чем большинство из нас. И кто виноват, что жизнь обошлась с ними так несправедливо? Может, они и состояния своего лишились потому, что хотели помочь другим. И любой однажды может оказаться на их месте…

Я достаю телефон и звоню маме:

– Мам, я сегодня у бабушки переночую.

– Опять? Тебе не надоело там ошиваться?

– Ну блин, я просто зашёл сюда погреться, а теперь мне уходить лень.

– А что ты есть собираешься?

– Я дома наелся.

– Делай, что хочешь. Утром позвоню.

Я сбрасываю трубку и убираю телефон во внутренний карман куртки, от греха подальше.

В голове крутится водоворот мыслей. Я ничего не могу толком осмыслить, потому что всё это кажется кошмарным сном.

Аня – аутистка. И она живёт с бомжами. Разве это может быть правдой?

В голове эхом проносятся её слова: «Ты меня совершенно не знаешь».

Эх, Аня, Аня, что же я за эгоист. Грузил тебя своими загонами, даже не думая, что и у тебя могут быть проблемы. Ты говорила, что хочешь помогать несчастным людям, но хоть кто-нибудь помог тебе?

– Теперь ты обязана мне всё про себя рассказать, – шепчу я себе под нос. – Я тебя дождусь здесь, и мы с тобой поговорим о том, кто мы есть на самом деле.

Я ложусь на спину и закрываю глаза, не желая видеть трещины на пожелтевшем потолке, и чувствую, как близко подступают слёзы – наверное, слишком сильно зажмурился.

Богородицк: 1 июня, утро

Не помню, как уснул – вырубился моментально, но всю ночь провожу в тревожном сне. Вздрагиваю от каждого шороха, ворочаюсь с бока набок, а под утро в полудрёме даже слышу Анин голос, но так ни слова не разобрал.

Просыпаюсь от толчков в плечо. Еле получается прийти в себя: всего знобит, а голова, наоборот, пылает. Не удивлюсь, если заболел.

Передо мной бомж. То есть бездомный. Как только его вижу, от испуга сонливость снимает рукой. Он стоит на коленях, опустив голову. Вид у него какой-то понурый, точно что-то случилось.

– Малец, ты это… Можешь не ждать её здесь… – его голос хрипит, будто кто-то рукой скребёт по штукатуренным стенам. По стенам моего сознания. Я ещё не знаю, что он скажет, но готовлюсь к самому худшему. – Не придёт девчонка твоя.

– Что? Почему? – вопросы слетают с губ раньше, чем я успеваю их придумать. – Что случилось?

– Умерла она… Машина её сбила…

Я не помню, как выбежал из того дома. Кажется, я толкнул мужика. Кажется, я на всех наорал. Кажется, я окончательно сорвал дверь с петель, когда хлопнул ей со всей силы. Я не помню, как смог выйти в город, не заблудившись. Не помню, как поднялся на крышу.

Но вот я здесь. В окружении тишины и пустоты. Обычно люди чувствуют, когда рядом с ними кто-то есть. Я чувствую, что тебя здесь нет. Ни здесь, ни где-либо.

Я сижу на краю крыши и рыдаю. С каждым всхлипом в голову приходят новые воспоминания о тебе. Их не так много, ведь мы виделись всего два раза, но я вспоминаю каждый твой жест, каждое слово.

Я мысленно возвращаюсь в тот вечер, когда мы познакомились. Что, если бы мама не послала меня за хлебом? Или если я взял с собой зонт? Или пошёл бы по другой дороге? Или дверь в этот подъезд оказалась бы закрыта?

Наше знакомство оказалось чистой случайностью. Но иногда случайности становятся самыми важными моментами в жизни.

Больше всего на свете я сейчас жалею о том, как многого не успел. Не успел узнать тебя поближе. Не успел позвать тебя гулять. Не успел тебя обнять.

Я так часто хотел это сделать, но каждый раз думал: «Ещё не время». Но теперь этого времени больше не будет.

Возможно, я ещё успею. Возможно, я догоню тебя, если отправлюсь за тобой. Между нами – всего один шаг. Один шаг, и моё тело превратится в тряпичную куклу, которую кто-то бросил в пропасть.

Но я, конечно же, этого не сделаю. Я слишком труслив. Хоть раз в жизни мой характер не портит мне жизнь, а спасает её.

В онемевших руках открытка, мокрая от слёз. Влага разъела чернила, превратив надпись в сплошные кляксы.

Я оставляю открытку на краю крыши, придавив её небольшим камнем.

Прощай, Аня.

Всё утро я торчу в интернете, пытаясь отыскать хоть какую-то информацию об Ане, но нигде не сказано о ней ни слова.

Аутистка… Эти восемь букв пропитали мой мозг насквозь.

Я мало что знал об этой болезни – лишь из фильмов и книг, которым не всегда стоит доверять, но одно мне известно точно: такие люди не очень-то общительны. Если быть точнее, они вообще не способны на контакт с другими людьми.

Перед глазами всплывает её напряжённое лицо в момент нашей первой встречи, отчуждённый взгляд, поджатые губы. Она заговорила со мной, несмотря на те стереотипы, что заложены у неё в генах или типа того. Зря я все уроки биологии рисовал в тетрадке на полях…

Залезаю на разные сайты и читаю признаки аутизма.

«Уклонение от зрительного контакта». Она так ни разу и не взглянула на меня.

«Желание находиться в одиночестве». Она сказала мне об этом, когда мы только познакомились.

«Трудности при общении с другими». Сколько раз между нами возникала тишина?

«Повторение фраз и действий». Она ходила на крышу каждый день в одно время…

«Отсутствие страха перед опасностью». Я всегда поражался тому, как бесстрашно она ведёт себя на крыше.

Я читаю список до конца, и сопоставляю поведение Ани с каждым признаком, но всё равно не могу поверить. Она же смогла со мной заговорить! Болтала со мной, как с лучшим другом, которому можно доверить сокровенные мысли.

Нет, это она была для меня близким другом, а не я для неё.

А что… Господи, что, если… если она сама бросилась под машину? Она хотела помочь мне осуществить мою мечту, и именно поэтому посоветовала мне отправиться в Новосибирск автостопом. Но потом я ей сказал, что рядом с ней перестал об этом мечтать. Могла ли она почувствовать себя препятствием и… и самоустраниться?

Внутри меня абсолютная пустота. Будто вырвали душу, и теперь я – всего лишь пустая физическая оболочка. По коже пробегают мурашки, словно от леденящего, пробирающего насквозь ветра. Быть может, это её дух?

Так, хватит. Неважно, была ли её смерть случайной или оплатой за наши встречи. Теперь я просто обязан исполнить свою мечту. Даже не ради себя, а в память о ней.

Я решительно иду на кухню, откуда разносятся звуки готовки: шипение сковородки и стук ножа по разделочной доске.

– Мам, у меня к тебе важный разговор.

Нож с особой силой ударяет по доске, с брызгами разделив помидор на две равные половинки.

– Что случилось? – нервным тоном произносит она.

– Ну, короче, мне из параллельного класса позвонили, – начал я, выдумывая ложь на ходу. – Они сегодня отправляются в санаторий. Но у них это… у них, короче, один человек заболел, так что он не поедет. А там же типа уже всё заказано, поэтому от места отказываться нельзя. Ну и короче им нужен кто-то на замену.

Я мысленно вздызаю, порадовавшись, что вроде бы получилось правдоподобно. Если она, конечно, не захочет позвонить нашей классухе и узнать, что да как.

– И что ты предлагаешь? – спрашивает мама, будто ответ не очевиден.

– Поехать с ними, наверное? – с иронией в голосе отвечаю я.

– Давай я сначала дела все сделаю, а потом нормально с тобой поговорим.

– Да какой потом? Они уже через два часа уезжают, вещи собирать пора.

– Тогда пускай другого ищут.

– Да блин, мам!

– Ты мне не блинкай! – она повышает голос, грозно помахав ножом. – Я всё сказала!

Я нарочито громко цокаю языком и закатил глаза, но она не обращает на меня внимания, вновь вернувшись к нарезке.

– И чем мне, по-твоему, на каникулах заниматься? – недовольно бурчу я, упрямо сложив руки на груди. – Будешь потом орать, что целыми днями за компом проторчал.

Мама молчит. Видимо, я всё-таки заставляю её задуматься.

– Это платно? – наконец пророняет она.

Так, а сколько мне нужно на эту поездку? Кататься-то я, конечно, бесплатно буду, но жрачку нахаляву мне вряд ли кто будет давать.

– Три тысячи, – отвечаю я, надеюсь, что не сильно загнул. Ну, блин, откуда я знаю, сколько нужно денег на еду на две недели? Я же только за хлебом постоянно хожу. – И это за две недели, – поспешно добавляю я.

– Ладно, – как-то неохотно соглашается она. – Иди вещи собирай, а то не успеешь.

Радостный и довольный я бегу к себе в комнату. В груди всё бурлит, а в голове – пусто. И что мне собирать? Я же в этом вообще не шарю. Одно дело – поехать в Тулу на полдня, другое – на две недели в жопу страны.

Но отступать уже поздно, поэтому придётся срочно что-нибудь придумать. С большим чемоданом поехать не получится – будет неудобно постоянно возить его за собой. Придётся обойтись одним рюкзаком. Тогда вещей нужно брать по минимуму.

Я открываю шкаф и изучающе осматриваю всё, что есть. Беру по две пары трусов и носков. Немного подумав, беру третью. Мало ли что. Лишних штанов брать не хочется, только место займут. А вот кофты беру две – простой свитшот и кенгурушку с капюшоном. Так, с одеждой вроде всё.

Захожу в ванну и беру зубную пасту и щётку. Блин, а за две недели у меня щетина жутко отрастёт. Придётся и бритву взять.

Вновь иду на кухню, где мама заворачивает в пакет бутерброды с колбасой.

– Уже собрался, что ли? – спрашивает она.

– Не, я хотел термос попросить.

– Зачем тебе в санатории термос?

– Ну… мало ли, когда мне чая захочется. А в столовку же только по расписанию ходить можно.

– Ладно, щас наведу тебе.

Возвращаюсь к себе в комнату и осматриваюсь в поисках того, что мне ещё может понадобиться. Взглядом натыкаюсь на самое главное – зарядку для телефона. Было бы круто, если бы я уехал без неё.

– Паш! – через некоторое время зовёт меня мама. Я возвращаюсь на кухню, и она вручает мне термос, пачку чая и бутерброды. – Так, это тебе тормозок в дорогу. Деньги не потеряй, – она суёт мне в карман три тысячные купюры.

– Не потеряю, – обещаю я и, вернувшись к себе, заполняю последнее место в рюкзаке.

Богородицк – Епифань: 1 июня, день

Когда я пошёл автостопить в первый раз, было утро, а дорога вела на Тулу – все факторы хорошего движения, и то мне не очень-то фартило. А сейчас середина рабочего дня. К тому же в Новосибирск придётся ехать через Рязань, а чтобы туда попасть – сначала в нужно Епифань, а это вообще посёлок, в который тупо никто не ездит, потому что ехать туда придётся по полностью расхераченным дорогам! Вашу ж мать, о чём я вообще думал, когда решил отправиться автостопом, тем более, сейчас, почти вечером? Я же в Рязань уже ночью приеду! Да, блин, я вообще туда сегодня не приеду!

Но если я всё-таки не поеду, то что скажу маме? Поездочка обломалась, нашли другого? Или скажу, что с автобусом проблемы, и отъезд перенесли на завтра? Если выеду завтра утром, то наверняка всё получится лучше. Или я вообще могу ничего не говорить маме, а пойти к бабушке и перекантоваться у неё. Есть, конечно, вероятность, что в любой момент туда может прийти мама, но…

Нет, хватит. До-воль-но. Слишком многое я потерял в своей жизни из-за стеснительности и нерешительности. Сколько у меня было возможностей побыть в разных местах или погулять с крутыми ребятами, но каждый раз я одёргивал себя с мыслями: «А вдруг всё это плохо кончится?» Ну, кончится и кончится, плевать! Лучше я буду жалеть о том, что сделал это, чем о том, что не сделал, когда была возможность.

Пройдя парк, я выхожу к стадиону, который стоит у трассы, но начинать отсюда – плохая затея, лучше выйти за город.

Погода хорошая. Солнце греет уже по-летнему, но благодаря приятному ветру не особо жарко. Идти тяжело – рюкзак набит битком, и теперь он оттягивает назад, а лямки сильно впиваются в плечи.

Прохожу мимо кладбища, и невольно содрогаюсь при мысли о том, что скоро здесь похоронят Аню. Или уже похоронили. Я так и не смог узнать никаких подробностей о её смерти. Мне снова хочется зарыдать, но я сдерживаюсь.

Когда вернусь, обязательно узнаю, где её похоронили. Буду приходить к ней каждый день, в восемь часов вечера, и болтать о том, о чём мы не успели с ней поговорить. А она всё так же будет молчать… Я бы хотел провести с ней всё время, даже сейчас бы остался тут, но… Ане наверняка не понравится, если я откажусь от заветной мечты и застряну тут. Хотя откуда такая уверенность? «Ты меня совершенно не знаешь», – её слова стали клеймом на нашем общении.

Я прохожу знак с перечёркнутым словом «Богородицк», но всё ещё не решаюсь начать стопить. Наконец, дойдя до поворота, я перехожу дорогу. Как только на горизонте показывается первая машина, вытягиваю руку с поднятым большим пальцем и начинаю вести отсчёт: «Сколько машин проехало мимо».

Машина проезжает мимо меня, замедляя ход. С ошарашенным лицом я оборачиваюсь, и вижу, как она останавливается на обочине, неподалёку от меня. Может, сломалось что? Блин, да не может такого быть, что меня решил подобрать первый же водитель!

Я бегу к машине и открываю переднюю дверь. За рулём сидит грозный толстяк, рядом с ним ещё один, обоим за сорокет.

– Э-эм… здрасьте, – неуверенно произношу я. – Подбросите?

– Садись сзади, – говорит водитель. – Бутылки только подвинь.

Я открываю заднюю дверь, перекидываю пустые пятишки на другую сторону и усаживаюсь.

– Тебе вообще куда?

– Ну, вообще я собирался в Новосибирск, – с некой недоверчивостью говорю я, будто сообщаю домашний адрес. На самом деле я просто переживаю, что незнакомые люди недовольно отнесутся к заявлению о том, что я хочу нахаляву проехать полстраны. – Но сегодня мне хотя бы до Рязани добраться.

– Нехило ты, конечно, каникулы провести решил, – ухмыляется мужик. – Ты хотя бы дорогу знаешь?

– Ну, такое…

– Мы тебя, короче, сейчас до Епифани подбросим. В сам город заезжать не будем, на остановке высадим – нам потом в другую сторону нужно. Но тебе, короче, потом до Кимовска, а оттуда уже в Рязань. А как ему дальше ехать? – спрашивает водитель у другого мужика.

Они обсуждают какие-то трассы с цифрами-буквами и ещё долго спорят, какая из них лучше, припоминая людей с работы, которые «туда заказ возили», и в итоге мужик выдаёт:

– Слушай, ну дорога тебе трудная предстоит.

Я ухмыляюсь, будто и так не знаю.

– Из Рязани, значит, в Муром, а потом в Нижний Новгород, – объясняет мужик. – Там уж тебе самому придётся разбираться, нас так далеко не гоняли… Тебя как звать-то?

– Паша.

– Паш, ну ты парень отчаянный, раз на такое решился, – произносит он с долей гордости в голосе. Реально интересно, а что он вообще подумал про мой автостоп? – А едешь откуда?

– Из Богородицка.

– Ууу, это ты только выехал…

Судя по интонации, он не спрашивает, но я всё равно поддакиваю в ответ, и на этом наш диалог заканчивается. Он трындит со своим товарищем, вставляя мат через каждое слово, а мне это только на руку, хоть в телефоне нормально могу посидеть. Много, конечно, не получится, а то разрядится быстро, но хоть чем-то время займу.

Уже совсем скоро машина притормаживает около какой-то заправки.

– Ну, вот тут мы, короче, тебя высадим, – говорит водитель. – Значит, тебе вон по той дороге нужно. Там к монастырю выйдешь, а потом направо завернёшь и дальше по дороге.

– Спасибо, понял, – говорю я, уже вылезая из машины.

Я перебегаю дорогу и иду в указанную сторону, но буквально через пару секунд из машины доносится голос:

– Ты куда попёр? Тебе в другую сторону нужно!

Балииин. Ну, ок, ладно.

Я поворачиваю на другую улицу, но тут меня окутывают большие сомнения, потому что эта дорога вообще кажется заброшенной. Чёрт, лучше по картам посмотрю, что и как.

Вбиваю в телефоне маршрут до Епифани. И правда, по этой раздолбанке идти придётся, причём чесать ещё хрен знает сколько. Надеюсь, что хоть кто-нибудь по дороге подбросит.

Иду уже минут пять и сомневаюсь всё больше и больше. Впереди – одни поля, а потом лес. Я даже не уверен, что дальше есть хоть какая-то дорога.

И тут за мной раздаётся сигнал машины. Обернувшись, вижу, как ни странно, всё того же мужика.

– Слушай, если тебе, и правда, в Епифань нужно, то лучше сядь в машину, я тебя сам довезу, пока ты куда-нибудь нахер не ушёл.

Никак не комментируя, я залезаю в машину. Вот как будто сразу довезти не мог. А то сначала показал в одну сторону, потом сказал, что в другую, теперь оказалось, что опять не туда.

– Вот ты в телефон уткнулся, а лучше бы меня послушал. Он ж тебе там, наверное, дорогу через поля показывает. Ты по ним полдня тащиться будешь.

Я опять ничего не говорю, потому что и так, походу, его раздражаю.

– Вот центральная площадь, – говорит он, притормаживая. – Тебе по той дороге всё время прямо. И только попробуй, твою мать, куда-нибудь сверни! А то тебе потом там бошку кто-нибудь свернёт.

– Спасибо, – чуть ли не пищу я, поскорее вылезая из машины. Ё-моё, нормальный же мужик сначала показался, чё истерить-то начал?!

Я иду по указанной дороге, а водитель всё ещё стоит на месте. Следит, что ли, чтобы я реально никуда не свернул? Это он так за меня переживает или что вообще?

Наконец его машина уезжает в обратную сторону, и я со спокойствием на душе опять вбиваю в навигаторе «Кимовск». Так, ну, судя по всему, на этот раз я и вправду иду правильно.

Сама по себе Епифань ничем непримечательна: маленькие домишки, разбитые дороги, грязь на обочинах. Но внутри меня будоражит сотня ярких эмоций. До сих пор я не могу осознать, что наконец-то смог выбраться из своего захолустного городка навстречу приключениям. И теперь я оборачиваюсь по сторонам, осматриваю каждую улочку, вглядываюсь в каждое окно и восхищаюсь так, будто раньше никогда не выходил на улицу. Быть может, так оно на самом деле и есть? Быть может, это начало моей новой жизни?

Чередование домов обрывается слишком быстро – за поворотом уже идут поля, а с левой стороны стоит знак с перечёркнутым словом «Епифань».

Я не хочу, как в прошлый раз, уходить ещё за километр от знака, поэтому тут же вытягиваю руку с поднятым пальцем. Интересно, на этот раз мне придётся торчать два часа или меня возьмёт первый же проезжающий водитель?

Ответ на вопрос становится ясен, когда, спустя почти пять минут моего одинокого стояния на месте, мимо меня проезжает машина. Следующая проезжает ещё минут через пять, но она, к моему большому счастью и ещё большему удивлению, останавливается.

Машина не менее разбита, чем епифанские дороги – «Копейка» с проржавевшими боками и перегоревшей правой фарой еле дышит, но лучше доехать на этом, чем упустить возможность и ещё пару часов проторчать тут.

Я подбегаю к развалюхе и пытаюсь открыть дверь, но она не поддаётся. Водитель – мужчина лет пятидесяти – открывает её изнутри.

– Добрый день, подбросите?

– Ты в Кимовск?

– Ага.

– Ну, садись.

Не успеваю я закрыть за собой дверь, как мужик уже трогается с места, а дверь, тем не менее, не захлопывается, и уже на ходу мне приходится заново её открыть и закрыть по-нормальному.