Читать книгу: «Трое суток в аду», страница 5

Мы начали перестрелку со штурмтруперами. У нас хватало патрон, была защита. Снова идти в ближний бой немцы не хотели, поэтому они стреляли где-то с пятидесяти метров. Более того, враги подогнали к нам миномёты. Снаряды падали сверху, попадая в самое уязвимое место танка – крышу. Пробить броню им не удавалось, зато создать ужасный грохот и засыпать всё боевое отделение отколами собственной брони – вполне. Но надо отметить, что из-за конструктивных особенностей миномёта точность немцев оставляла желать лучшего. Из 10 снарядов в цель попадал только один. Но этого снаряда хватало, чтобы оставить чудовищную вмятину и заставить броню трещать по швам.

Вскоре подоспело подкрепление – на этот раз уже простая пехота. В нас летели гранаты, пули, мины, но что из этого не пробивало защиту.

Так продолжалось несколько часов. Я не знаю, скольких немцев настигли мои пули, сколько боеприпасов враги потратили на нас. Фредерик и Уильям сняли рычаги управления, а так же какие-то трубы и забаррикадировали ими все входы в танк.

Воды было уже по пояс, но пить её было нельзя. Вокруг танка лежало несколько тел убитых. Из-за нехватки воды Джордж пробил штыком резервуар охлаждения двигателя. Мы пили оттуда. Вода была отвратительной на вкус, но только она могла спасти нам жизнь. Отдыхали мы по очереди.

Всё дно танка было усыпано гильзами. Казалось, этому не будет конца.

9.

Так продолжалось до самого вечера. Ещё две винтовки и один револьвер вышли из строя. Примерно в девять часов ночи немцы наконец-то отступили. Неизвестно, кончились ли у них патроны или измотался личный состав.

Мы спали как убитые, но посменные караулы сохранились. Ночью температура в танке упала до нуля. Мороз пробирал до костей. Чтобы согреться, мы попытались завести двигатель. Бесполезно, вода стояла слишком высоко.

Этой ночью мне приснился сон. Я снова оказался в том бою, после которого меня повысили и назначили в этот танк. Тогда я видел всё как азартный хищник, не ведающий страха или сожаления. Но этой ночью я будто разглядел обратную сторону. Передо мной предстал рукопашный бой. Вот на меня летит клинок, я разворачиваюсь и бью дубиной наотмашь. Враг упал, сжимая руку, каска слетела, и он перевернулся на спину. Я только сейчас смог разглядеть его. Это был парень примерно 17 лет, на его лице ещё был юношеский пушок. Из места удара струилась кровь, скорее всего кость была раздроблена. Он смотрел на меня с испугом, что-то бормотал, надеялся на пощаду. Сейчас он был неопасен. Нельзя было оставлять его в живых, решил я. Он вернётся на фронт и убьёт ещё кого-нибудь, рана не смертельная. Поэтому я размахнулся и нанёс ещё один удар в голову. Бормотание стихло. Я не колебался, не нервничал, поэтому нанёс лишь один хладнокровный удар. После этого я как ни в чём не бывало вновь ринулся в бой…

Утром охлаждающая жидкость в радиаторе закончилась. Больше невозможно было обороняться. Почти треть боезапаса отсырела. Ещё одна винтовка намертво заржавела, и два револьвера мы попросту потеряли в танке. В общем счёте осталось только 3 ствола и пулемёт Льюиса.

–Немцы не пытаются нас атаковать, – заявил Дональд,– видимо, они поняли, что это бесполезно. Давайте оставим танк и вернёмся к своим. Он практически утонул и ремонту не подлежит.

Было решено дождаться ночи и выбраться под прикрытием мглы.

Примерно в 9 часов вечера мы начали отступление. Фредерик надел свою каску на винтовку и начал высовывать её из правой спансонной двери. В ту же секунду в неё попала пуля. Снайпер, сразу понял я. Немцы рассчитывали, что мы решим вылезти. Они оставили стрелков, чтобы перебить нас, когда мы решим выбраться. Скорее всего водяной блеск каски в темноте выдал её, поэтому снайпер смог точно прицелиться.

Оставалась дверь левого спансона. Но она была полностью затоплена грунтовыми водами. Выхода не было. Дональд полез первым. Мы условились, что когда он окажется на воле, он ударит по броне три раза.

Время тянулось долго, Дональда не было целую вечность! Но вот долгожданные три коротких удара возвестили об успехе. Я полез следующим. Болотная жидкость не была водой. Приходилось прокладывать себе путь руками. В один момент мне показалось, что я задохнусь, но вдруг чья-то рука схватила меня и с силой вытянула наружу. Это был Дональд. Он снова сделал три удара и начал встречать следующего. Я же на четвереньках прополз к спансонной двери и трижды ударил в неё. Дверь открылась, и оттуда рука Перси передала мне винтовки, револьвер и пулемёт. Мы решили забрать и его, чтобы он не достался врагу. Также мы забрали некоторые медикаменты, а именно: спирт в запечатанных ампулах и стерильные герметичные бинты. Мы распределили это снаряжение. Мне отдали пулемёт, револьвер, две банки спирта и один моток бинта.

Когда вылезли все танкисты, мы отправились в сторону наших позиций. Ползти нужно было около пятисот метров. Идти в рост было верным самоубийством: работали снайперы, да и чудовищная плотность огня не оставляла в воздухе свободного от пуль пространства. На пути постоянно встречались воронки с водой, некоторые приходилось переплывать. Каждый метр давался всё тяжелее и тяжелее. Рассудок начинал мутнеть. Одолевал кашель. Мы решили переночевать, ибо силы окончательно оставили нас.

Утром мы продолжили путь. Продвижение шло стабильно, но вдруг раздался оглушительный хлопок. Мы метнулись в разные стороны. Второй, третий. Над головой засвистели трассеры. Стало понятно, враг понял, где мы. Скорее всего они приняли нас за штурмовую группу или разведчиков, поэтому проявляли такую ожесточённость. Оставаться на месте было нельзя, так как артиллерия меня рано или поздно достала бы. Найти товарищей также не представлялось возможным. Выбора не было, я побежал в неизвестном направлении. Снаряды гремели рядом, я то и дело спотыкался, падая в грязь. В один из таких моментов я выронил пулемёт в болото. Достать его было невозможно.

Через пару десятков метров я окончательно обессилел. Пришлось спрятаться в воронке от взрыва. Я откинулся на спину, расставил руки, но вдруг почувствовавчто-то тёплое и влажное. В ужасе я обернулся и увидел раненого немецкого солдата. На ноге в районе икры виднелась сквозная колотая рана. Я сразу вспомнил, кто это. Именно этот немец хотел убить Дональда в рукопашной схватке. Я вскочил и выхватил револьвер. Моментально раздалась стрельба, и я прильнул к противоположному склону воронки. Револьвер был нацелен, я взвёл курок. В голове промелькнул сон, рукопашный бой. Я снова стоял как победитель перед безоружным раненым врагом. Рана вновь была легкая. Однако, если не оказать помощь, он умрёт. Оглядевшись, я заметил несколько тел рядом. Все они имели осколочные повреждения. Скорее всего, эти люди пытались эвакуировать раненого товарища, но их настиг снаряд не то британский, не то немецкий.

Я не знал, что делать, как вспомнил о двух баночках спирта и мотке стерильного бинта, взятых из танка. Проверив карман, выяснилось, что одна из ампул разбилась, а вот вторая была невредима и герметична. С бинтом тоже было все в порядке. Я подошёл к немцу, не убирая револьвер. Сняв то, что осталось от старого бинта, промыл рану спиртом и наложил новый.

Немец был удивлён таким поведением. Скорее всего он ждал смерти, были видны первые признаки лихорадки. И наверняка он не расчитывал на помощь от британца, направившего на него револьвер. Теперь нужно было как-то его эвакуировать. Тащить к позициям мне не хватало сил. Я начал осматривать тела других бойцов и нашёл сигнальный пистолет. Ракета выглядела целой. Выстрелил в воздух, выдав сразу обеим сторонам своё местоположение. Дальше оставаться здесь было нельзя. Скорее всего сюда уже идут немцы или британцы, а может, наводятся их орудия. Поэтому я побежал к британским окопам, не разгибаясь в полный рост.

Внезапно я обратил внимание на пейзаж. Он настолько поразил меня, что я остановил движение и расположился в каком-то углублении ландшафта. Светало. Облака, некогда мрачные и свинцовые, сулившие нам слякоть и холод, стали яркими, розовыми какими-то мирными и доброжелательными. Солнце плавно и величественно всходило над изрезанным пейзажем нейтральной полосы. Несмотря на кровь, смешанную с грязью на этих полях, на тела вчерашних врагов, ставших соседями друг для друга на всю оставшуюся вечность, на жестокость и беспощадность, происходящие здесь, оно было чистым, добрым и незапятнанным, дарившим мне тепло и доброту. Эта звезда показалась мне символом возрождения, символом реабилитации и оживления души человеческой, прошедшей через преступную безжалостность, и оттого считаемой мной умерщвлённой и разрушенной за эти месяцы и годы. Эта душа ещё была способна жить, любить и чувствовать.

Но нужно было продолжить путь. Через пару минут движения я снова выдохся. Искать своих товарищей-танкистов было бессмысленно. Вокруг меня простирались гектары грязи и болот, изрезанных долгими боями и огнём артиллерии. Поэтому я поплелся к позициям, которые уже были отчётливо различимы.

Силы покидали меня, одежда была пропитана грязью и кровью. Я потерял револьвер. Точнее, я был не в силах дальше его нести, поэтому выкинул в воронку с водой. Такая же участь постигла и другое снаряжение, которое хоть сколько-нибудь весило.

Когда до наших позиций оставалось 30-40 метров, я окончательно обессилел. Мне ничего не оставалось, как позвать на помощь. Я крикнул изо всех сил и стал ждать, лёжа на спине. Голоса, звуки, воспоминая, поплыли у меня в голове. Я в очередной раз простился с жизнью.