Читать книгу: «42», страница 3

1922

На пустыре, за строившимся заводом, среди сваленных в беспорядке бетонных плит и металлических арматур, на деревянных ящиках сидели пятеро мальчишек и нетерпеливо посматривали в сторону видневшейся неподалеку товарной станции. Со стороны станции время от времени доносились громкие звуки, сразу же после этого над ее территорией поднималось большое облако пыли, которое медленно расползалось над ровными рядами вагонов и, в конце концов, без следа исчезало в воздухе. За высоким ограждением день и ночь шла разгрузка железнодорожных составов, и работа там не останавливалась ни на минуту, немного затихая разве что в полдень, когда начинался обеденный перерыв. Но мальчишек сейчас интересовала не сама станция и не грохот, который неизменно слышался, когда в дне вагона открывался люк и его содержимое высыпалось на специально подготовленную для этих целей платформу. Все они, как один, поглядывали на то место в ограждении, где металлическая основа едва заметно отошла в сторону, образуя тем самым совсем небольшой лаз, которым, конечно, никак не смог бы воспользоваться взрослый человек, но в который вполне мог протиснуться десятилетний подросток.

– Ну, что они там так долго? – не выдержал худощавый мальчишка в кепке, которая была настолько ему велика, что постоянно сползала вниз и почти полностью закрывала уши.

– Сиди спокойно! – тут же отреагировал мальчик, который казался несколько старше всех остальных.

Он шутя потянул за козырек кепки худощавого, надвинув ее ему на глаза.

– Курт, в самом деле, чего они там возятся столько времени? – поддержали худощавого остальные, посмотрев на старшего товарища так, как будто и правда не сомневались, что он все знает и сейчас им все объяснит.

Но Курт только молча посматривал в сторону станции, важно щурился на ярком весеннем солнце и старался ничем не выдавать своего волнения. Честно говоря, он и сам не понимал, почему двое их приятелей, которым по жребию выпало проникнуть сегодня на территорию станции, уже долгое время не возвращались.

Наконец, среди далеких песчаных насыпей мелькнули две знакомые маленькие фигурки. Перебежками и ползком, с опаской пригибаясь к самой земле, то и дело останавливаясь и оглядываясь, они медленно продвигались к заветному ограждению. Ожидавшие их ребята мигом вскочили с ящиков и, затаив дыхание, неотрывно наблюдали за смельчаками. Наконец, двое проникнувших на территорию станции доползли до лаза и по очереди протиснулись сквозь него, делая при этом неловкие отчаянные усилия и крепко прижимая руками к груди нижний край своих грязных рубашек.

– Ну, все! – не удержавшись, выдохнул худощавый мальчишка в кепке, когда их товарищи уже поднимались по насыпи, которая и отделяла всю мальчишескую компанию от станции и ее ограждений.

– Все, – кивнул Курт, по-прежнему оставаясь невозмутимым, и миролюбиво посмотрел на худощавого в кепке. – И нечего было так паниковать.

Тяжело дыша, двое мальчишек, в конце концов, добрались до своих товарищей, тут же обессиленно опустились на колени, и, разжав кулаки, высыпали все содержимое завернутых рубашек прямо на бетонную плиту, рядом с ящиками. Затем оба они легли на спину и, устремив взгляд в небо, отчаянно старались отдышаться.

– Что так долго-то? – спросил Курт.

– Так уж вышло, – все еще тяжело дыша, ответил один из мальчишек. – Сторожа стояли прямо перед горой этой дряни, не позволяя нам вылезти. Да и выйти незамеченными не так-то просто, на территории все как на ладони, это только отсюда кажется, что там никому ни до чего нет дела.

– Это не дрянь, – негромко произнес Курт, присев над двумя небольшими горками.

Он выбрал небольшой камешек серого цвета с самого верха одной из них, внимательно осмотрел его, поднес камешек к носу и осторожно вдохнул.

– Это не дрянь, – повторил он и, повернувшись, как-то странно посмотрел на остальных ребят.

Мальчишки молча смотрели на него в ответ. Они не торопились ни о чем расспрашивать и терпеливо ждали от Курта объяснений. Никто из них понятия не имел о том, что именно по его просьбе принесли с собой со станции двое их приятелей, и не понимали, почему это Курт так странно смотрит на них, как будто ожидая повода посмеяться над очередным их глупым вопросом.

– Это – карбид, – показав глазами на камешек в руке, наконец, коротко произнес Курт с таким видом, как будто это все объясняло.

Наступила пауза.

– Что, никто не знает, что такое карбид, и для чего он используется? – с деланным изумлением спросил он.

Ребята молчали. Они все еще не торопились восхищаться очередной идеей их старшего товарища и только переводили взгляд с маленького камешка в его руке на него самого и обратно, стараясь понять, к чему же он, все-таки, клонит.

– Карбид, – начал деловито разъяснять Курт, вспоминая абзацы из книги, которую прочел накануне, – используется для различных целей в химической промышленности, в том числе и для производства разного рода удобрений, а, также, для различных целей в производстве металлов. Основная его особенность – нейтральное состояние при пребывании на воздухе, что обеспечивает относительную легкость транспортировки и обращения. Фактически, если не брать во внимание его специфический запах, в таком состоянии карбид не представляет собой угрозы и может рассматриваться, как совершенно нейтральный груз для тех или иных нужд производства. Однако, в случае контакта с жидкостью, например, с водой, – и здесь Курт сделал короткую, но многозначительную паузу, – получается примерно следующее.

Он быстро осмотрелся вокруг, подыскивая остатки дождевой воды в небольших выемках бетонных плит, лежавших повсюду, но, не найдя ничего подходящего, в конце концов, просто аккуратно плюнул на камешек, немного отклонившись назад для страховки. После того, как его слюна попала на кусочек карбида, сначала не произошло ровным счетом ничего. Но, через несколько секунд, камешек в руке Курта как будто ожил, стал сильно пузыриться, шипеть, при этом обильно выделяя в воздух непрозрачный дымок белого цвета. От неожиданности Курт даже выронил камешек на плиту и с опаской сделал пару шагов назад, продолжая наблюдать за ним с большим интересом. Все остальные, раскрыв рты, тоже внимательно следили за происходившим, не решаясь подойти ближе. Побурлив так примерно минуту, камешек перестал пузыриться, вновь обретя свое безобидное с виду первоначальное состояние. Но было хорошо заметно, что он несколько уменьшился в размерах, слюна с его поверхности полностью испарилась, и, кроме того, все присутствующие вдруг ощутили весьма неприятный химический запах, оставшийся после произошедшего.

– Ничего себе! – разом выдохнули мальчишки, подойдя поближе и разглядывая удивительный камешек, безобидно лежавший на бетонный плите.

– А можно мне попробовать? – спросил худощавый в кепке, вопросительно посмотрев на Курта.

Курт, показывая, что не возражает, небрежно кивнул. Худощавый наклонился над камешком и, пустив на него слюну, быстро отпрянул назад. Вслед за ним поспешно ретировались и все остальные. Результат эксперимента полностью повторился. Камешек как будто ожил, пошипел некоторое время, выделяя в воздух белый дымок, и затих, уменьшившись в размерах еще ненамного. И только неприятный химический запах вокруг стал ощущаться теперь еще сильнее, чем прежде.

– Ну хорошо, а в чем тут все-таки фокус, Курт? – спросил один из мальчишек. – Как устроить теперь с этим что-нибудь интересное?

Все ребята недоуменно посмотрели на Курта, но он молчал, терпеливо ожидая, когда кто-то из них предложит свою идею.

– Да… – не дождавшись ничего вразумительного, наконец, разочарованно протянул Курт. – Ну ладно, вот вам подсказка. А что, если мы возьмем бутылку, нальем туда воды, бросим туда несколько этих камушков и затем плотно закупорим бутылку, чтобы выделяющийся газ не мог выйти наружу?

Мальчишки смотрели на него, как на гения. И каждый из них сейчас удивлялся: ну почему, вот скажите, ну почему такая простая и гениальная мысль не пришла в его голову секундой раньше, без помощи старшего товарища? Ведь, действительно, все очень просто. И, главное, очевидно.

– Подожди, Курт! – вдруг озадаченно произнес один из ребят. – Если мы будем кидать камешки по одному в бутылку, в которую уже налита вода, как мы успеем закупорить бутылку и отбежать до того, как она взорвется?

– Молодец, Эрвин! – усмехнувшись, похвалил задавшего вопрос Курт. – Умеешь думать своей головой.

Эрвин, польщенный похвалой, смущенно замолчал и украдкой посмотрел на остальных, как будто опасаясь, не будут ли они считать его выскочкой. Но остальным было не до этого. Все старались придумать, каким образом обеспечить самодельной бомбе необходимую задержку, гарантирующую безопасность ее молодым создателям. Тем временем Курт обошел насыпь, подобрал валявшуюся за ней грязную пустую бутылку, потом нашел неподалеку пробку, проверил, что пробка входит в горлышко достаточно плотно, затем, присев около небольшой лужи, набрал в бутылку воды и, наконец, вернулся к ребятам, которые обсуждали дальнейший план действий между собой.

– Ну что, конструкторы, придумали что-нибудь дельное? – спросил Курт, осматривая присутствовавших ребят.

Все молчали. Тогда Курт, довольно усмехнувшись, сорвал пучок травы, росший рядом с плитою, засунул его в бутылку и начал кидать внутрь один за другим кусочки карбида. Камешки застревали в траве, которая не давала им упасть в воду, и потому не проявляли пока никакой активности. Закончив, Курт плотно забил внутрь горлышка пробку и продемонстрировал уже закрытую бутылку друзьям, театрально удерживая ее двумя пальцами, как фокусник в цирке.

– Вот и все, – он смотрел на них с таким видом, с каким учитель часто смотрит на учеников, не выполнивших домашнее задание. – Готовы?

Не дожидаясь ответа, он сильно встряхнул бутылку, перемешивая тем самым ее содержимое. Камешки сразу забурлили, и внутри самодельной бомбы стал образовываться белый знакомый газ. Этот газ стал обволакивать стенки бутылки, быстро сделав ее изнутри полностью непрозрачной. Ребята бросились наутек. Сам Курт, торопливо поставив на плиту самодельную бомбу, тоже помчался, но только в другую сторону. Отбежав метров на тридцать, вся компания остановилась и стала с интересом наблюдать за развитием дальнейших событий. Через несколько секунд раздался сильный грохот, и бутылка разлетелась на множество мелких осколков, некоторые из которых упали недалеко от мальчишек. Вернувшись к месту импровизированного взрыва, молодые изобретатели принялись возбужденно обсуждать эксперимент и с большим интересом рассматривать место, где стояла бутылка.

– Давайте еще раз! – с восторгом предложил худощавый в кепке. – Только теперь поищем бутылку побольше, чтобы прогремело сильнее!

– Да, Курт, давай еще! – стали наперебой просить остальные, и их лица в эту минуту выражали небывалый азарт.

Но Курт не спешил с ответом. Он напряженно думал и, внимательно осматривая окрестности, торопливо прохаживался по плитам.

– Да что вы, в самом деле? – наконец, произнес он, вернувшись к мальчишкам. – Зачем снова повторять эту детскую чепуху? Ну посмотрели же один раз, неужели этого недостаточно?

– Почему? – недоуменно спросил Эрвин. – Это же здорово, грохотнет! Только надо, и правда, найти бутылку побольше. А что здесь такого?

– Да в том-то и дело, что ничего! – став вдруг очень серьезным, резко перебил его Курт и подошел к горкам из камешков, часть из которых уже успела перекочевать в карманы ребят.

Присев, он взял несколько камешков в руку и покачал ею, как будто пытаясь взвесить то, что лежало в его ладони.

– Кроме того, что газ, выделяемый карбидом, имеет свойство увеличиваться в объеме, он еще и великолепно горит, а в определенных условиях, – и тут Курт снова выдержал короткую паузу, – даже взрывается.

Мальчишки замерли, все как один, не веря в услышанное.

– Бочка! – вдруг изрек Курт, сосредоточенно потирая лоб. – Нужна старая железная бочка. Сможете найти?

– Около стройки стояли какие-то бочки, – переглянулись ребята.

– Ну так сбегайте, Эрвин, и посмотрите. Я тут кое-что придумал, если получится, будет гораздо интереснее бутылочной бомбы.

Эрвин с двумя друзьями, не теряя времени на разговоры, торопливо побежали в направлении стройки.

– А вы найдите мне старую железную банку, – продолжал отдавать распоряжения Курт оставшимся мальчишкам, – и длинную стальную проволоку. Чем длиннее, тем лучше.

Трое ребят послушно побежали в другую сторону, уже предвкушая ожидавшее их небывалое зрелище. Вскоре они вернулись обратно, волоча за собой длинный изогнутый металлический прут и ржавую банку, сбоку которой осталась не до конца оторванная крышка с рваными краями. Еще через несколько минут Эрвин с приятелями, тяжело дыша, прикатили откуда-то старую железную бочку.

– Ну, что же, пожалуй, начнем, – с важным видом произнес Курт, осмотрев придирчивым взглядом находки своих друзей.

Из лужи неподалеку он зачерпнул в железную банку воды и, сойдя с плиты, поставил ее на землю. Затем он достал из кармана складной перочинный нож и, сильно постукивая по нему осколком бетона, проделал в дне бочки – ровно посередине – небольшое отверстие. В банку Курт бросил несколько кусочков карбида. Затем, перевернув бочку вверх дном, он накрыл ею банку с карбидом и тщательно уплотнил места соприкосновения бочки с землей обычной дорожной грязью. Наконец, сковырнув с одной из плит небольшой кусочек смолы, он залепил ею отверстие в дне перевернутой бочки. Довольный, Курт подошел к ребятам, при этом не без гордости отметив про себя, с каким восторгом и уважением они наблюдают за всеми его действиями.

– Через несколько минут карбид создаст внутри бочки давление, – объяснил он, чтобы им стало хоть немного понятнее. – Эрвин, когда я скажу, подойдешь к бочке и отлепишь смолу с отверстия, которое я в ней проделал. Потом убегай. И вы все, бегите подальше, смотреть отсюда будет небезопасно.

Мальчишки послушно отбежали метров на тридцать и стали с интересом наблюдать с безопасного, как им казалось, расстояния за тем, что происходило дальше. Курт примотал к концу длинного железного прута старую тряпку и, достав из кармана спички, поджег ее, старательно закрывая рукой пока еще слабый огонь от ветра.

– Давай, Эрвин! – выждав еще минуту, скомандовал он.

Эрвин медленно, явно с опаской подошел к бочке и осторожно отлепил кусочек смолы от отверстия.

– Беги, что стоишь? – крикнул ему Курт.

Эрвин бросился наутек, а Курт, терпеливо дождавшись, пока он добежит до ребят, медленно поднес горевшую на другом конце длинного прута тряпку к отверстию, стараясь, при этом, оставаться от бочки как можно дальше. Все, что случилось потом, было настолько быстрым и таким неожиданным, что Курт не успел даже по-настоящему испугаться. Как только прут с горевшей тряпкой на конце оказался над отверстием в бочке, раздался оглушительный взрыв. Бочка, чуть оторвав от земли один край, из-под которого показалось оранжевое пламя, на долю секунды застыла в таком положении, а потом вертикально устремилась в небо с пронзительным свистом. Взлетев вверх метров на двадцать, бочка начала замедлять движение и постепенно заваливаться набок. Пролетев еще метров пять-шесть, она на секунду как будто зависла в воздухе и затем со звуком, чем-то похожим на шипение пара, который вырывается откуда-то под высоким давлением, начала стремительно падать вниз. Курт, инстинктивно пригнувшись, бросился в сторону. Через несколько секунд он услышал позади себя сильный грохот, с которым бочка упала на бетонную плиту около места, где только что стоял он, и от удара развалилась на части. Стоявшие вдалеке мальчишки дружно взревели от восторга и наперегонки побежали к нему. Подбежав, они наперебой стали хлопать его по плечу, оглушительно кричали что-то в самое ухо и сильно трясли друг друга, пытаясь таким образом выразить нахлынувшее на них внезапное счастье. Курт, ощущая небольшой звон в ушах и громко бьющееся от возбуждения сердце, довольно смотрел на них и смеялся, на самом деле почувствовав себя гением.

– У тебя на щеке кровь, Курт! – вдруг озабоченно сказал Эрвин.

– Да царапина просто, – беззаботно ответил Курт, вытирая платком левую щеку с едва заметной возле самого рта родинкой, – видно, задело каким-нибудь камешком. Когда под бочкой громыхнуло, я же даже не успел отвернуться.

– Ну, Курт, ты силен! Откуда ты про все это знаешь? – открыв от удивления рот, допытывался худощавый мальчишка в кепке.

– Книжки для взрослых начинай читать, тогда и ты все знать будешь, – небрежно ответил Курт, складывая окровавленный платок вчетверо. – Посмотри, остановилась кровь или нет?

– Пока идет, – озабочено ответил худощавый. – Царапина глубокая. Приложи еще, да не вытирай, а просто приложи и подержи немного.

– Может, еще что-нибудь устроим? – с надеждой спросил Эрвин. – Карбида еще много. А, если закончится, можно сбегать и набрать снова.

– Нет, хватит на сегодня, – ответил Курт, недовольно поморщившись. – Мне давно на учебу надо, я, по-моему, уже и так опоздал. Увидимся завтра!

Он попрощался со своими друзьями, которые смотрели на него, как на героя.

– До завтра, Курт! – ответили хором ребята с плохо скрываемым сожалением. – А что нам делать с карбидом?

– Заберите, да спрячьте, только в сухое место, – бросил в ответ Курт, уже уходя. – Потом придумаем еще что-нибудь.

*******

В школу он опоздал. Идя по длинному узкому коридору, Курт представлял себе, как постучится в класс, что будет говорить в свое оправдание, и как будут смотреть на него со своих мест остальные ученики. Они, конечно, все разом сосредоточат внимание только на нем и на том факте, что кто-то, вопреки установленным школьным правилам, смеет не только опаздывать, но и заявляться в класс почти в середине урока. Но хуже всего было, конечно, не это. Хуже всего было то, что опаздывал он, как назло, на урок истории. А историю в его классе преподавала Хелен Штейнберг. Молодая высокая женщина с аккуратной прической и подчеркнуто вежливыми манерами. Она, пожалуй, была единственным преподавателем в школе, перед которым Курт все время смущался, чувствовал себя безоружным и неизменно терял уверенность в своих силах. Фрау Штейнберг старалась вести себя одинаково со всеми вокруг, но Курту всегда казалось, что именно к нему она испытывает особую неприязнь, особенное, индивидуальное нерасположение. Она часто смотрела на него проницательным взглядом, и в уголках ее глаз Курт все время видел насмешку. Не дружелюбную, благосклонную улыбку, с которой часто разговаривают с учениками учителя, а именно самодовольную насмешку, призванную заставить его выглядеть перед ней и всем классом растерянным, подавленным и полностью беззащитным. Фрау Штейнберг как будто видела его насквозь, знала обо всех его мальчишеских тайнах, ей было известно обо всех его страхах, от настоящих, иной раз пугавших так сильно, что по спине пробегал неприятный ледяной холодок, до самых мимолетных и безобидных. Когда она, чуть склонив набок голову, внимательно смотрела на него сверху вниз, то, что бы в этот момент ни говорили ее губы, Курту всегда казалось, что глаза ее твердят только одно:

«Запомни, Курт, ты можешь изображать из себя что угодно и пытаться ввести в заблуждение кого угодно, но я, Хелен Штейнберг, вижу тебя насквозь. Ты слаб, а я, Хелен Штейнберг, намного сильнее тебя. Поэтому, о чем бы ты ни подумал, я всегда буду знать, о чем именно. Что бы ты вдруг ни сделал, я всегда буду знать, что именно. И тебе придется, рано или поздно, но все равно придется вести себя так, как я тебе прикажу. Можешь даже не пытаться бунтовать или противиться этому».

В такие минуты Курт собирал все свои силы и делал отчаянные попытки выдержать ее насмешливый взгляд. Но заканчивалось все это, обычно, одним и тем же: предательская слеза вдруг появлялась сначала в уголке одного его глаза, а затем и второго, и он, снова и снова попадая в это унизительное для себя положение, поспешно опускал голову вниз и отворачивался от класса в другую сторону, для того, чтобы скрыть от всех эту ненавистную влагу. И это всегда делало его еще более жалким и виноватым.

Курт подошел к двери, за полупрозрачным стеклом которой угадывались силуэты учеников, помедлил несколько секунд, пытаясь выровнять сбившееся дыхание, потом уверенно постучал и, как ни в чем не бывало, без приглашения вошел в класс. Все ученики, как по команде, оторвались от своих тетрадей и разом посмотрели на него. Фрау Штейнберг тоже повернулась в его сторону, затем, не торопясь, закончила фразу и положила книгу, по которой только что читала, на стол.

– Ну, что на этот раз, герр Шольц? – не приглашая его садиться, вежливо, с еле угадываемым сарказмом спросила она.

Курт промолчал, почувствовав, что уверенность, с которой он только что вошел в класс, мгновенно исчезла. Все ученики по-прежнему смотрели только на него одного, кто почти безразлично, кто с нескрываемым осуждением. Преподаватель тоже смотрела на Курта, смотрела спокойно и, как ему казалось, насмешливо. Она держала паузу, и Курт знал, что, если ей не ответить, то паузу эту, в лучшем случае, может прервать лишь громкий звонок перемены, а в худшем случае она может тянуться сколько угодно долго. Он почувствовал, как к горлу подступил неприятный ком, в глазах начало еле заметно щипать, а по спине пробежал тот самый ненавистный ему холодок, которого он в такие минуты все время ждал и боялся. Тем временем, фрау Штейнберг еле заметно театрально присела и, наклонив голову вбок, сделала попытку заглянуть ему в глаза снизу. Затем она так же театрально повернулась к классу и произнесла, вроде бы в сторону, но так, чтобы услышали все:

– Ну, и что же вы молчите, герр Шольц? Осчастливьте же нас ответом, что такого важного могло произойти утром, что вы снова опоздали на урок и стоите теперь в дверях один-одинешенек, да еще и так, как будто язык проглотили?

Она опять повернулась к Курту, подошла чуть поближе и, ловко поймав его взгляд, терпеливо ждала ответа. Поединок начался. И Курт мужественно боролся изо всех сил. Он привычно стискивал зубы, с силой сжимал кулаки, напрягал дрожавшие губы так, что они превратились в узкую тугую полоску. Он старался держать дыхание, силясь не дать разогнаться сердцу в груди, которое уже начинало стучать так громко, что, представлялось, еще немного, и его услышит вся школа. И, в какой-то момент, ему показалось, что победа уже близка, что в этот раз он, наперекор обстоятельствам, все-таки выдержал испытание, что еще чуть-чуть, и он сможет дать своему врагу спокойный и беззаботный ответ, но… В последнюю секунду Курт почувствовал, как пощипывание в глазах сменилось ощущением влаги. Еще секунда – и первая предательская слеза скопилась в уголке его глаза. За ней тут же пришла вторая, такая же, и так же подло, как первая, сумела собраться, сверкнуть во втором глазу. Все было кончено. Но в этот раз Курт почему-то стоял и не двигался с места. С одной стороны, ему нужно было срочно повернуться к доске, тем самым не давая классу разглядеть свои слезы. С другой стороны, в этот раз что-то противилось в нем привычному и унизительному финалу.

– Ты знаешь правила, Курт, – наконец, примирительно сказала фрау Штейнберг. – Сегодня и завтра после занятий ты останешься в классе и будешь в одиночку изучать весь пройденный в твое отсутствие материал, а потом я лично проверю, как ты справился с этим заданием.

И тут Курт снова сжал кулаки. Он решил, что в этот раз не станет стыдливо опускать голову. Может, раньше и опускал, а сейчас не станет. В этот раз он не будет отворачиваться от класса, безуспешно пытаясь скрыть от остальных свои слезы. Может, раньше он так и делал, но не сегодня. В этот раз он не даст вежливой и ненавистной фрау Штейнберг издеваться над ним при всем классе и оставлять его после занятий, как какого-то первогодка. Да, раньше он подчинялся, но те времена прошли. Это унизительно, если хотите. Это несправедливо, если хотите. И это, если хотите, не ей решать, как и где ему проводить свое вечернее время. Да и не было таких правил в школе! Эти правила были собственной инициативой Хелен Штейнберг, которая, стремясь воздействовать на учеников таким методом, воплощала в жизнь свое собственное видение того, как должно выглядеть эффективное обучение. Курт поднял на нее заплаканные глаза, несколько раз еле заметно моргнул и произнес негромко, но так, чтобы услышали все:

– Перестань издеваться надо мной, сволочь. Я больше не намерен терпеть твои еврейские прихоти.

В классе тотчас воцарилась полная тишина. Даже те немногие, кто в этот момент что-то безразлично писали в своих тетрадях, отложили карандаши. Все, открыв рты, смотрели на Курта так, будто он сумасшедший.

– А ну, повтори, что ты сейчас сказал? – глубоко вдохнув и тщательно разделяя слова, медленно переспросила фрау Штейнберг.

И, хотя насмешка в ее карих глазах не исчезла, стало заметно, что лицо ее побледнело, а пальцы нервно сжали край стула, сжали так сильно, что кончики их стали похожи на мрамор.

– Ты прекрасно слышала, что я сказал, – дрожавшим голосом выкрикнул Курт и, вытирая на ходу слезы, поспешно сбежал из класса.