Читать книгу: «Цеховик. Книга 15. Надо – значит надо!», страница 4

Я встаю с дивана.

– Брагин? – спрашивает он.

– Так точно.

Он кивает в сторону двери.

– Татьяна Александровна, – говорит майор, – книгу забыл привезти, неожиданно выехал.

– Ничего страшного, Василий Тарасович, потом привезёте. Или вот Брагину дайте почитать. Ему должно понравиться.

Василий Тарасович бросает на меня хмурый взгляд и, ничего не отвечая, выходит из библиотеки.

Он быстрыми широкими шагами идёт из клуба и молча двигает в сторону штаба. Подойдя к автостоянке, останавливается у «буханки» и, обернувшись ко мне, коротко спрашивает:

– Водишь?

– Так точно. Права есть.

– За руль.

Я забираюсь на водительское место, а он садится рядом.

– Вперёд.

Я сдаю назад, разворачиваюсь и двигаю в сторону КПП. Младший сержант Макаров подходит, заглядывает внутрь, подмигивает мне и даёт рядовому команду открыть ворота. Мы выезжаем.

– Направо и всё время прямо.

Майор раскрывает планшет, вытаскивает блокнот и начинает что-то записывать.

– Здесь прямо? – уточняю я, подъезжая к перекрёстку.

– Я скажу, когда свернуть, – отвечает он, не поднимая головы.

Мы выезжаем из Кяхты, оставляя за собой покосившиеся домики и оказываемся на такой же точно дороге, по которой ехали из Улан-Удэ. Солнце прячется за тучи, и от всех этих марсианских пейзажей начинает веять холодом и безнадёгой.

– Здесь налево, – не поднимая головы командует майор Белоконь.

Покончив с записями, он убирает планшет и говорит, не глядя на меня:

– Слушай сюда, Брагин. Мне пох*ую, кто ты такой, кто за тебя просит и откуда звонит. Ясно? Хоть Брежнев, хоть Пушкин. И загадки твои я разгадывать не собираюсь. Солдат? Всё! Значит делай солдатскую работу, как требуется. Два года вынь да положь. Тем более, мы здесь не в хер дуем, а границу стережём. Какие у тебя заслуги, ордена и наградные сабли мне до одного места. Выполняешь воинский долг на отлично – почёт тебе и слава. Не выполняешь – получаешь взыскание. Точка. Награды у человека за прошлое, а мне твоё прошлое неинтересно. Доходчиво объясняю?

С таким прямым подходом и таким вот жизненным кредо понятно почему ты всё ещё майор на маленькой заставе.

– Так точно, товарищ майор, – отвечаю я. – Вполне доходчиво.

– Хорошо, – кивает он.

– Разрешите вопрос?

– Разрешаю, – без эмоций отвечает он.

Он носит на груди два ряда орденских планок. Понятно, там и медали тоже, я всего и не знаю. Но вот орден «Красной звезды» и «За службу Родине в вооружённых силах СССР» узнаю.

– Можно спросить, где вы «Красную звезду» получили?

– Нельзя, – отвечает он. – Прошлое в прошлом, думай о настоящем. И ещё. На заставе должна быть неукоснительная дисциплина. Никаких расстёгнутых воротничков, никаких дембельских складок, ничего такого. Понятно? Если найду алкоголь – сразу в торец. На гауптвахту не пошлю, но сам поучу. Ясно?

– Да я непьющий.

– Меня не волнует, пьющий, не пьющий. Спиртное – сразу в торец. Никаких драк и склок на заставе. Никакой дедовщины. Ясно?

Можно подумать я, молодой солдат, приеду и дедовщину разведу.

– Так точно, ясно.

Дальше едем молча. Контакт так себе, честно говоря.

– У меня отец майор, – через некоторое время говорю я, прощупывая своего командира. – В запасе сейчас после ранения.

– Надеюсь, ты своей службой отца не опозоришь.

Не, непробиваемый, всё похрену ему. Конь белый.

– Я тоже надеюсь, – киваю я и меняю тему. – А что у вас за книга, про которую библиотекарша говорила?

– Не библиотекарша, а Татьяна Александровна. И на девиц не засматривайся, ты сюда не шуры-муры крутить приехал. А книга… Брежнев, «Малая земля». Но тебе читать некогда будет, я гарантирую.

А библиотекарша-то юмористка.

Впереди появляется высокая вышка на тонких ножках и металлические ворота. Они открываются заблаговременно, так что мы въезжаем на территорию заставы, даже не затормозив. Часовой, или кто он тут, с интересом провожает нас взглядом.

– Вон туда, – показывает пальцем майор.

Я подъезжаю к бараку с небольшим плацем.

– Выходи.

Подбегает дежурный по заставе, докладывает. Происшествий не случилось. Хорошо. Я выхожу и осматриваюсь. Через плац, напротив этого барака располагается здание побольше. Там вольеры для собак, а рядом, судя по всему, конюшня и складские помещения.

Подальше в сторонке здание с большой верандой и пристройками. Думаю, кухня. Ещё дальше виднеется бетонное строение. Наверное, жилое, для офицеров и их семей. Ну, что же, жить можно. Наверное. Хотя, то, что нет ни дерева, ни кустика, как-то стрёмно…

Из барака выходят немолодой прапорщик и старлей. Старлей, как раз, молодой. Он тоже что-то докладывает, но я стою у машины. Жду команды.

– Так, Брагин, – подзывает меня майор. – Пойдёшь за старшиной.

– Товарищ старший прапорщик, нужно выдать новому бойцу обмундирование. А вы, товарищ старший лейтенант, определите место и службу.

– Когда обмундирование получишь, зайдёшь в канцелярию, – кивает мне лейтёха.

Я козыряю и двигаю за старшиной. Всё оказывается в одном флаконе – и казарма, и оружейка, и канцелярия, и ленинская комната. В общем, всё располагается в одном бараке.

Спокойный, с седыми усами и натруженными руками, старшина заводит меня в каптёрку. Он чуть прищуривается, прикидывая мои размеры, и по лицу его расползаются морщины. Видать, давно службу тянет.

– Так, значит. Так-с… хэбэ, сапоги, портянки-то умеешь мотать?

– Умею.

– Эх, жалко на тебя хэбэшку переводить, через пару дней уже в пэша переодеваться надо, а у меня нету ещё, со склада снабжения не привезли пока. Так бы выдал сразу зимнее и всё. Откуда ты свалился такой?

– Из Москвы, товарищ старший прапорщик.

– Из Москвы. А награды за что? За штабную работу?

– Да как говорит наш начальник заставы, то что в прошлом уже неважно, – улыбаюсь я.

– Тоже верно, – кивает он. – Размер обуви какой? Сорок второй?

И всё в таком духе. Я сажусь на табуретку и начинаю подшиваться, благо, инструментарий имеется – из дома привёз. Переодеваюсь и оставляю парадку в шкафчике с номером пятьдесят. Надо же, свой шкафчик, круто. Никогда такого не видел.

– Вообще-то, – говорит старшина. – Подшиваться в бытовке надо. Но на первый раз, ладно, сиди. Твой номер пятьдесят, кстати. И это не только на шкафчике. Распорядок составляется ежедневно, имена не указываются, только номера. Понял? Не забудь.

– Понял, не забуду.

– А это что у тебя? – показывает он грубым кривым пальцем на мою ключицу.

– Поцарапался, – усмехаюсь я.

Он проходит вокруг меня.

– Пулевое что ли? Где это тебя так?

– Бандитов ловил.

– Смотри-ка, а я думал нынче за красивые глазки висюльки на грудь вешают.

– Нынче всяко бывает, товарищ старший прапорщик, – пожимаю я плечами. – Кому как повезёт.

– Ну-ну, – хмыкает он.

Закончив со старшиной, иду к заместителю начальника заставы. Он ждёт в канцелярии. Молодой ещё, совсем зелёный старлей выясняет, что я могу и как до жизни такой докатился. У него открытый детский взгляд, пшеничные брови, такие же волосы и ямочка на подбородке.

Разговор напоминает тот, что был с начальником отряда. Не по тону, конечно, а по содержанию. Он всё выспрашивает и делает отметки в блокноте.

– О! – восклицает плотный капитан с круглым лицом и заплывшими глазками. – Отлично! Если служил в ГлавПУРе, значит будешь политинформации готовить. Рома, ты смотри, перед средами его в наряды не ставь, чтобы он не открутился у меня. Будешь, ты Брагин агитатором. Понял?

– Понял, товарищ капитан, – улыбаюсь я. – Я правда агитировать не приученный, всё больше командовать и исполнять команды. Но если надо – значит надо.

– Надо, раз говорю, – раздражённо кивает замполит. – Но смотри, если херово будешь агитировать, я быстро напишу, куда следует. Понял?

– Так точно, товарищ капитан.

– Ладно, собаку мы тебе не доверим и коня тоже, – хлопает ладонью по столу лейтёха. – И что тебе остаётся?

– Сапоги-скороходы, – киваю я.

– Так точно. Определяю тебя в стрелковое отделение ефрейтора Мамедова. Придётся тебе побегать по нашим горкам. Но это ничего. Это только на пользу – и тебе, и нашей необъятной.

– Так точно, – киваю я.

– Куришь?

– Нет. А вы?

– И я нет. Выпиваешь?

– Практически нет.

– А фактически?

– Могу шампунь пригубить.

– Как моя жена прям, – хмыкает он.

– У меня и своя такая же.

– О, как! – удивляется старлей. – Поди и дитё имеется, раз женился так рано?

– Нет, детьми не обзавелись ещё.

– Ну, это успеете. Сами ещё, как дети.

– Виноват, товарищ старший лейтенант, не могу согласиться. Детям границу не доверяют.

– Так тебе тоже ещё никто не доверял, – подмигивает он. – Сначала мы тебя на хозяйственных работах проверим и на нормативах. Завтра выйдем на стрельбище. Побегаешь, опять же. Бокс, борьба или ещё что есть в активе?

– Ну, так. Самбо немножко занимался.

– Правда? – удивляется он. – Ну, вот, уже кое-что. Утречком тебя проверю. Так, всё, свободен. Иди, найди Мамедова, пусть тебе койку покажет и по заставе проведёт, объяснит, что к чему.

– А где его искать?

– Мамедова искать надо на кухне, потому как он сегодня в наряде.

Я иду на кухню. Захожу в зал со столами. Никого. Зал просторный, столы, как в кафе, на четырёх человек, надо же. Линия выдачи готовых блюд, как в пельменной на Лубянке. Выглядит неплохо, правда милых официанток ждать не приходится. Как и поварих. Я обхожу линию выдачи и через открытую дверь попадаю на кухню.

У большого котла колдует узбек в некогда белом фартуке и в колпаке. В руках у него здоровенный алюминиевый половник. Над котлом клубится пар, а на столах из нержавейки лежат ножи и разделочные доски разных калибров.

– Здорово, братан, – киваю я. – Мне Мамедов нужен.

Повар окидывает меня взглядом, молча кивает на дверь позади себя, отворачивается к котлу и начинает мешать половником своё варево.

– Ага, – говорю я, шагая по коричневому кафельному полу. – Пахнет вкусно. Не плов, случаем, варганишь?

За дверью открывается небольшой зал, судя по всему помывочный. Из него ведёт коридор. Я прохожу дальше и оказываюсь в небольшой каморке. В ней стоит обычная эмалированная ванна, вдоль стен идут трубы, а посерёдке сидит троица солдат. Они без ремней, с закатанными рукавами. Сидят на табуретках, перед каждым оцинкованный тазик, какие бывают в бане, а в центре стоит мешок картошки.

– Здорово, бойцы, – говорю я.

Они молча меня осматривают, но приветствовать не торопятся. Ребятки все, как на подбор, крепкие и ладные. Один шатен, один рыжий и один брюнет. Брюнет, скорее всего, туркмен и, вероятно, и есть Мамедов.

– Ты Мамедов? – спрашиваю я.

– А на мне чё написано? – с вызовом отвечает он.

Говорит он с приличным таким акцентом.

– Нет, брат, не написано, просто я наблюдательный.

– Какой ты мне брат, а? Ты кто такой?

– Егор Брагин, определён в твоё отделение. Старлей сказал, чтоб ты мне всё показал на заставе. Где спать там… и всё остальное.

– Ты фазан что ли? Ты сколько служишь уже?

– Первые полгода идут, – не вдаваясь в подробности, отвечаю я.

– Щегол ты зелёный, – беззлобно смеётся рыжий и подмигивает, – а не Егор Брагин.

Мамедов бросает нож в оцинкованную шайку с очистками.

– Всё пацаны, – ухмыляется он. – ДМБ подкрался незаметно. Ваш папа теперь отдыхать будет. Ему салабона начальник подарил.

Все ржут.

– А чё только ты? – ухмыляется рыжий. – Тут осталось-то, всего ничего. Он один за всех доделает.

– Давай, чё стоишь, смотришь? – неприветливо кивает он мне. – Нож взял! И начинай чистить, а дедушки отдохнут пока.

– Это вряд ли, – усмехаюсь я.

– Чё ты там прокукарекал? – угрожающе прищуривается Мамедов. – Повтори, чмошник!

Он встаёт с табуретки, демонстрируя свою здоровенную спортивную тушу и, угрожающе сверкая глазами, делает шаг в мою сторону.

– Иди сюда, – тянет он, выпячивая нижнюю челюсть.

При этом он многозначительно хлопает ладонью по верхней части кулака так, будто выбивает пробку из бутылки…

5. Судьба пограничника

Дедовщину не потерпите, значит, да, товарищ майор? Ну-ну.

– Слушай, Мамедов, – максимально миролюбиво говорю я. – Если надо помочь, то я помогу, какой базар, чувак? Я для друзей всё сделаю. Надо – значит надо. Но если ты думаешь, что будешь лежать под пальмой и план курить, а я за тебя въ**ывать на кухне, ты ошибаешься. Со мной такое не прокатит. Ничего личного, брателло.

– А-ха-ха! – ржёт шатен. – Как он тебя, Мамедыч! Под пальмой будешь лежать, как папуас, в натуре. А я всегда знал, что ты папуас загримированный.

– Чё ты сказал, дух?! – надвигается на меня Мамедов. – Ты чё, козёл? Ты ох**л? Ты на кого пасть открыл? Скажу говно жрать, и ты будешь! Понял? Ты видишь лычки на погонах?

Он хлопает себя по ефрейторским лычкам.

– Это вряд ли, братан, – качаю я головой. – К тому же, сам знаешь, ефрейтору гордиться особо нечем.

– Ну, ты и борзый, чушкан! – тоже смеётся рыжий. – Будешь жрать!

Вообще, в армию легко попадают слова и интонации из далёкой уголовной среды. И в армию, и в школу, да, вообще повсюду. Сплошной АУЕ по всей стране. Но ничего, с этим делом мы поборемся, выжжем калёным железом. Не сразу, конечно, но, думаю, справимся. Если будем действовать согласно плану.

– Да, Мамед, фазан нынче борзый пошёл, учить его не переучить, – замечает шатен и обращается ко мне – Ты чё, фраер. Наше отделение в наряде по кухне. Давай, приступай. Мы тут весь день впахивали, пока ты прохлаждался. Ты по штабам тихарился, жопу отсиживал, баб наших е*ал, а мы службу тянули. Давай, в натуре, хватай скрябку в руки и дочищай.

– Не, пацаны, научить я и сам кого хочешь могу. Например товарищескому общению. Помочь мне не впадлу, но ездить на мне не будете. По-любому. Тем более, мы ж тут одна семья, я слышал.

– Чё ты проныл, лупень? Какая семья, нах? Иди сюда, я сказал!

Ну, а как иначе? Дедовщина, не дедовщина, какая разница. Если приходишь в новый коллектив, будь готов к тому, что нужно себя поставить так, чтобы уважение было, и чтобы сомнений у товарищей не возникало в твоём месте в пищевой цепочке. Все трое, встав с табуреток, надвигаются на меня.

Не калечить, не ломать, не причинять серьёзного вреда.

– Давайте знакомиться, – улыбаюсь я. – Как меня зовут вы знаете. А вот тебя, рыжий, как?

– Меня не зовут, я сам прихожу, – недовольно отвечает он и выбрасывает вперёд руку, желая пробить мне грудину.

Я блокирую и отбиваю.

– На джеб не тянет.

– Ты, чё, типа боксёр что ли? – восклицает шатен, пробивая мне в голову. – Вернее, пытаясь пробить.

Я просто ухожу от удара, но в ответ ничего не предпринимаю, давая ему проскочить, следуя по инерции за своим кулаком.

– Ребят, хорош, – говорю я. – Чё вы хернёй-то страдаете?

Парни они крепкие, развитые, настоящие атлеты. На турнике, наверное, чудеса творят. Но рукопашники из них никакие, честно говоря.

Мамедов резко бьёт ногой. Просто снизу вверх, безыскусно, по-колхозному. Пинает, как в уличной драке. Правда, делает это стремительно. Но я успеваю. Мгновенно подаюсь вперёд и выставляю перекрещенные в запястьях руки, блокируя удар в нижней части голени. Тут же из этого положения хватаю его за лодыжку и резко рванув, заставляю перекрутиться, переворачиваю спиной к себе, молниеносно дёргаю, сгибая его ногу в колене, и направляю в ванну с почищенной картошкой.

В этот момент меня хватают сзади, обхватывают за грудь, приподнимают и пытаются бросить на пол. Я цепляюсь ногой за край ванны и не даю осуществить этот план. Но держат крепко.

– Поверни его сюда, – раздаётся голос и меня поворачивают.

Передо мной оказывается шатен, значит держит рыжий. Шатен бросается вперёд и уже замахивается, чтобы врубить по незащищённому животу, но я его опережаю, толкаюсь ногой от пола и прописываю ему в грудь неслабый пендель.

Тут же локтем херачу рыжему по печени, а возвращающейся пяткой по голени. Левой рукой захватываю рукав в районе локтя, правую закидываю ему за спину, хватая край гимнастёрки, наклоняюсь вперёд и перебрасываю через себя.

Раздаётся грохот и одновременно с ним недовольный голос:

– Это что здесь такое? Ну-ка, смирно!

На пороге стоит Белоконь. Бойцы вскакивают, как ужаленные и вытягиваются по стойке «смирно». Я, следуя их примеру, делаю то же самое.

– Мамедов, что здесь происходит?

Мамедов мычит и не может слова сказать.

– Жигулин, Игнатьев?

Шатен с рыжим тоже молчат.

– Брагин, это что было? – играя желваками, спрашивает майор.

– Просто пару приёмов показал. Товарищи попросили. Но ничего опасного для…

– То есть ты приёмы знаешь, да? – как бы восхищённо спрашивает майор и подходит ко мне вплотную.

Ого… Он уже накатить успел. Амбре такое, что с ног сбивает.

– А ты слышал когда-нибудь, что знание «приёмов» приравнивается к владению оружием?

– Так это не боевые приёмы, товарищ майор. Спортивные.

– Спортивные, – понимающе кивает Белоконь. – Ну, пошли, я тебе тоже парочку приёмчиков покажу. Вдруг ты такие ещё не знаешь…

– Песец фазанёнку, – едва слышно шепчет рыжий, и мне даже кажется, что я улавливаю в этом шёпоте нотки сочувствия.

– Кто сказал? – жёстко чеканит начальник заставы.

– Виноват, товарищ майор, – с обречённым видом произносит рыжий и тут же получает удар в грудь, от которого отлетает на пару метров.

Он морщится, ничего не говорит и трёт ушибленное место.

– Смирно, я сказал! – выплёвывает Белоконь и рыжий вытягивает руки по швам.

В этот момент Белоконь похож на разъярённого быка. Не хотел бы я оказаться на месте нарушителя границы, пойманного майором.

– Брагин, за мной.

Окинув взглядом троицу, я двигаю за командиром. Мы проходим по плацу, пересекаем вытоптанный пятачок курилки и оказываемся на газоне с давно выгоревшей жёлтой травой. Картофельные чистильщики на почтительном расстоянии следуют за нами. Из казармы выходит ещё несколько бойцов. Кажется, всем интересно поглазеть, как нпогз будет фазану делать выговор с занесением в грудную клетку, а может даже и в «торец».

– Стоять! – командует Белоконь и ставит меня лицом к себе.

Не давая опомниться, он выбрасывает кулак, но я-то жду чего-то подобного, поэтому отбиваю его удар и отвожу руку, переходя в стремительную контратаку. Захватываю руку и умудряюсь провести бросок, отправляя майора на пожелтевшую траву.

От наблюдателей не доносится ни звука. Майор тут же вскакивает и больше уже не даёт поймать себя врасплох. Сыграл фактор неожиданности, когда он явно меня недооценил, ну, и он под алкоголем к тому же. Больше он таких оплошностей не допускает.

Схватка переходит в плоскость самбо и он меня явно побеждает, проведя несколько крутых бросков. Но настучать мне в бубен и пробить грудину я ему не даю. По уровню и по массе в противники ему подошёл бы Скачков, а не я, но, тем не менее, слишком простым соперником он меня не считает.

– Ладно, – говорит он, отправив меня на землю. – Поднимайся. Ты у кого занимался?

– У Скачкова в «Факеле», – отвечаю я вставая и отряхиваясь.

– Не знаю такого.

– Я вас познакомлю, – обещаю я.

– Значит так, – он поворачивается к зевакам, которых скопилось немало, и делает старлею знак подойти. – Козловский, ко мне!

Тот подходит.

– Завтра поборешься с Брагиным, присмотришься и, если сочтёшь нужным, будешь его привлекать к занятиям с личным составом. У него примерно твой уровень.

– Так точно, – кивает старлей.

– А ты… – сверлит меня взглядом майор. – Если ещё раз применишь к безоружным, уже по-другому решать буду. Поверь, я с тобой на раз-два справлюсь. Понял меня?

– Виноват, товарищ майор, – негромко, чтобы не было слышно на плацу, говорю я. – То что справитесь, не сомневаюсь, понял, что вы сейчас не в полную силу работали. Но настаиваю, что с товарищами по службе допустимых пределов не превышал. Я конфликты не начинаю, но…

– Отставить, – перебивает он и внимательно смотрит мне в глаза. – Я тебя понял, Брагин, но конфликтов в личном составе не потерплю, начинал ты или не начинал. Заруби на носу. Коллектив у нас сплочённый и со своими порядками к нам соваться не нужно. И ещё. Мне тут самородки, лауреаты и прочие звёзды кинематографа нахер не нужны. Все бойцы одинаково лямку тянут. Кто как может, так и выкладывается. На полную катушку! Тебе ясно?

Я киваю.

– То-то. Свободен. Иди помоги товарищам на кухне.

– Есть, – коротко отвечаю я и, повернувшись, печатаю несколько строевых шагов.

– Так, что стоим? – несётся мне вслед голос лейтёхи. – Заняться нечем? Сейчас всем занятие найдётся.

Я подхожу к Мамедову, Жигулину и Игнатьеву.

– Ну что, пошли чистить? Сколько её надо ещё?

– Иван, – протягивает руку рыжий.

– Эдик, – представляется шатен, а это, кивает он на Мамеда, – Нурик.

– А я Егор.

Койка мне достаётся на втором ярусе. Немного непривычно, что у бойцов индивидуальное расписание и отбой у всех в разное время. Я в расписание ещё не включён, поэтому отбиваюсь в общечеловеческие двадцать три часа вместе с Мамедом и его соратниками.

– Курите, пацаны?

– Курим, – отвечает Эдик, но у нас не продают, нужно заказывать тому, кто в отряд едет. Если тебе надо, я займу, а завтра Новоженов техника в пого повезёт, можно ему заказать. Ещё автолавка приезжает, но это редко бывает.

– Нурик, ты тоже что ли куришь? – спрашиваю я.

– Ну, курю, а чё? – хмурится Мамед.

– Да нет, ничего, просто так. Думал, может, ты мусульманин.

– В армии можно, – пожимает он плечами.

Я засовываю руку в вещмешок, чтобы достать сигареты.

– Блин, я же затарился в отряде в чипке и забыл совсем. Будете?

Достаю печенье и конфеты.

– Надо было в столовой наверное всех угостить?

– Пофиг, – машет рукой рыжий Иван. – Давай, я на тумбочки положу да и всё. Ну-ка, дай сначала сам пробу сниму.

Он загребает целую горсть батончиков.

– Ничё ты пробу снимаешь, – усмехаюсь я. – Полкило туда, полкило сюда, да? Держи вот ещё. Подгончик.

– Чё такое? О, нифига себе! В натуре что ли? Охренеть!

Он крутит в руках пачку «Мальборо».

– А ты ничё так, нормальный фазан! Зырьте, пацаны!

– Да для них тоже найдётся.

Я выдаю им тоже по пачке. Подтягиваются ещё бойцы.

– Держите.

– Ты это, Бате тоже дай.

– Майору что ли? Да вы чё, он не возьмёт у меня.

– Не, от сигарет не откажется. Он, так-то, редко курит, но хороший табачок уважает.

– Завтра пацаны принесут ещё, подгоню и Бате. Разбирайте, кому надо.

– Какие ещё пацаны?

– Да, гражданские. Со мной друзья приехали, типа просто, посмотреть, куда меня судьба забросила.

– Нифига себе, ближний свет сюда монтыхляться. А ты чё правда в штабе служил в Москве?

– В Москве, но не в штабе, – говорю я, снимая хэбэ. – Про «Факел» не слыхали? Есть такое военно-патриотическое объединение. После службы можете примкнуть. Погранцов у нас любят, потому что войска элитные.

– Эй, ты что ли с Батей махался? – спрашивает невысокий, но резкий чувак, подходя ко мне вплотную.

– Нет, я не махался. Поборолись слегонца.

– А ты чё борец? Может, со мной поборешься?

– А ты тоже что ли борец? – оглядываю его я, укладывая гимнастёрку на табурет.

– Нихера себе. А это чё у тебя такое?

– Особая примета.

– Нет, правда, чё за херня?

Все подходят ближе и пялятся на шрам.

– Хорош, пацаны, я вам чё картина Репина что ли? Шрамов не видели? Просто шрам.

– Да покажи, чё ты ломаешься! Это от пули что ли?

– Нет, бля, сигаретой прожёг. Хорош, говорю. Ничего в нём нет интересного.

– Э, бакланы, заманали орать! – доносится из дальнего угла. – Поспать не дадут.

– Всё, отбой-на, я блин считай сутки не спал уже. Глаза слипаются.

Они разочарованно расходятся, а я забираюсь наверх, опускаю голову на жёсткую солдатскую подушку и мгновенно вырубаюсь.

Утро начинается с вручения личного оружия. Без помпы и торжественных слов старлей показывает мой «калаш» в оружейке и заставляет разобрать и собрать. С третьего раза я укладываюсь в норматив.

– Потянет, – кивает он и ведёт гонять по всем дисциплинам. Начинает со следового городка. Это что-то типа небольшого огородика, только вместо грядок – пять дорожек следов, проложенных инструктором розыскной собаки. Наряд перед выходом их внимательно изучает и по специальным карточкам делает отметки о направлении движения, количестве нарушителей, давности и характере ухищрения следа. Упражнение такое. Я с интересом наблюдаю. Собираюсь стать следопытом.

Потом идут огневая подготовка, бег, полоса препятствий, подтягивания и самбо.

– Вы меня специально вымотали, – усмехаюсь я, – чтобы я вас не поборол, да?

– Салага, кого ты там поборешь?

Старлей тоже усмехается, перетаптываясь вокруг меня и готовясь к атаке. Схватываемся мы с ним жёстко. Способности у нас примерно одинаковые, но он тяжелее. Зато немного невнимательный. За счёт этого я его несколько раз подлавливаю на болевой.

– Ром, – заявляю я, когда занятие заканчивается, – у тебя физика лучше, чем у меня и техника, я откровенно говорю, но ты, блин, ворон считаешь. Был бы чуть повнимательней, ты б меня на раз два сделал.

– Брагин! Какой тебе Рома?

– Ой…

Занесло малость…

– Виноват, товарищ старший лейтенант. Извините, не обижайтесь, ничего такого не хотел…

– Ладно, но за языком следи.

– Так точно, больше не повторится.

Он протягивает руку для пожатия:

– Ты молодец, действительно подловил меня. Но ничего, будем с тобой тренироваться и бойцов тренировать.

– Лады.

– Ну, ты Брагин, действительно фазан. Я, вообще-то, не спрашивал. Это типа приказ.

– Так точно, – с улыбкой киваю я. – Понял.

– Так, бойцы! – объявляет лейтёха собравшимся зевакам. – Желающие в рамках физподготовки заниматься самбо могут записаться. Список положу в ленинской комнате. Занятия будем вести я и Брагин. А теперь быстро по своим местам!

Все расходятся, а я иду в ленинскую комнату учить таблицу тревог. Вооружённое вторжение противника – красная ракета. Прорыв в сторону границы – зелёная ракета. Ёлки, сколько их всего… раз, два, три, четыре… Двенадцать, блин… И не перепутать. Ну спасибо, деда Лёня, когда бы я таким вещам полезным научился…

Вскоре за мной приходит часовой. У меня посещение. Это Витя с Максом. Они докладывают обстановку и приносят остатки «сувенирной продукции», утрамбованной в вещмешок. За ворота меня выпускают без проблем. Здесь с этим делом свободно, если никуда не уходить. Вите я даю приказ отбыть в Москву. Во-первых, двое мне здесь вряд ли понадобятся, ну и дела сердечные, опять же. Похоже, запал парень на Айгюль. Надеюсь, ей это на пользу пойдёт.

А вот Максу придётся пожить в Наушках. Буду его использовать для связи с внешним миром. Работёнка непыльная, конечно, но однообразная и скучная. Ежедневно прибывать сюда и получать распоряжения, либо ничего не получать и возвращаться в комнату, снятую неподалёку от вокзала. Делать ему там нечего, можно и затосковать. Но ничего, будем менять бойцов. Месяц на расслабоне – это почти что отпуск.

Я беру вещмешок и пру в казарму.

– Так, Брагин, чего несёшь? – останавливает меня старшина.

– Добычу, товарищ старший прапорщик.

– Какую ещё добычу? Тебе промышлять не положено, ты на государевой службе, а значит на всём готовом.

– Ну, так я для руководящего состава стараюсь.

– Чего у тебя там? Показывай.

– Взятка. Можно в каптёрку занести?

Он смотрит с сомнением, но кивает в сторону казармы.

– Давай взятку свою, – начинает он, когда мы заходим и показывает на стол.

Я выставляю пять бутылок.

– Ох… мать моя, женщина… Тебя ж начальник в землю зароет.

– С чего бы? – хмыкаю я. – Али он не любит огненную воду? Как-никак, Франция, не тяп-ляп.

– Воду огненную любит, а чтобы ему солдаты подносили не терпит.

– Ну, так я вам оставлю, а вы уж сами распределите между своими, что и кому надо. Нпогзу не говорите, что от меня.

– Как же ему не скажешь-то? Где бы я это добро взял?

– Клад нашли, – смеюсь я. – Андрей Владимирович, если я одну бутылочку для пацанов придержу, как думаете, беды не будет?

– Коньяка? – хмурится он. – Наглеешь, боец.

– Ну, как бы вы сыну своему сказали или племяннику? – улыбаюсь я.

– Беды не будет, только если не спалитесь и боевые задачи не сорвёте. Но это вы гарантировать не можете. А если майор засечёт, тогда именно беда и случится. Так что не стоит оно того. Да ещё и меня подставишь…

– Не подставлю, – мотаю я головой. – Могила. Давайте я у вас оставлю бутылку, а потом возьму. На День пограничника, например, или на Новый год. Если случай, конечно, представится.

– На кухню бы тебя за такие разговорчики, или толчок драить. Но ладно, оставляй. Я, может ещё и не отдам тебе. Видно будет. На дембель будешь уходить, тогда верну. Не вздумай только сказать кому, что меня в подельники взял.

– Да что вы, нет, конечно.

– Смотри у меня, – хмурится старшина, – племянник, твою мать.

– Сигареты ещё, – вытаскиваю я блок «Мальборо».

– Я такие не курю.

– Говорят, Белоконь курит. Ему отдайте. Если чего надо из дефицита, скажите. Раз в месяц могу доставлять.

– И как же это? – удивляется он.

– Приезжать ко мне будут.

– Каждый месяц что ли?

– Так точно.

– Ну, ты и кадр. Давай, рассказывай, за что награды имеешь, контрабандист.

– По секрету?

– По секрету всему свету. Не боись, кому знать не положено, не узнает.

Вечером происходит развод. Странно, конечно, но «утреннее» построение начинается в семь вечера. Это потому, что пограничные сутки стартуют не в ноль часов, а в двадцать. Меня ставят в тревожную группу. А это значит, как поясняют пацаны, помощь тем, кто назначен на хозработы, поскольку нарушения границы на нашем участке довольно редко случаются. Да и то, в основном, ложные срабатывания. Кому здесь шастать? Кругом степь, горы и топи на том участке, где река протекает.

Но, как говорится, новичкам обычно везёт. Так что не проходит и часа после развода, как поступает команда «В ружьё!»

– Ты чё стоишь, фазан! – кричит чувак, что хотел вчера со мной побороться. – Давай, мухой!

Я подрываюсь и несусь за ним. Хватаю автомат и бегу к «буханке». Старший группы – лейтёха, он садится на переднее пассажирское сиденье. Всего нас пятеро. Один чувак с собакой, один с рацией, один водитель. Вот и вся группа.

Мы срываемся с места и летим на прорыв границы.

– Сработала система на пятом участке, – сосредоточенно говорит старлей.

Водитель выжимает газ и мы срываемся с места и мчим по грунтовой дороге.

– Вон там граница, – кивает на окно вчерашний парняга. – Вдоль едем, а вон там…

– Сиротко! – прерывает его лейтенант. – Пойдёшь вместе с Брагиным, подстрахуешь, ясно?

– Так точно.

– А вы здесь уже задерживали нарушителей когда-нибудь? – спрашиваю я.

– Бывало, – кивает старлей. – В последнее время через Монголию наркотики гнать начали. Вот и учащаются случаи. Наркодельцы наглеть начинают, идут вооружённые, часто небольшими группами. Наш сектор разнообразный по рельефу. Река в трёх местах пересекает, там труднодоступные участки. Так что у нас для дозоров и моторные лодки используются, и лошади, и автотранспорт. А здесь, где срабатывание – гористая местность. В нескольких километрах располагается населённый пункт. Так, бойцы, всем быть предельно внимательными. Нарушителей брать живыми. В случае сопротивления… ну, вы сами знаете. Всё, орлы, бегом марш! Брагин, за Сиротко!