Читать книгу: «В шаге от бездны», страница 6

«Конечно, нет».

Маркус Альери был собран и неразговорчив. В своей стихии. Я доверился и ждал. Мы находились в низине, между холмов. Рядом лес. До ближайшего селения судя по карте пару десятков километров. Отличное место для засады, если нас сдадут сепаратистам. Вскоре на склоне холма появился человек. Он направлялся в нашу сторону. Маркус коротко бросил «Пошли. Не бери охрану». Мы вышли из корабля. Два офицера нашей службы безопасности остались, готовые к любым неожиданностям.

К нам подошёл высокий мужчина, плотного телосложения. В форме офицера «Сопротивления». С нашивками капитана на рукавах.

Мистер Джонг прерывается. Трёт глаза.

– Форма была прикрытием. В то время этот человек действовал на территории Колоний и авторитет нашивки с изображением орла на его одежде, играл ему на руку. Я не участвовал в разговоре. Почти. Альери с профессионализмом опытного мошенника и дельца взял это на себя. Его собеседник и давний знакомый, не уступал Маркусу ни в осторожности, ни в алчности. Говорил сухо. Уклончиво. В общем, как и подобает человеку, чей промысел идёт вразрез с законом. Они друг друга стоили.

Признаюсь вся моя дипломатическая подготовка и опыт не значили ничего в этой встрече. Тот разговор вёлся на других условиях, и играли там по другим правилам, чем я привык. Оба собеседника прощупывали друг друга. Искали слабину. Но не ту что обычно пытался найти я, общаясь с людьми, по заданию комитете. Нет. Ничто их не интересовало, так как деньги. Только деньги. Сложность, опасность предприятия была на втором плане. На первом – заработок, нажива.

Стоя рядом с ними, я невольно испытал чувство уважения к Маркусу Альери. То, как он вёл себя, как говорил и действовал… «Может он и сукин сын, но он наш сукин сын» – вспомнил я слова одного древнего политика.

«Ладно… допустим, мы договорились» – произнёс мужчина, выведя меня из задумчивости. «Кто будет платить?».

«Он» – кивнул Альери на меня.

Деньги могут всё. Мы договорились. Этот контрабандист наживался на войне не меньше, чем на заказах до неё. Неразбериха и бардак, творящиеся во всех известных мирах, осложнили его работу, но вместе с этим принесли новые заказы и новые гонорары, зачастую плата за его услуги удваивалась, по сравнению с довоенными временами. А она и тогда, я убеждён была не маленькой.

Он должен был попасть на Эссен и найти способ передать наше предложение мистеру Борроу. Он уверял что хорошо знаком с ситуацией на планете. Знает политическую обстановку и даже тайные интриги в руководстве партии. Я почему-то ему верил. «Боюсь представить, что со мной сделает их тайная полиция, если меня поймают» – засмеялся он. Все были наслышаны о политике Рангози и его методах. Представить было легко. Мы условились, что будем ждать от него сообщения. Чем бы его попытка ни окончилась.

Сейчас я понимаю, на какой риск шёл знакомый Альери. Борроу один из сподвижников Рангози – диктатора, чья власть основывалась на всеобщем поклонении и пропаганде, доверенное лицо человека, взрастившего «Сопротивление», мог не внять голосу разума. Зная рвение рядовых членов этой организации, легко представить, что твориться в головах их руководства. Мы поставили на сомнительную карту… И шансов было мало.

Возвращаясь на Третью Республику, я получил сообщение о высадке наших войск на Новом Пекине.

Сид Майер

– В этой деревне мы провели три дня. Беженцы шли нескончаемым потоком. Шли на запад. Пешком или на автомобилях, если успели запастись топливом и не израсходовали его ранее. Днём и ночью деревня принимала новых «гостей», предоставляя им кров и позволяя перевести дух. Было много слухов, рассказов, переданных через третьих лиц. Сеть давно не работала, а радио молчало. Только разговоры и предположения. Войска Метрополии продвигаются на запад. Убивают гражданских. Ищут членов «Сопротивления». Помню как-то днём, в деревне появился один парень, лет тридцати, суетной и дёрганный. Он убеждал всех, что правительство покинуло планету и бросило нас. Ему никто не поверил. Были и такие, кто намеревался сражаться против войск Метрополии. «Для этого», – говорили они. «Нужно организоваться и найти представителей власти или раздобыть оружие, а там уже нас поддержат и придут на помощь». Другие спорили с ними, спрашивали «что вообще хочет от нас Метрополия и почему мы должны против них воевать»? Это приводило лишь к бесполезным спорам и ругани. Каждый считал, что он прав.

Я не вмешивался в подобные дискуссии. Чтобы там ни происходило, я должен был защитить и уберечь свою дочь. Если к нам пришли с оружием, а руководство скрыло или не успело донести до нас правдивую информацию, лучше переждать. Не испытывать судьбу. Мистер Пэн был такого же мнения. Из разговора с ним я понял, насколько по-разному мы воспринимали произошедшее. Он рассказал, как популярны были идеи «Сопротивления» у крестьян, бедняков и жителей глубинки. Как сильно они противились насаждению цивилизации и попыткам правительства урбанизировать Пекин. О молодых людях, в том числе и его знакомых, покинувших колонию и вступивших в ряды «Сопротивления». О дискриминации и притеснении сельских жителей со стороны властей. И о его уверенности, что рано или поздно это должно было произойти. Он открыл мне глаза, на проблемы, о которых я даже не представлял, существуя в своём мирке, обеспеченного городского жителя.  Я и не подозревал. Плохо знал Новый Пекин. Хотя прожил здесь долго.

– А сам мистер Пэн, что он думал о войне? – спрашиваю я.

– Он хотел мира и спокойствия для своего народа, но верил в судьбу. И считал, что каждый вправе сам выбирать свой путь.

В общем в эти дни мы готовились к нашему «путешествию». Желающих отправиться в монастырь было около ста человек, половина из них дети, разных возрастов. Почти все жители деревни. Из городских были лишь мы с Сарой и ещё одна семья, из столицы.

Мы отбирали одежду. Делились друг с другом необходимыми для долгого перехода вещами и обувью. Упаковывали и пересчитывали продукты. С этим была самая большая проблема. По расчётам мистера Пэна, на дорогу до монастыря мы потратим дней десять-двенадцать, в зависимости от погодных условий и скорости, на которую будут способны идущие с нами маленькие дети. А запасы провизии в деревне быстро таяли. Жители не отказывали приходящим к ним людям в еде и воде. Кормили нуждающихся. Не прося ничего взамен. Больше всего нам нужны были консервы и концентраты. Всё, что не портилось. Их было мало. Но по расчётам должно было хватить. Женщины сшили большие мешки, с лямками для плеч, из имеющейся у них ткани, для переноски всего необходимого. Мужчины упаковали палатки и тенты, соорудили несколько носилок, по задумке каждую из них по очереди должны были нести самые сильные из нас. Туда складывали наиболее ценное из нашего груза.

Сара быстро нашла себе друзей среди детворы. Они вместе выполняли несложные задания взрослых и помогали в меру своих сил. Я с радостью и облегчением видел, как её страхи по не многу отошли на второй план, уступив место заботам и общению с другими детьми. Вообще, мне нравились окружающие меня люди. Они отличались от привычных мне менеджеров, работников больших заводов и государственных служащих. В них не было той суеты, характерной для жителя крупного города. В них была врождённая безмятежность их предков, потерянная теми, кто перебрался в города Нового Пекина. И среди них не было никого, кто поддерживал «Сопротивление».

Забавно, да? В наше время, когда межзвёздные перелёты, норма, а человек давным-давно заселил и освоил далёкие прежде миры, когда чудеса науки и инженерии подарили человечеству удивительные открытия и технические достижения, мы шили мешки для переноски продуктов и мастерили носилки, из подручных материалов. И собирались пешком преодолеть расстояние, которое автомобиль проделал бы за несколько часов.

Мы вышли рано утром. При этом хозяева не закрыли жилища, но выполнили нечто похожее на ритуал прощания со своим домом. Я стоял в сторонке и вспоминал наш, брошенный дом. В спешке и без прощания. Даже в этом мы отличались. Мистер Пэн вместе с группой мужчин проверил всё ли готово, и мы направились на север, в сторону гор. Под удивлёнными взглядами оставшихся в деревне людей.

В монастырь вела одна дорога. Узкая, двум автомобилям сложно разъехаться. Ей пользовались редко. Никто почти туда не ездил. Она петляла по предгорьям и поднималась к самому монастырю. Но мы побоялись идти по ней. Решили пробираться напрямик. В ночь перед нашим выходом в небе носились штурмовики и были слышны взрывы. Мы даже не знали, кто это был и что взрывалось. На дороге такая группа людей – хорошая цель. Лучше поостеречься.

Больше всего мы переживали за наших детей. Особенно маленьких. Им было тяжело. Представьте, что стоит трёхлетнему ребёнку совершить такой переход. А постоянно нести его на руках тяжело даже самому сильному взрослому. Из-за этого мы часто останавливались. Поджидали отстающих. Менялись. Кто-то брал больший груз, давая возможность другому нести на руках малыша. Затем наоборот. К концу первого дня дети очень вымотались, как впрочем и взрослые.

– По пути вы встречали других людей? – спрашиваю я.

– Лишь однажды, на пятый день… До этого никого. Места глухие. Там никто не жил, а автострада, проходящая через деревню мистера Пэна, была единственной на много километров вокруг. Конечно, нам встречались едва заметные просёлочные дороги. Грунтовые, размытые дождями и заваленные упавшими деревьями, но они существовали давно и люди ими явно не пользовались. Мы шли по предгорным лесам, поросшими аналогами земных кедров, вечнозелёным кустарником и мхом. Иногда переходили вброд маленькие речушки, стекающие с гор. Красивые места…Дикие. Я не привык к такому.

Мистер Майер делает паузу.

– Те люди пришли к нам рано утром. Когда все спали. Мы оставляли нескольких мужчин караулить лагерь, каждую ночь. Скорее как защиту от диких животных, которые могли появиться. У нас имелось несколько охотничьих карабинов. Людей мы тогда не боялись. Оказалось зря…

Я спал прямо на земле. Завернувшись в одеяло. Рядом с потухшим костром. Сара с несколькими детьми неподалёку, в палатке. Проснулся от шума моторов. Встал. Увидел, как из перелеска к нам мчатся два внедорожника. Машины, специально предназначенные для езды по пересечённой местности. С огромными колёсами и открытым кузовом. В них были люди. С оружием – сразу же отметил я. Двое мужчин, охранявших наш лагерь уже бежали в их сторону, вооружённые ружьями. От шума стали просыпаться остальные. Я увидел мистера Пэна, идущего среди палаток и навесов, на ходу одевающего куртку и поспешил за ним.

Машины остановились рядом с нашим лагерем. Протиснувшись сквозь образовавшуюся толпу, вслед за мистером Пэном, я оглядел их. Девять человек. Взрослые, одни мужчины. В камуфляжной одежде, с ножами, пистолетами и винтовками. На некоторых бронежилеты. Оружие держат уверенно. Явно умеют им пользоваться. Самоуверенные, даже наглые. Смотрели свысока. Я тогда подумал, что они похожи на богатых прожигателей жизни из крупного города, обеспеченных и  самодовольных. Тех, кто от скуки и наличия лишних денег, увлекается охотой или ещё чем-то подобным. Покупает дорогостоящее оборудование и амуницию, чтобы хвастать своими обновками перед такими же, как они. Пижоны…

Разговор сразу же пошёл по их сценарию. Здоровый детина, метра два ростом, видимо, бывший у них за старшего, оглядел нашу толпу и громко спросил кто тут главный и откуда мы. Мистер Пэн сделал несколько шагов ему навстречу, представился и коротко объяснил кто мы такие и куда идём (пауза).

Я мирный человек, никогда не державший в руках оружие. Моя жизнь протекала в окружении людей, соблюдающих законы и осуждающих преступления и проявления насилия. Да что там говорить я и мне подобные никогда и не сталкивались с таким. Мы могли поругаться с кем-то в очереди на заправку, покричать и успокоиться. Или столкнуться с хамским поведением сослуживца на работе, но это объяснялось скверным характером и плохим воспитаним. Этих людей сторонились и старались с ними не общаться. Мы не знали, что такое угроза собственной жизни. А на представителя закона смотрели с робостью и уважением. Как говорят, существовали в «тепличных условиях».

И вот война изменила нашу жизнь. Вырвав нас из привычного окружения. Вместо привычного офиса мы очутились в диких лесах, собирая хворост для костра. На место домашнему уюту пришла тонкая подстилка, расстеленная на земле и валик из одежды вместо подушки. Общий котёл и наспех приготовленная простая еда, заменила любимый ресторан. А мечты о выходном дне после напряжённой недели, уступили место радости от скорого привала и пятнадцатиминутного отдыха. Как мало человеку, оказывается нужно… Но всё это меркло перед ошеломляющим открытием – не всех людей можно назвать хорошими. А многих стоит и бояться.

Этим людям требовались наши продукты. Они пришли за ними. Вот так просто. На правах сильнейших. Заметили нас ранее и решили поживиться за наш счёт. Я видел, как они вскинули оружие, подчиняясь команде своего главаря. Видел их решимость и нашу беспомощность. Все мы понимали, что не в состоянии дать им отпор. Конечно, нас больше, но с нами много детей, женщин… Да и не думаю, что кто-то из находившихся рядом со мной мужчин в тот день, готовы были вот так легко, ради еды, стрелять в другого человека. И убивать. Дикость… И они это знали. Как знает хищник, что он сильнее своей жертвы и итог их схватки предрешён.

Мистер Пэн не стал спорить или убеждать их. Всё было ясно. Эти молодчики, так же как и мы, не приняли ничью сторону. Ушли подальше от густонаселённых районов и обосновались в лесах. Пережидали. Только в отличие от нас превратились в хищников. Дерзких и циничных.

– Думаете, они стали бы стрелять, откажись вы отдать им то, что они потребовали? – спрашиваю я.

– Уверен, что да. Стали бы. Тогда на меня их появление произвело сильное впечатление. Растерянность и непонимание. Как такое возможно? Нас постигла общая беда. Почему? Сейчас пройдя через это, я понимаю почему. И уже не удивляюсь как в первый раз.

В общем, мы отдали им часть наших припасов. Хорошо, что не забрали всё. Мистер Пэн велел нам не сопротивляться, пока они рылись в общих вещах, отбирая для себя нужное. Под нашими угрюмыми взглядами. Потом погрузили всё в автомобили и уехали.

Когда они скрылись из виду, мы стали приходить в себя от случившегося. Некоторые робко переговаривались, другие униженно молчали, вздыхали и застенчиво отворачивались. Особенно мужчины. Женщины поспешили заняться детьми. Уныние окутало нас всех. Я смотрел вслед уехавшим людям и увидел мистера Пэна. Он поднял на меня взгляд, грустно улыбнулся и пошёл собирать людей. Нужно было идти дальше.

Янис Анил

– В подготовительном лагере на Кои я провёл четыре месяца. За это время меня научили основным навыкам боя, тактике и умениям выживать в сложных условиях. Научился обращаться с оружием – выяснилось, что я неплохо стреляю. Лучше, чем большинство из моих сослуживцев. Я гордился этим. За это время я хорошо узнал тех, с кем мне предстояло служить. Со многими подружился. Привык к ним. Мы с нетерпением ждали отправки на фронт. Вести, приходившие с разных районов боевых действий, подпитывали наше желание поскорее внести вклад в общее дело. Колонии восстали. Борются. Всё новые и новые миры отправляют своих сыновей и дочерей на эту освободительную войну. Метрополия отчаянно сопротивляется. Под ударами наших союзных войск теряет контроль над планетами. Гибнут её солдаты, воюющие за деньги, а не за правое дело. Нужно только верить в нашу победу и скорое освобождение от гегемонии Метрополии. Мы рвались в бой. Да…Не видели ещё войну. Относились к ней с лёгкостью и восхищением.

Наконец, наша бригада получила приказ на сборы. Мы вылетели на Новый Пекин.

Помню, как вышли из корабля. Щурясь от яркого солнца, сгибаясь под тяжестью оружия и личных вещей. Я, вслед за остальными, спустился по пандусу шаттла и наткнулся на внезапно остановившегося парня, шедшего передо мной. Хотел было толкнуть его и возмутиться его нерасторопностью, но подняв взгляд, промолчал. Он, как и остальные смотрел куда-то вдаль. Горизонт закрывало сплошное, поднимающееся до самого неба, облако серого дыма. Густого, жирного, постоянно двигающегося. Чёрные султаны пожаров, повинуясь направлению ветра, сливались в сплошную полосу, над ним, медленно рассеиваясь. При этом над нами светило солнце, а возвышенность, где мы находились, была покрыта сочной зеленью. Но там на горизонте, зелёная растительность и солнечные лучи будто упирались в сплошную стену серо-чёрного цвета и исчезали. Там был другой мир. Удивительный контраст.

Потом я огляделся вокруг. Увиденное мной сильно отличалось от Кои. Отличалось на столько, на сколько отличается детский оздоровительный лагерь от стоянки кочующей толпы варваров. Я увидел беспорядочное нагромождение медицинских палаток и всевозможных навесов, надувных жилых модулей с кучей ящиков и оборудования, сваленного возле них. Горы мусора, армейского обмундирования, коробок, валяющихся где попало. Технику, покрытую копотью и комками земли. Грязь и людей. Особенно людей…

Там было очень много раненых. Их грузили в транспорты и отправляли на орбиту. Ожидающие своей очереди сидели на земле, ютились на каких-то ящиках или лежали на носилках. Белые бинты у многих пропитались кровью. Кого-то перевязывали, помогали одеться или поили водой. Мимо нас пронесли носилки с каким-то парнем, он громко стонал, его форма местами обгорела, а голова и руки были полностью перетянуты бинтами. Я проводил его сочувствующим взглядом.

Недалеко от нас на импровизированном столе из обычных досок, лежал человек, санитары держали его, дёргающегося и кричащего, а в это время врач ампутировал ему часть руки. Бедняга, сквозь хрипы и проклятия, просил его не делать этого. Жуткое зрелище. Вдвойне жуткое тем, что рядом находилась куча людей и все они даже не смотрели в ту сторону. Не проявляли интереса, не удивлялись.

Больше всего мне запомнились их лица и глаза – пустые и равнодушные ко всему…

Вы, наверное, подумаете, что должен был испугаться тогда, увидев всё это… Странно, но нет. Не испугался. Сам не знаю почему. Я испытывал трепет, смущение, но не страх. И вместе с этим злобу, на  врагов, проклятую Метрополию. Вот доказательство  нашей правоты. Вот с кем мы боремся.

Нас погрузили в машины и повезли на передовую. Колонна шла на запад, а оттуда, нам навстречу, двигалась вереница автомобилей и техники, груженные нашими товарищами, выполнившими свой долг.

– Я думал на передовой, действовали только кадровые части, – удивляюсь я.

– Вы имеете в виду регулярные войска Союза и ополчение?

– Ну да.

– Как правило, так и было. Но не всегда. «Сопротивление» не подчинялось военному командованию Союза. Действовало самостоятельно. Однако по факту возглавляло восстание. Всё дело в мотивации, подготовке, в том числе и идеологической. Если где-то требовалось усилить позиции или появлялась слабина, на помощь регулярным частям посылали наши бригады. А в остальном вы правы, диверсии, проникновения, быстрые и точечные удары – вот наша задача.

– Куда же послали вас?

– В самое пекло… Как говорят – с корабля на бал. Фронт трещал. Потери росли. Некоторые части, набранные в спешке, плохо обученные и переброшенные на Новый Пекин, таяли как лёд на солнце, под ударами противника. Я даже слышал о дезертирах, но не очень верил в это. На линии соприкосновения постоянно не хватало людей. Кадровый голод, как говорили штабные. Бывали случаи, когда пополнение производили прямо в траншеях, просто присылали новобранцев, не отводя части для переформирования и отдыха. Никакого слаживания и распределения. Количество имело значение.

Вы скажите, какие окопы в наше время, при таких-то технологиях и суперсовременном вооружении? Всё это высокоточное и высокоэффективное оружие, где оно? Достаточно просто нажать на кнопку…Всё это там было. Поверьте. Я видел его эффективность. Но к этой кнопке ещё нужно протянуть руку, а если вы лишите противника этой руки, вы победите… Как и сотни лет назад, итог схватки зависел от пехоты, сколько кнопок ни нажимай. А пехотинцы как и раньше, любят землю, она может дать пусть и не надёжное, но хоть какое-то укрытие и чувство безопасности. У меня в руках была самая современная винтовка, напичканная всем чем только можно, от лазерного целеуказателя до функции распознавания «свой-чужой», но пару раз я отбрасывал её в сторону, используя старый, проверенный временем способ отстоять свою жизнь – увесистый камень или кусок арматуры…

Знаете, как я получил первое ранение? Мне чуть не проломили голову! В полуразрушенном доме мы натолкнулись на противника, выскочили на них неожиданно, никто не успел поднять оружие… В ход пошло всё – от прикладов до ножей… Тот солдат Метрополии повалил меня и бил своим же шлемом, пока я не потерял сознание. Вот вам и современная война…

Когда всё закончилось, мой товарищ стащил с меня труп того солдата. Один из наших всадил ему нож в спину, пока он боролся со мной. Его бездыханное тело лежало на мне, придавив к земле. Меня оттащили в блиндаж. Уложили и перевязали. Очухался я позже. Меня рвало, голова кружилась, о том, чтобы самостоятельно встать не могло быть и речи.

После того боя нас отвели на отдых. Командованию пришлось это сделать. Из нашего взвода в пятьдесят человек в живых осталось восемь. То ли самые везучие, то ли лучше подготовленные. В остальных взводах картина была примерно такая же. Две недели я провалялся на койке. В тылу. В полевом госпитале. Меня постоянно навещал товарищ. Рассказывал новости, сообщал о положении дел… Но чаще просто сидел рядом с моей кроватью и молчал. Мне тоже не хотелось говорить. Я устал. Те недели, проведённые на передовой, в постоянном стрессе и страхе за свою жизнь, в грязи и в окружении опасности, не давали времени на размышления. Мы, оказавшись там, превратились в механизмы, выполняющие две функции – убить и не быть убитым. Отключили мозг, направив всю энергию только на это. Выживание. Теперь мы приходили в себя, возвращались.

Однажды я проснулся, а он сидел рядом и листал какую-то книгу. Я пошевелился, и он посмотрел на меня. Глаза. В них ничего не было. Пустота. Как у тех, кого мы встретили в день нашей высадки… Говорить было не о чем.

Я был измотан, увидел, что такое война, своими глазами. Признаюсь, те мои размышления и побуждения, заставившие прийти сюда, немного померкли. Стали стираться. Стреляя в людей, я всё реже и реже думал о политике. Нажимая на спусковой крючок, поражал цель, а не идеологического противника. Перестал испытывать ненависть к врагу. Видел, как гибнут мои товарищи, но удивительное дело, это приводило лишь к опустошённости, а не мстительности. Стал замечать, что мне жаль, тех кто нам противостоит. Созданный «Сопротивлением» образ врага – жестокого, бесчеловечного, беспринципного, рассеивался, когда я смотрел на мёртвых людей, убитых мною – они были так похожи на нас… А в глазах живых… я видел ту же пустоту и усталость…

Как-то раз, разглядывая вражеские позиции в снайперский прицел, я увидел сидящего солдата Метрополии, он прислонился к полуразрушенной стене дома и ел свой паёк, орудуя ножом вместо вилки. Спокойное, умиротворённое лицо… Я не смог выстрелить…

– Почему?

– Не знаю.

– А другие?

– Возможно… Шла война…

Янис молчит. Я не тороплю его. Жду.

– Вскоре я поправился, хотя головные боли ещё долго преследовали меня. У командования на нас были планы. Наша бригада практически перестала существовать, оставшихся распределили по разным частям. Меня и моего друга направили в один из отрядов, действующих в тылу войск Метрополии. Они понесли потери в последнем рейде. Им требовались люди. В группе было двенадцать человек, вместе с нами стало четырнадцать. Сплошь “ветераны” – опытные, идейные. Хотя старшему не было и тридцати. Давно друг друга знают, давно воюют вместе, не только на Новом Пекине. Много где побывали.

Мы пересекли линию фронта, ночью, пройдя несколько километров, по колено проваливаясь в речной ил, вдоль реки. Дальше наш путь лежал через горы. Отряд проделывал это уже не раз, и всё прошло гладко. Наша цель – штаб 102 полка Метрополии, известного своей жестокостью и расправами над мирным населением. Разведка знала, где он располагается. «Нанесём им визит» – весело сказал наш командир. Остальные кровожадно ухмыльнулись. Тогда я увидел другую сторону «Сопротивления».

Александр Борроу

– Я питаю огромную любовь к своей родине. Люблю Эссен всем сердцем. Это не просто пустые слова политика, которому необходимы голоса избирателей – сейчас-то уж точно они мне не нужны. Это моё воспитание. И жизненные принципы. Благополучие  народа – в этом цель и единственное моё желание. Я считал, что мы этого достойны. Как и любая нация. Упорный труд многих поколений, самодостаточность, гибкость, позволили нашей планете занять своё место в истории. А крепкие связи с Метрополией давали нашей экономике возможность обеспечивать граждан всем самым современным и необходимым. По экономическому развитию, культурным связям и интеграции в жизнь внутренних миров Метрополии, Эссен далеко превосходил прочие колонии. Мы не были изгоями, как некоторые. Не закрывались от остального мира и не чувствовали себя людьми второго сорта.

Первая волна колонистов, прибывших сюда, состояла в основном из выходцев с Центральной Европы, с Земли. Они не были искателями приключений и не бежали, как многие, от нищеты и перенаселённости. Не мечтали о лучшей жизни и не прельстились богатствами не освоенной человеком планеты. Это произошло после бума колонизации. Когда страсти по поводу заселения и освоения вновь открытых миров, поутихли. Когда выяснилось, что человечество не столь многочисленно, как казалось и темпы обнаружения новых пригодных для жизни планет, обгоняли количество желающих на них поселиться.

   Эти люди оставили Землю, так же легко, как мы порой меняем свой дом, на другой, только потому, что в семье произошло пополнение и старый уже мал или потому что новый район удалён от центра и там тише и спокойнее, меньше суеты. С тех пор прошло много времени, но те люди основали и дали жизнь целой нации, впитавшей их особенности и культуру. Спокойствие, трудолюбие, открытость и готовность к переменам – вот что заложили в нас наши предки. Вот кем мы были… Ещё совсем недавно…

Если бы вы посетили Эссен лет пятнадцать назад и встретились со мной, провели вечер в моём старом доме и послушали бы рассказы о наших проблемах… Боже, проблемы! Сейчас это смешно…В общем, я бы надоел вам со своими проектами и заговорил бы вас до смерти, перечисляя необходимые реформы, требующиеся нашему обществу. Тогда это казалось важным. Мы не понимали, что у нас есть всё необходимое. И не представляли, во всяком случае я, что не всё нужно менять. Что не всегда изменения приносят пользу. Но Эссен изменился, нашими стараниями. Попади вы к нам вновь, но уже шесть лет назад, вы бы очутились в другом обществе, среди других людей, на другой планете.

Когда Самуэль поручил мне встретиться с тем человеком, торговцем оружием, передо мной будто исчез оптический фильтр, мешающий разглядеть реальность. Мои глаза открылись, а разум стал замечать, истинную картину происходящего. Знаете, будто очнулся ото сна, медленно и постепенно. Пробуждение не было похоже на вспышку – шок, трепет… Нет. Не так ярко и больно. Будто пытаешься восстановить в памяти подробности ночных снов, казалось бы, не связанных, размытых, почти забытых и далёких, но складывающихся в определённую картину.

Я взглянул на Эссен другими глазами.

– Вы испугались? – спрашиваю я.

– Сначала я был в смятении. Ведь всё это произошло и моими стараниями. Затем удивление и наконец полное осознание к чему мы пришли. К чему позволили себя привести…

– Ронгази не замечал в вас изменений?

– Он уже ничего не замечал. Мы отдалились друг от друга. Былой дружбе пришёл конец. Страх я испытал намного позже. Когда понял, что мне и моей семье может грозить опасность.

– Она была реальна?

– Более чем. Не смотря на свой высокий пост, я не знал всего. Увлечённый работой, поручаемой мне Самуэлем, я не мог охватить всё. Да и не пытался. Верил ему. И доверял. Даже сейчас я не совсем понимаю, как я мог быть так слеп. До сих пор не верю, что он меня обманывал и скрывал истину.

Я не оправдываюсь, как может показаться. История запомнит меня как ближайшего соратника Самуэля Ронгази – военного преступника и тирана, принёсшего столько горя, собственному народу. Остальное неважно. Я не ищу прощения и не пытаюсь обелить себя. Случившееся моя вина. Она будет со мной до конца  дней. Худшего наказания и не придумаешь…Но вам я честно говорю – не проходит и дня, чтобы я не думал о тех временах и допущенных мной ошибках.

– Что же происходило на Эссене в годы войны?

– Начать стоит с того, как мы подошли к этой войне.

– «Сопротивление»?

– Оно самое… Историки ещё долго будут спорить о том, как Самуэлю пришла в голову эта идея. Ещё дольше им предстоит ломать голову, как один человек смог сделать это. Но не зная его лично, эти попытки лишь пустая трата времени. Оцените гений, оцените безумие! Вообразите масштаб и личность, способную проделать такое и остаться за кулисами, до последнего момента. Нет, не зря говорили раньше – от гения до безумца один шаг. Верное выражение!

Он сделал это. В одиночку. Кто ещё способен на такое? Только такой человек, как он. Сейчас я уверен, он посвятил этому всю свою жизнь. Боже!  Только представьте! Всю жизнь! Разве это не доказательство его уникальности?

– Вы и сейчас восторгаетесь им?

– Если бы вы его знали… Да… Даже сейчас…мне его жаль…

– Но миллионы погибших…

– Сотни миллионов! Об этом спорят до сих пор. Скорее всего, точную цифру мы так и не узнаем. Вы правы. Мне их очень жаль… Мне жаль тех людей, которые приняли в этом участие и отдали свои жизни, а может быть и души за ложные убеждения. За заблуждения одного человека.

– Как же ему это удалось?

– На это ушло много лет. Всё было сделано так, что ни я, ни кто другой, не знал истинных масштабов и целей. В его плане каждому отводилась отдельная маленькая роль. На первый взгляд не существенная, но важная. Он взял нас, как строитель берёт груду кирпичей и, работая с каждым по очереди, выстраивает крепкую стену. Предыдущий является основанием для следующего, убери один, и всё рухнет. Так и его план, состоял из сотен и сотен маленьких людей-кирпичиков.

Представьте, какие средства требовались для этого! Он решил эту задачу – поднял экономику нашей планеты. Вот так просто. Следующая проблема метрополия, центр не должен был выйти на него, ни при каких обстоятельствах. Раньше намеченного срока слово «Сопротивление» и колония Эссен, не должны стоять рядом. Без проблем! Он часто посещает Землю, заводит знакомства с Сенаторами из внутренних миров, мелькает в Сети, участвует во всех мало-мальских знаменательных событиях, жмёт руки, обещает, уговаривает и льстит. На все запросы и требования метрополии отвечает услужливой улыбкой и дружескими обещаниями. Он нравится толпе. Нравится правительству метрополии. Активный, сговорчивый, инициативный. Свой! Никто не подумает что Эссен и его президент – мозг и сердце, набирающей популярность, антиправительственной организации.