Читать книгу: «Сетевая вечность», страница 4
Поэтому ты выбираешь наиболее освещённые маршруты, благо идти недалеко.
Придя на точку, указанную красной мигающей стрелкой в верхнем поле зрения, вы видите толпу зевак в толстых истрёпанных тулупах и с какими-то лохмотьями на головах. Вы поднимаете оружие, и ты, набравшись духа, кричишь в респиратор, который благодаря встроенным динамикам усиливает твой голос.
–Дежурный патруль, отойти от тела!
Зеваки тут же срываются во все стороны, ты видишь, что Форест нажимает на курок и глаза твои в ужасе расширяются. Ты хватаешься за запястье на цевье винтовки и дёргаешь его вверх, быстро смотришь не задел ли кого этот придурок. Нет, Макколди. К счастью нет. Выстрел даже сыграл на пользу, придав убедительность твоему грозному тону. Твой сердечный ритм ускорился, готовясь к худшему. Попади Тим в кого-нибудь, чёрт знает, чем бы это обернулось. Скорей всего, вспышкой неконтролируемой агрессии. Местные, приняв Вас за нападавших, получили бы карт-бланш на беспорядки и самосуд над посягателями на их земли.
Кто знает, сколько их тут, озлобленных, голодных. Здесь нет общественных столовых. Корпорация не стремится накормить и одеть всех. Попал на окраину, готовься подстраиваться под суровые реалии. Ты, Макколди, сам с трудом представляешь, как они здесь выживают. Местные рынки полны перекупщиков, продающих просроченные продукты и поношенные шмотки втридорога. Корпорация порой проводит рейды по таким спонтанно возникшим торговым точкам, но ты почти на сто процентов уверен, что кто-то из корпоративных чинов имеет долю с продаж этих барыг. В тебе зреет вопрос, откуда у местных берутся деньги? Что ж, попробуй сам на него ответить. Очевидно, меньшая часть средств достаётся им вполне законным путём, уборщики, чистильщики, грузчики и жестянщики вправе получать на хлеб. Но всё же, большинство выбирают приступный путь.
Помнишь, как год назад, ты решил составить статистику, вспомнить годы в академии, поиграть в прилежного офицера. Статистика показала, девяносто процентов преступлений в сорок третьем секторе, приходятся на промышленные зоны и окраины, при том, чем ниже уровень, тем кошмарней происходящее там. Например, тот случай, когда спятившая мамаша запихнула троих детей в воздухоприёмник, когда тот находился в состояние покоя. После того, как включились турбины, ошмётки пришлось собирать по всей протяжённости трубы. Ты знаешь об этом деле, так как их криминалисты работали на вашем уровне, а это на двести метров выше места преступления.
Местные борются за существование. Жизнь вынуждает их поступиться моральным принципам. Единственное о чём корпорация и вправду заботится, так это о линчевание здешнего приплода. Ты слышал, что за процедуру, корпорация даёт денежное вознаграждение тому, кто привёл в медицинский центр безличного. К тому же, до той поры, пока ребёнок не пройдёт тест на зрелость, на его ЛИЧ начисляется детское пособие. В своё время, это породило бум рождаемости в низкосоциальных зонах, поэтому МежКом внёс поправку, согласно которой многодетные родители облагались налогом на каждого третьего ребёнка. Содержать больше двух стало достаточно невыгодно. Конечно, не обошлось без протестов, но когда всё чем ты дышишь, что ешь и пьёшь в руках тех, против кого ты восстал, шансов отстоять свою точку зрения, у тебя нет. Так что у местных есть вполне обоснованные причины ненавидеть всех, кто представляет корпорации. Окажись ты на месте жильцов этой помойки, сам бы кинулся на любого, кто пришёл сюда не с благими намерениями.
А с какими намерениями пришли сюда вы? У вас всех вместе порядка 40 выстрелов, по две пары наручников у каждого, три тазера в кобуре, три шокера на бёдрах и одна транквилизаторная винтовка. Тебе не хотелось бы вступать ни с кем в конфликт. Ты не сомневаешься в своей боевой подготовке, но знаешь, жестокость улиц учит драться лучше, чем инструктора в академии. Инструктора придерживаются правил.
Глубоко вздохнув, ты смотришь на труп.
Тело лежит лицом вниз. Точнее тем, что осталось от лица, так как прямо посередине головы зияет кровавым месивом дыра, диаметром в несколько сантиметров. Зрелище не самое приятное. К твоему рту подступает тошнота. Это не самое ужасное, что тебе приходилось видеть за время службы, но на фоне обстоятельств и нервного напряжения подействовало впечатляюще. Кто-то разнёс его башню крупным калибром, и возможно этот кто-то всё ещё здесь. Ты нервно осматриваешься и подзываешь Маракао, дабы он занялся запечатлением и оформлением места преступления. Смотришь на одежду убитого, пытаясь приметить что-то, что говорило бы о его социальном статусе. Модный пиджак не по размеру, поношенный, джинсы, немного коротковатые, обуви нет, видимо кто-то её уже снял. Подойдя ближе, ты опускаешься на одно колено, дабы лучше рассмотреть убитого. От него уже начинает исходить тошнотворный запах мертвечины. Волосы на голове короткие, без причёски, словно его с месяц назад обрили наголо. Присмотревшись, замечаешь на висках и чуть выше ушей небольшие аккуратные шрамы, в форме круга. Никаких следов глушилки на шее. Значит и вправду безличный. Возраст не разобрать, может лет тридцать, сорок. Худощав. Что-то тебе подсказывает, что он не местный. Но что именно? Ты осматриваешь кисти рук. Никаких следов мозолей. На внутренней стороне предплечий, почти зажившие отметины от уколов. Наркотики? Нет, толщина иглы слишком большая, капельница или что-то типа того. Надо закурить, Макколди. Возможно это твоё дело. По крайней мере, вы первые кто прибыл к телу, не считая местный сброд.
Ты отходишь к ближайшему подъезду и осматриваешь полную картину преступления. Дома, во дворе которых обнаружен труп, расположились буквой С. Высота каждого дома порядка двадцати, тридцати метров. Там, где у С прогалина, проходит дорога перекрытая с другой стороны, чем-то вроде бетонного забора высотой чуть меньше трёх метров. За забором ничего не видно, вероятно какое-то поле или свалка. Сняв респиратор, ты закуриваешь мятую сигарету из припрятанной в заднем кармане пачки. Смотришь сквозь сизый дым на пару фонарных столбов вдоль дороги, еле освещающие дыры в разбитом асфальте и редкую жухлую траву на полянке, в центре которой расположился покойный. Так о нём будут говорить на суде, если суд конечно будет. Ты делаешь глубокую затяжку и облокачиваешься на стену у подъезда, внезапно замечая мигающую надпись OFFLINE внизу внешнего интерфейса. От удивления ты заводишься кашлем, на глазах выступают слёзы, сквозь которые ты видишь, как круглая голова на склонившемся над мёртвым телом итальянце разлетается вдребезги, заливая ночную улицу кровью. От неожиданности сигарета выпадает из рук. Ты находишь взглядом дежурившего с той стороны, откуда вы пришли, Тима.
– Форест, в переулок! – кричишь ты. Он разворачивается лицом к тебе и ты видишь, как тело патрульного прошивает несколько крупнокалиберных выстрелов, кроша того буквально на глазах, превращая в бесформенную кровавую груду мяса.
Только после этого, ты замечаешь гул магнитных турбин над головой и видишь, как белый круг прожектора высвечивает проулок, у которого лежало то, что раньше было Тимом. Ты смотришь вверх из-под козырька подъезда, одновременно пытаясь нащупать ручку двери. Ты буквально не чувствуешь пальцев, пробегающих по железному листу дверного проёма. Над тобой нависает чёрная, двух крылая птица десантного вертолёта, на борту которой, ты вскользь замечаешь эмблему в виде светлого треугольника в центре которого, выходя за границы, расположился красный круг. Ты видишь это как раз в тот момент, когда прожектор на крыле начинает движение в твою сторону, одновременно ослепляя тебя.
Твоя голова пуста, Макколди. Нет времени даже на то, что бы вспомнить своё имя. Мир вокруг превращается в слайд шоу лишённое лишних запахов и предметов, сопровожденное утрированно громкими звуками. Что ты чувствуешь, Макколди? Вату в теле и свинец в ногах. Удары сердца подобные ударам в грудь, во время спарринга. Боль и шум от недавних выстрелов пулемёта над головой, ледяная дверная ручка в левой руке, жжение в глазах от ослепительного света. Что ты видишь, Макколди? Чёрную тень смерти на фоне красного пятна и тонкой плёнки на ослеплённых глазах. Два огонька фонарных столбов. Два мёртвых тела в центре пустыря меж тремя домов. Стену, из белого кирпича, исписанную в яркое граффити и чёрную пустоту за открывшейся дверью. Что ты слышишь, Макколди? Скрежет ржавых петель и вертолётный гул, женский крик в одном из окон. Топот бегущих ног по бетону подъездной лестницы, отражённое эхо от стен и тяжёлое дыхание. Бьющееся стекло где-то несколькими этажами выше. Ты материшься, от того что не знаешь куда бежать. Что у тебя в голове, Макколди? Твои мысли рваная лента. Скинуть болтающийся на шее респиратор, найти укрытие, вломиться в чужую квартиру, подставить под пули неведомого противника её жильцов. Лишь бы спастись, уцелеть. Не важно, как! Прячься, Стив, в любую попавшуюся на пути. Беги, Макколди, беги! Два варианта. Сдохнуть или жить. И ты бежишь в коридор меж подъездов и видишь краем глаза отрытую квартиру. Ты вбегаешь в неё и замечаешь, как по стене, за спиной скользнул свет фонаря. Ты слышишь:
– Цель на 4 этаже. Скинул респиратор. Исследую этаж.
Ты слышишь, как мерными шагами неведомый убийца надвигается на тебя. Ты понимаешь, что он обязательно тебя найдёт, так как дверь всё так же открыта. Ты хочешь сбежать из клетки, в которую сам себя загнал, но не можешь двигаться, так как боишься издать даже малейший шорох. Ты достаёшь тазер и, разворачиваясь, занимаешь положение сидя, целясь в дверь. Светокоррекционные системы внешнего интерфейса на виске работают на пределе, покрывая пластиковый дверной косяк мелкой рябью и окрашивая весь в мир в светло-серые тона. Фонарь преследователя потушен. За долю секунды ты понимаешь, что в комнату залетела крошечная коробочка, с характерным звуком дзинь, ударяясь о голый бетон. Ты пытаешься закрыть лицо руками, или хотя бы сорвать внешний интерфейс, в то время, когда комнату разрывает «сварочный» белый свет. Адская боль пронзает тебя насквозь, выжигая правый глаз, смотрящий в стекляшку интерфейса. Но это уже не важно, Макколди. Ты срываешь с виска чёртову железку и с разбегу выбиваешь плечом стекло в деревянной раме окна справа.
Глухой удар об асфальт вышибает из лёгких весь кислород. Стёкла секут по лицу и открытым кистям. Правая рука не движется и онемела. Ужасная боль в области груди, ноги отбиты, а по лицу стекает алая жижа. Ползком, ты вырываешься дальше. Твою левую ногу простреливают из окна, с которого ты только что вывалился. С обратной стороны от той, к которой ты пополз, раздаётся стрельба транквилизаторных винтовок. Стены проулка сдавливают, ты переваливаешься через холодный, весь в каком-то жире, борт мусорного бака и по нему бьёт несколько пуль, гулко ударяя по ушам стальной дробью. Тяжело дышать. Темно. Холодно.
Глава 4. Восторг – это боль.
Она смотрит, как машина въезжает на стоянку сквозь открывшиеся жалюзи ворот. ОИ сам нашёл свободное место. ОИ сам довёз её и водителя к главному зданию WNW. Водителя, в обязанности которого, входило, разве что подавать ей руку, служить плечом, о которое можно опереться, если земля неожиданно начнёт уходить из-под ног, а ещё оставаться приятным и учтивым собеседником. Им оказался высокий мужчина, блондин с голубыми глазами-имплантами и высеченными, словно на гипсовой скульптуре скулами на мужественном лице. Весь его облик говорил скорее о том, что водителем он подрабатывал тогда, когда переставал работать телохранителем или моделью. Говорил он с лёгким акцентом и слегка картавил, но не режа при этом слух, из чего Эмма сделала вывод, что родился он где-то на территории пятого сектора, Старого Парижа, там до сих пор сохранились национальные порядки, испанцы, французы, итальянцы ревностно защищают уровни, на которых проживают. Манера речи, мягкое "Р", выдавали в нём француза, привыкшего говорить на родном языке.
В Париже Два на французском почти никто не говорил, за исключением, опять же, приезжих из пятого сектора. Она помнит, что её это удивляло, когда она впервые оказалась там, но Мартин ей всё разъяснил: – «Милая моя, если бы здесь жили одни французы, город бы ушёл под воду от постоянных революций и требований! Ты же учила историю? Они постоянно чем-то недовольны. А без них, ты только глянь! Финансовый базар! Если бы ты так не любила размеренную жизнь, я непременно остался бы здесь!».
Скорей всего он так и поступил, переехал жить туда, оставив её одну, минуту за минутой теряющей последние капли жизни. Она смотрит, как закрываются ворота стоянки, в то время как водитель, назвавший себя Полом, тактично ждёт в стороне, пока девушка не привыкнет к местному воздуху. Он здесь и вправду оказался для Эммы слишком чистым, слишком свежим, таким, которым хочется надышаться в запас.
– Мадмуазель, можете идти?
Она второпях оглянулась на Пола и сбивчиво произнесла:
– Да… Да, конечно. Идёмте.
Он ведёт её по пешеходному тротуару, по белой мостовой с мраморными плитами размером метр на метр каждая, в центре которых расположились круглые лампы, выполняющих днём лишь декоративную функцию матовых стеклянных чашек. Мрамор звучно стучит дробью в такт шагам идущих навстречу прохожих. Все они работники WNW, ухоженные и прекрасные. У дам идеальные лица, с прямыми красивыми носами и манящими глазами. У мужчин изысканные костюмы и фигуры с обложек журналов и рекламных роликов дорогих гаджетов и элитных вещей. Они улыбаются ей, Полу, друг другу, проезжающим мимо авто и самой жизни.
Она же пытается выдавить из себя хоть какое-то подобие радости. Оказывается, это так сложно, снова начать улыбаться после того, как всякая надежда проходит сквозь жестокий фильтр недоверия и разочарований. Когда ты отчаянна и отвергнута, казалось бы, самим бытием. Она выдавливает улыбку, но на лице лишь подёргиваются уголки губ, а глаза опущены в пол.
Будто со всех сторон играет приятная расслабляющая музыка. Полная гармоний музыка живого оркестра заполняет окружающий мир: мостовую из гладко отёсанных камней, сверкающее ртутным блеском магнитное шоссе неподалёку, безграничную белую площадь перед входом в главное здание WNW. Посередине площади, прозрачным серебряным шаром сияет логотип корпорации. В голограмме планеты светящейся паутиной вьётся сеть бегущих на данных момент в любой точке Земли терабайт данных. Там, где расположились сектора, сверкают зелёным пламенем угли узловых точек. Только пустошь остаётся не опутана гирляндой Внешних и Внутренних Сетей.
Площадь разбита небольшими зелёными аллеями и холмами, вдоль которых ровными рядами расставлены изящные скамейки и невысокие фонарные столбы, выполненных в стиле модерн. Тут и там информационные интерактивные стенды высвечивают различные сведения о WNW: с кем установлены прочные деловые или дружественные связи, курсы акций, историю корпорации берущей своё начало с двадцатого мая тридцать пятого года, дни рожденья значимых сотрудников. Отдельный стенд, стоящий в первых рядах, делится с прохожими биографией самого Адама Вебера – человека, создавшего Сети.
Само же здание WNW, зеркальный архаизм угловатых форм, сделанные с тем изысканным чутьём, которое позволяет удержать несвязанные фигуры в единый архитектурный шедевр. Подобно горным кристаллам, оно раскинуло в разные стороны башенные штыри, по которым то и дело пробегают неоновые всполохи. В центре постройки расположилась главная башня, похожая на увеличенный монумент Вашингтона. С обеих сторон сверху вниз на башенных гранях выгравировано огромными буквами название корпорации. World NetWork. Нескончаемым потоком на вход и выход движутся люди.
Придерживая Эмму за локоть, водитель приглашает её пройти за ним следом на вход. На месте открытых дверей, где-то на уровне груди, сияет надпись «Добро пожаловать». Она проходит сквозь надпись и оборачивается, чтобы прочитать «Всего доброго». Вместе со спутником, она оказывается в обширном холле, сплошь покрытом зеркалами.
Зеркала на стенах висят под разными углами, образуя футуристичный, сказочный калейдоскоп отражений. Вдоль правой стены расположилась приёмная, похожая на ресепшен в дорогих отелях. Через каждые два метра за ней стоят сотрудники WNW, в чёрных костюмах с ярко-зелёной каймой на воротниках и рукавах. Цвета корпорации. Все приветливы и безупречны, подобно анероидам из фантастических фильмов.
Эмма заметила, как Пол кивнул в сторону приёмной, в ответ ему улыбнулась одна из сотрудниц.
– Формальности улажены, мадмуазель Ленновски – по-деловому обратился к Эмме мужчина. – К сожалению, месье Вебер сейчас не может нас принять, но он просил сопроводить Вас в ресторан. По его словам… Эм… Он прервал Вас во время завтрака.
Эмма собралась согласиться, но вместо этого отрицательно покачала головой.
– Нет, нет. Я вовсе не…
– Вам понравится местная кухня, наш Шеф-повар мастер своего дело. – Учтиво настоял на своём Пол.
Эмма вежливо согласилась.
– Идёмте, нам туда. – Предложил мужчина, указав в сторону стоящей неподалёку небольшой очереди у лифта
Эмме стало не по себе. В скопление людей её изредка охватывали приступы паники, от чего мысли о набитом лифте вызвали нервное напряжение. К тому же эффект успокоительного сошёл почти на нет, и тягучая тоска шаг за шагом начала возвращаться на по праву завоёванную территорию.
Но страхи оказались напрасны. Помимо служебных лифтов и кабин для посетителей, в стороне расположили несколько привилегированных шахт. Из одной, к моменту, когда Эмма с Полом подошли, вышел мужчина в теле, в хорошо подогнанном деловом костюме, с блестящей лысиной и гарнитурой на голове. Он о чём-то говорил по-французски, Эмма не поняла ни слова. Пол вошёл в лифт следом за мужчиной и позвал девушку за собой.
Стены лифта украшал мрамор с узором змеевика, в противоположной от дверей стене почти во весь рост расположилось зеркало, разделённое на уровне пояса позолоченной металлической периллой. На фоне своего провожатого Эмма почувствовала себя особенно хрупкой и сломленной. Мужчина поправил зелёный галстук, глядя в зеркало, и обратился к ней:
– Как Вам местный дизайн? Fascinante, вы со мной согласны?
Эмма растерянно посмотрела на него.
– Простите, я не совсем…
– О! Прошу извинить… Я совсем забыл. – Реакция Эммы ввела Пола в лёгкое смущение.
– Не стоит, мистер Моро. Вы не могли этого знать, – как не мог знать никто, впервые встретившись с ней. Она не владела ЛИЧ, а потому не владела и универсальными переводчиками, которые все прочие устанавливали в него в числе первых подпрограмм.
Моро притупил взгляд в пол.
– К Вашему удивлению, мог. Мне давали читать Ваше досье. – Виноватый вид, возникший на лице мужчины, совершенно не гармонировал с самоуверенными чертами внешности.
Она вопросительно посмотрела на мужчину из-под бровей.
– Читали досье?
– Кхм… Я вижу, что моя осведомлённость вызывает у Вас некое неприятие. Мы можем это не обсуждать, мадмуазель Леновски? – от виноватого лица не осталось и следа.
– Тогда предложите тему.
В этот момент двери лифта открылись. У Эммы перехватило дыхание.
Она смотрит на роскошный зал и не может поверить, что такое возможно встретить в корпоративном здании. Помещение, в которое они вошли было чуть больше всех ранее встреченных ей ресторанных залов. Роскошные бархатные шторы тёмно-зелёного цвета с золотыми абажурами закрывают бутафорию окон, за которыми распростёрся смоделированный Париж конца XX века. Не такой, как в девятнадцатом секторе, а куда более романтичный и винтажный. Круглые столы с нежно кремовыми скатертями украшают роскошные золотые канделябры и зелёные кожаные папки меню. Около каждого стола напротив друг друга, стоят по два деревянных стула с высокохудожественной резьбой и роскошной изумрудной обивкой. Идеально отполированный пол отражает золотые люстры, размером не менее полутра метров в радиусе и метра в высоту. Посетителей не много, она смотрит на девушек в роскошных вечерних платьях и задаётся вопросом «Неужели они каждый день так ходят на работу?». Лично у неё никогда не получалось держать себя в лучшем виде, когда приходилось выполнять служебные обязанности.
На выходе из лифта их встретил метрдотель. После нескольких фраз с Полом, он учтиво поклонился и отошёл в сторону.
– Нам туда. – Проговорил Моро, кивком головы указывая на один из свободных столиков.
Она беспрекословно, слегка смущаясь, проследовала за мужчиной. Пол отодвинул стул и пригласил её присесть.
– Благодарю, – робко произнесла она, садясь.
Моро сел напротив. Почти тут же к ним подошёл официант в кремовой рубахе с чёрно зелёной бабочкой и белой сеточкой поверх тёмных волос.
– Bonjour, Monsieur Monroe! Et…pourriez-vous me dire, comment s'appelle votre compagne? – Сказал официант, глядя сначала на Моро, а после на девушку.
– Bonjour! C'est mademoiselle Lenovsky, notre assistante future. – Изрёк Пол.
Эмма постепенно начала разочаровываться тому, что из всех доступных языков в университете она учила английский и итальянский.
– Bonjour, mademoiselle Lenovsky. Voulez-vous commander quelque chose? – Спросил официант.
Эмма с мольбой посмотрела на Пола.
– Он хочет узнать, желаете ли вы сделать заказ. – Чуть понизив голос, сказал мужчина.
– Попросите, что ни будь из овощей, желательно синтетику, я давно не ела ничего натурального. – Немного расслабившись, сказала она.
– Вы можете обратиться к Жаку напрямую, мадмуазель. Он прекрасно владеет английским. Но раз Вы просите… Подайте даме овощное рагу, ненатуральное по возможности, и принесите яблочного сока. Мне же… то же что и всегда. – сказал Моро с дружелюбной улыбкой в сторону официанта, на что тот учтиво поклонился и удалился куда-то вглубь зала.
Она прикусила нижнюю губу, всё казалось таким странным, волшебным, к тому же сердце вовсе не беспокоило.
– Вы волнуетесь? – Произнёс мужчина.
– Совсем немного… – робко произнесла она, теребя руками нижний срез платья.
Мужчина сжал руки в замок, положив их на стол.
– Мадмуазель, поверьте, Ваши страхи совершенно беспочвенны. N'est pas justifiée. Месье Вебер человек слова, в высшем понятии этого звания. Если он что-то обещает, будьте уверены, он сделает всё, дабы сдержать данное слово. – слова Пола звучали весьма убедительно, однако спокойствия не прибавляли.
Эмма вздохнула.
– Я не сомневаюсь… – ответила она, глядя на край скатерти. Мужчина молчал.
Спустя несколько минут официант принёс два фужера, в одном был яблочный сок, в свете люстр отбрасывающий янтарные всполохи, в другом напиток зеленоватого оттенка, с мелкими пузырьками на хрустальных стенках бокала. Поставив на стол напитки, официант учтиво поклонился и ушёл. Эмма смотрела на уходящего официанта, в тот момент, когда Моро вновь обратился к ней.
– Мадмуазель, не желаете выпить? – Подняв фужер, обратился к Эмме Пол. Она повторила его жест.
– За начало Вашей новой жизни! – Торжественно произносит Моро и слегка касается краем бокала, фужера Эммы.
Яблочный сок в нём вздрагивает лёгкой рябью. От вкуса сока, Эмма пришла в замешательство. Неужели синтетика может быть столь натуральной?
Заметив удивление на лице девушки, Пол тут же решил пояснить причину такого гастрономического открытия:
– Вам нравится? В одной из башен разбит сад, прекрасное зрелище! Вы непременно там должны побывать!
Эмма тут же забыла про вкус сока.
– Если Вы внимательно читали моё досье, то могли бы догадаться что я не смогу их посетить. – По лицу девушки пробежали ноты тоски и даже злости. Именно поэтому она отказалась от мира. Никто в нём не способен понять её истинные чувства, и она не хотела никого винить. Но и поделать с собой ничего не могла.
– Позвольте узнать почему? Я не помню в Вашей биографии ничего, что могло бы Вас отталкивать от живой природы.
– Я не хочу об этом… – упорство Пола раздражало, ей неожиданно захотелось уединиться, вернуться в свой белый склеп, снова обрести покой.
– Но дайте мне шанс не повторять подобных ошибок в общении. – Умоляюще изрёк мужчина. Смотрелось это довольно нелепо.
– Если я, – назидательным тоном, начала пояснять Леновски. – если я действительно начну там чему-то восторгаться, это может спровоцировать излишнее возбуждение, как следствие, излишняя нагрузка на сердечно-сосудистую систему, которая спровоцирует разрыв искусственных сердечных клапанов, с клапанами естественными, итог, кислородное голодание головного мозга и заражение крови гнойными выделениями. Закономерный итог, смерть.
Она холодным взглядом оценила реакцию мужчины. Лицо того оставалось всё таким же непринуждённым, как если бы он и не ожидал другого ответа.
– Если же в нём, – продолжила она, – нет ничего такого, что могло бы вызвать мой восторг, то и смотреть там не на что.
Мужчина чуть наклонился к ней.
– Но я ведь не говорил о том, что Вам нужно отправляться туда немедленно. Я буду рад сопроводить Вас туда, после того как месье Вебер примет всё возможное для Вашего излечения. – Он внимательно рассматривал, как она отреагирует на эти слова.
Она прижала ладонь к груди, но тут же опустила руку. Ей не хотелось показать, что её больно. Что слова ударили в самое сердце. Туда, где ещё сохранилась надежда. Надежда, которая привела её сюда. Та самая надежда, которая своим волнительным присутствием, могла в одно мгновенье принести ей смерть.
Мужчина привскочил со стула.
– Мадмуазель, Вам плохо? Я… вовсе не хотел! – сбивчиво проговорил Пол, придерживая её за плечо и спешно отсчитывая пульс на запястье левой руки.
– Нет, всё хорошо. Я уже справилась. – она тяжело вздыхает. – Просто нужно немного отдохнуть… Побыть одной.
– Тогда позвольте, я провожу Вас в Ваш номер?
– Но наш заказ…
– Вам принесут его в номер, я позабочусь об этом.
– А Вы?
– О, Вы так любезны. – Мужчина засмеялся. – Пойдёмте, можете не беспокоится обо мне.
Пол помог Эмме подняться. Она в последний раз оглянулась на темнеющий в глазах ресторанный зал и погрузилась во мрак.
Она просыпается на мягких простынях. В полумраке смотрит на высокий потолок, пытаясь понять, где она находится. Боль отступила и в груди чувствовалась лёгкая прохлада. Она провела рукой по белой простыне, накинутой по верх больничного халата. Она вспоминает как часто ей приходилось вот так лежать, правда койки были куда твёрже, а самочувствие неизменно чем-то одурманенное. Ей приходилось непрерывно лежать неделями, вечные обследования, частые операции, постоянный контроль над самочувствием со стороны медицинского персонала. Она всегда считалась любопытным случаем. В ней скрывался ответ, как исключить синдром нейроимунно-эндокринного отторжения, в шутку называемого врачами синдромом НЭО. С того момента как в Центре Идентификации вколотый комплекс идентификационного чипа вызвал сильнейшее воспаление и опухоль в области шейного позвонка и затылочной черепной кости, ей вручили статус особого члена общества. А после… к трём годам у неё обнаружили тахикардию, жизнь девочки превратилась в извечное отбивание больничных порогов и потоки нескончаемых диагнозов со стороны докторов различных степеней. NewMedical не справилась с болезнью. Невероятный вызов на бой со стороны маленькой девчонки, могущественной мировой корпорации, делающий основной упор на развитие медицины и имплантирования. Корпорации, разработавшей Личный Идентификационный Чип. Ирония судьбы, не иначе.
Свет в палате постепенно прибавился.
– Вы проснулись, Эмма?
Девушка тут же узнала голос Вебера.
– Я волновался за Вас. Простите, что не смог Вас сразу принять. Мы на пороге судьбоносного открытия, я почти не покидаю зал корпоративного совета.
Вебер сидел совсем рядом, справа от койки. Мужчина лет 50-60, в современном пиджаке без лацканов и с поднятым воротником. Тёмно-зелёную шёлковую рубаху украшал повязанный на шее матово-серый галстук. На лице месье Адама уже появились благородные морщины. Складки между седеющими бровями, вдоль подбородка и по краям карих глаз. Крупный нос с лёгкой горбинкой, аккуратная седая борода, с чёрными, сражающимися со старостью прядями не длиннее пары сантиметров. Причёска средней длины аккуратно уложена. Адам смотрел отеческим взглядом, положив руку на край кровати. Немного помолчав, он, наконец, вкрадчиво произнёс.
– Мой племянник сообщил мне о случившемся почти сразу, Вас ещё не унесли из ресторана. Я пришёл сюда спустя несколько часов, медицинский персонал сказал, что Вы должны вот-вот очнуться, и, как видите, они оказались правы. Как Вы себя чувствуете?
От Вебера пахло дорогим парфюмом, с нотками дорогого табака и колумбийского кофе.
– Лучше, мистер Вебер… – мужчина поморщился при официальном обращении Эммы. – Простите за причинённые неудобства… Я… Мне…
– Ну что Вы, Эмма. Вы просто не знаете своей ценности. Боюсь, что никто этого не знает.
Эмму удивили слова мужчины. Уж что, что, а о своей ценности она имела вполне чёткие представления.
– Вы имеете в виду мою болезнь? – почти разочаровано сказала она.
– Я имею в виду Вас, Эмма. – Твёрдо говорит Адам.
Она уткнула взгляд в простыню. Слова Адама для неё стали бессмыслицей. Он имеет ввиду её. Как это понимать? Словно читая мысли, Вебер продолжил:
– То, что с Вами сделала Ваша болезнь ужасно и грандиозно, не посчитайте мои слова ханжеством. Ваша личность, Ваш характер… это нечто неповторимое. Вы выжили в обществе, живущим абсолютно иначе, и это не может не вызвать восторг. Вы смогли избежать той мерзкой порочности, которая окружает всякого, кто волей случая обязан гнаться за числами Социального Статуса. Вы не сдались, узнав о болезни. Эмма, Вы, как никто, знает цену жизни. Ваша судьба провела Вас дорогой святых. Дарованная Вам жизнь, это чудо.
– Скорее проклятье…
– Проклятье не обязано нести только негативный эффект. Да, безусловно, с Вашей стороны невозможно разглядеть никаких перспектив, кроме трагических. Но я, пользуясь всей широтой взглядов и возможностями моей корпорации, способен увидеть свет даже в абсолютном мраке. Мы, с Вашей помощью, разгоним тьму, чьи путы сковали заблудших.
Эмма встряхнула спутавшимися волосами.
– Я не понимаю о чём Вы.
Адам подал корпус вперёд. В полутьме Эмма смогла разглядеть азартный блеск в тёмных глазах мужчины.
– Что, если я скажу, что только Вы способны изменить этот мир, а вместе с тем спасти себе жизнь и стать полноценной частью общества? Что, если Вы сможете излечить не только себя, но и всё человечество? Вы мне не верите. – Мужчина улыбнулся. – Нет, нет… Не отрицайте. Я же вижу, что Вы мне не верите. В моём положении умение чувствовать собеседника интуитивно. Но давайте отстранимся от этой темы. Вы были в Внешней Сети?
