Читать книгу: «Певец. Фэнтези», страница 6
Глава пятнадцатая
Путь в Школу господина Фланка
В Берёзовом Доле наступила жаркая пора: делали заготовки на зиму. Не зря этот месяц называли ещё зарничником – зори сделались яркими и холодными, так что по всему телу пробегали мелкие мурашки, когда рано утром Анн выскакивал из тёплой постели во двор.
Старики говорили, что это даже хорошо: зима будет хорошей, ровной, без ошеломляющей стужи. «Серпы греют, а вода холодит», – важно изрекали они с высоты жизненного опыта.
С огородов убрали чеснок и лук. В сарае подсушивались под крышей сплетённые из них косички.
Вернувшись в Берёзовый Дол, Анн сразу же включился в работу. Обрезал вместе с матушкой засохшие побеги на малине. Собрал первые спелые плоды с яблонь и груш. Убрал падалицу.
Ещё пересаживали цветы. Некоторые страсть как не любили находиться на одном месте два года подряд. Прямо как люди.
Много возились на грядках. Рыхлили их, посыпали удобрениями, торфом, потом перекапывали, ровняли, поливали…
…Конис и Антика недоумевали, узнав о его провале.
– Мы, конечно, сами не грамотеи, но почему они тебя не взяли?! – возмущался Конис. – Ты же имя своё им написал?
– Написал.
– И понятно же написал? Нам-то вон какие длинные тексты записывал, любой их прочесть сможет!
– И площадь участка посчитал?
– Да, вышло почти пять с половиной тысяч квадратных стадиев.
– И ты сам сказал, что, кроме тебя, никто не додумался до этого!
– Теперь уже сомневаюсь, – вздохнул Анн. – Вдруг это другие написали правильно, а я нет? Мерикль принят, а он у меня всё время совета спрашивал.
– А третье испытание вообще глупое! – воскликнула Антика. – Ну разве может не мастер и ещё даже не ученик знать такие подробности в законах и обычаях?! Я уверена, что они это сделали специально!
– Чтобы отсеять неугодных? – спросил Конис.
– Конечно!
Антика попросила повторить разговор с привратником. Анн стал вспоминать подробности.
– Вот! Вот! – закричала девушка, перебивая его. – Вот причина, почему ты не принят!
– Ты не сделал взноса в Гильдию, – сказал Конис, уловивший нехитрую связь между событиями. – А отец твоего Мерикля сделал. И даже если бы ты ответил на все вопросы, тебя не взяли бы. Никакой мастер не будет учить тебя просто так, за свой счёт.
– А что же правила Гильдии? – спросил Анн. – В них ведь сказано, что от взноса освобождаются…
– Да они для простаков, вроде тебя, написаны. Отец-землемер, знакомый с обычаями, всё равно сделает за сына взнос. Иначе и ему придётся учить кого-нибудь бесплатно.
В этом и была жизненная правда, понял Анн.
Он провёл в Римоне ещё два дня. Не то, чтобы ему не хотелось домой, но он совершенно не знал, как обо всём рассказать матери. Затем всё же решился. Конис купил ему место в почтовой карете, а Антика сунула несколько монеток в карман. На почтовой станции они обнялись, расцеловались и немножко прослезились.
– Кто знает, может быть, ещё встретимся, – сказала Антика, а Конис кивнул ободряюще.
– Будем проезжать через твою деревню, найдём тебя обязательно!
– Я так счастлив, что познакомился с вами! – искренне сказал Анн. – До свиданья, друзья!
– До свиданья!
Мать, против его ожиданий, не очень огорчилась. И больше не заговаривала о Римоне и о Гильдии.
Зато заговаривали другие.
– Неудачник! – частенько кричали ему вслед злые мальчишки. – Не смог пройти испытания! Неудачник!
Даже Нель стала относиться к нему немного иначе. Она, конечно, посочувствовала ему. «Кто же мог предугадать, что они такими нечестными окажутся!» Но и только. Анн даже подумал, что ей было бы приятнее дружить с будущим землемером, чем с неудач…
А ещё она по-прежнему бегала на свиданья, и мысли её частенько оказывались занятыми другими. Анн понимал её, хотя бывало грустно в такие моменты.
В самом начале осени произошло событие, переменившее многое.
Антика подарила ему простенькую свирель и показала, как с ней обращаться. Анн на удивление быстро освоил её.
– Твой инструмент! – засмеявшись, сказала Антика.
Как только выдавалась свободная минутка, Анн тянулся за свирелью. Иногда Нель просила его изобразить «что-нибудь такое». К ним заглядывали и подружки Нель – послушать.
Он брал свирель и в свои походы к Бобровым Ручьям. Прислушивался к гулу деревьев, шелесту листьев, шороху травы, а потом осторожно вплетал в симфонию мира свой голос.
Вот там всё и случилось.
В тот раз Анн не стал забираться далеко. Его с самого утра переполняла внутренняя музыка. Он расположился под деревом недалеко от дороги и стал подбирать мелодию, которую вечером хотел подарить Нель.
И вдруг на полянке, где он сидел, появилась группа ухмылявшихся парней. Возглавлял её Смели.
Взгляд недруга упал на свирель.
– Так, и что же это такое? – спросил он, указывая на инструмент.
– Свирель, – коротко ответил Анн, выбиравший между бегством и надеждой на мирное общение.
Пока он думал, ему зашли за спину, и бежать уже не было никакой возможности.
– И зачем она тебе? Общаться со злыми духами?
– А правда, Смели, – толкнули главаря в бок, – вдруг он на нас порчу наведёт сейчас?
– Да перестань, – расхохотался здоровяк, – злые духи по ночам сильны! А сейчас день, и мы никого не боимся!
– Я не общаюсь со злыми духами, это враньё, – сказал Анн.
– Ты меня во вранье обвиняешь? – нахмурился Смели, выискивая, к чему бы прицепиться.
И нашёл.
– Ты сам врёшь! Ты всем рассказываешь, как любишь лес, а сам деревья ломаешь! Для того, чтобы из них такую ерунду делать!
И он торжествующе выхватил из рук Анна свирель, подняв её над головой. Свирель была сделана из сухого камыша, но Смели это не интересовало. Он хотел унизить Анна, а ещё сделать так, чтобы девушки в деревне не перешёптывались о его мелодиях.
– Отдай! – вспыхнул Анн.
– Расслабься, – сказал Смели, толкая его в грудь. – Никогда больше ты не станешь лицемерить! Я тебя проучу!
Он взялся за свирель двумя руками и переломил её.
– Вот так.
И бросил на траву.
Что случилось после этого, Анн помнил плохо.
Кажется, он набросился на Смели с такой яростью, что тот испугался. Смели был выше на голову и тяжелее, но Анн вцепился в него мёртвой хваткой – и бил, бил, бил. Когда не хватало рук и ног, он пытался даже кусать его. Смели наносил тяжёлые удары в ответ, но никак не мог стряхнуть его с себя. Анн ничего не чувствовал. Чудесный инструмент, подарок Антики, был сломан!.. И кем!..
Когда он пришёл в себя, рядом никого не было. Анн сидел под тем же деревом. Кровоточила разбитая губа, под глазом наливался впечатляющий синяк. На траве валялись две половинки свирели…
Мать дома ахнула.
– Кто тебя так? – негромко спросила она.
– Никто, – буркнул Анн. – Ему тоже досталось.
Мать вздохнула и пошла за холодной водой, чтобы промыть разукрашенные кровью и грязью ссадины. Очень болел разбитый рот. Только слёзы выступали на глазах не от этого…
«Может быть, её кто-нибудь сможет починить, – думал Анн. – А нет, так я всё равно сохраню её! На память о моих друзьях…»
Когда лицо зажило, он подошёл к матери, которая вязала у окна.
– Ты хочешь мне сказать что-то? – спросила она с тревогой.
– Да, мама. Я теперь знаю, что мне делать.
– Вот это и случилось, – прошептала она едва слышно, – я знала всегда, что так будет. Мальчик вырос.
И уже к нему:
– Ты решил…
– Я пойду в ту школу, мама. В ту, которая в горах, на пути в Римон. Я видел в гостинице охранника. Он учился там. И я тоже хочу учиться. Потому что в мире должна быть справедливость!
– Прямо сейчас? – спросила испуганно мать.
– Нет, завтра. На почтовой карете я проеду половину пути. У меня есть несколько монеток, чтобы заплатить вознице.
Мать прижала его к себе и заплакала. Потом сказала:
– Я испеку тебе хлеба в дорогу. Ты ведь уже всё решил.
– Да, решил.
Вечером он увидел Нель.
Та подошла к забору, разделявшему их участки.
– Очень больно было? – спросила она, разглядывая его синяки.
– Пустяки, – отмахнулся Анн. – Нель, я сказать хотел. Я ухожу.
– Куда?!
– Неважно. Ты просто знай, что я не убегаю. Я сам ухожу.
– Да я всегда знала, что ты не трус! Смели тоже досталось, если тебе интересно. Он два дня не показывался на улице.
– Я не делал ему ничего плохого, но он не любит меня.
– Потому что ты другой, я говорила тебе.
– Неважно.
– Я буду скучать по тебе, Анн, – сказала Нель.
– Я тоже буду по тебе скучать.
В дорожную сумку Анн сложил перевязанные ленточкой обломки свирели, сменную одежду и разные безделушки. Ещё взял одну из книг отца. У отца все книги были с цифрами и чертежами, а в этой страница за страницей бежали стихи. Они очень нравились ему. Жаль, что первую страницу из книги кто-то вырвал. Именно ту, на которой ставят имя поэта.
На следующий день он доехал на почтовой карете до места, где от большого тракта в сторону прибрежных скал уходила неприметная дорога. Кучер придержал лошадей, Анн спрыгнул на землю, помахал ему рукой и зашагал вперёд, в полную неизвестность.
Часть II
Лебединый Стан
Глава первая
Школа Фланка. Первые впечатления
Его разбудил звон колокола.
Анн ещё дома привык к ранним подъёмам. Нужно было помогать матери в её заботах по дому. Так что и здесь он всегда оказывался одним из первых, кто говорил «здравствуй» новому дню.
Обитатели Школы собирались на обрывистом склоне, с которого открывались чудесные пейзажи: далёкая степь, голубая ленточка Чёрной реки, вьющаяся между прибрежных лесов, дымка горизонта, неторопливо расцвечивавшаяся утренним солнцем… На небольшой площадке, закрытой от ветра, все сначала выполняли специальные упражнения, а затем усаживались на плетёные коврики и погружались в состояние, похожее одновременно на сон и на бодрствование. Когда мастер впервые стал рассказывать Анну, что надо делать, он не совсем понял и просто сидел с закрытыми глазами, подражая другим. Спина устала очень быстро, а потом и вовсе потянуло в сон. В себя его вернул довольно увесистый шлепок.
– Зачем ты закрыл глаза? – спросил мастер.
Анн задумался.
– Они же сидят с закрытыми, – сказал он и показал на остальных.
– Так ведь это же они, а не ты! – рассмеялся мастер. – Подумай над этим и продолжай.
Ещё раз хлопнув его по спине, он отошёл. Было чувствительно.
Анн смотрел на реку, утекающую туда, к югу, где была его деревня. Прошлая жизнь казалась почти ненастоящей. Вместе с тем она всё равно – была, и Анн знал, что его прошлое никуда не исчезнет. Ему вспоминались лица знакомых из Берёзового Дола, лица Нель, матери, Смели, старосты… Вспоминались встречи, разговоры. Река словно бы связывала его настоящего с тем, каким он был когда-то. Он представил, как она течёт, изо дня в день, с севера на юг, и как текла до него и будет течь после – ровная, стремительная, самодостаточная. Вспомнил, как когда-то купался в ней. А ведь некоторые из здешних обитателей не умели плавать! В местах, откуда они пришли, совсем не было больших рек.
Вспомнилось, как он сам появился в Школе.
…Пробираясь по тропинке, делавшейся всё более узкой, он мысленно репетировал речь, которую собирался произнести. Нужно было найти такие слова, чтобы всё получилось. Не мог же он просто прийти и сказать: вот его побили, поэтому он хочет научиться парочке секретных приёмов и проучить своего обидчика! Честно говоря, он и не собирался заново драться со Смели. Даже если научится.
На что же тогда он рассчитывал?
Он поднимался по исчезающей тропинке всё выше и выше. Вокруг не встречалось ничего примечательного. Редкие любопытствующие, наверное, до этих мест ещё добирались, а потом уже ни у кого не находилось охоты карабкаться дальше по скалам.
А вдруг и он не пройдёт? Вдруг его не пустят, как не пустили сына старосты (Анну пришла на ум давняя история)?
Он тряхнул упрямо плечами и отмёл от себя эту мысль. Нет, он постарается, чтобы его взяли в Школу. И пусть он не представляет себе, за какие заслуги в неё принимают, но он попадёт туда!
Он забирался всё выше по светлым осыпям, находя глазами едва заметные следы прошедших тут до него. Затем тропинка нырнула в расщелину между двумя скалами, и Анн, к своему удивлению, оказался в довольно живописном месте. Здесь рос не только сухой и колючий кустарник, но и высокие деревья, под которыми было много тени. Тропинка убегала дальше, и Анн пошёл по ней.
Через несколько минут он наткнулся на человека в простой белой одежде. Тот нёс куда-то вязанку хвороста. Человек остановился и внимательно посмотрел на него.
– Я пришёл, чтобы учиться, – сказал Анн.
Некоторое время оба молчали. Потом человек с хворостом сделал ему знак следовать за ним.
«Интересно, он умеет разговаривать? – подумал Анн, глядя ему в спину. – И где та стена, о которой рассказывал сын старосты?»
Странно, но его никто не собирался пытать вопросами. Они оказались на открытом пространстве, среди небольших домиков, выбеленных и опрятных. Чуть поодаль возвышалось здание в три этажа. На башенке над ним развевался флаг со знакомой Анну эмблемой – тремя стилизованными горами.
– Это Школа? – выдохнул Анн.
– Да, это она, – впервые раскрыл рот его спутник, относя вязанку хвороста к стене одного из домиков.
Анн прислонился к бочке с водой, чтобы преодолеть внезапную слабость в ногах, и стал ждать. Сердце у него выпрыгивало из груди. Каким окажется главный человек здесь?
Об Учителе ходили разные слухи. Например, такой: он якобы никогда не говорил родителям, чему собирается учить их детей. Однажды мастер из Школы сидел в римонском трактире и обедал. И какой-то горожанин подвёл к нему своё чадо. Извинившись за беспокойство, он попросил принять мальчика в Школу. «Для чего?» – удивился мастер, отрываясь от похлёбки. – «Мне хотелось бы, чтобы сын стал добрым плотником», – объяснил родитель. – «Неужели у вас в Римоне нет того, кто бы обучил его плотницкому мастерству?» – спросил резонно мастер. – «Есть, – отвечал родитель, – но я слышал, что в Школе учат особенным вещам». Мастер хмыкнул и продолжил трапезу. Горожанин истолковал молчанье по-своему и заговорил о деньгах. Мастер прервал его: «Учитель сам решит, сколько с тебя взять и когда, – сказал он. – Однако твой сын может удивить тебя, когда вернётся». Родитель обрадовано упал на колени перед человеком и принялся целовать ему руку. Тот досадливо отмахнулся. «Я всего лишь возьму твоего сына с собой, это не труд».
Через несколько лет вместо плотника к отцу вернулся из Школы… садовник.
Правда, здесь следовало бы добавить, что садовником он оказался замечательным. Деревья под его присмотром всегда зеленели и приносили обильные плоды, трава не сохла, а изгороди радовали глаз самого взыскательного ценителя красоты.
А ещё был случай, когда из мальчика хотели сделать «учёного» человека. Так вот загадочный Учитель отправил его осваивать… мастерство каменщика, и парнишка вместо чтения книжек день за днём лазал по скалам, изучал каменные породы, а вечерами долбил их своими инструментами, высекая бруски для мостовой. Ну что за странный поворот судьбы?!
Анн посмотрел на дорожку перед собой. Вот эти бруски тот ученик, наверное, и делал. Аккуратные, с ровными гранями, старательно уложенные, они легко пропускали дождевую воду между собой, вниз. Здесь никогда не бывает ни луж, ни грязи.
На него никто не обращал внимания. В дальнем конце двора небольшая группа мальчиков выполняла какие-то странные упражнения. Они делали плавные движенья руками, поворачиваясь из стороны в сторону. Переступали с ноги на ногу, приседая и поднимаясь. «Это будущие охранники!» – догадался Анн. Такие же, как тот, которого он видел однажды в римонской гостинце.
В другом конце двора мыли овощи, очевидно, для вечерней трапезы. Вода в мойки стекала по жёлобу, тянувшемуся откуда-то сверху, от скал. Наверное, совсем близко находился источник с чистой водой.
Ещё какой-то старик тащил в загон упиравшегося ослика. Ослик громко возмущался и не желал идти дальше. Анн решил помочь. Он приблизился к «погонщику», оказавшемуся в затруднении, и с удивлением узнал в нём того старика, которого однажды встретил в лесу у Бобрового Ручья. Незнакомец тоже узнал его.
– Вот, видишь, какой непослушный! – весело сказал он, показывая на ослика. – Мы с ним справимся, как думаешь?
– Справимся! – ответил Анн, радуясь тому, что встретил здесь хоть какого-то знакомого человека.
Они вдвоём ухватились за поводок и завели животное в небольшой загончик. Ослик, казалось, понял, что сопротивление не имеет смысла, и почти добровольно пошёл в своё жилище.
– Спасибо, – сказал незнакомый старик.
– Я Анн, из Берёзового Дола.
– Я помню. Мы ведь встречались.
– Да, я только не ожидал, что встречу Вас здесь. А это Ваш ослик?
– Мой, я иногда езжу на нём по окрестностям. Моё имя Фланк.
– А я жду Учителя, – сказал Анн. – Я хочу поступить в Школу.
– А зачем? – удивился старик. – Ты хочешь чему-то научиться здесь? Разве у тебя дома нет школы?
И тогда Анн, почувствовав вдруг безотчётное доверие к новому знакомцу, выложил ему всё, что было на душе, просто и без прикрас.
– Вот так и выходит, – сказал он в конце, – я чувствую, что всё не так, как должно быть. Как-то неправильно получается многое, а что изменить, что сделать – не знаю. И даже если знаю, то не получается. Или сил не хватает.
– Были бы силы, надавал бы, как следует, этому Смели? – улыбнулся старик, поглядывая на него искоса.
– Вряд ли это помогло бы! – искренне сказал Анн. – Я не думаю, что он изменится от полученных тумаков.
– А тут нравится? – поинтересовался Фланк, меняя тему. – Хочешь, я покажу тебе одно место? Не волнуйся, мы потом вернёмся, тебя никто не потеряет!
– Стену хотите мне показать?
– Какую стену? – удивился Фланк.
– Так ведь тут должна быть стена с воротами! – удивился в свою очередь Анн. – Сын старосты из нашей деревни пришёл сюда и долго стучал в эти самые ворота, а его не пускали. И в школу не взяли…
– Не знаю я никакой стены, – пожал плечами Фланк. – Наверное, он в другое место приходил.
И засмеялся. Секрет, значит, всё-таки был, только Анну предлагали разгадать его самостоятельно.
Фланк вывел его как раз на обрыв над рекой. Солнце почти скрылось за верхушками скал, и на глазах река темнела, из ярко синей превращалась в… чёрную! «Вот почему ей дали такое имя!» – понял Анн. Когда-то давно первый человек пришёл сюда на закате. И увидел чёрную реку.
– Нравится? – спросил старик, стоя рядом и внимательно наблюдая за Анном. – Я здесь частенько сиживаю. Или вон туда забираюсь, повыше.
И он показал на дорожку, которая вела куда-то дальше, за площадку. Чтó там, Анн постеснялся спрашивать. Если его примут, он и сам посмотрит.
Вдруг вспомнилось:
Вода утекает, как дни, как пространства,
Когда – голубая, иной раз – зелёная,
Знакомое полнится непостоянством,
Едина земля, но – водой разделённая…
– Откуда ты знаешь эти строки?! – старик выглядел потрясённым.
– Прочитал в книге, которую нашёл в шкафу, – сказал Анн. – А кто автор – не знаю, увы.
– Ты не обманываешь меня?
– Там вырвана первая страница!
– Я тоже читывал эти стихи, – признался старик. – Правда, давненько это было, позабыл уже, кто их написал. Ну, неважно…
В этот момент к ним подбежал какой-то мальчик и, поклонившись, почтительно обратился к спутнику Анна:
– Учитель, Вы будете сегодня проводить у нас занятие?..
Глава вторая
Учитель и ученики
Так Анн оказался в Школе.
Фланк ещё засмеялся:
– Не ожидал: Великий Учитель таскает по двору осликов туда-сюда? А вот случается…
– Да, не ожидал, – честно признался Анн. – Мне ведь сказали ждать. Мол, меня позовут…
– Так я и позвал, разве не так? Ослика мы в загон отвели, на реку полюбовались… Чего же ещё?
– А испытания разные?
– Ты их так успешно прошёл, что даже сам того не заметил!
Чуть позднее Анн узнал от других учеников, что никаких формальных испытаний в Школе вообще не было. К пришедшим просто присматривались, однако присматривались своеобразно. Только завершая обучение и выходя в большой мир, бывшие ученики понимали, почему их приняли, а не отвергли в самом начале. В Школе у каждого рождался свой путь, со своими вопросами, и заранее приготовиться к ним было невозможно.
Кстати, «стена», за которую не пустили сына их старосты из Берёзового Дола, действительно существовала – в воображении самого пришедшего! Вот такая магия.
В общем, в Школу приходили те, кому она действительно была нужна. А искатели лёгких путей и лёгкой наживы слышали обидные слова от охранников… Иной раз пытались силой вломиться в приотворённую дверь, но только ничем хорошим для них это не заканчивалось.
Совсем недавно, сидя в библиотеке, Анн наткнулся на интересный трактат досточтимого Намьяла. «О распознании людей», – прочитал он название. Открыл книгу, полистал, на одной страничке остановился. По книгам можно особенным образом «гадать»: наугад выбираешь страницу и строчку, а потом – удивляешься совпадению вопроса из жизни и ответа из книги. И в этот раз случилось так же, незнакомый автор шепнул ему через века: «Духовного человека распознают не по тому, что он говорит, и не по тому, каким он кажется. Его узнают по той атмосфере, которая создаётся в его присутствии. Она является свидетельством, ибо никто не в состоянии создать атмосферу, не принадлежащую его духу».
Многие из приходящих упирались в стену потому, что таким был их собственный дух.
Когда Анн поделился своей догадкой с Учителем, тот одобрительно похлопал его по плечу.
– Так и есть, – сказал он. – Мы бы не смогли ничему научить их здесь. Мы закрыты для них, а они для нас, и не по нашей вине.
– Учитель, а почему Вы решили учить того мальчика искусству садовника, а не плотника? – спросил Анн.
Фланк, как оказалось, хорошо помнил давний случай.
– Его родители видели в сыне только того, кто станет им опорой в старости, кто будет замечательно перекрывать дома, вставлять оконные рамы в стены, мастерить столы и стулья и иметь хороший доход… А я ощутил в мальчике совершенно другое. Он лучше чувствовал магию жизни, а не смерти.
– Магию жизни?
– Я обратил внимание на то, с какой нежностью он касался стволов этих деревьев, – и Фланк показал рукой на клёны, росшие перед окнами библиотеки, – словно бы он чувствовал их душу. Никак не получалось увидеть в мальчике человека, который бы стал рубить их, отсекать сучья, распиливать, выжигать… А вот того, кто будет подвязывать слабые ростки к колышкам для опоры, кто будет поливать и удобрять их весной, кто будет волноваться из-за порыжевших листьев или изъязвлённых болезнью веток, я увидел! В мальчике крылась невероятная магия жизни!
– Я слышал, что он сейчас лучший садовник в самой столице.
– Вот видишь!
– А того, кто мостил наш двор, почему Вы сделали каменщиком?
– Ого, ты и о нём знаешь? – удивился Фланк.
– Да, старшие ученики рассказывали.
– А вот вспомни, что ещё они рассказывали!
Анн подумал.
– Он был очень строгий. Даже не строгий, а… – Анн запнулся, подбирая слово, – а упорный, целеустремлённый… Нет, всё равно не так! Не могу вспомнить точно.
– А что он любил делать, когда мостил здесь пространство?
– Мне говорили, что он заранее расчерчивал землю, вбивал колышки, протягивал верёвочки, заранее рисовал планы. И каждый брусок, который он укладывал на землю, был так старательно обтёсан, что всем казалось, будто он укладывает в ряд камни-близнецы.
– А его привели сюда, чтобы он стал учёным, – сказал Фланк.
– Разве из него не получился бы учёный?
– Получился бы, но плохой. Строгий догматик, приверженец одной-единственной истины, не умеющий искать иные возможности.
– Но почему тогда – «каменщик»?! – воскликнул Анн, не понимая странной логики Учителя.
– Он мостит людям дороги к знаниям, – сказал просто Фланк. – Его привели, чтобы он жил рядом со Знанием, вот он и живёт на дорогах к нему. И он ведь тоже – счастлив?
– Да, – признал Анн. – Мне рассказывали, что улица в обе стороны от городской школы в Римоне вымощена с его помощью.
– А ведь до того перед школой частенько стояли грязные лужи, – добавил Фланк. – До нашего несостоявшегося «учёного», но замечательного мастера, чувствующего дух камня.
Сам Анн уже четвёртый год не переставал удивляться тому, как Фланк аккуратно и вместе с тем упорно вёл его к чему-то важному.
«Будь текуч – как вода, отзывчив – как эхо, спокоен – как зеркало и невозмутим – как тишина… Ты готов?» – спросил его Учитель. Ему отвели комнатку в доме младших учеников, дали новую одежду – с замечательной эмблемой в виде трёх гор. Мастер, который его встретил, объяснил значение сигналов, которыми созывали на тренировки, занятия, трапезы…
Вопреки ожиданиям, его никто не собирался учить разбивать камни или ломать толстенные доски. Ему не показывали, как надо валить наземь сразу трёх-четырёх человек или прыгать на пару метров в высоту. Вместо этого Учитель зачем-то поручил ему найти в окрестных скалах несколько птичьих гнёзд. Анн должен был ещё нарисовать план местности и крестиками отметить свои находки.
– Учитель, но ведь птицы могут не вернуться к своим птенцам, если увидят, что я побывал у их гнёзд, – удивлённо сказал Анн. – Как же Вы поверите мне, найдя вместо яиц или живых птенцов место смерти и забвенья?
– Ты ведь только что собирался быть текучим и отзывчивым, – сказал Фланк. – Если твои шаги в скалах превратятся в шум ручья, а дыхание станет подобным лёгкому ветру, птицы не испугаются тебя.
– Я понимаю, – кивнул Анн.
Такие задания давал ему Фланк.
И Анн учился ползать по скалам, учился сливаться с окружающим миром. Помогало ему и умение подражать голосам птиц и животных. Он кричал успокаивающие слова на языке ласточек, пробираясь мимо их колоний, и они не обращали внимания на странного человека.
Удивительное дело: Учитель особенно и не спрашивал о том, нашёл ли мальчик птичьи гнёзда, много ли их ему встретилось. Да и вместо составления чертежей он предложил Анну рисовать.
– С такими «планами» тебя, ясное дело, не приняли бы ни в одну школу землемеров, – сказал Фланк, – но ведь здесь ты учишься совсем не картографии. Интересно узнать, что ты увидел там, наверху.
Он расспрашивал более об эмоциях Анна, нежели о соположении тропинок, ручьёв, расселин и обрывов. Спрашивал, какой ему виделась степь на востоке, видна ли река с того или иного места, и чем «одна» река отличается от «другой». Спрашивал о теплоте камней, за которые Анн иной раз хватался руками, чтобы не сорваться вниз. Его интересовали звуки: как шелестят колючки на скалах, какими на вершинах слышатся далёкие голоса, удары молота в кузнице, сигналы речных судов…
– Вот это всё и рисуй!
– Таким, как я вижу?
– Да, только таким! Ведь для ленточки реки можно выбрать и синий цвет, и голубой, и даже чёрный, если вспомнишь её название. Можно нарисовать на ней кораблик, а можно и забыть о нём. Можно нарисовать пугающие горы, а можно сделать их манящими.
– И на горах изобразить птиц?
– Конечно, ведь ты же видел их, они – часть этих скал.
Учитель постоянно тревожил мысль и чувства своего ученика.
– Ты знаешь, что почти все люди потрясающе глухи? – сказал он однажды, когда увидел мальчика сидящим над речным обрывом и о чём-то размышлявшим. – Они всё, что свистит у них в ушах, называют одинаково – ветром!
– Я не задумывался над этим, – ответил Анн, – но мне показалось, что со мной разговаривали разные ветры. Внизу, у самого подножия гор, живёт один, расслабленный и тёплый, он – ленив и не хочет никуда мчаться. А когда забираешься выше, то встречаешь другого – энергичного, стремительного. Вероятно, это брат первого, потому что они немного похожи. А ещё выше обитает третий. Вот он-то, наверное, чужак, потому что налетает сухими, жёсткими порывами, словно бы и не живёт здесь, не чувствует себя дома. А ещё у верхнего ветра и двух нижних – разные голоса.
– Это хорошо, что ты слышишь их голоса, – сказал Фланк. – Постарайся не забывать это уменье, развивай его в себе. Глухота восприятия ведёт к глухоте души.
И он давал всё новые и новые странные задания Анну. Например, спеть о том, что Анн видел на вершинах гор.
Скоро ноги и руки Анна окрепли, пальцы научились чувствовать камень, держаться за него, тело – сливаться с телами огромных великанов, по которым он ползал, попадая подчас в очень опасные места. Если ты отделяешь себя от скалы, на которую стремишься взобраться, то так и будешь чужим ей – и она отвергнет тебя, оттолкнёт, сбросит. Спящий каменный великан почувствует надоедливую щекотку и передёрнет плечами, стряхнёт человека-блоху. Однако если слиться с камнем, стать ему родным, то легко удержаться даже там, где пальцам, кажется, вообще не за что ухватиться. Появившееся внутреннее равновесие хранило его от падений.
А ещё он действительно научился слушать музыку разных мест. Когда Анн перебирался с места на место – мелодии менялись. Это было удивительным. Он не подбирал к ним слова, хотя мог бы. Словами были небо, сами горы, ящерки и птицы, кусты и ручьи. Он слышал, как они говорят, и говорил с ними. В такие дни Анн даже не задумывался, на какой уступ ему ставить ногу, за какую трещину в скале хвататься – сама мелодия вела его.
