Читать книгу: «Юхан», страница 5
Для чего все это?
Каждый вечер Юхан проводил за чтением. Он не желал есть, говорить, работать, —только одно желание вырисовывалось в его мозгу – читать. Это было его любовью, страстью, работой, увлечением, целью и мечтой. Он всю жизнь мечтал о таком уединение и такой концентрации. Два огромных пакета, в которых Юхан привез книги, невероятно быстро опустошились. Прочитанные книги убирались под кровать, порой Юхан перечитывал их. За два года в избе не осталось ни одной непрочитанной книги, страницы, буквы…
Иногда Юхан обменивал шкуры зайцев или тушки птиц на книги, которые привозил Эрсан.
Чтение было страстью. Принимая во внимание то количество и чувство, в котором читал Юхан, было понятно, что страсть эта заслуживает эпитет – больная. Возможно, Фрейд нашел бы в ежедневном рвение зачатки фетишизма и извращения.
Если поездка в Якутск была вызвана юношеской взбалмошностью, самоуверенностью или же критичностью, то чтение – взрослым и взвешенным решением, к которому он долго шел.
Но оба эти факта дополняют друг друга. Затворничество и некий аскетизм подпитывают интерес к чтению, как к единственному здравому развлечению. Чтение же и результирующее чувство довольства, появляющиеся в процессе чтения, убеждали Юхана в верности своего уединения. Эта пара стала опорой его жизни, не дающей спиться или сойти с ума от одиночества.
Замечательные мысли почерпнул Юхан из книг. Это были исторические романы Пикуля и Карамзина, работы Толстого и Достоевского, произведения античных мастеров, рассказы Чехова, Куприна и Бунина. В этой мрачной избе с низким потолком и черной голландкой, которая вогнала бы любого в уныние и тоску, Юхан открывал и степенно познавал миры и грани человеческого разума.
Очень давно, еще в детстве он понял, что книги – это нечто отличное от всего, что он знал. Нечто личное, а порой даже интимное. И в тоже время он понимал, что вряд ли кто-то всерьез воспримет его увлечение. Сложно стать не геологом в семье геологов. И он поддался. Но работал под прикрытием, притворяясь. Притворство – это всегда дурно, ведь оно обратно искренности, а искренность слишком тесна связана со справедливостью, поэтому Юхан вполне мог назвать себя – несправедливым, – но он, как мог, старался оправдать себя. Ведь цель оправдывает средства. А цель была одна – личное, тесное общение с миром книг. Юхан осознавал, что уходит в крайность, и за ворохом красивых слов скрывается банально прозаичная мысль: убежать от людского в угоду нематериальному. И он убежал. Отрёкся от мира людей, сохранив лишь пару ниточек, связывающих его с человечеством. Возможно, по этим ниточкам он хотел вернуться, но Юхан утаивал от себя эту мысль на краю сознания. Одна из ниточек – письма домой. За двадцать два месяца на столе скопилась внушительная стопка из писем, которые, как и все вещи с «континента», привозил Эрсан. Поначалу письма были написаны маленьким почерком матери, круглые завитушки и наклонные палочки рассказывали о чем-то далеком и непонятном для Юхана, ему было тяжело представить, что есть иная жизнь, жизнь без тайги и мрачной голландки. Но в последнее время письма стали писаться твердой рукой отца. Буквы были выведены строго и четко, словно напечатанные. Как же радовались оба воссоединению семьи (пускай лишь на бумаге), прощению нанесенных обид. Ни отцу, ни сыну не было понятно, для чего так затянулась ссора. Ведь она могла прекратиться одним емким и значимым словом: «Прости». Но все позади.
Примирение с отцом было первым шагом к примирению с миром. Читая «Мои университеты» Горького Юхан наткнулся на такие слова: «…Вы человек способный, по природе – упрямый и, видимо, с хорошими желаниями. Вам надо учиться, да – так, чтоб книга не закрывала людей…».
В словах был заключен смысл, которого всегда избегал Юхан, не позволял себе размышлять об этом. Слова больно обожгли его. А ведь он знал, что ушел от людей, от родителей не для их счастья, а для себя. Книги читались единственно для себя, не для помощи окружающим. Юхан был готов умереть за знания, при этом не поведав истины никому. Прочитанное больно укололо Юхана, и он уже не мог отделаться от мысли, ставшей навязчивым доказательством его эгоизма. Он все чаще мерил избу шагами, размышляя вслух.
Семь шагов, разворот, снова семь шагов – и так часами.
Айдар смотрел удивленно на хозяина – ему казалось, что Юхан говорит с ним.
– Если книга не обманывает, а обманывать она не может по моему твердому утверждению, то выходит, что я живу в затворе единственно ради самодовольных чувств, отравляющих мою душу.
Юхан делал семь шагов до двери, у которой сидел Айдар в надежде, что человек погладит его по голове, но человек разворачивался и снова шагал до кровати.
– А ведь действительно порой меня очень радует мысли, что я живу праведно и верно, а другие же люди испорчены и глупы. Но разве я прав? Неужели я думаю, что я лучше их, лишь потому что отказался от цивилизации. И почему я отделяю себя от всех? Почему есть «Я», а есть «Они»? Разве не правильнее думать о людях, как о едином целом?
Юхану было больно думать о том, что он провел многие месяцы в тайге не для благой цели, а лишь ради себя. Но этот вывод так и напрашивался.
– То есть выходит, что я потратил два года (!) жизни впустую!? Я же не сделал ничего полезного. Чему цена всей этой макулатуре, – Юхан бросил взгляд под кровать, – если мысли, содержащиеся в книгах, не будут применены никогда? Быть может, это помогло мне, но ведь я не бессмертный! Я рано или поздно умру. Может, завтра меня загрызет волк, или я отморожу ноги. И все… Не будет ни меня, ни мыслей, останется только паспорт и Айдар, охраняющий мой окоченевший труп.
Айдар, услышав свое имя, игриво повернул голову.
– А как же родители, они и так не понимают, что я здесь делаю. Да я и сам не понимаю уже! Но если смотреть с другой стороны. Вот есть же Отец Сергий у Толстого, бросил службу, отрекся от славы, стал монахом. И тоже, как и я страдал от тайного тщеславия. Но остался в затворе, отрубил пальцы, дабы усмирить плоть. Но он сдался. Любовь людей победила, и принять ее он не мог. А ведь я куда слабее Отца Сергия. И он хотя бы знал для чего все лишения – для службы богу.
Но я мало того, что слабее духовно, так и не знаю уже точно, зачем я здесь. Ведь отдавать все силы, всю энергия, молодость нужно за дело верное, благое. А уверен ли я в благости затвора. Нет. Может, поэтому-то и стоит бросить все это, вернуться к людям. И жить! И так ведь много времени потерял. Два года пожил для себя. А теперь же нужно спешить и жить для людей!
Вдруг неожиданная нежность ко всему живому остановила болезненный поток сознания. Юхан перестал мерить избу и вдруг что-то понял, что-то неоформленное. Это нельзя было объяснить словами, изобразить на холсте или сыграть на флейте, это было чувство новое для него и еле уловимое.
Юхан сел, почти упал, на пол и подозвал Айдара.
– Прости меня, дурака. Все такая глупость! Вздор! Ведь не в книгах жизнь, а тут, – Юхан приложил руку к груди, – А я будто и забыл, все говорю о чем-то, а главное-то позабыл…
Юхан прижал счастливого Айдара к себе, зарыв лицо в мягкую шерсть.
–…прости…
По щеке потекла горячая слеза. Юхан плакал от радости. Впервые за два года…
