Читать книгу: «Истории из прошлого», страница 6
Не надо шуметь
После четырех бутылок пива и вкусной горячей пиццы Сергей чувствовал приятную, легкую усталость. Он облокотился на спинку деревянной скамейки, запрокинул голову и наблюдал, как облака сигаретного дыма поднимаются вверх, к запыленной лампочке и, теряясь среди зеленых листьев, уплывают в черное, покрытое облаками, ночное небо. Рядом о чем-то галдели приятели, но Сергей не участвовал в разговоре. Правой рукой он поглаживал теплое, округлое плечо Анжелы.
Чьи-то трудолюбивые руки превратили площадку перед подъездом старенькой «хрущевки» в уютную беседку с двумя скамейками,увитую виноградом. Сейчас посередине одной из скамеек распластался полиэтиленовый пакет, на котором громоздились двухлитровые пивные бутылки и валялись пакетики соленого арахиса, чипсов и крекеров.
Этот уютный уголок Сергей с приятелями обнаружили в конце весны совершенно случайно, бесцельно слоняясь ночью в пьяном кураже. С тех пор все их субботние вечера проходили в беседке маленького, старого дворика в Каштановом переулке, одним своим концом выходящего на огромный пустырь, где валялся скелет огромного, недостроенного здания, назначения которого уже никто в Пустошеве не помнил.
«Интересно, который час?», – подумал Сергей.
– Молодые люди, вам еще не надоело орать? Уже половина двенадцатого! Мне что – в полицию позвонить, или вы сами уйдете?
Громкий женский голос, прозвучавший с темного балкона пятиэтажки, был частью субботнего ритуала и никого не пугал.
– Извините, женщина, – проорал в ответ Витя Седаков, – мы больше не будем! Не надо полицию!
В ответ над их головами грохнула балконная дверь. Девчонки захихикали, Светка Колесникова потянулась к пиву.
«А ведь когда-нибудь она перестанет терпеть и вызовет полицию», – подумал Сергей и тут же отогнал эту мысль.
Громко запищал домофон, стальная дверь подъезда открылась и на крыльцо вышел высокий, широкоплечий мужчина, в майке, открывавшей мускулистые загорелые руки. Тонкая белая ткань бугрилась на мощной груди. Мужчина постоял, давая глазам привыкнуть к яркому свету лампы под козырьком подъезда, а потом, начал спускаться по ступенькам.
– Мы вас разбудили? – поинтересовался Сергей, убирая руку с плеча Анжелы.
Мужчина не ответил. Он подошел к скамейке, на которой сидели Витя, Света, Анжела и Сергей, повернулся к ней спиной. Увидев, что колени мужчины начали сгибаться, Сергей отодвинулся к краю скамейки и потянул за собой Анжелу. Едва девушка отодвинулась, мужчина опустился на теплое дерево. Сергей почувствовал, как изогнулись доски.
– Не спится, ребята? – поинтересовался мужчина, вынимая из-за уха сигарету. Голос у него был тихий, хрипловатый.
– Есть немного, – ответил за всех Сергей и снова спросил, – мы вас разбудили?
Мужчина вынул из кармана зажигалку, прикурил и затянулся.
– Я просыпаюсь покурить, – сказал он, выдыхая дым. – Нравится беседка?
– Да, беседка – что надо, – сказал Витя Седаков.
– Сам делал, – сказал мужчина. – И лавочки, и беседку. Виноград посадил, лампочку пристроил. В этом дворе посидеть больше негде. Все скамейки посрезали.
Эту странность Сергей заметил уже давно – в уютном старом дворике, где, скорей всего, обитало множество пожилых людей, других скамеек не было.
– Это, наверное, из-за таких, как мы, – сказал он. – Хотя мы никогда позже полуночи не засиживаемся.
– Старые люди плохо спят, у тех, кто помоложе – дети. Ребенок проснется – потом три часа его укладывай, – мужчина усмехнулся. – Вас тут не очень любят. Но скамейки давно убрали. Пять лет назад. Из-за Шашлычника.
– Шашлычник? – оживилась Анжела. – Это же городская легенда, при чем тут он?
Мужчина вытянул левую руку, указывая в темноту. Сергей рассмотрел татуировку на его предплечье, комбинацию якоря, медвежьей головы, скалящей зубы, и андреевского флага. «Там, где мы, там – победа!», – гласила надпись под рисунком.
– Шашлычник жил в том доме, – сказал он.
– Чушь! – воскликнул Витя. – Это всего лишь старая страшилка, вроде гроба на колесиках.
Мужчина повернулся, тяжелым взглядом стирая нагловатую усмешку с его лица.
– Зачем вы нас пугаете? – спросил Сергей. – Мы уже скоро уйдем…
– Я не собираюсь вас пугать, – теперь мужчина смотрел ему прямо в глаза. – Я знал Шашлычника. Мы дружили. С детства. И в школе ходили в один класс.
Мужчина посмотрел на сигарету, давно потухшую в пальцах и, точным движением отправив окурок в урну, достал новую.
– Юрка был хорошим парнем, – сказал он, обжигая кончик сигареты. – Мать его одна воспитывала, душу вкладывала. Головастый был, но хилый – в детстве с весны до осени из простудыне вылезал, но это прошло, годам к тринадцати. Школу закончил с золотой медалью, в университете красный диплом отхватил, потом аспирантуру окончил – мужчина грустно улыбнулся. – А я после школы – в армию. Морская пехота…
Он замолчал, погрузившись в собственные мысли. В беседку влетел маленький серый мотылек и закружил вокруг лампочки.
– Восемь лет назад, – продолжил он, – это случилось. Какая-то шумная компания повадилась под Юркин подъезд. Засиживались допоздна, галдели. У него к тому времени жена была, ребенок родился. Девочка. Ну, а эти горлопаны ей спать мешали. Как-то вечером, когда они опять орать начали, Юрка спустился и попросил их утихомириться. Не знаю, как и что, но избили они его. Голову проломили, почку отбили. Глаз у него вытек.
– Может, он на них первый напал? – спросила Светка.
– Юрка? – посмотрел на нее мужчина. – Да он на таракана напасть не мог. Конечно, лучше бы напал. Ну, или мне сказал. Я бы им провел беседу. Разъяснительно-зубодробительную. Нет, ни на кого он не нападал, я в этом уверен.
– А что было потом? – спросила Анжела.
– Спасли его, – ответил мужчина. – Два месяца без сознания был, операций кучу сделали. Эти скоты повредили ему мозг, так, что он заново ходить учился. Поначалу даже ложку в руках держать не мог.
Жена его бросила, дочку забрала и уехала. Я недавно в «Одноклассниках» на нее наткнулся – в Германии теперь живет, замуж за какого-то бюргера вышла. А Юрку мать выхаживала. Долго. В конце концов он поправился, но на прежнюю работу вернуться не смог – голова была не в порядке. Пошел на автомойку работать.
– Я извиняюсь, – мягко перебил мужчину Сергей. – А что стало с теми, кто его избил? Их что – не посадили?
Второй окурок полетел в урну, мужчина потянулся, взял с соседней скамейки бутылку с пивом и сделал несколько больших глотков.
– Нет, – продолжил он. – Разумеется, в полицию заявление писали, но по ходу следствия выяснилось, что у одного из этих хмырей то ли мама, то ли папа на высокой жердочке восседает. Замяли дело. А Юркиной маме денег сунули. Она взяла. Надо же было его лечить.
Он полез за новой сигаретой.
– Через три года, ровно в ту ночь, когда Юрку избили – они вдруг исчезли. Поначалу их даже родители не хватились – мало ли, где чадо буянит. Потом стали искать. Когда пришли к Юрке домой, оказалось, что он тоже исчез.
В этот раз мужчина замолчал надолго. Он смотрел на яркую лампочку и при этом не жмурился.
– Их нашли на старой стройке за домом, – заговорил мужчина. – И Юрку тоже. Он отрезал им головы, нанизал их на кусок арматуры и зажарил на костре. Поэтому его Шашлычником и прозвали.
– Ужас какой, – Анжела дернулась, словно от неприятного прикосновения.
– Эксперты сказали, что, когда он головы отпиливал – хмыри еще живы были. Кричали, говорят, сильно. Но никто их не услышал. Странно. В недострое эхо такое, что, когда коты орут – вся округа слышит, а тут – ни звука.
Юрку, разумеется, арестовали. Потом, когда уже на суд его привезли – толпа накинулась на конвоиров. Юрку отбили и увезли. На следующий день его тело нашли на окраине города, в лесополосе. Какой-то ребенок собаку выгуливал, наткнулся. Похитители надели Юрке на голову черный брезентовый мешок и били, пока череп в труху не превратился.
С тех пор все, кто у нас во дворе после полуночи шумит – исчезают. С концами. Потому и скамейки посрезали. Люди говорят, что это – Юркиных рук дело, что он на том свете не успокоился.
– Да, что-то такое я и слышала, – сказала Анжела.
Мужчина кивнул, посмотрел на наручные часы и поднялся.
– Начало первого, – сказал он. – Шли бы вы отсюда, ребята.
– Почему? – спросил Сергей. – Мы не шумим, значит, Шашлычник нас не тронет.
– Дело ваше.
Мужчина поднялся на крыльцо и исчез в подъезде. Витя Седаков захихикал ему вслед.
– Забавный персонаж, – сказал он.
– Скажи это ему в лицо, – язвительно посоветовала Светка.
Сергей смотрел в темноту. Беседка уже не казалась уютной, а мрак за ее границами – необитаемым.
– Пойдем – он тронул Анжелу за плечо.
Девушка обернулась к Сергею и вдруг ее лицо перекосило от ужаса. В следующую секунду Анжела завизжала. Сергей взвился со скамейки, разворачиваясь туда, куда она смотрела. К визгу Анжелы присоединился Светкин.
У входа в беседку стоял человек, одного с Сергеем роста, в светло-синих джинсах и фланелевой рубашке. Лицо его закрывала черная ткань, без прорезей для глаз и рта. Вязкая красная жидкость стекала сквозь материю и капала на грудь мужчины. Безликий визитер поднял руку и продемонстрировал Сергею оскал старой, ржавой, покрытой бурыми пятнами, ножовки.
Инстинкты сработали раньше, чем охваченный ужасом разум, заставив Сергея развернуться, выскочить из беседки с другой стороны и броситься в темноту, подальше от окровавленной пилы.
– Бегите! – истошно заорал где-то сзади Витя.
Мужчина в белой майке сидел в беседке и снова курил. Рядом с ним на скамейке стояла запотевшая бутылка водки и два пластиковых стаканчика.
– У-у-у! О-о-о! А-а-а! Ы-ы-ы! – раздалось совсем рядом.
Мужчина улыбнулся. Из темноты в беседку вошел тот, чье внезапное появление заставило компанию припозднившихся гуляк броситься врассыпную. Пришелец опустился на скамейку, положил ножовку и стащил с лица черный мешок.
– Сдриснули, – сообщил он, отдуваясь, – блин, жарко в этом мешке.
– Зимой легче будет, – ответил мужчина.
– Сань, а, может, в следующий раз, ты в маске походишь?
– Олежка, не порти сценарий, – ухмыльнулся Саша. – Я живу в этом подъезде. Я выхожу и рассказываю страшную историю, потом появляешься ты. Все красиво, схема работает. Зачем что-то менять?
– Ладно, – согласился Олег. – Эти четверо сюда точно больше не сунутся.
– Ага, – кивнул Саша и указал на мокрое пятно на асфальте, – кто-то придет домой в мокрых штанах.
– Это белобрысый, точно. Худой сразу дернул.
– Мда.
– Знаешь, что меня больше всего удивляет? – спросил он. – Они никогда не возвращаются.
– Это потому, что ты очень убедителен в своем амплуа.
Саша взял бутылку, наполнил водкой стаканы и протянул один Олегу.
– За Юрку, – сказал он.
Мужчины выпили, не чокаясь.
Добравшись до своей квартиры в новенькой, круглосуточно охраняемой многоэтажке, Сергей первым делом зажег свет во всех комнатах и включил телевизор. Только после этого страх отступил, вернулась способность размышлять. Сергей хотел найти происшедшему разумное объяснение. «Это просто розыгрыш, – решил он. – Сначала один человек рассказывает страшилку, потом второй ее изображает».
Сергею было стыдно за свое позорное бегство, а от понимания того, что их с друзьями разыграли, стыд стал невыносимым. Он взял телефон и набрал Анжелу, но ее номер был отключен. Тогда он позвонил Светке, потом Виктору – оба звонка остались без ответов по той же причине. «Неужели, этот спектакль они устроили, чтобы меня напугать? – подумал Сергей».
В коридоре раздалась мелодичная трель домофона. «Это они, – решил Сергей». Он поднялся с дивана, вышел в коридор и снял трубку.
– Да?
На другом конце провода молчали. Сергей посмотрел на маленький монитор, показывавший пост ночного консьержа – там никого не было. Тогда он повесил трубку и вернулся в комнату.
То, что в гостиной что-то изменилось Сергей понял слишком поздно. Лампы в люстре горели тускло, тени от предметов сгустились, а воздух был странно холодным. Второй раз за одну ночь страх бросился в кровь Сергея. Он резко повернулся на пятках и увидел Шашлычника.
Ночной пришелец, который испугал их компанию в беседке, был одного с Сергеем роста. В гостиной стоял настоящий гигант, ростом никак не меньше двух метров. Лицо колосса скрывал черный мешок, но кровь стекала из-под него не на рубашку, а струилась по голому, бугрящемуся мышцами, торсу на длинный, до пола, кожаный фартук. Ножовка в руке блестела хищно и остро, а в длину была не меньше метра.
Сергей открыл рот и закричал. Рациональная часть сознания говорила, что это бесполезно, что соседи и охранники, давно привыкшие к его частым гулянкам, не обратят на крик никакого внимания. Но это было единственное, что Сергей мог сделать ради своей защиты – Шашлычник отрезал ему путь к двери, оружия в комнате не было, а удрать через окно восемнадцатого этажа можно было разве что на тот свет.
Сергей изумился собственному крику. Он кричал изо всех сил, но не слышал ни звука. Окровавленный гигант поднял ножовку и двинулся на него. Сергей стал отступать, не сводя глаз с блестящего лезвия. Сделав три шага, он упал на диван и замер, скованный ужасом. Сергей все еще пытался кричать.
Шашлычник склонился над ним, кровь закапала на лицо Сергея.
– Не надо шуметь, – сказал колосс.
Сергей потерял сознание.
Он никогда не был там, где пришел в себя, но прекрасно понял, где находится. Сергей лежал на холодном бетонном полу заброшенной стройки. Рядом с ним лежали Анжела и Светка. Никто из них не был связан, никто из них не пытался бежать. Девушки смотрели в центр комнаты, где горел большой костер.
Рядом с костром стоял сколоченный из досок шаткий стол, возле которого стоял Шашлычник. Одной рукой он придерживал лежащего Витьку и пилил его шею ножовкой. Полуотпиленная голова с открытыми глазами моталась из стороны в сторону. Скоро к мягкому треску рвущихся тканей добавился хруст перепиливаемого позвоночника и, через несколько мгновений голова была отпилена. Шашлычник ловко поймал ее в воздухе, спихнул со стола тело, отложил ножовку и взял в руки длинный металлический прут. Вставив его в левое ухо Витькиной головы, гигант сделал резкое движение и острый конец прута с негромким треском выскочил из правого уха. Шашлычник повертел прутом, оценивая результат, потом положил его на стол и направился к Сергею, отмеряя длинными шагами короткие секунды его оставшейся жизни.
г. Симферополь, август 2015 года.
Черная швабра
В то утро Виктория Лаврентьевна ворвалась в офис, словно вихрь. Она опаздывала на очень важное совещание, документы для которого, как назло, забыла вчера в своем кабинете. В тот момент, когда она с грохотом распахнула дверь приемной, в большой светлой комнате находились несколько сотрудников ее организации. Рабочий день еще только начинался, люди убирали верхнюю одежду в шкафы, попутно перебрасываясь ничего не значащими фразами.
Виктория Лаврентьевна уже видела дверь своего кабинета. Ни на кого не глядя, она сделала шаг, потом другой. На третьем шаге правая нога за что-то зацепилась, резко останавливая движение женщины. Виктория Лаврентьевна высвободила ногу, но законы гравитации уже вступили в действие – сделав еще три широких, нетвердых шага, она начала падать. Сергей Павлович, ее заместитель, бросился спасать ситуацию. Худой коротышка попытался удержать свою начальницу от падения, но это было все равно, что пытаться голыми руками остановить летящий под откос грузовик. Охнув, Виктория Лаврентьевна свалилась на пол, больно ударившись локтем и коленом, а Сергей Павлович спикировал на нее сверху, крякнув то ли от досады, то ли от удовольствия.
В приемной повисла напряженная тишина. Сотрудники замерли в совершенной неподвижности, словно решили поиграть в «море волнуется», на лицах некоторых медленно расползались растерянные улыбки.
Как жаль, что рыцаря отважного стремленью,
Не суждено было препятствовать паденью.
Продекламировав эти строки, компьютерщик Витя Скворцов подошел и протянул руку Сергею Павловичу.
– Вставайте, шевалье, – сказал он. – Иначе, боюсь, вас могут стряхнуть.
Замдиректора поднялся на ноги и, в свою очередь, подал руку Виктории Лаврентьевне. Вставая, она поймала левой пяткой пустоту и чуть было не упала снова – оказалось, что при падении оторвался каблук. Это была катастрофа.
Виновница трагедии лежала тут же. Это была швабра. Очевидно, она была прислонена к столу, мимо которого Виктория Лаврентьевна пыталась промчаться на всех парах. Коварный инструмент был выполнен из странного дерева, черного, словно сажа; непонятные резные символы покрывали его ручку, отполированную до блеска бесчисленными прикосновениями рук.
– Что это? – спросила Виктория Лаврентьевна, ткнув пальцем в швабру.
– Швабра, – неуверенно проблеяла сзади секретарша Оля, выскочившая на грохот из своего закутка в директорской приемной.
– Спасибо, – прошипела Виктория Лаврентьевна, массируя ушибленный локоть. – Я и так вижу, что это швабра. Мне интересно, какого черта она делает в приемной?
– Ой, это нашей новой уборщицы, – затараторила Оля, – Вероники Годлумтакатиевны. Она вчера отпрашивалась в больницу, не успела убрать, поэтому пришла утром.
– И где же она?
– Пошла за водой, наверное, – пожала плечами Оля. – Пол мыть.
– Когда вернется – сразу ко мне. Я ей мозги промою, раз она техники безопасности не знает.
С этими словами Виктория Лаврентьевна проковыляла в свой кабинет. Там она сбросила искалеченные туфли и переобулась в другие, попроще, но более удобные, которые обычно носила в офисе, затем нашла в ящике стола папку с забытыми документами, бросила ее в сумку и уже устремилась к выходу, но тут кто-то тихонько постучал в дверь. Виктория Лаврентьевна уселась за стол, приосанилась и громко сказала:
– Войдите!
Новую уборщицу директриса видела впервые – ее приняли на работу несколько дней назад. Поэтому, глядя на маленькую, очень старую, смуглую женщину, Виктория Лаврентьевна не могла скрыть удивления. Под расстегнутым синим халатом уборщицы, виднелось похожее на балахон пестрое одеяние, увешанное какими-то странными украшениями из дерева и кости; яркий разноцветный платок покрывал голову и к нему тоже были привешены какие-то побрякушки и монеты. Старушка опиралась на злосчастную швабру, орудие убийства дорогих итальянских туфель.
– Что же вы, уважаемая, инвентарь бросаете, где попало? – не предлагая уборщице присесть, начала директриса. – Ваша швабра меня чуть на тот свет не отправила!
Взгляд уборщицы не выражал ни вины, ни раскаяния.
– Ну, что же вы молчите? – спросила Виктория Лаврентьевна. – Я из-за вас туфли испортила. Что мне теперь – их стоимость из вашей зарплаты вычесть? В таком случае вам здесь лет десять бесплатно убирать придется.
Старушка посмотрела на искалеченную обувь, брошенную в углу кабинета.
– Тебе бы не ругаться, а Бога благодарить, что жива осталась, – медленно сказала она тихим, потрескавшимся от времени голосом.
Виктория Лаврентьевна ожидала чего угодно, от смиренного покаяния до откровенного хамства, но никак не спокойного, уверенного ответа.
– Ты что же это, кляча старая, – прошипела она, багровея, – угрожаешь мне?
Уборщица не ответила. Разъяренная ее спокойствием директриса обошла стол и резким движением выдернула швабру у нее из рук. Старушка вскрикнула от сильной боли.
– Молчать, – бросила Виктория Лаврентьевна. – Твоя швабра побудет у меня. Пока деньги за туфли не вернешь – убирать будешь руками, поняла?
– Напрасно ты это затеяла, – старушка растирала запястье левой руки. – Отдай. Хуже будет.
– Пошла вон, – зарычала директриса. – Вон пошла сейчас же!
Уборщица вышла.
– Присаживайся, Дорофеева, разговор есть. Садиться пока не предлагаю, но все может быть.
Михаил Константинович Четвергов, начальник Виктории Лаврентьевны, громко рассмеялся. Она подхихикнула в ответ.
– Ладно, шутки в сторону, – он припечатал ладони к поверхности стола. – Виктория, ты гостей ждешь?
– Нет, – ответила она.
– А надо бы, – вздохнул Четвергов. – Казначеи к тебе завтра придут. С проверкой.
– Да как же?! – Виктория Лаврентьевна подалась вперед в мягком кресле. – Завтра? А почему я об этом только сегодня узнаю?!
– Не ори, – осадил ее Четвергов. – Я сам, когда узнал, чуть не обделался. Это нам с тобой, дорогая, еще повезло – проверка внеплановая, секретная.
– Такого никогда не было…
– Теперь есть, – сказал он. – Что у тебя с бухгалтерией?
Виктория Лаврентьевна пожала плечами:
– Сами знаете.
– Проверяющие придут завтра около десяти, – он взглянул на часы. – У тебя семнадцать часов, чтобы все поправить. Думаю, справишься.
– Как, Михаил Константинович? – спросила она. – Там же целая куча документов!
– Значит, не теряй времени, – Четвергов поднялся из-за стола.
– Может, – неуверенно начала она, – вы мне поможете?
– Так, Дорофеева, – он повысил голос. – Ты за кого меня принимаешь? Я – честный человек на высоком, ответственном посту. Чистые руки, понимаешь, незапятнанная репутация. В чем я тебе должен помочь? Двойную бухгалтерию разгрести?
Последний вопрос был задан грозным, громовым тоном, отчего у Виктории Лаврентьевны сработал «рефлекс подчиненного» – она опустила глаза в пол.
– Иногда я не понимаю, зачем тебя защищаю – сказал Четвергов. – Ну, посадят тебя, а мне что до этого? Ведь проще найти другого директора и работать дальше, а я… жалко мне тебя почему-то.
Она хотела что-то сказать, но Михаил Константинович остановил ее нетерпеливым жестом.
– Иди, Дорофеева, не теряй времени.
Виктория Лаврентьевна откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Часы в углу компьютерного монитора показывали половину первого ночи. Затекшая от долгого сидения поясница ныла, под веки кто-то словно насыпал песка, но директриса была собой довольна. Сложную работу, которую, на первый взгляд, невозможно было выполнить за несколько часов, она почти закончила. Оставалось подправить еще пару документов, потом можно будет вызвать такси и ехать домой спать. Но сейчас Виктория Лаврентьевна чувствовала необходимость размять начальственное тело. Охая и упираясь ладонями в поясницу, она поднялась из-за стола и вышла из кабинета.
Не включая ламп, директриса прогуливалась по кабинетам, между столов со спящими компьютерами, погасившими глаза-мониторы, когда тишину офиса нарушил громкий звук, в котором она узнала громкую дробь чьих-то быстрых шагов, и дробь эта доносилась из приемной.
Виктория Лаврентьевна похолодела от дикого ужаса. Она не подумала о том, что тот, кто топочет сейчас в приемной, прошел сквозь две запертые двери, страх директрисы был продиктован другим обстоятельством – она не заперла дверь в собственный кабинет, где сейчас, на открытом доступе, лежали документы, по которым запросто можно было получить пять лет с конфискацией имущества.
Резко повернувшись, Виктория Лаврентьевна бросилась к своему кабинету. Вылетела в приемную, зажмурилась – резкий свет от включенных ламп ударил в глаза. В этот момент топот повторился: кто-то пронесся совсем рядом, так, что директрису обдало потоком воздуха.
– Стоять! – крикнула она и услышала в ответ приглушенный хлопок входной двери.
Глаза Виктории Лаврентьевны уже привыкли к освещению. Женщина бросила за беглецом. Когда она пересекала приемную, свет снова погас, заставляя глаза адаптироваться, но теперь уже к темноте. Потеряв возможность ориентироваться, директриса попыталась затормозить, но ударилась бедром об угол стола и обрушилась на пол, основательно приложившись головой к полу, но страх заглушил боль. Виктория Лаврентьевна вскочила и бросилась в кабинет.
К счастью, все документы лежали там, где она их оставила. Директриса громко вздохнула, пытаясь успокоить сердце, и тут заметила, что черная швабра, стоявшая доселе в углу, исчезла.
– Ах, ты старая сволочь, – прошипела Виктория Лаврентьевна.
В этот миг прямо под окнами директорского кабинета раздался громкий, ехидный, старушечий смех. Где-то там, в темноте, безвестная уборщица, ловко провернувшая спецоперацию по освобождению плененной швабры, потешалась над своей начальницей.
Рыкнув от злости и унижения, Виктория Лаврентьевна широкими шагами двинулась к выходу на улицу. Проявленная при похищении швабры прыть, должно быть стоила старой карге огромных усилий. В любом случае, от более молодой начальницы ей не уйти.
Директриса пересекла уже половину ведущего ко входной двери коридора, когда увидела, что та медленно открывается ей навстречу. Очевидно, старая ведьма решила вернуться на место преступления, такие, как она, всегда возвращаются. Виктория Лаврентьевна остановилась, и, уперев руки в бока, приняла «позу сахарницы», одну из своих любимых боевых стоек.
Но на пороге стояла не уборщица, а здоровенный чернокожий мужчина в юбке из сухой травы. Лицо его было разрисовано странным узором из белых полос; ожерелье из чьих-то больших, белых зубов спускалось с шеи на мускулистую грудь. Черепа птиц и мелких животных свисали с пояса, ударяясь друг о друга при каждом движении своего хозяина.
Палку в руке страшного гостя Виктория Лаврентьевна узнала без труда. Точно так же выглядела ручка только что украденной швабры, но эту палку венчала не поперечина для наматывания тряпки, а длинное копейное острие, на которое была насажена чья-то голова. Директриса застыла, руки, как плети, повисли по бокам туловища.
– Вы что здесь делаете? – натужно прохрипела она.
Сверкнув широкой улыбкой, мужчина повернул копье так, чтобы Виктория Лаврентьевна увидела лицо головы. Директриса вздрогнула, почувствовав, как спина покрылась холодным липким потом.
Это была ее голова.
От ужаса Виктория Лаврентьевна схватила себя за уши. Уши были на месте. Испуг начал проходить, унимая дрожь в коленях, директриса открыла рот, готовясь к семиэтажной контратаке, но тут голова на копье открыла глаза и губами послала ей воздушный поцелуй, при этом, изо рта головы на щеку выполз здоровенный черный жук.
– Воровка, – сказала голова голосом Виктории Лаврентьевны.
Ужас парализовал разум директрисы. Сделав несколько шагов назад, она внезапно подпрыгнула и бросилась прочь. Виктория Лаврентьевна бежала в свой кабинет, дверь в который была надежно защищена кованой металлической решеткой, а в спину ей летел веселый, басовитый хохот.
Вбежав в кабинет, директриса увидела, что ее стол перевернут вверх ногами, а в центре столешницы горит небольшое, бездымное пламя. Уборщица была тут же, сидела в директорском кресле и, нацепив на нос огромные очки, перелистывала документы, над которыми совсем недавно поработала Виктория Лаврентьевна. Когда директриса вбежала в кабинет, старушка отложила листы в сторону и улыбнулась.
– Интересные тут у тебя дела творятся, – сказала она с улыбкой и постучала пальцем по бумагам.
От увиденного глаза директрисы полезли на лоб, как у лягушки, которую надувают через соломинку.
– Ты-ы-ы, – подвыла она. – Как ты сюда попала?
– За шваброй зашла, – ответила уборщица, как ни в чем не бывало. – Смотрю – а ее здесь нет. Куда ты ее спрятала?
– Ах ты, старая гадина, – прошипела Виктория Лаврентьевна. – Да я ж тебя…
– Не отдашь, значит, – с грустью констатировала старушка. Она сняла очки, убрала их в карман халата, и взяла с колен красную папку. – Ну, тогда я это заберу. Принесешь швабру – отдам, поняла?
– Хрен тебе! – диким голосом заорала Виктория Лаврентьевна, подскочила к уборщице, вырвала папку из ее пальцев и швырнула в прогрызавший столешницу огонь.
Ярким столбом пламя рванулось в потолок, расплескивая вокруг себя жар. Правый рукав блузки директрисы вспыхнул. Виктория Лаврентьевна закричала, завертелась на месте, пытаясь сбить пламя, а старушка наблюдала за ней. Уборщица смеялась все громче и, словно отвечая на ее смех, пламя на рукаве разрасталось. Когда вспыхнула дорогая завивка на директорской голове – старушка исчезла. Хохот оборвался, освобождая место для диких криков Виктории Лаврентьевны, а вскоре утихли и они.
Спасти здание, в котором размещалась подвластная Виктории Лаврентьевне организация, удалось только благодаря припозднившемуся ночному прохожему. Пожарные быстро потушили сильное пламя и вошли внутрь.
По всем признакам выходило, что источник возгорания находился в кабинете директора. Огонь бушевал здесь сильнее всего. Однако ни сами пожарные, ни эксперты, приглашенные позже сотрудниками прокуратуры, не смогли объяснить того, что обнаружилось в директорском кабинете после того, как пламя отступило.
Мертвая Виктория Лаврентьевна сидела в кресле за своим столом, держа в руках красную папку с документами. Пламя не коснулось директрисы, чьи открытые глаза выражали ужас, а волосы поседели.
Пожарные утверждали, что рядом с директорским креслом стояла, тоже не пострадавшая от огня, странная черная швабра, с вырезанными на ручке непонятными знаками, однако следователи, прибывшие на место трагедии вскоре после огнеборцев, ничего подобного не обнаружили, зато очень обрадовались содержимому красной папки, вынутой ими из мертвых пальцев директрисы. Документы не пострадали.
г. Симферополь, 07 февраля 2015 года.
