Читать книгу: «Ночь. Рассказы», страница 12

19

Горохин добрался до общежития и повалился на кровать, не раздеваясь. Скрипнули пружины. Он устало выдохнул.

– Как оно? – сонным голосом спросил Арсен.

– Нормально, – сказал Горохин в подушку, – слушай, Ара, дай немного денег в долг?

Ара слегка приподнялся.

– Ты ведь знаешь… – сказал он.

– Знаю-знаю, друзьям никаких долгов, – сказал Горохин. – Мне, правда, нужны. Зуб залечить.

– Вот что с тебя взять? Утром поговорим, – Ара отвернулся и укрылся одеялом.

Горохин так и заснул в пальто. По дороге домой он рассудил, что может сходить на консультацию. Обычно это бесплатно или совсем недорого. Немного денег есть. Еще можно одолжить. Утром он окончательно решил заскочить в клинику. Денег от Арсена он так и не получил.

Митя вошел в приемную со свежим ремонтом, стойкой администратора и крупным кафелем на полу. Девушка за стойкой любезно поздоровалась. Горохин замямлил про осмотр и консультацию. Попросили подождать.

Здесь пахло не как в больничке. Пахло цветочным освежителем воздуха. Из дверей кабинета не доносились стоны пациентов и визг бормашины. Здесь играла приятная музыка. По центру комнаты стоял журнальный столик. На нем разбросаны женские издания в мягком переплете. Горохин потянулся, но ничего не взял. Лень читать. Занимали собственные мысли. Он думал о ней. Думал, что в тот вечер мог бы вести себя интереснее и свободнее. Как бы устроить еще встречу? Если бы он проводил ее до квартиры, то знал бы точный адрес. А так только парадная. Номер телефона бы взять…

– Проходите! – обратились к Горохину.

Белый кабинет блестел стерильностью.

– Садитесь, – сказал доктор в медицинской маске, – сразу в кресло.

Горохин взглянул в плевательницу и сморщился. Там лежала груда вырванных зубов. Одни в крови, другие нет, одни гнилые, другие добела натертые с кистами. Их было штук пятнадцать не меньше.

– Ой, – сказал доктор и махнул рукой медсестре, – извините, сегодня принимали на удаление. Удаляем бесплатно, желающих полно. Убрать даже не успели, – он надел резиновые перчатки и пошевелил пальцами, расправляя складки. – Ну-с, рассказывайте.

И Горохин рассказал.

– Ложитесь полностью, – сказал доктор и нажал кнопочку на сиденье. Спинка плавно опустилась. – Вот здесь? – он постучал по зубу.

– Угу, – промычал Горохин.

– Давайте сделаем снимок, чтобы посмотреть, что там наковыряли.

Отвели в другую комнату. Там стоял стационарный компьютер, а на стене висели цветные и длинные жилеты. Посадили на стул. Медсестра сняла ярко-оранжевый жилет с подвязками на поясе. Она взяла руку Горохина и продела сквозь рукав жилета. Сначала левую, затем правую. Жилет туго надавил на плечи. Затем медсестра надела жилет на себя. Она взяла со стола маленький квадрат с проводом, сказала: «Будет немного больно», – и впихнула в рот Горохину. Коробочка здорово расцарапала десну.

Митя изумленно наблюдал, как над ним проводят некий обряд, будто посвящение в масоны.

– Готово! – крикнула медсестра.

Зашел доктор. Он снял маску и обнажил неровно выбритые щеки. Клац, он нажал на кнопку.

– Всё, идите, Вера, – сказал доктор.

Медсестра собрала жилеты и вышла.

Доктор взял ручку и ткнул в монитор.

– Здесь у вас в канале инструмент и не один, похоже. Надо все вытащить и прочистить каналы. Тут уже образовалась киста. Как все сделаем, рассосется. Случай непростой, но вылечить можно.

– А на что рассчитывать?

– Это вы про что?

– Ну… – Горохин замялся, – сколько будет стоить?

– А-а, вы про деньги. Так, значит это, еще хирург, – доктор поднял глаза, будто решал задачу в голове, – примерно будет… – и Горохин услышал цифру в три с половиной раза больше, чем сказала Шапкина. – Но это примерно.

В глазах потемнело. Митя попрощался с доктором, вышел к стойке и достал кошелек. Девушка за стойкой улыбнулась и сказала, что сегодня без оплаты. Горохин постоял в недоумении и как бы очнулся. Он улыбнулся в ответ и с жаром поблагодарил девушку, отчего та сконфузилась.

На улице зябко. Горохин поджал плечи и прислонил руку к щеке. В дальней части рта заныл зуб. Он стоял и мычал от тянущей боли, пока не увидел аптечную лавку через дорогу. На мгновение захотелось, чтобы этот зуб оказался среди тех в плевательнице. Горохин купил пачку анальгина и сунул таблетку в рот. Он жевал ее, стараясь надавливать больным зубом. Горечь и кислятину проглотил не запивая.

20

Глаза закрыты – пахнет спиртом и резиной от перчаток. Глаза открыты – слепящий свет лампы и она.

– Неужели три месяца прошло? – сказала Шапкина.

– Ага, – сказал Горохин.

– Так, открывайте рот.

Горохин помедлил.

– Там это… – он зажался.

– Давайте, давайте, – Шапкина взяла прибор для осмотра.

Она заглянула и резко отстранилась. Вместо зуба была развороченная красная дыра.

– А где…

– Аня, – он хотел взять ее руку, но она отдернула ее.

– Обращайтесь ко мне Анна Марковна.

Горохин вышел из поликлиники, достал пачку сигарет и закурил. Он с жаром втянул воздух, пропитанный табачным дымом, и с облегчением выдохнул. На площадке перед входом поблескивали серые лужи. В них отражался уныло-желтый свет фонарей. Он подошел ближе и взглянул в отражение между двумя истертыми носами ботинок. Оттуда глядел грустный черноволосый мальчик.

Осколки

1

«Это что за бизнес-центр? А где же школа?» – стоял в недоумении студент второго курса психологического факультета института Санкт-Петербурга. Он с раздражением ерзал в промерзлом пуховике и корчился от боли в животе. Этим утром назначена встреча со школьным психологом гимназии №136. Отнюдь не знания влекли в это холодное и овеянное полумраком зимнее утро. Студент думал об экзамене по практике. «Хорошо бы дали материал забрать, не то придется все записывать», – думал он.

Спозаранку он проснулся от звона будильника. С жалобным стоном отключил сигнал и уставился в темный потолок. «Только не закрывай глаза», – говорил он себе. Тяжело сглотнув ком в горле, он представлял, как отоспится позже. Свет небольшой комнатки взбодрил его. Он позавтракал пресной овсяной кашей на воде, надел грязный синий пуховик и вышел.

Ночь. Утро. Черт поймешь в такой теми! Студент шел на плохо освещенной улице и поминутно осыпал проклятиями какую-нибудь яму с грязью, в которую угодил. Прошел почти месяц календарной зимы, но снега не было. Даже мороза. Кругом во дворах влажная земля, по которой ступал студент до блеска начищенными ботинками. Поначалу он старательно обходил грязные места дороги, но спустя время плюнул и шел, как попало.

Пока спускался в метро, он щурился от проходящих мимо фонарей. В вагоне он смотрел на карту и рассчитывал маршрут: «Полчаса и я на нужной станции, минут десять идти. И в итоге я припрусь на час раньше! Как всегда».

На эскалаторе поднимались школьники, которые наверняка доведут до нужного места. Они пересекали подземный переход и быстро шагали вдоль каменноостровского проспекта. Студент не спешил, ведь и так раньше придет. Он шаркал по засыпанному песком асфальту и отпускал взглядом школьников, которые шли вереницей.

Студент проскользнул по освещенной улочке и встал в недоумении. Школьники влетали через громадную дверь застекленного здания в пять этажей. Студент робко подобрался к входу, всмотрелся в вывеску и прочитал, шевеля губами: «Гимназия №136». Он перевел взгляд на окно во всю стену, по ту сторону которого ходили люди в деловых костюмах. Внутри, в разных концах холла, располагались кафе с диванчиками. Там молодые люди в смокингах сидели и пили кофе. Рядом девушки в строгих платьях и на высоких каблуках вертелись перед зеркалом: кто взбивал волосы, кто малевал губы.

Студент постоял еще минуту и вошел. Напротив входа раскинулась широкая стойка, за которой стоял крупный гладко выбритый мужчина в тройке. Студент почувствовал тяжелый взгляд мужчины, снял шапку и пробормотал приветствие. Ему холодно ответили и вопросительно даже подозрительно уставились на него. Студент съежился и робко протянул:

– Я к Анне Михалне… Курпатовой, мне…

– А она еще не пришла, – сказал мужчина в тройке.

– Да я…

– Подождите наверху, – перебил мужчина, – четвертый этаж налево.

Прозвенел звонок. Школьники у зеркала оправили пиджаки и галстуки и разошлись по этажам. «Хорошо, что я надел рубашку, иначе бы вообще не впустили, – думал студент, – ну и школа, больше похожа на компанию биржевых маклеров». Он не спеша поднялся на четвертый этаж. Коридор уже опустел. Все на занятиях. Студент с любопытством рассматривал таблички на белых дверях: кабинет литературы, математика, химия, английский язык. «Шныряют здесь, словно бизнесмены, а учат-то самым обыкновенным предметам», – подумал он.

Тихо. Студент уселся на диванчик. На часах 9:07, встреча ровно в 10. Он вздохнул и задумался. Мысли завертелись.

По пролету этажей эхом раздался стук каблуков. Появилась молодая женщина в очках, в темной зимней куртке и с белым платком в руке, которым она бойко вытирала нос. Студент привстал.

– Это вы Александр? – сказала женщина сквозь платок.

– Да, я немного раньше, извините. А вы Анна Михална?

– Да, да, это я. Извините вы меня, я простужена, – она шмыгнула носом.

Анна порылась в черной глянцевой сумке и достала огромную связку ключей. Позвякивая, она долго перебирала связку и всматривалась в каждый ключ. Перед ними громоздилась двойная дверь и больше походила на вход в зал, чем в кабинет. Александр взглянул на красную табличку с надписью: «ППМС», – где первая буква стерта до основания.

– Хорошее название, – сказал он и ехидно улыбнулся.

Анна сделала вид, что не заметила остроту.

Они зашли в холл, в конце которого виднелась дверь в кабинет. В стороне с пола до потолка стоял аквариум без рыб. В нем журчали пузырьки, а вода меняла цвет то на бледно-красный, то на нежно-голубой.

В кабинете они устроились напротив друг друга. Пока включался компьютер, Анна задавала формальные вопросы, ответы на которые не слушала. Она спрашивала, на каком курсе Александр, какие предметы прошел, нужны ли ему отчеты и документы.

– Что ж, – сказала Анна, – вот наша главная задача, – она повернула монитор к лицу студента и пролистала слайды, на которых пестрели схемы и таблицы.

– Да-да, а скажите… – и тут Александр задал вопрос, после которого Анна нахмурила лоб.

– Ну, на самом деле… – ответила Анна отвлеченной ерундой, которая никак не связана с вопросом.

– Хорошо, – сказал Александр.

Анна радостно выдохнула. Студент задумался и сказал:

– А расскажите что-нибудь из практики?

Анна откинулась в кресле и положила конец пишущей ручки в рот. Она будто размышляла надо ли рассказывать именно этот пример или обойтись другим. Она странно улыбнулась и приблизилась, поблескивая очками.

– Есть одна девочка, – сказала она.

2

Конец августа. И хотя днем солнце светило еще ярко, а трава пышно зеленела, вечера становились все холоднее, а листва на деревьях бледнела. Теплым днем по широким улочкам городской окраины шла девочка. Шла напрямик к водному каналу и думала о конце безмятежных деньков и об еще одном мучительном году в гимназии.

«Еще год и ты свободна», – подбадривала она себя каждый раз, как мысли мрачнели. Она старалась не грустить и тут же отвлекаться как можно дальше и глубже.

Прохладный ветер разгонял ее черные и прямые волосы. В руке девочка несла красное яблоко. Она все отвлекалась и вечно забывала о фрукте. Только вспомнит на мгновение и тут же потеряет из виду, когда наткнется на что-то любопытное. Так она замерла, когда услышала кошачий писк.

Девочка осмотрелась по сторонам и пошла в направлении звука. Она пристально всмотрелась в дырку дома из подвала. Оттуда выпрыгнула рыжая кошка и убежала в сторону. Девочка отскочила. Рыжая снова показалась с котенком в зубах, висевшим за шкирку. Кошка запрыгнула обратно и выпрыгнула уже без ноши. Девочка приблизилась и заглянула внутрь дырки. Она поджала руки от умиления и весело расхохоталась. «Один, два, три», – считала она котят, указывая на каждого пальчиком. Девочка подмечала особенный окрас каждого: «Этот рыжий похож на маму, а этот темненький. И все полосатые! У маленьких переселение».

Девочка отошла и вдруг как бы заметила в руке яблоко. Она облизнулась и с размаху вонзила зубы в красный плод. Сладкий сок растекся по руке и подбородку. Во рту искрился кисло-сладкий вкус. Она увлеклась и не заметила, как в руке остался только черешок. Пальцы слиплись в яблочном соке. «Фи, как липко!» – скривилась она.

Девочка шла мимо зданий и будто бы что-то искала. «Поставили бы на углах домов умывальники. Так идешь себе, скушал яблоко и ручки помыл, – фантазировала она, – вот же висят эти никчемные водоотводы, пускай эта вода хранится, а потом поступает в умывальник!»

Красочный вид на блестящую воду внутри канала вывел из раздумья. Она замерла и все смотрела на продолговатую водную линию, которая колыхалась от слабого ветра.

По каналу проплывала лодочка, медленно раскачиваясь в стороны. В ней сидели двое: молодой человек с голым торсом и женщина с краю. Женщина махала газетой себе на лицо. Девочка пристально всмотрелась в пару. «Интересно, рискнет ли кто подмочить себя?» – подумала она.

– Эй, вы! – крикнула девочка, – гондольеры широколобые! Вы, в лодке! Чего вылупились?

Молчание.

Молодой человек лениво перебросил весла внутрь лодки и привстал. А девочка уже бросилась наутек в тесные улочки. «Слабаки!» – подумала она и остановилась перевести дыхание.

Последний день лета подкрался незаметно. Девочка лежала на кровати в своей комнате и размышляла: «Надо бы составить список, чего натворить за этот ужасный и, хвала всевышнему, последний год. Ай, ко мне снова будут цепляться с поступлением. Я им уже все сказала!»

Она нахмурила прямые и светлые брови. В голове рисовалась картина:

– Женя, ну почему ты решила пойти именно туда? – сказала и всплеснула руками тучная коротенькая женщина в затертом костюме. Это завуч. Она всегда донимала девочку ее будущим.

– Хочу туда, – сказала Женя.

– А ты разве училась в художественной школе?

– А я в душе художник!

Подошла высокая и стройная женщина в широких штанах и белой блузе. Классный руководитель. Она сказала:

– Женя, а почему же твои наклонности не проявились раньше?

– Я всегда была художником, – сказала девочка.

Женя встряхнула голову, прогнала воспоминания. Она взяла листок и пишущую ручку, на конце которой пушистый клубок. Улеглась на живот и задумчиво щекотала подбородок концом ручки. «Нет, это полная ерунда!» – как бы воскликнула она. Женя поставила пластинку Майлза Девиса на электрофоне, по комнате расплескался джаз. Под путаную импровизацию саксофона она записала:

1.      Поцеловать незнакомца.

Боже, это так романтично и так банально!

2.      Довести завуча до истерики.

Чего она боится? Я притащу ей крысу в кабинет. Такие миленькие продаются в зоомагазине. Белые и пушистые. Жалко крыску, потом поймаю ее и приручу. А если она сама любит крыс? Неудивительно. Это естественно – любить себе подобных. Поймает и заберет себе. Получается, я куплю ей крысу. Придумаю что-то другое. Конечно, можно заразить крысу бубонной чумой, надо только отправиться в средневековье за блохой. Нет, слишком жестоко! Погубить бедную крыску.

3.      Выступить перед школой (зачеркнуто несколько раз).

Они этого не стоят.

4.      Получить две двойки, три тройки, четыре четверки и пять пятерок по каждому предмету.

Над этим стоит попотеть.

5.      Первого апреля признаться в любви недомерку Артишокину.

Бедняжка, как бы он не умер от разрыва сердца, когда поймет шутку. Если вообще поймет.

6.      Отомстить этой твари, которая писала обо мне гадости на стенах.

Ее подружки отхватили сполна, сама же выкрутилась. Ничего, я придумаю что-нибудь оригинальнее, чем просто напрыскать баллончиком краски оскорбление на школе. А может, простить, и ее накажет кто другой? Отдать все веселье незнакомцу? Чушь! Надо подумать о бубонной чуме.

7.      Провести ночь на крыше.

Главное, чтобы с погодой повезло.

8.      Научиться играть на гитаре?

А этот недомерок Артишокин умеет, вроде. Спрошу.

9.      Самой сшить платье на выпускной.

Представляю, как я в нем выйду. С моими-то навыками в закройке. Я покажусь привлекательной только на параде платьев, сшитых из отбросов.

– Дочка! – раздался крик с другой комнаты, – ты приготовила форму?

– Почти, – так же криком ответила девочка, – осталось погладить!

Женя отбросила лист с ручкой. «Надо что-нибудь еще придумать, а то маловато», – думала она. Девочка неуклюже расправила гладильную доску и мучительно представила, как встанет завтра в семь тридцать утра, чтобы «припереться», как бы она выразилась, на эту «чертову линейку». Завтра Женя будет уговаривать себя встать, привести в порядок, надеть юбку-карандаш, белую блузу и пиджачок. Перед выходом начистит лакированные каблуки и отправится на открытие парада ежедневных унижений.

Неплохо бы лечь пораньше, чтобы не быть вялой на этом скопище нарядных полупарт-полулюдей. Она бы спросила у них: «Ну как, отскребли жвачки от себя за прошлый год?» – или же: «Надеюсь, вы стерли с себя мои художества, а то так неприятно, когда творчество блещет, а холст не готов».

Прозвенел телефон. Женя кинулась, позабыв об утюге. Пришло сообщение: «Привет! Пойдешь на линейку?» Девочка вскинула бровями. «Вот это да, – подумала она, – все лето провел без меня, а как наступил учебный год, так сразу привет». Она жадно надавливала на клавиши, печатая ответ. Отправила и дернулась, вспомнив об утюге.

«Да! Заботливый Дурак!» – ответила она.

Угрюмое утро. Серый угнетающий туман заволок дороги между домов. Улицы переполнены сонными и отутюженными школьниками. Самые маленькие одеты в черно-белую рябь, которая разбавлялась пестрым ранцем за спиной. Не совсем маленькие выглядели так же только размером больше, а вместо ранца висел в руках продовольственный пакет или вовсе ничего. И у всех цветы. Женя считала количество цветов в букете. Она надеялась, что кто-нибудь по рассеянности притащит четное число. Как же сконфузится педантичный учитель математики, который не сможет не посчитать цветы в букете.

Сквозь туман вырисовывалась площадка за гимназией. Появлялись старшеклассники в костюмах, которые курили с величественным видом, хотя и прятали тлеющий уголек от глаз учителей. «Слабаки! – думала Женя, – одиннадцатый класс, а все прячутся, как дети малые. Покажу им, как курят в старших классах! Надо внести в список».

Среди них стоял и он. Издали Женя усомнилась. Он ли это? Но подошла ближе – сомнения развеялись. «Он изменился», – подумала девочка.

Толстая старшеклассница толкнула Женю плечом и прошла с невозмутимым видом. Подружки толстой старшеклассницы засмеялись.

– Тварь! – прошипела Женя.

– Че ты сказала? – обернулась толстая.

В ушах зашумела кровь. Девочка сжала руки в кулаки и приготовилась. Нападать первой нельзя: останешься виноватой. Женя стиснула зубы и глядела в упор на обидчицу. Дыхание стало частым. «Сейчас будет», – сказала себе Женя. Толстая сделала шаг, но внезапно замешкалась, развернулась и ушла.

Женя расслабила кисти рук, повернулась и подскочила. В спину дышала классный руководитель.

Скука прокрадывалась в мероприятие. По центру площади стояли наспех сколоченные подмостки с микрофоном, а по бокам громоздились усилители. Родители с первоклассниками полукругом облепили сцену. Из-за этого скопища решительно ничего не видно. На сцену выходила директор и поочередно приглашала всю школьную свиту учителей. Из колонок прорывалось нагроможденное эхо слов, которые напрочь не разобрать. В перерывы выступлений включали веселенькую музыку, от которой морщились и закрывали уши.

Женя потеряла всякий интерес к происходящему и стала выискивать взглядом Артишокина. Однажды ему пришлось остаться без друзей. Небольшая откровенность с его стороны привела к роли изгоя в классе. Невыносимое одиночество среди таких же подростков. И когда его беспокойство стало отчетливо проявляться, забеспокоились и родители. Семья переехала в другой район. Артишокина перевели в новую школу. Он не пренебрег возможностью начать все заново. Когда он смотрел на Женю, то вспоминал себя и покрывался мурашками. Из сострадания Артишокин старался уделить ей внимание. На безопасном расстоянии.

Заморосил дождь – все засуетились. Динамики затрещали, люди толпились возле входа в гимназию. Накрывали головы кто пакетом, кто воротником пиджака, а кто просто вжимал голову в плечи. Женя побежала сразу к метро. Ее туфельки попадали в неровности – она подгибала ноги, как косолапый медвежонок. Женя представляла себя со стороны и хохотала на всю улицу. Представляла, как она неуклюже ступает на мощеную дорожку и размахивает руками так, что плечи пиджака подпрыгивают. «Ну надо же! – подумала она у входа в метро, – не взять зонт в этом городе, да еще и осенью!»