Читать книгу: «Однажды после смерти», страница 5
– М А Р И Н А!!! Точно – Марина! Теперь я вспомнил!
Дзен соскочил со стула, что вынудило живо подняться со своих мест всю престарелую делегацию. Капли слёз появились в глазах мальчика. «Марина», – уже тихим трепещущем голосом повторил он. От вида плачущего Дзена, слёзы навернулись на глазах у всех присутствующих, за исключением Ли Кэ-нуна. Старый разведчик подошел к мальчику, взял его за плечи и сказал:
– Дзен…эээ…Константин, всё это очень будоражит моё нутро и переполняет смешанными чувствами. С одной стороны, я, как и все здесь присутствующие, сожалею и сочувствую твоей трагически сложившейся судьбе. С другой, ты даже не представляешь, как для нас – людей преклонного возраста, важно откровение в том, что наши души бессмертны. Ты для нас – дар богов! Проводник между мирами! Я бы хотел теперь с тобой общаться остатки своих дней …Моё мнение таково – о тебе должна узнать если не вся страна, то уж точно достойные этого люди! Не бойся, я сведу тебя с «нужными» людьми и гарантирую тебе протекцию правительства Китая – ты и вся твоя семья будете жить достойно. Что ты на это скажешь, Константин? Ты готов рассказать свою историю высокопоставленным лицам? Уверен на сто процентов, что они оценят твои знания и щедро вознаградят. Информация о послесмертии – это самая ценная информация для любого смертного. Богатеи, так же как и нищие, смертны, и они готовы выложить целое состояние, чтоб обладать такими знаниями! У тебя ведь есть, что рассказать о потустороннем мире, не так ли?
Лицо мальчика резко переменилось. Дзен окинул свою родню презренным взглядом, будто пытаясь пристыдить их меркантильное намерение. Затем отвернулся от старика, задумчиво погладил свой подбородок правой рукой и сел обратно на стул. Влажные от слёз веки его быстро просохли, недетский холодный взгляд исподлобья был направлен прямиком в хитрющие глазки старого лиса Ли Кэ-нуна.
Дзен встал на стул, на который только что уселся и, словно заправский оратор-революционер, начал громко высказывать свои требования, чтоб всё им сказанное не прошло мимо ушей слушающих:
– Предлагаю сделку! Вы устраиваете поезду в Россию на мою родину. Я встречаюсь с Мариной… Если она воспримет меня адекватно, в чём я не сомневаюсь, погостим там пару недель. Они имеют полное право знать, что произошло с их отцом – я всё расскажу, что даст им моральную поддержку. Затем, убедившись, что с ними всё в порядке, вернёмся сюда. Обещаю, не доставлять вам после того больше хлопот. Понимаю, что такое путешествие дорого обойдется, а у родителей нет столько денег, можно воспользоваться случаем и одолжить необходимую сумму у ваших «высокопоставленных лиц». Если они, как вы говорите, столь щедрые, то у меня есть ещё одна просьба – хочу, чтобы вы организовали финансовую поддержку, оставшихся без кормильца, моих близких. На этом мои требования заканчиваются!
Ли Кэ-нун не сразу нашел, что ответить на предложение Дзена. Немного помялся с ноги на ногу, посмотрел на остальных взрослых, в надежде услышать какие-либо комментарии. Все молчали, и он сказал:
– Безусловно, мы обсудим все эти моменты, и с твоим родителями, и с нужными людьми. Лично я не вижу особых проблем, чтобы воплотить твои требования в жизнь. Позвольте мне взять в свои руки все подготовительные мероприятия. Всё решу, всё сделаю. Есть у кого-нибудь возражения?
– Полагаю, на данный момент, это лучшее решение, которое можно принять – ответила бабушка, – Ты Ли Кэ-нун, занимайся своими делами, ускорь получение виз, а родители Дзена пока решат со своими работодателями вопросы по незапланированному отпуску. Мы – одна команда! У нас всё получится!
Ли Вэй и Ванг Джемин закивали головами в знак одобрения и согласия. Делегация, в целом, осталась довольна успешно проведенным совещанием и проследовала к выходу. Дзен почувствовал душевное облегчение от вновь воскресшей надежды вернуться в прошлой жизни, пусть даже в новом амплуа.
Прошло три дня. Старый разведчик заезжал два раза, второй раз с хорошими новостями. Благодаря его связям и собранности всей «команды» подготовка в поездке шла семимильными шагами: необходимые для путешествия документы готовились, заявления на внеочередной отпуск были поданы и согласованы, раскрытые на полу дорожные чемоданы постепенно наполнялись вещами. Дзен эти дни находился дома в приподнятом настроении, помогал матери со сборами, самостоятельно готовил на всех еду. Все были в ожидании дня отправки.
Когда же всё было готово и оставалось лишь поехать и купить авиабилеты, случилось непредвиденное – у Ли Кэ-нуна случился инсульт – внезапная закупорка сосудов головного мозга. Он впал в кому. От этой новости «команда», лишившись лидера, прибывала в состоянии шока. Покупку билетов, естественно, пришлось отложить. В госпитале Ли Кэ-нун пролежал семь дней, а на восьмой оправился к своим праотцам в лучший мир.
В день похорон большая толпа людей с белыми повязками на рукавах провожала уважаемого Ли Кэ-нуна в последний путь. Когда Дзен со своими родителями подошел к смертному одру своего двоюродного дедушки, то увидел лицо быстро осунувшееся и ставшее будто восковым, совсем не похожим на прежнее – живое. Но вместо боли утраты и скорби, которые обычно непроизвольно пробуждаются при виде умершего близкого человека, Дзен, да и многие присутствующие, наблюдал в эти минуты улыбку на лице усопшего, которая перечеркивала собой всю трагичность момента. Эта легкая приветливая улыбка казалась довольно странным, но по-своему добрым знаком того, что Ли Кэ-нун был рад своей смерти. Глядя на эту покойную радость Дзен размышлял о вечном; на секунды, он мысленно улетел в Мертвятник – в мир живых духов, любопытствуя, кто теперь его нынешний ангел-наблюдатель, находится ли он радом с ним сейчас, Винир ли это, или это кто-то другой. Представил, как Ли Кэ-нун стоит в судебном зале перед Ордо и даёт согласие на свою смерь. Эти внеземные мысли были прерваны сдавливающей болью на своих плечах – с Ли Вэй случился приступ помешательства рассудка, и она, словно кошка, вцепилась своими когтями в хрупкие плечики мальчика. Дзен взвыл от боли, затем толпа услышала её истерический смех. Муж незамедлительно вывел Ли Вэй на свежий воздух. На улице начался сильный дождь.
Психическое здоровье Ли Вэй снова было подорвано. Потребовалось несколько дней на реабилитацию. После чего семья снова собралась с целью продолжить начатое ранее дело. Бабушка сказала, что средств от оставленного Ли Кэ-нуном наследства будет достаточно для путешествия в Россию. Также она решила вместе с дедом съездить за билетами на следующий день. Так они и сделали. Билеты, наконец, были куплены. До вылета оставалось пять дней. Чемоданы были укомплектованы всем необходимым.
Сильнейшие ливневые дожди не прекращались. Такого большого количества осадков не припоминали даже старики – выпало так много, что в провинции был объявлен режим чрезвычайной ситуации. Подобные обильные осадки выпадают в провинции примерно раз в сотню лет. Реки вышли из берегов. В связи с непогодой были закрыты скоростные магистрали, было разрушено более тысячи домов. Гибли люди, пропали без вести. Дом родителей Ли Вэй был расположен у подножия горы. Когда почва этой горы вдоволь насытилась водой, а уходить ей в твердые горные породы было невозможно, поток с очень большой концентрацией минеральных частиц, камней и обломков, внезапно возник в бассейне небольшой речушки, русло которой проходило рядом с домом стариков. Это была сель, стремительная и смертельная, сносящая всё на своём пути. Эта чрезмерно огромная масса грязи снесла и дом, в котором находились родители Ли Вэй.
8. Жуйяо
Это было самое дождливое, самое угрюмое, самое печальное лето для Дзена, Вэй и Джемина. Поиски погребённых под толстым слоем смертоносной селевой массы родителей Ли Вэй не увенчались успехом – нашли лишь некоторые остатки их былого дома, тел под толщей так и не обнаружили. Одномоментная утрата родителей стала для Ли Вэй последним трагическим ударом судьбы, и её итак шаткое психическое состояние ушло за рамки разумного поведения. Как только Вэй узнала страшную новость о гибели своих близких, она тотчас схватила кухонный нож и набросилась на своего сына, пытаясь его убить, но Джемин вовремя пресёк это преступное намерение, связал её и вызвал доктора. Прибывшая бригада медиков обколола Вэй успокоительными. Джемин, испугавшись за жизнь и здоровье сына, настаивал на её немедленной госпитализации, но доктор сказал, что психиатрическое лечение должно быть исключительно добровольным. Когда Джемин рассказал о том, что Вэй реально представляется опасность для окружающих, то доктор посоветовал убрать с глаз все опасные предметы и наблюдать за ней. Он уверил Джемина, что, скорее всего, это был единичный случай, который может и не повториться никогда больше. Доктор разъяснил Джемину, что, в соответствии с законодательством, семья не может требовать госпитализации в отношении пациента, без его согласия – Ли Вэй своего согласия на госпитализацию не дала. Джемин закрыл за ними дверь и поспешил прятать ножи, вилки и прочие режуще-колющие предметы подальше с глаз жены.
Начался период серьезных проблем в семейных взаимоотношениях и социализации в целом. Не меньше страдало и физическое здоровье каждого из них. Агедония – невозможность получать удовольствие от чего-либо, всецело овладела ими. Больше других страдала Вэй: у неё наблюдались грубые нарушения сна, ранние пробуждения без возможности уснуть. Постоянно повторялись кошмарные сновидения, в которых Дзен, то убивает её родителей, то преследует её по пятам, с той же смертоносной целью. Джемин также был морально подавлен и не знал, что ему сделать, чтоб вернуть былое счастье семейной жизни. Хроническая усталость выстроила высоченную дамбу в его организме и препятствовала приливу сил, даже после продолжительного сна. Всеобщая апатия породила проблемы с аппетитом. Кухня почти всё время пустовала, никто ничего не готовил. Только на третий день после инцидента с кухонным ножом, Джемин отправил сына в магазин за продуктами – оставлять их двоих наедине было боязно.
Проблемы с эмоциональной сферой не обошли стороной и Дзена. У него появилась склонность к самообвинению во всём происходящем, самоуничижению и отвращению к самому себе. Дурные мысли начали лезть в голову, которые стали накручиваться на клубок разочарования своего существования. Он чувствовал косвенную вину за смерти стариков, хоть и осознавал, что сам является жертвой обстоятельств. Дзен также испытывал виновность за нынешнее психическое состояние Ли Вэй, которой «посчастливилось» стать его матерью, за Джемина, когда-то такого жизнерадостного и жизнелюбивого, превратившегося в мрачного унылого человека, теперь совсем не улыбчивого. Дзен находил вину даже в своей прошлой жизни, недоумевая, как можно было быть таким невнимательным и лишиться жизни столь нелепым способом. Разочарование в самом себе привело его к неминуемой депрессии. Вместе с подавленностью у Дзена появился страх того, что вся затея с поездкой в Россию к своим бывшим близким, провалится и навсегда будет похоронена на китайской земле.
Препараты, прописанные доктором для Ли Вэй, оказались малоэффективными. Проводимое лечение её тревожных расстройств и связанного с ними психо-физического недуга потерпело фиаско. Она трансформировала всю получаемую от мужа информацию, в заведомо фатальную для неё, и это "туннельное мышление", свойственное многим пациентам с ментальными расстройствами, сделало своё дело – она съехала с катушек. Ли Вэй была в ступоре и ни на что не реагировала и муж был вынужден отправить её в лечебницу. Джемин с Дзеном остались без любимой жены и мамы на неопределённый срок.
Жизнь, хоть и мрачная, продолжалась. Нужно было кушать и платить по счетам, потому Джемину пришлось вернуться на работу. Дзен отлично это понимал и сам первым заговорил о необходимости возобновить мало-мальски нормальную жизнь. Сам же, найдя утешение в философских мыслях, заставил себя взяться за учёбу и за чтение книг.
Дни, недели, месяцы тянулись нудно в рутинном графике без каких-либо ярких красок. Ли Вэй стало немного лучше. Она реагировала тихой слезой на короткие визиты Джемина, но по-прежнему ни с кем не разговаривала. Было решено пока не приводить Дзена к матери в лечебницу во избежание повторного инцидента. Джемин работал от рассвета до заката – усердная физическая деятельность отвлекала его от грустных дум. Дзен впитывал, как губка, всю полезную информацию – ежедневно улучшал китайский, русский и английский языки из всех доступных для него источников.
Всё это время Дзен находился дома, лишь изредка посещая продуктовый магазин. Несколько раз приходили какие-то люди, Джемин, наблюдая за ними в видеодомофон, говорил, что не знает их и строго-настрого запретил открывать кому-либо дверь в его отсутствие. Через пару дней Джемин вернулся домой с работы угрюмее, нежели в предыдущие дни, весь в глубоких раздумьях. Он рассказал сыну, что те незнакомцы, приходившие к их дому, нашли его на стройке и предложили устроить встречу Дзена с их покровителем:
– Дзен, эти люди сказали мне, что Ли Кэ-нун, незадолго до своей скоропостижной смерти, взял крупную сумму денег у их босса и, по понятной причине, не вернул. Они спрашивают про эти деньги у меня! Естественно, я знать не знаю, где эти деньги! Возможно, что Ли Кэ-нун передал деньги родителям мамы, и часть из них была потрачена на получение виз и билетов, но так ли это? Теперь некому ответить на эти вопросы. По манере разговора, по использованию жаргонных фраз в своей речи, эти незнакомцы показались мне типами, связанными с бандитской структурой. А возможно, что они вообще из триады – говоривший со мной будто специально сверкал своими татуировками, как у мафии. Они дали мне срок в два дня, чтобы вернуть им деньги… Или отдать им тебя! Также они предупредили, что в случае моего обращения в правоохранительные органы, мне не поздоровится.
Дзен, внимательно выслушав очередную неприятную весть, попросил время, чтобы обдумать дальнейшие действия. После продолжительной мозговой активности Дзен пришел в комнату отца:
– Джемин, ты человек не глупый и наверняка уже сам понял, что в покое те люди нас не оставят. Думаю, что Ли Кэ-нун сотрудничал в триадой и обещал меня им, после нашего планируемого путешествия в Россию. Скорее всего денег и не было никаких – это простой шантаж, психологическое давление, чтобы устранить тебя, как возможную проблему. Тебя нельзя подвергать опасности – ты нужен Ли Вэй. У неё никого не осталось, кроме нас. Этим бандитам нужен я – они меня получат. Всё это случилось по моей вине, на мне и должно закончится. За меня не переживай. А может мы вообще зря переживаем, возможно они получат от меня всё, чего хотят и отпустят…В общем, когда они снова явятся, передай им, что я готов – пусть приезжают за мной.
Джемин пытался возразить, предлагал на время спрятать сына у своих коллег, но Дзен и слушать ничего не хотел:
– Если они на самом деле могущественны, то имеют обширные связи в различных структурах. Они быстро вычислят моё местоположение и тогда пострадаешь не только ты, но и твои друзья – это недопустимо!
Джемин не выразил своего согласия, но и не отверг предложение сына. На его лице отчетливо читались внутренние терзания. Дзену лишь оставалось положиться на его разум в сложившейся ситуации.
Через два дня Джемин приехал домой не один. С ним был коренастый короткостриженый широко улыбающийся мужчина в деловом костюме: «О! Какой большой! Мне сказали, что ты маленький мальчик – а ты – уж скоро догонишь своего папу!». Видя, что его шутливое приветствие было встречено холодным недружественным взглядом, незнакомец резко обронил свою улыбку. Дзен по-взрослому пожал отцу руку, обулся и сказал весельчаку, что готов ехать. Джемин, нервно прикусывая нижнюю губу, проводил сына до автомобиля, который неспешно повёз мальчика в неизвестном направлении.
Дзену было любезно предложено надеть повязку на глаза с такой интонацией, которая подразумевала отсутствие права выбора. Дзен натянул её и, естественно, перестал что-либо видеть. Зато чувство обоняния и слух стали более восприимчивы к внешним сигналам, но лёгкая музыка и отличная звукоизоляция кузова автомобиля не позволили воображению сделать даже грубый эскиз возможной своей локации. Вспоминая некоторые сцены с похищением людей из художественных фильмов, которые Дзен смотрел ещё в прошлой жизни будучи Константином, мозг несколько раз пытался сконцентрироваться на секундном счёте от места закрытия глаз, но, то ли намерено, то ли по причине своего чрезмерно-экспрессивного характера, весельчак постоянно окликал его по имени, сбивая со счёта – затея оказалась бесполезной. Через энное количество времени автомобиль остановился окончательно, водитель заглушил двигатель. Дзену было велено снять повязку и вылезти из машины. Ослеплённый светодиодными фонарями гаража, после пребывания в повязке, он не сразу сориентировался куда надо идти, хотя сопровождающий повторял многократно: “Сюда! Иди сюда!”. Витиеватый маршрут внутри большого строения привел Дзена в небольшой уютный кабинет.
– Рад видеть тебя, Дзен! – не вставая со своего коричневого кожаного кресла, приветствовал его человек преклонного возраста, одетый с иголочки, в тонированных очках, – Давно ждал встречи с тобой и, наконец-то, она свершилась! Присаживайся, угощайся чаем и конфетами. Надеюсь, мой подопечный вел себя хорошо с тобой?
– Да, со мной обращались хорошо, если не принимать во внимание факт человеческого похищения… – Дзен вкарабкался на стул напротив хозяина этого места.
– Да перестань! Какое же это похищение?! Прими это, как настойчивое благодушное приглашение в мой скромный дом! Моё настоящее имя ничего тебе не скажет, впрочем, как и всем ныне живущим. Ты можешь называть меня Жуйяо. Мы с твоим двоюродным дедом Ли Кэ-нуном долгие годы сотрудничали и были в близких дружественных отношениях.
– Всё дело в деньгах, которые он у Вас занял? Клянусь, что мой отец, а уж тем более мать, понятия об этих деньгах и их местоположении не имеют. Прошу Вас, оставьте несчастного Джемина в покое – ему и без того приходится несладко! Вам нужен я – вот я пред вами! Делайте со мной, что хотите, но не трогайте родителей! Иначе наше сотрудничество закончится, так и не начавшись!
– Хо-хо-хо, – умилённо засмеялся хозяин, – Ты оправдал мои ожидания. Вижу, что рождённый Дзеном Константин остался в сознании и по сей день. Это потрясающе! Это событие стоить отметить! Угощайся, мой долгожданный друг!
Старец поднял со стала маленькую керамическую стопку, взмахнув ею в воздухе, как бы чокаясь с невидимым приятелем и неспешно выпил содержимое.
– Спасибо, нет желания! Хотелось бы всё-таки прояснить ситуацию и цель моего похищения? Для чего был устроен этот цирк? Вы просто могли бы приехать ко мне, и я рассказал бы вам всё, что нужно. Сделайте милость – поведайте о своих намерениях.
– Что ж, не в моих интересах настраивать себя против тебя, Константин, так что, полагаю, ты имеешь право знать, для какой цели я приказал доставить тебя сюда. Надо отдать должное твоему, хоть и не духовному, но всё же кровному двоюродному деду Ли Кэ-нуну – если бы не его преданность нашему общему делу, подозреваю, не было б и тебя в данном обличии. Но это лишь моё предположение, которое ещё предстоит, либо подтвердить, либо опровергнуть. Нет – несмотря на то, что у меня с твоим дедом были определённые финансовые взаимоотношения, в долг он никогда у меня не брал, и твоё настоящее местоположение ни с какими денежными займами не связано. Просто, это один из самых действенных методов убеждения людей, когда нужно ускорить дело. Отныне, ты можешь не переживать за своих биологических родителей – это моё тебе слово – а оно, поверь, многого стоит. Они будут обеспечены всем необходимым для роскошной жизни, а если они проявят благоразумие, то в будущем, возможно, вы ещё сможете воссоединиться. Приехать самолично к тебе не позволяет здоровье и собственная безопасность.
Старец поднял указательный палец правой руки вверх и тут же, словно из неоткуда появился черный силуэт, налил в стопку жидкости и так же моментально удалился. Хозяин выпил вновь и продолжил:
– Константин, посмотри на меня внимательно! Кого ты видишь пред собой? Прошу тебя скажи, сколько мне лет…
Мальчик пристально стал изучать лицо своего собеседника: то было изрезанное вдоль и поперек морщинами и ещё с довольно здоровым румянцем на коже, что определённо придавало ему молодости, глаза были тусклые непонятного цвета, на голове явно был парик.
– Если судить по вашему дрожащему голосу, то я б сказал, что вам около 85-90 лет, а ваш внешний вид мне говорит, этому человеку лет 60 максимум, хоть и сетка морщин очень причудливая – никогда такой не видел. Скажу, что вам, примерно, 70 лет. Да – 70 лет!
– Хо-хо-хо, – снова рассмеялся старец каким-то пресным смехом, – Мне – сто двадцать лет, и я пока что не предвижу свою ближайшую кончину. Я люблю жизнь на Земле и не желаю с ней просто так расставаться, хотя, признаюсь, что жду смерти каждый вечер и, бывает, мечтаю о ней всю ночь напролёт.
В конце второй мировой войны я жил в небольшой деревушке Сытунь, что в Маньчжурии, и однажды изрядно выпил со своими приятелями. До дома дойти не смог и свалился где-то на обочине дороги. То-то было моё удивление, когда я очнулся в кузове трясущегося на кочках грузовика в компании китайцев разного возраста, в глазах которых читался страх, вызванный немедленным расстрелом при попытке бегства. Меня, как и остальных, приняли проклятые нацисты-япошки, которые в то время оккупировали наши земли. Несмотря на ужасную головную боль, я детально запомнил тот злосчастный день, потому как тут же осознал, что мне пришел неминуемый конец, ибо в округе тогда ходили разговоры – если попал в лапы этих нацистов, прощайся с жизнью. За людей они нас не считали – называли «брёвнами», так как официально их концлагерь славился, как пилорама. Мы же для них были «сырьём» – простыми брёвнами. Приняв положение сидя, я смог через борт увидеть в самом центре однообразной плоской равнины высокие современные здания, чего я никак не ожидал. В центре над всеми другими строениями возвышалось огромное четырехугольное, облицованное белыми плитками здание. Таких больших зданий я не видел раньше нигде. Озаренное лучами солнца, оно казалось ослепительно белым и высоко вздымалось, заслоняя небо. Оглянувшись по сторонам, я увидел, что несколько дальше, позади нас, возвышался высокий земляной вал с колючей проволокой, и понял, что весь этот городок посреди равнины изолирован от внешнего мира. К востоку от здания, находившегося в центре, возвышалась огромная труба. Из нее клубами валил черный дым. Этот дым мне сразу показался зловещим, и не зря – то был дым от сжигаемых там человеческих тел.
Нас – испытуемых выбирали тогда таким образом, чтобы охватить широкий круг населения, включая обычных преступников, захваченных бандитов, антияпонских партизан, политических заключенных, бездомных и умственно отсталых. Когда «сырья» стало не доставать, японские жандармы схватили меня, как и всех прочих, подходивших под описание для их чудовищных дел. Осознав своё положение, я приготовился к смерти. По прибытию в лагерь меня обработали, надели на ноги кандалы и провели медицинское обследование. Через несколько дней мне сделали укол –это была инъекция бубонной чумы, о чём я узнал позже в госпитале. Нацисты провели на мне смертельный эксперимент. На следующий день мне стало худо: всё тело ломило, поднялась температура, я лежал в своей камере и молил богов, чтобы они поскорей забрали меня в мир духов. Смерть, для тех, кто попал туда, была желанна и сладка. Сколько боли и мучений перенесли узники того проклятого лагеря не знает ныне ни один смертный. Я не боялся смерти, я боялся, что нацисты начнут проводить прижизненные хирургические операции с целью исследования функций моего организма. Во многих современных странах приняты законы, согласно которым вивисекция на животных должна проводиться с использованием обезболивающих. Экспериментаторы же из отряда 731 проводили вивисекцию на живых людях и в некоторых случаях без анестезии. Они безжалостно резали и маленьких детей, и здоровых молодых женщин после их заражения различными бациллами, совершали инвазивные операции, удаляя органы, чтобы изучить влияние болезней на человеческий организм. Садисты-медики также активно изучали кровопотерю при повреждениях. Для этого подопытным ампутировали конечности. Удаленные конечности иногда заново прикреплялись к противоположным сторонам тела. Некоторым заключенным хирургическим путем удаляли желудок, а пищевод снова присоединяли к кишечнику. У испытуемых изымали отдельные органы: мозг, легкие, печень, да и вообще иногда выпотрашивали целиком без всякой весомой цели. Всё это я узнал позже на судебном процессе в Хабаровске, где меня допрашивали, как свидетеля, как жертву их зверств.
Хвала богам! Мне чудом удалось избежать такой участи. От полученной чумы я впал в кому и, когда нацисты, зная о своём неизбежном поражении, стали в спешке уничтожать следы своих преступлений, про меня словно забыли. Возможно решили, что я уже нежилец и оставили меня нетронутым. Пришли русские и эвакуировали моё ещё живое тело в госпиталь. Я пробыл в коме чуть больше двух лет. И, как ты думаешь, Константин, где я был эти два года? – Дзен пожал плечами, – Всё это время мой дух находился в Мертвятнике. Ты же был там, не так ли? Когда Ли Кэ-нун пришёл ко мне и поведал мне твою историю, я сразу понял, что он говорит правду, ведь вся информация о том загробном городе хранится и в моей голове до сих пор. Напрасно мой наблюдатель и достопочтимый Ордо говорили мне, что моя память об их мире уйдет в забвение. Нет-нет, я всё помню в малейших подробностях; этот бесконечный судебный процесс, длившейся так долго, что я потерял всякую надежду на возвращение, этот прекрасный тихий пейзаж, безмолвие которого сводило меня с ума по ночам, эту живую пирамиду, выплюнувшую мою истерзанную душу обратно на Землю. Но вот же незадача – по возвращению обратно в своё тело, с конца 1947 года и по настоящий момент, я ни разу не испытал чувства радости, жалости, сострадания, гнева, злости – в общем, не испытывал ни каких чувств вообще все эти годы, чувств свойственных человеку. И это, не то чтобы расстраивает меня – депрессия мне так же чужда, я испытываю в себе полное душевное опустошение и постоянную жажду заполнить эту пустоту. Знаешь, Константин, я всё же добился кое-каких успехов в этом деле и, пусть без желанной радости, я поделюсь своим творением с тобой, но это произойдёт чуть позже.
Старец вновь поднял указательный палец правой руки вверх. Слуга всё так же быстро налил хозяину жидкость и ушел. Старец выпил.
– Конечно, я могу рассказывать часами, если не днями, свои многочисленные истории из жизни, – продолжал хозяин, – но, вижу, тебя они сейчас совсем не интересуют. Перейду сразу к сути. За длительное время в Мертвятнике, зря я время не терял – обрел полезные связи, способствующие моему саморазвитию. Тогда для меня стал жутко любопытен феномен межространственного перемещения. Я задавал много неудобных вопросов местным обитателям, часто не получая на них ответов. Приходилось собирать ценные знания по крупинке, изучая древние книги, к которым получил доступ благодаря своей смекалке и находчивости. Глубокий анализ всех собранных материалов привел меня к выводу, что я сам смогу создать подобный телепортатор, если вернусь обратно в своё бездушное тело. Каково же было моё удивление, когда я узнал, что в разных уголках Земли уже существуют строения подобного типа, но, к моему сожалению, эти телепортаторы всегда находились под бдительной протекцией тайного ордена, бережно охраняющего древние знания от глаз простых смертных. Доступ к ним для меня был заказан. Когда меня всё же вернули из Мертвятника, я, не утеряв памяти, сразу же после своей физической реабилитации, с жадностью принялся изучать разные науки: Геодезию, Гидрологию, Физику, Астрономию, Химию, Биологию и прочие смежные с ними, с целью строительства своего собственного телепортатора. Со временем, я стал успешным управленцем и владельцем нескольких горно-обогатительных комбинатов. Я искал энергетический разлом необходимый для строительства пирамиды. И я нашел его пол века тому назад. На том месте и был построен межпространственный перемещатель, с помощью которого планировал путешествовать в мир предков, но к великому моему разочарованию, которого, впрочем, особо и не испытывал, построенный мной телепортатор оказался настроен совершенно на другое место – расчеты были сделаны не верно. Пришлось искать новый энергетический разлом в подходящем регионе, производить новые расчёты, строить ещё одну пирамиду. Благо, времени у меня оказалось предостаточно, и я успел достроить вторую. Совсем скоро планируется провести её испытания. Я хотел бы, Константин, чтобы ты присоединился к моей команде самых лучших ученых-исследователей и посветил свою новую жизнь не просто науке, а покорению Вселенной, получению неведомых для большинства знаний о прошлом, настоящем и будущем. Что скажешь? Могу ли я рассчитывать на сотрудничество с тобой? Твой опыт межзвёздных путешествий бесценен. Очень надеюсь на твою помощь в этом деле.
¬– А есть ли у меня вообще выбор? – после полуминутного раздумья ответил мальчик, – Вы не спрашивали разрешения, хочу ли я быть похищенным, зачем вам моё согласие сейчас? Это – не логично. Не стану скрывать, ваш рассказ безусловно заинтересовал меня, и вы знаете, моя внутренняя сущность говорит мне: “Давай, Костя! Это должно быть любопытно и захватывающе!” У меня появилось желание посмотреть на ваше творение, но я не изменил своей первоочередной цели – мне нужно вернуться в Россию и повидать своих близких, иначе не будет мне покоя.
– Выбор у тебя есть, Константин: либо добровольно, либо насильно выполнять мою волю. В целом, я против насилия, Константин, но, когда чужие принципы идут в разрез с моими желаниями, то не брезгую и жестокими методами убеждения. Вот только они гораздо менее эффективны и приносят мало пользы в плане созидания великого. Твоё добровольное согласие сослужит хорошую службу. Что касаемо твоей прежней жизни; ты ещё не понял, почему тебе не удалось улететь, когда всё уже было готово? Неужели не дошло, отчего столько смертей из твоей семьи за столь короткий срок? Ангелы смерти ходят за тобой по пятам, беспрестанно наблюдая за тобой и препятствуют твоему намерению. Поверь мне, я знаю, о чем говорю, ибо я обманул саму смерть. Они не позволят тебе встретиться с родными из пошлой жизни – они опасаются, что подобный инцидент может породить у человечества новую религию, что ты станешь новой мессией, поведешь за собой толпу и сделаешь род людской лучше. Поверь, им это вовсе не нужно. Они не могут раньше положенного времени лишить тебя жизни, но для сохранения баланса, жнецы забирают жизни тех, кто окружает тебя и хочет тебе помочь. Я не могу их остановить, но я знаю, как их обмануть.
