Читать книгу: «Декалогия», страница 2

Новелла 2

Пошли ж нам, Гименей, судьбу иную,

Чем та, что мы оплакивали тут.

“Много шума из ничего”.

Нестор был в ярости. Его девятилетняя дочурка со страхом смотрела на беспокойные расхаживания отца по маленькой комнате и уже представляла, чем это может окончиться для матери. Ссоры в их семье больше года не были редкостью. По началу Нестор только догадывался об измене жены, но последнее время её поведение стало вызывающим, она не стыдилась пропадать у любовника целыми ночами. Нестор чувствовал себя использованным. Он посвятил её счастью столько тяжелых лет, столько лишений и скитаний вынес ради неё, спас от позора и мучительной смерти, а она лишь злобно посмеялась и сказала, что никогда не испытывала любви.

Словно вырвавшись из объятий уродливой ведьмы, колдовством заманившей богатыря в свое лоно, Нестор с брезгливостью и отвращением осознал, с кем жил эти годы. Он видел это и раньше, замечал в каждой мелочи её истинное существо, полное ненависти и бессмысленной жестокости. Она как маленький озлобившийся ребенок била людей в самые больные места, с поразительной прозорливостью различала их слабости, заветные тайны, беспечно оглашала их, играла ими, разжигая раздоры и пожарища в которых со стыда гибли многие неосторожно доверившиеся ей. Она наслаждалась этим. Сколько раз Нестору приходилось выслушивать неприятные отзывы о жене, сколько раз подвергался он яростным нападкам людей, чью жизнь и семьи она разрушала. И если еще пять лет назад она осознавала свои поступки, осуществляла их с удивительной расчетливостью, играла судьбами людей с коварством и аккуратностью опытной интриганки, никогда не злоупотреблявшей своим даром и не переходящей границ, то сейчас, словно свихнувшись от скуки в глухой, богом забытой деревне, она получала удовольствие в самоунижении; и чем откровенней была её подлость, чем больше негодования поднималось в сердцах сторожил, тем радостней она себя чувствовала. Становилось очевидно, что к нравственному помешательству примешивалось помешательство душевное, и чем дальше, тем безнадежней выглядела ситуация.

Нестор начинал прозревать. Он словно дикий лев, позорно запертый в клетке, метался по маленькой избе, срывая зло на стенах и мебели, разбивая в кровь кулаки. Он знал, что сам запер себя здесь, решив однажды обуздать эту женщину, молившую взглядом о помощи, умевшую выглядеть беззащитной, но властной; обворожительно красивой, но неприступной; развратной и одновременно чистой; способную так хорошо лицемерить, что, казалось, не было на свете человека более честного и безобидного, чем она. Будто волшебница Цирцея, она превращала гордых и своевольных героев в жалких домашних животных, безропотно прислуживающих её прихоти. Она брала себе в рабство самых лучших и только те, которые уже до встречи с нею были животными, избегали этой участи.

Впервые Нестор её увидел в деревенском клубе с каким-то парнем из города, который привез её погостить к своим родственникам, хотя со стороны казалось совсем наоборот. Потом этот парень больше не показывался в клубе, а Мария стала там королевой. Она очаровала всех своим тонким кокетством, она одаривала вниманием людей даже самых ничтожных и те, что прежде мнили себя хозяевами, расстилались перед нею, как коврики, ничуть не брезгуя соседством тех, кого они раньше ни во что не ставили. Все отдавались её своеволию.

Нестор чувствовал, что опять потерял мысль; он видел, что Мария, как бомба разорвалась в их деревне, наводя смуту и хаос даже в самых безупречных семьях. Женщины безудержно завидовали ей и ненавидели, мужчины о ней безнадежно грезили, но почему, этого Нестор понять не мог.

Он вспомнил момент, с которого начались их отношения: они встретились на берегу речки, и Мария попросила перенести её на другой берег, ибо боялась застудить ноги. Нестор был в восторге от такой просьбы, нежно взял её на руки и медленно пошел через брод. Но, неудачно наступив на какой-то камень и потеряв равновесие, он уронил свою соблазнительную ношу в ледяную воду; и вот, собираясь провалиться сквозь землю от стыда и позора, он с удивлением обнаружил на её мокром, довольном лице благодарность вместо гнева и тут же нечеловеческими усилиями в несколько минут разжег на берегу большой костер, чтобы его русалка могла согреться. Быть может именно эта улыбка, которую он увидел на её лице в момент, когда на нем должно быть изображено совсем иное чувство, быть может эта иллюзия всепрощающей доброй любви покорила его сердце? Мария тогда дала почувствовать Нестору его силу, его способность совершить нечто невероятное, – и, в том числе, способность завоевать сердце самой желанной девушки в округе.

Они просидели у костра до поздней ночи, на одном бревне, которое Нестор выволок из зарослей ивняка и укрыл своей рубашкой, чтобы не испачкалось платье владычицы сердец. Она рассказывала ему о своей жизни, настолько фантастической и чудовищной, что у нормального человека волосы встали бы дыбом, а сердце переполнилось отвращением. Но только не у Нестора. Он сидел в головокружительной близости от её высыхающих колен, четко очертанной груди, прикасался щекой к завившимся тонким локонам, а запястьем к коже на её руке. Он ничего не слышал, кроме сладкой музыки, кроме страшно колотившегося сердца и жалостливой, молящей интонации её голоса. Она отдавала свою судьбу в его руки. Разумеется, после этой ночи Нестор готов был горы свернуть, не то что расписаться в сельсовете.

Спустя еще несколько дней им пришлось бежать из деревни. Прошлое Марии призрачной тенью ворвалось в их жизнь, грозя смертной казнью, а Нестор и мысли не мог допустить, чтобы навсегда потерять свою милую супругу, – и это тогда, когда только начался их медовый месяц! Он с быстротой молнии спрятал свою дражайшую половину в одном из самых нелюдимых уголков планеты, в глухой, никому не известной деревушке, забытой в труднодоступных дебрях Хабаровского края. Там началась их новая жизнь. И первые годы её были самым счастливым временем в жизни Нестора.

Мария была так беспомощна среди этой нетронутой природы, что Нестор, вконец одурманенный любовью, легко позволил себе обмануться, приняв её естественный страх перед своевольной стихией за нежное чувство к нему.

Иллюзия длилась не долго. Постепенно утонченная горожанка начала привыкать к тяжелому деревенскому быту, её руки стали грубеть, формы приобретать безобразную округлость, а мысли возвращаться к прежнему всемогуществу и игривому цинизму. Однако маленькая деревенька не слишком изобиловала возможностями для её гипнотического таланта, поэтому на время заснувший зверь лишь иногда оскаливался на удивляющегося мужа и пугающуюся дочь. До последнего момента.

Мария внезапно открыла для себя, что соседский сынишка, который еще вчера был только миленьким мальчиком, преобразился в красивого и смышленого юношу! Это поразительное открытие потрясло её совершенно случайно, когда она возвращалась из сельского магазинчика, находящегося в соседней деревне и её мысли, оплодотворенные бескрайними таежными просторами блажено предавались воспоминаниям о прошлых забавах, когда неодолимые препятствия зажигали кровь и делали победы еще более сладостными.

Именно в таком возвышенном настроении встретил её Алексей, когда она проходила по узкой тропинке, укрытой зеленью подорожника, мимо его огорода. Вокруг не было ни души. Только чибисы кричали над склоном поросшим полевыми цветами. Несколько старых деревьев укрывали тропинку от слепящего солнца, давая успокоение глазам и разомлевшему телу. Спрятавшись за забором, Мария с восхищением наблюдала за прекрасными линиями загоревшего тела Алексея, поблескивающего на солнце капельками пота. Ещё мгновение, и она изнывала от желания, завороженная этим опьяняющим зрелищем. Она выдала себя. Алексей не мог не заметить жадного блеска в её глазах. Он могуче выпрямился над грядками и лукаво улыбнулся в ответ онемевшей, наэлектролизованой соседке…

Несколько жарких месяцев они скрывали свой роман в тайне. Мария никогда не испытывала такого томящего, странного чувства и самое главное, она впервые испытала страх все это потерять. Несмотря на всю свою блестящую самоуверенность, Мария вдруг осознала, что неспособна управлять Алексеем, что она для него всего лишь упоительная и тщеславная забава, что это он использует её, а не наоборот. Такое положение не могло удовлетворить хитрую тридцатилетнюю кошку, которая ласкается к вам, чтобы потом вы за ней убирали. Она пустила в ход все свое оружие и в конце концов сломила Алексея.

Это случилось в конце зимы, тогда же она решила испытать своего любовника, открыв всей деревне тайну их связи. Это известие повергло селян в шок. Бесстыдство любовников осуждалось в каждой избе, и особенно доставалось Марии, как жене и матери. Но ей именно это и было надо. Она хотела знать, переживет ли Алексей всеобщее презрение своей любовницы, останется ли с ней, пожертвовав добрым именем, или поддастся давлению мира, в котором живет и бросит её? Алексей остался с Марией, она вновь победила, но не до конца. Алексей стал диктовать свои условия. Сначала это бесило Марию. Она никогда не имела равных отношений с мужчинами, она никогда не оставляла им шансов на свободу выбора; а тут он в любую минуту мог взять и уйти от неё! Живя с Алексеем она впервые почувствовала, что стареет. Неожиданно Алексей стал единственным звеном, связывающим целостность её личности, воплощением смысла, учителем, способным в одночасье разбить все из чего она была соткана.

Маленькая Ирочка, забившаяся с подушками в угол кровати, не могла больше выдерживать яростной ненависти своего отца и тихо заплакала. Нестора словно облили ледяной водой, он бросился на колени перед дочерью, крепко обнял её, свернувшуюся в комочек, и стал успокаивать, покрывая теплыми поцелуями. Спустя несколько минут она спала, как ангелочек, отвернувшись к теплой печке. Нестор вышел на улицу. В эту ночь он вряд ли мог заснуть. Даже лютый мороз не мог остудить его ревности. Мария в объятьях другого! Стоя на засыпанном снегом огороде, Нестор видел слабый свет, пробивающейся сквозь зашторенные окна в бане, где встречалась его жена с молодым красавцем Алексеем. Плохо различимый на фоне звезд столб дыма рисовал невыносимые для воображения сцены: он видел Марию, обезумевшую от сладострастия, мокрую от растопленного воздуха и желания, кричащую и похрипывающую, впивающуюся пальцами в сильную спину Алексея, отвечая на его движения, жадно целуя его губы…

В неистовом порыве Нестор схватился за ручку топора, но тут сознание презрительно посмеялось над ним: “Неужели ты опять собираешься всю ночь колоть дрова? Сделай же что-нибудь, чтобы прекратить это!” Нестор с силой воткнул топор обратно в колоду и направился в сарай, чтобы взять канистру с керосином: “Родители Алексея поймут меня. Когда он уйдет в армию, я построю им новую баню, а сейчас надо как-то помешать им встречаться!”

Спустя несколько минут просмоленный еловый сруб бани полыхал, как свеча. Нестор впервые за долгие годы был доволен собой: наконец-то он сделал что-то наперекор жене! Он вдруг почувствовал такой дурманящий аромат свободы, такой прилив радостной силы, что, переваливаясь по глубокому снегу, танцующему в розовом свете, под чарующий треск бревен, беспокойные крики разбуженных сельчан и проклятья догонявшей жены, он впервые за долгие годы почувствовал себя самого, цельную хотящую личность, а не часть и придаток чего-то общего, в котором был растворен нездоровой, колдовской любовью. Сейчас он был так счастлив, что любил всех людей на свете и даже набросившаяся на него сзади Мария представлялась совершенно другим человеком: он развернулся, обхватил её и поцеловал. Она укусила его. Тогда Нестор с размаха ударил её в лицо, взвалил, потерявшую сознание, на плечи и понес домой. Он любовался этой восхитительной злобной валькирией, еще благоухавшей и распаленной истомой совокупления: застывшие инеем на волосах и бровях капельки пота, окровавленные о снег, босые ноги, мягкие груди, под наспех накинутым ватником, до которых он уже не дотрагивался почти год…

Нестор осторожно внес жену в дом и положил на печь. Он заботливо промыл её раны, положил холод на место, где по его вине мог образоваться синяк, укрыл одеялом, принес водки, когда она начала приходить в себя. Он удивлялся самому себе, ибо смотрел теперь на неё не как на своевольное божество, а как на маленькую девочку, нуждающуюся в заботе и покровительстве. Он поклялся, что никогда не обидит её, ибо отныне возьмет её жизнь в свои руки…

Следующие два месяца Нестор практически не выпускал жену из дома. Она этому не противилась, но все же смогла несколько раз увидеться с Алексеем. Тогда же они договорились, как будут посылать друг другу записки, чтобы никто об этом не знал. Нестор дивился и не мог поверить тем превращениям, которые происходили с Марией. Прежде благоразумная, едкая и самовлюбленная женщина, способная править всем миром и иметь беспредельную власть над любым человеком, превратилась в слепого беззащитного котенка, беспомощно тыкавшегося носом в легко преодолимые прежде преграды. Она отдала себя во власть мужа, она превратилась из Эммы Бовари в “златоокую девушку”, но что-то в ней все же осталось от Эммы. И, прежде всего, это отношение к собственному ребенку. Она почти не замечала дочь, она не замечала ничего вокруг. Её мир был полон сладостных грез. Летом она целыми днями просиживала на окраине леса, где муж соорудил беседку. Там она читала письма Алексея. Она сходила с ума.

Нестор видел, что происходило с женой, это пугало и радовало его. Но больше его беспокоила дочь: сумасшедшая мать вовсе не образец для подражания, да и оставлять их наедине было опасно. Однако отправить Марию в психиатрическую больницу было все равно, что убить её. Что может скрыть сумасшедшая перед опытным психиатром из своей прошлой жизни? А он в свою очередь наверняка доложит об этом выше. И тогда опять же пострадает их дочь, оставшись сиротой, и опять поломанная судьба, опять история повториться. Нестор не мог этого допустить. Он уже начинал подумывать, как использовать деньги, что спрятала Мария, но делать что-то с ними надо было осторожно, ибо номера купюр могли все выдать. Надо было найти механизм, чтобы “отмыть деньги”, для этого Нестор стал все чаще уезжать из деревни, оставляя дочь на попечение престарелой соседке.

Но вот наступила весна, когда Алексей должен был вернуться из армии. Несмотря на то, что он около полугода не писал ей, а она ходила на почту за сорок километров по два раза в неделю и уже подозревала всех работников почтовой службы в сговоре против неё; несмотря на это она находилась в таком возбужденно радостном состоянии, что практически не спала, не ела и не могла ничего делать, кроме, как бродить вдоль единственной к их деревне дороге и около дома Алексея. Вот-вот он приедет и все встанет на свои места, никто не будет больше мешать их счастью. Иначе и быть не могло.

Но вот однажды, проходя по обыкновению около дома Алексея, Марии показалось, что она увидела своего возлюбленного. Оторопев, она не могла поверить своим глазам, но тут услышала его голос, доносившейся с недостроенного чердака нового дома и, как ошалевшая, бросилась навстречу своей судьбе, предвещая радость встречи и распростертые объятья Алексея. Сочувствующие и любопытные лица мужиков, ставивших рамы в доме вызвали у Марии чувство негодования. “Они смеются надо мной, – думала она, поднимаясь по лестнице, – запросто плотничают с человеком, который в эти минуты должен быть только моим!”

– Алексей, – крикнул снизу один из плотников, – встречай гостей.

Они встретились почти лицом к лицу. Для Марии это было самое ужасное мгновение. От невероятного сжатия перекладины лестницы заскрипели под её пальцами, впившись острыми ребрами в ладони. Лицо Алексея изображало все что угодно, только не радость. Там были и сожаление, и неловкость, и страх, но только не то, что желала видеть Мария. Слезы выступили на её молящем лице, подергивающемся от напряжения. Алексей первым прервал роковое молчание неизвестно во что способное перелиться.

– Здравствуй, – произнес он, насколько мог холодно.

– Я люблю тебя, – прошептала Мария голосом, исходящим из глубины легких и готовым вот-вот разразиться рыданиями.

– Извини, – все так же равнодушно произнес Алексей.

“Он даже не хочет прикоснуться ко мне, – думала Мария, разрезая ребрами лестницы свои ладони. – Почему он не хочет прикоснуться ко мне? Мне это так нужно! Я умру, если он не прикоснется ко мне!”

– Я люблю тебя, – повторила Мария голосом, который никогда еще не рождался в её груди; в эту минуту она была готова на все, что пожелал бы её любимый.

– Я женат, – ответил Алексей как можно теплее. На этот раз он понял, что любое его слово, любая интонация может обернуться несмываемым грузом ответственности за чужую жизнь.

Мария не слышала его слов, она видела лишь грустно улыбнувшиеся глаза, искорку нежности, промелькнувшую в лице Алексея, она была уже счастлива. “Я женат, – крутилось у неё в голове бессвязно и бессмысленно, – я жена, мы были счастливы вместе, он улыбнулся мне, он приехал, у нас все будет хорошо!” Обеспокоенные затянувшейся сценой мужики, увидевшие красные струйки крови, стекавшие по краям лестницы, начали настойчиво просить Марию спуститься вниз.

– Увидимся завтра, в клубе, – пообещал Алексей и отвернулся вглубь чердака.

Мария не помнила, спустилась ли она сама или её сняли мужики, она как приведение провела остаток этого дня и большую часть следующего, очнувшись только под вечер. Целых два часа провела она перед зеркалом, вновь обратившись в сказочную красавицу, очарованную таким ореолом соблазнительной чувственности, что все мужчины, бывшие в клубе, воспылали завистью к Алексею, а его молодая жена, уже посвященная в до армейские подвиги мужа, чуть не сгорела от ревности, готовая в любую минуту броситься на Марию, чтобы выколоть ей глаза. Для Алексея это был триумф. Он на мгновение уже вновь было подумал возобновить связь со своей старой любовницей, тем более, что его жена проделала слишком большой путь, чтобы рвать с мужем сгоряча. Уж слишком великолепна была эта тридцатилетняя женщина посреди сопливых юнцов и ошеломленных девиц, рядом с которой даже молодая жена, столь любимая и уже готовая устроить мужу стриптиз, казалась бесцветной, вульгарной и глупой. Но эта мысль как вспыхнула, так и погасла; вместе с воспоминаниями о жарких ночах, о стонах, о безумных боготворящих глазах… Алексей потряс головой, пытаясь отогнать от себя сладкий кошмар. Да, его юная жена была неспособна и на тысячную часть того, что вытворяла Мария в постели; она не знала ничего и боялась любого движения, но она любила его – нежно, восторженно, радостно, – а Мария любила только себя, с ней было страшно, она как демоническое существо была способна сожрать тебя. “Довольно и того, что эта женщина создает обо мне хорошее мнение, – цинично подумывал он, обнимая за талию жену. – Но надо быть осторожней, чтобы две мои ласточки не сцепились между собой, ибо тогда я из героя месяца превращусь в посмешище. А что до Марии, то огромное ей спасибо за то, что она начала открывать в моей жене женщину”.

Мужская часть клуба, чтобы до конца не упасть в своих глазах и глазах подруг, а также, чтобы немного приблизиться к поведению главной героини вечера прямо из горла опорожнили несколько бутылок водки и самогонки, после чего клуб стал превращаться в свинарник. Алексей, видя, чем все это может закончиться, шепотом попросил разрешения у своей жены, взял Марию за руку и вывел из клуба. Она чувствовала, что идет на казнь, но все еще надеялась на милость своего божества. Алексей остановился на крыльце, взглянул Марии в лицо и сказал:

– Ты видела самого дорогого мне человека, ту, которой я посвящу свою жизнь? Поэтому оставь меня, я хочу быть счастлив с женщиной которая меня любит, только не с тобой. Я благодарен тебе за многое, но теперь возвращайся к мужу и забудь меня. Навсегда.

На Марию будто вылили ведро ледяной воды, от её наигранной веселости не осталось и следа. Какое-то мгновение, показавшееся её вечностью, простояла она около Алексея, порываясь броситься ему на шею, перед ним на колени и разразиться рыданиями; затем, совершенно обезумев, она обернулась и со злости ударила рукой по оконному стеклу, которое тут же разбилось, оставив на руке рваные раны. Ошеломленный Алексей попытался схватить её за плечи, но она вырвалась и побежала прочь, растворяясь в непроглядной ночной темноте.

Нестор увидел Марию случайно, когда поздним вечером возвращался на мотоцикле из города. Она лежала в небольшой канаве около дороги на талом снегу, с окровавленной переносицей, запястьем и предплечьем на одной руке. Вероятно, она потеряла много крови и лишилась сознания. Он уложил жену в коляску и отвез в охотничий домик, где выхаживал весь следующий день. Под вечер, когда она пришла в сознание, он накормил её и снотворным настоем, затем, для надежности, привязал к кровати и вновь отправился в город, чтобы поручить жену одной цыганке, которая была в курсе денежных дел Нестора. Он ей доверял многое и теперь она должна была навсегда спрятать Марию от людских глаз.

Через восемь месяцев, посвященных поискам жены, Нестор заколотил дом и отправился вместе с дочерью на свою родину. Односельчане понимали и одобряли его переезд – уж слишком много несчастий он испытал, чтобы повести здесь оставшуюся жизнь. Многие провожали его со слезами на глазах, даже Алексей извинился за причиненное зло, пожимая ему руку.

Через неделю он оказался у себя на родине, но возвратился не в родное село, а в близлежащее, где мало кто его помнил – даже не смотря на амнистию у него были основания не выдавать своего настоящего имени. Как бы там ни было, а слухи о новоприбывшем пошли: он договорился с сельсоветом и ему сразу выдали один из лучших домов, которые обыкновенно выдавали колхозникам, отработавшим какое-то время. Председатель сослался на дочь Нестора, которой не следует жить в общежитии, но всем было ясно, что без денег там не обошлось. Кроме того, он устроился на работу, о которой никто ничего не знал, а председатель колхоза уклончиво отвечал о какой-то административной должности, хотя было понятно, что с такой ответственной работой Нестор не мог бы целыми днями бродить с дочерью по окрестным лесам, собирать грибы, рыбачить на озере. Кроме того, у него было достаточно денег, чтобы быстро преобразить дом, купить автомобиль и даже не привлечь этим внимание участкового. Вскоре все сошлись на мысли, что это милый, осиротевший золотодобытчик, который очень любил свою дочь и сорил деньгами направо и налево.

Ко всему прочему, дочка Ирочка удовлетворяла любопытство старых деревенских сплетниц тем, что рассказывала, как с отцом и матерью жила в сибирской деревне на склоне гор, недалеко от золотых рудников в могучем тереме, с могучими людьми, посреди волшебной природы, где текли хрустальные речки, росли зеленые ели и хрустели морозные зимы. Она рассказывала, что мамочка влюбилась в молодого Алешку, сошла с ума и её забрали к себе лесные жители, а отца все жалели и уважали. Сама того не подозревая Ирина создала вокруг Нестора ореол тайны и сверхъестественной силы, связанной со сказочной золотой деревней, обезумевшей прекрасной женой и необыкновенными приключениями.

Через несколько месяцев, под осень, Нестор уехал навестить Марию, оставив дочь соседке – милой старушке, которая почти каждый день заходила к ним в гости. Обещал приехать через неделю. Никто больше не допытывался о его делах, и он спокойно погрузился в поезд и в сладкие думы о милой Офелии. Цыганка регулярно сообщала о здоровье и жизни пропавшей жены, тайно связываясь с Нестором. Сейчас, навсегда расставшись с Марией, Нестор начал понимать, как много она открыла ему в мире и в нем самом. Кем бы он был, если не встретил её? Может быть, одним из тех пьяниц, которые бродили вечерами по родной деревне? По крайней мере, ничем особенно выдающимся, за всю жизнь не проявившим себя, как следует. Она, использовала его, заставляла думать и рисковать, вселяла силу и одаривала счастьем, рассказывала о себе и своих родных истории, которые шокировали слушателей и приковывали внимание своей демонической привлекательностью. Казалось она жила среди этих ужасов так же, как любой человек живет в своем огороде из общественных законов, лично-безразличной совести и каждодневного рутинного быта. Сила её ненависти к жизни переродила Нестора, привела к обратному действию, и теперь он был лишь благодарен жене за свою разбитую жизнь.

Его помрачневшее лицо вынудило одного из спутников купе сочувственно вмешаться в его горькие размышления:

– Не хотите малосольного огурчика? – спросил пожилой крестьянин, возвращавшийся из столицы домой.

Нестор не отказался и достал из банки крепкий, небольшой огурец.

– Это мне родственники в дорогу дали, сами закручивают на даче. У меня сестра в Москву переехала, теперь у неё семья, все, как у людей. А вы к кому едите? – попутчик достал из рюкзака бутылку водки, батон хлеба и колбасу.

– К жене, – ответил Нестор.

– По вашему лицу не скажешь, – заметил крестьянин, разливая на троих мужиков, бывших в купе. – Давай за знакомство!..

Вскоре подвыпившее купе стало тяготить Нестора, и он вышел в тамбур. Там стояло несколько человек, которые возбужденно переговаривались друг с другом, курили. По всей видимости, они ехали в экспедицию. Недалеко от этой компании Нестор увидел невысокую молодую женщину, которая обернулась на шум двери, их глаза встретились. Взгляд длился мгновение, затем девушка отвернулась и скрылась в купе. Пораженный Нестор стоял несколько секунд неподвижно, затем достал пачку сигарет и отвернулся в окно. Он неожиданно поймал себя на мысли, что его потянуло к этой женщине! Как давно он не испытывал ничего подобного! Она словно сказала ему что-то… Да, да, это было так! “Господи! – воскликнул он про себя. – Где я был эти десять лет?! Моя жена и вправду ведьма, она отняла лучшую часть жизни, сделала из меня покойника! Все это время для меня существовал только её мир, она была центром мироздания, но волшебство кончилось, я наконец-то избавился от её чар!” Нестор ликовал, как младенец, не зная кого благодарить за свою неожиданную свободу; он ладонями обеих рук уперся в оконное стекло, прислонившись к нему лбом и обливаясь слезами. Это была последняя нить, связывавшая его с Марией.

Он видел, как изменились его чувства и поведение жены в ту ночь, когда сжег баню. Тогда Мария стала для него чужой, совсем не похожей на ту, что околдовала его. Это была Альцина в своем настоящем облике:

“Как малыш припрячет спелый плод,

И забудет куда,

А потом, через много дней

Набредет случайно на припрятанный,

И дивится, что он не такой, как был,

А прогнивший насквозь и вонючий,

И гнушается прежним милым лакомством,

Брезгует, кривляется и швыряет прочь”.

Да, Нестор прозрел. Слишком много ненависти и боли было в их отношениях, чтобы на что-то надеяться. Но он должен был жить, должен был растить дочь, и поэтому, спустя несколько секунд уже знал, что будет делать дальше: он отправился искать проводника. Поначалу он хотел сделать какой-нибудь подарок девушке из соседнего купе, но потом отказался от этой идеи: может быть, она была за мужем, да и вообще ему хотелось прежде всего скорее совершить то, что задумал.

– Когда следующая остановка? – спросил он у проводника, ворвавшись к нему в купе.

– Через полчаса, но поезд там долго стоять не будет, – ответил проводник, предвещая, как ему казалось следующий вопрос.

– А я смогу там купить билеты в обратную сторону?

– Да… – замялся проводник, – но у вас, кажется, билет до конечной?

Нестор возбужденно улыбнулся, достал из кармана билет, а за ним новую красную купюру и все это протянул изумленному проводнику.

– Хотите, я вам его подарю: посадите кого-нибудь по пути? У меня еще будет огромная просьба доставить посылочку моим родственникам – они будут меня встречать… Ничему не удивляйтесь: просто я так не хочу их видеть, что готов на полпути спрыгнуть с поезда. Могу я на вас рассчитывать?

– Конечно, но как я их узнаю?

– Сейчас я вам все расскажу и принесу вещи!

Нестор чуть ли ни бегом бросился в свое купе, нашел ручку с бумагой и написал записку цыганке. Он просил её самостоятельно заняться строительством дома, купить фотокамеру и присылать сведенья раз в две недели; затем достал чемоданы, переложил несколько пачек с деньгами в небольшую кожаную сумку, чем вызвал крайнее удивление попутчиков и присвист крестьянина, который шутливо позавидовал жене Нестора. Не обращая на них внимания, Нестор взял в обе руки чемоданы, и быстро направился к проводнику, передал ему вещи, объяснил кто и где должен его встречать. Проводник все понял, помог Нестору спуститься с поезда, оставляя его одного на разбитом, крохотном пироне маленького сибирского городка.