Читать книгу: «Женщина в темноте», страница 8

Монс и Костя

Кучевые облака, летящие низко-низко над горизонтом. Прохладные пальцы, скользящие по разгоряченным щекам, губам. В турке варилось кофе. Сонное тепло постели контрастировало с холодным утром за окнами. Стекла запотели и северный ветер лизал их снаружи.

Монс молчала и смотрела на Костю, поджав губы.

– Что такое? – поинтересовался Костя, обнимая Монс и нежно покрывая ее лицо поцелуями.

– Хочу тебе сказать, – начала Монс, сделала паузу и продолжила, – я жду от тебя ребенка.

Костя застыл. Он растерянно улыбнулся.

– У нас будет ребенок, – счастливо произнес он, – я люблю тебя, знаешь.

Монс кивнула.

Монс

– Ну, что, старичок, – говорит Монс, присаживаясь за стол в восточной стороне дома.

Ее черный кот с красивым горделивым профилем смотрит в окно на убегающие волны, на чаек. Он занят. Он вносит в душу Монс уверенность и спокойствие.

Монс поставила чашку чая, положила рядом шоколад, взяла рукоделие. Солнце только встало, кот задремал, и утро выдалось такое тихое.

Часам к одиннадцати Монс встрепенулась. Скоро обед, и все слетятся к столу. Всю сознательную жизнь друзья для Монс были как дети. А теперь у нее будет свой собственный ребенок, и это обстоятельство делало Монс еще более счастливой.

– Что мы с тобой сегодня приготовим? – спросила Монс своего черного кота, – рыбку?

Кот оживился. Рыбка подействовала безотказно, и он последовал на кухню за хозяйкой. Как Монс могла оставить своего кота без лакомого хвостика.

Приготовив рыбу и гарнир, заварив свежий чай, Монс вышла на веранду. Щенок наелся и дремал. Кот замывал гостей.

Скоро собралась вся компания. Они шумно уселись за стол, смели все приготовленное до последней крошки и вновь разъехались. До самого вечера.

Монс помыла посуду, переоделась и отправилась в город за продуктами. Обычный день самой обычной жизни. Жизни, которой Монс была довольна, которую создала, так или иначе, сама.

Женщина в темноте

В августе сумерки приходят раньше, нежели в июне. Это понятно. Оттого и зажигают фонари часов эдак в десять. И свет их бьет в окна соседних домов.

По этой причине, нет ли, но в комнате, куда падал свет фонаря – того, что стоит на углу – не зажигали электрических лампочек. Собственно, откуда вам ведомо, был там кто или не был. Может быть, комната просто пуста.

Но в том-то и дело, что в комнате, почти в кромешной темноте сидела женщина. Она удобно устроилась в мягком кресле и на коленях ее лежала раскрытая книга. И если бы было достаточно светло, то могло показаться, что женщина мирно читает.

Но за окнами царили густые сумерки, хоть ложкой мешай. А в комнате подавно была темнота. И свет от фонаря бил в окна, пронизывая зеленые листья комнатных растений, и растекался по ковру, по щиколоткам и запястьям. И свет этот еще больше оттенял наступившую ночь.

И женщина сидела, не зажигая ламп, с книгой на коленях. И силуэт ее, обманчивый, вырисовывался из темноты. И все золото мира меркло на фоне этих щиколоток и запястий. И все золото, которым задаривали ее поклонники, она отвергала. Потому что это была настоящая женщина и она имела право ждать и имела право делать выбор.

Только фонарь, который своим бесчувственным светом обнимал темноту, да темнота, которая обнимала фонарь, могли понимать женщину. И могли ее обнимать.

До поры до времени. Все до времени.

Но может случиться и так, что время не придет. И то неизбежное, что ждет, может остаться где-то позади. Или в стороне. Или вечным ожиданием.

Свет от фонаря пронизывал зеленые листья комнатных растений. Они его не ждали, но принимали как данность, как должное. Просто принимали.

И женщина любовалась на зеленый цвет листвы, такой необычный сегодня. При ярком и все же слабом свечении фонарной лампочки все было иным, как и положено быть ночью.

Взгляд женщины, сидящей в темноте, скользил по цветам и окнам, по освещенным предметам и по не столь кромешной тьме, в которой тонули стены.

Внезапно в комнате зажегся свет. Женщина зажмурилась, а когда открыла глаза, увидела мужчину, стоящего перед ней. Он посмел нарушить темноту. Потому что это был настоящий мужчина и он смел быть прямым и честным. Поэтому женщина ждала и не зажигала света.