Потому что слишком боялась, что Хан вновь примется атаковать меня своим вниманием. А я уже поняла, что совершенно не могу ему противиться. Убежать – да. Но когда он рядом, то все – тушите свет. Я просто улетаю вместе с роем бабочек, что словно по указке начинают осоловело порхать в моем животе.
Не знаю, как это случилось и когда, но, кажется, сколько бы я не бежала от этих запретных чувств, сколько бы не выворачивала их наизнанку, но они все равно упорно лезли наружу. Лезли и расцветали буйным цветом.
Вот только мне нельзя было любить Марка Хана. Любого другого, но только не его…
Он был не для меня и не про меня. Он был недостижимой звездой в небе. А еще, меня съедал жирный, отвратительный червяк сомнения, что этот прекрасный Бог не мог просто так влюбиться в бедную и ничем ни примечательную Таню Сажину. В аутсайдера, которого никто не замечает.
В девочку, которую все с брезгливой гримасой на лице называют обидным словом «Моль».
И мне всего-то нужно было закрыть на все глаза, выдохнуть и пережить последние дни в школе, а потом навсегда забыть про всех этих жестоких детей, которые мнят себя пупами земли. И мальчика с глазами цвета стали я тоже забуду. Мы с разных планет и больше никогда с ним не встретимся.
Надо это просто захотеть. А иначе, Кристина Батурина все-таки опубликует то видео. А мне не нужны проблемы в моем будущем. Ни в институте. Ни дальше по жизни. Я не позволю, чтобы кто-то называл меня воровкой.
Никогда!
До дома добираюсь на метро и без лишних эксцессов. В квартире накурено, но пусто. Выдыхаю облегченно. Переодеваюсь и поспешно собираю в сумку все нужное для художественной школы и бегу туда.
А там, раскрашиваю чистый лист яркими красками. Он – полное отражение моего внутреннего и внешнего мира. Он такой, каким и должен быть. Правильный. Нужный для каждого человека на земле. Нужный для меня.
Вот только легче не становится.
Потому что мой сотовый уже буквально ломится от входящий звонков и сообщений. Марк Хан делает это снова и снова. Вот и сейчас слишком настойчиво просит ответить ему.
Ему, видите ли, нужно поговорить.
Качаю головой, собираю свою сумку и прощаюсь с преподавателем. Она тепло улыбается мне, что непривычно на фоне учителей из «Золотой Лиги». Там на меня смотрят как на человека второго сорта, просто потому что я на иждивении спонсора.
Отмахиваюсь от всего и бреду на выход, киваю знакомым ребятам. А затем выхожу на крыльцо и замираю как вкопанная.
Потому что прямо передо мной, у капота красивой серебристой иномарки стоит Он, смотрит на меня исподлобья и держит в руках букет белоснежных роз.
Спустя минуту, очевидно видя, что я никак на него не реагирую и вообще зависла, он чуть склоняет голову на бок и криво мне улыбается, маня меня к себе ладонью.
Что-ж…
– Что ты тут делаешь? – спускаюсь и оглядываюсь по сторонам.
– Тебя жду.
– А как ты меня нашел?
– Твоя милая соседка Раиса Сергеевна рассказала, где искать.
– М-м… А как узнал, где я живу?
– В учительской. В твоем личном деле, – пожимает плечами так, как будто бы я спрашиваю сущие пустяки.
– Ясно.
– Это тебе, – протягивает мне цветы.
Не беру, прячу руки за спину. Лицо болезненно кривится – это сердце мучительно стонет в груди. Оно не хочет ставить точки над и. Оно хочет его любви, внимания и тепла.
Хоть капельку!
– Что опять не так-то, блин? – рычит и подается ближе, нависая надо мной. Он значительно выше, а я вся скукоживаюсь от его агрессии.
– Марк…
– Что я опять не так сделал, Таня? – тычет мне цветами в грудь.
– Спасибо за цветы, но…
– Бери их. Я целовал тебя и точно знаю, что тебе это понравилось. Или мне надо напомнить? Ты только скажи, Тань, я ж только за.
– Мне не нужны отношения с тобой, – вру я, смотря на него прямо и не моргая.
– А мне с тобой нужны…отношения…
– Ничем не могу помочь, – упрямо стою на своем.
– Это значит «нет»?
Киваю. А потом вижу, как он срывается с места и идет к урне. И понимаю, что мой третий букет сейчас просто возьмут и выкинут. И так мне сделалось от этого постыло, обидно и тоскливо.
– Что ты делаешь? – кинулась я к нему и дернула за пиджак.
– Выбрасываю этот веник к чертовой матери! – рычит он и выдергивает свою руку из моего хвата.
– Отдай!
– Мне подачки не нужны!
– Что? – округляю я глаза.
– Ты со мной или нет? – прищуривается сурово.
– Нет, – со стоном выдавливаю из себя, – прости.
– Тогда в топку! – пытается зашвырнуть он букет в урну, но я успеваю перехватить нежные бутоны.
Вот только и Марк очень настойчив и тянет их обратно на себя. И охапка роз рассыпается, а потом и падает к нашим ногам. Всего секунда и он наступает на нежные лепестки, пока я пытаюсь сдержать слезы отчаяния.
– Вот так ты сделала, Таня.
И пока я вновь беззвучно плачу, Хан только обходит меня, садится в свой дорогой автомобиль и жмет по газам, оставляя меня одну оплакивать наше несбыточное будущее. Внутри все скрипит и стонет, покрывается глубокими трещинами и рвется.
Но я никому не позволю увидеть себя настоящую. Нет…
И когда Марк скрывается из виду, я все-таки присаживаюсь на колени и бережно начинаю собирать лепестки опавших роз, заворачивая их в свою поношенную ветровку. С неба накрапывает дождь.
Наверное, это небеса плачут вместе со мной, исполняя реквием по мечте.
Спустя всего четверть часа мать погонит меня домой, ругая за испорченную блузку, а потом нажрется до поросячьего визга вместе со своим Валерой. Дальше, когда поздно ночью соседи вызовут ментов, моя родительница во всем обвинит меня и обзовет последними ругательствами.
Ну а после будет сетовать на кухне, браня себя за то, что когда-то не сделала аборт.
И все это уже в день моего рождения. Вот и все Таня, детство закончилось…
Глава 14
День рожденья – праздник детства
И никуда, никуда, никуда от него не деться
День рожденья – грустный праздник
Ты улыбнись, улыбнись, улыбнись, не грусти напрасно…
Весь следующий день я хожу по школе, боясь поднять глаза. Мне дико страшно гнева Батуриной и Козинской. И я молюсь, чтобы меня пронесло. Про Марка Хана я даже не думаю, я приказала себе выкинуть этого парня из головы и из сердца.
С головой справиться просто. С сердцем сложнее, но и у него нет выбора.
Я решила и расставила приоритеты. Назад дороги просто нет.
Сегодня в школе без занятий, только несколько консультаций и репетиция последнего звонка. Мне отведена далеко не главная роль, а потому я большую часть времени тихо сижу на последнем ряду в актовом зале, уткнувшись в книгу по программированию.
А потом наступает мой «звездный час», где я произношу лишь пару реплик и меня наконец-то отпускают, и я бегу скорее в класс за рюкзаком, сменкой и домой.
Точнее, к Раисе Сергеевне. Она с утра перехватила меня в подъезде, обещая, что вечером меня будет ждать угощение. Чуть не расплакалась. Вот так – чужой человек обо мне подумал, а родная мать только и делает, что жалеет о нереализованном некогда аборте.
– Сажина!
– Да? – оглядываюсь я уже перед самым выходом из школы.
– Тебя просили помочь, – указывает девочка на класс младше меня в сторону заднего двора.
– Меня? – скидываю я рюкзак.
– Да, Комарова просила помочь в хозкорпусе, она в курсе, что тебя с репетиции раньше отпустили. Говорит, что дело срочное.
– А-а, понятно, – киваю я и иду за девочкой.
Она тоже из элиты. На ноге позвякивает золотая цепочка вокруг тонкой щиколотки, да и на пальцах поблескивают украшения. А я стыдливо стискиваю лямки протертого в нескольких местах рюкзака. Завидую ли я? А смысл?
Мы добираемся до нужной двери и мне дают последние указания, прежде чем ученица скрывается с моих глаз.
– К хозкорпусу иди. Там тебя уже ждут.
Я как послушная овца иду туда, куда сказано, даже не догадываясь, что меня ждет впереди. И только завернув за неприметное серое здания в самом конце дальней аллеи школьного двора, я резко останавливаюсь, расширившимися зрачками оглядывая толпу поджидающих меня девушек.
Их было семеро.
Кристина Батурина, моя сестра, Стефания и другие закадычные подружки. И они смотрели на меня с нескрываемым триумфом и злобой. А спустя всего секунду появилась и восьмая, которая полностью отсекла мне дорогу назад, подкравшись из-за спины.
– Обидно, – усмехнулась Барби и уверенно сделала шаг ближе, – я верила тебе, Моль, а ты взяла и подвела мое доверие. Ах, как некрасиво с твоей стороны.
– Я не…
Договорить не успела. Удар тут же обжег мои губы. Сильный. Наотмашь. Так что я тут же почувствовала металлический вкус крови во рту.
– Какая же ты лживая, изворотливая тварь, Моль, – покачала головой Батурина, пока я пыталась прийти в себя от шока.
Да не смогла. Девочка, что стояла позади меня, вдруг неожиданно вцепилась мне в волосы, жестко фиксируя меня, и не давая даже возможности вырваться из ее хватки.
А Барби тем временем важно расхаживала передо мной и улыбалась как безумная Харли Квин.
– Я хочу знать только одно, что ты ему позволила, убогая?
– Ничего, – прикрыла я глаза, уговаривая себя не плакать.
– Не ври мне! – и еще один удар прилетел, но уже в ухо с кулака.
– Стелла, – все-таки заплакала я, – пожалуйста, скажи же ей! Скажи, что я ни в чем не виновата. Я убегала от него. Он мне не нужен! Не нужен…
Но сестра с концентрированной ненавистью в глазах только смотрела на меня брезгливо, а потом вынесла мне приговор.
– Она лжет, Крис. Ну что ты хочешь от нее? Дочь потаскухи и наркоманки…Я собственными глазами видела, как эта шваль вешалась на Хана в библиотеке. Буквально умоляла его быть с ней. А потом сама кинулась на него с поцелуями. Жалкое зрелище…
И после этих слов у меня окончательно опустились руки. Я знала, что будет дальше, а потому просто закрыла глаза, безмолвно принимая на себя град ударов от разъярённой Барби, которая принялась за волосы оттаскивать меня, раздирая колени по асфальту до мяса.
– Хан мой, тупая ты шавка! Мой! Мой, гнида позорная! Я убью тебя, если ты еще хоть раз прикоснешься к нему своими грязными культяпками. Гребаная безродная Моль!
И все пинала в живот и по ягодицам. Обзывала последними непотребными словами. Щелкала перед носом ножницами, грозясь обрезать под корень мои волосы и почти уже приступила к делу, но тут кто-то из девчонок крикнул:
– Смываемся, Крис!
И они растворились, как будто никого тут и не было, оставляя меня понуро сидеть в грязной луже, что образовалась после вчерашнего дождя. И рыдать навзрыд. В голос. Так, как я не делала этого уже очень-очень давно!
Не знаю сколько я так просидела, пребывая в состоянии аффекта. Вообще не двигалась. Не могла. А потом пришел он – мой лучший и единственный на свете друг.
Стас Гордеев.
И мне было так стыдно, что он видит меня такой. Жалкой. Избитой. Униженной.
О, Господи, как же мне было стыдно!
За то, что я родилась собой. За то, что никак не могу найти себе правильного места в этой жизни. За все на свете!
– Кто это сделал, Тань? – усадил меня на скамейку парень и принялся вытирать заплаканное лицо и поправлять растрепанные волосы.
– Девочки с параллели, – заикаясь произнесла я, все никак не в силах прекратить истерику.
– Идем к директору? Надо наказать…
– Не надо! – всполошилась я, – Я очень тебя прошу! Стас, пожалуйста! Лучше подай рюкзак, – и я трясущимися руками достала из бокового кармана пачку салфеток, принимаясь вытирать испачканное лицо.
Стас же отобрал у меня одну и стал помогать, все так же, по-прежнему, сидя передо мной на корточках.
– Все думают мне их Хан нужен, – всхлипывала я, – сдался он мне! Пусть им подавятся!
– Хочешь я с ним поговорю? – присел на лавку Стас и порывисто обнял меня, покачивая будто маленького ребенка и я тут же уткнулась ему в грудь, ища хоть какого-то утешения.
Такое обращение со мной было на вес золота, и я не могла от него отказаться.
– Я уже пробовала с ним разговаривать. И с его бывшей тоже. Но там меня никто не слышит и не понимает. Ведь у мажоров в лексиконе отсутствует слово «нет». Их с детства учат, что такого понятия для них просто не существует. Но завтра я уйду отсюда и больше не увижу этих людей никогда! – в сердцах выдохнула я и сама обняла парня в ответ за талию, вновь расплакавшись навзрыд.
– Тань, ну замалчивать же нельзя! – напрягся парень.
– Это уже неважно, Стас!
– Их надо наказать.
– Их жизнь накажет, – обрубила я, пресекая дальнейшие разговоры.
А потом я привела себя в порядок и встала на ноги, позволяя увести себя из этой чертовой школы и усадить в такси, которое и довезло меня до самого дома. Я хотела было попросить Стаса остаться, но вновь постеснялась. Потому что на втором этаже, там, где находилась моя квартира, уже громко играла музыка и слышался пьяный треп маминых приятелей.
Я не хотела, чтобы Стас – единственный мой друг – видел изнанку моей жизни. Оттого мне пришлось врать, останавливаясь у двери Раисы Сергеевны. А там уж я только сердечно поблагодарила парня за все. Обняла. Поцеловала в щеку. А затем нажала на дверной звонок, провожая его сильную спину, что скрылась за подъездной дверью.
– Татка! – радостно воскликнула соседка, а затем тут же сникла, – Милая, что случилось? Кто это сделал с тобой?
И я снова заревела в голос.
Это сделала со мной жизнь…
Глава 15
Мне так искренне жаль.
Но я не чувствую вкуса домашнего торта, что с такой любовью и заботой испекла для меня Раиса Сергеевна. Медовик. Но я не способна улыбнуться ей, а только понуро сижу за столом, пока она пытается накормить меня.
Не выдерживаем обе. И женщина настойчиво обвивает меня своими теплыми руками.
Это так прекрасно.
С ресниц беззвучно капают слезы, впитываясь в ее цветастый ситцевый фартук. Потому что я будто Алиса в зазеркалье. В этом дне столько всего, но прежде всего объятья сразу двух важных для меня людей. И мне, наверное, стоило пережить нападки Червонной Королевы, чтобы попасть на чаепитие к Мартовскому зайцу и безумному Шляпнику.
– Останешься у меня, Татка? – аккуратно замазывает заживляющей мазью Раиса Сергеевна мою губу и колени.
– А можно?
– Нужно, деточка, – кивает мне добрая женщина и начинает осторожно и бережно расплетать мою длинную косу.
– Никто кроме вас меня не поздравил, – вдруг вырывается из меня против воли, но я не останавливаю себя, а позволяю словам литься дальше, – ни мать, ни отец, ни Валера этот несчастный, ни ребята в школе. Обычно там от класса делают поздравление, дарят билеты в кино, в театр или еще куда. Ни то, чтобы я туда рвалась, но…
– Я понимаю.
– Я раньше думала, что мир – это огромный механизм, в котором каждый человек нужный винтик единого целого. А получается так, что я лишняя деталь. Помню, когда мне было лет пять, отец разобрал поломанный телевизор, починил и снова его собрал, но остались какие-то детальки и он так недоуменно смотрел на них и чесал затылок, будто бы спрашивая у них: и что же мне с вами делать? Так и я.
– Это не так, Татка.
– Нет. Так, теть Рай. В инструкции к винтику, может быть, жирными буквами написано, что он очень нужный, а на деле оказывается, что не очень. И без него все прекрасно работает.
– Ты чего это удумала? – вдруг строго спросила женщина, пристально заглядывая в мои глаза.
– Ничего, – пожала я плечами и потупила взор.
– Глупая ты еще, Татка. Не понимаешь, что где-то на свете есть человек, которому ты очень-очень нужна. Тот, для кого ты станешь смыслом всей жизни. Просто вы еще не встретились. Вот и все.
– Этот человек должен быть моей мамой, теть Рай, – и еще одна соленая капля сорвалась с ресницы.
– Она…
– Знаю. Она уже не человек.
– Иди сюда, – снова обнимают меня ласковые руки.
И такое облегчение сваливает на меня. Выдыхаю, а потом все-таки пытаюсь криво-косо рассказать о том, что, что случилось в школе. Хочется выговориться хоть кому-то, чтобы кто-то понял меня, а не просто осудил за то, что я слабая и не пошла одна против толпы.
– А этот Марк, он тебе нравится? – осторожно спрашивает Раиса Сергеевна.
– Да, – просто отвечаю я.
– Сильно?
– Сильно.
– Красивый он?
– Мечта любой девушки – красивый, высокий, спортивный, умный и с прекрасной родословной, – криво улыбаюсь я и пожимаю плечами.
– А может оно и к лучшему, Татка.
– Почему?
– Кто знает, что у этих золотых мальчиков на уме? Всякое бывает. Может это божий знак, предупреждение? Настойчивое, жестокое, но предупреждение.
– Да уж… по-другому бы не дошло, – смущенно отвожу глаза.
– Ну вот, другое дело, – хлопает меня по спине добрая женщина, – румянец на тебе смотрится гораздо лучше, чем слезы.
Но ответить ей я уже не успеваю, потому что неожиданно в дверь кто-то звонит и мы обе вздрагиваем. Глаза в глаза, и я понимающе киваю, а потом несусь в дальнюю комнату и там замираю истуканом у двери.
Но переживали мы напрасно. Это не моя мать. И даже не Валера. Это была дочь Раисы Сергеевны – Нина и ее муж Степа.
– Мам, – слышу я голос девушки, – ну что за дела? Целый день дозвониться не могу до тебя. Волнуюсь же! Что случилось?
– Ой, доня, наверное, телефон сел, а я и забыла зарядить. Прости дуру старую.
– Пахнет так вкусно, – слышу зычный голос Степы.
– Тортик это, праздник тут у нас. Татка, а ну беги сюда.
И я выбегаю, а потом застенчиво улыбаюсь гостям, чувствуя, что я теперь не к месту в этой квартире.
Винтик.
Но уйти мне не дают. Только поздравляют меня уже и вновь прибывшие.
Как дома себя чувствую, но обмануться этими ощущениями я себе не позволяю.
Совсем вечереет, а вскоре все отправляются спать. Мне стелют в зале на диване, и я почти уже засыпаю, когда телефон под подушкой оживает:
«Выйди, Тань, это срочно».
Марк!
Боже! Но я все-таки пишу ему ответ.
Я: «Ты время видел?»
Он: «Видел. Я стою под твоими окнами. Даю тебе пять минут».
Я: «Да хоть десять! Мой ответ – нет».
Он: «Что-ж, сама напросилась».
И внутренности обваривает страхом. А потому я тут же строчу ему на все согласное:
«Ладно».
«Ладно», – тут же приходит в ответ.
Крадучись, выбираюсь из кровати и наскоро одеваюсь, а потом, стараясь не шуметь, выхожу в подъезд, отмечая, что у нас в квартире уже все стихло. Запахиваю на груди кардиган и выхожу на улицу. Оглядываюсь и почти сразу же попадаю в плен стальных глаз.
– Сядь в машину, – глухо произносит он и я отрицательно трясу головой.
– Нет. Говори, зачем приехал и прощаемся.
– Я сказал – сядь в машину! – он не кричал, просто давил интонациями.
А еще я отчетливо поняла, что Марк сильно не трезв.
– Нет, – упорно стою я на своем, а потом разворачиваюсь и иду назад.
Но не успеваю сделать даже пары шагов, как меня дергают обратно, разворачивают и прижимают к металлической подъездной двери.
– А как надо сделать, чтобы ты сказала, да? – от него пахнет табаком и шоколадом, замешанном на алкоголе.
– Ты пьян, – бормочу я, а потом замираю, когда его ладонь сжимается у меня на шее.
– Сколько ты хочешь? – хмурится и еще ближе склоняется надо мной. Так, что наши дыхания смешиваются.
– Что?
– Гордеев же делал это за бесплатно. А я готов заплатить. Тебе же нужны бабки? Слушай, ну точно в этой дыре будут не лишними. Да и мне много не надо, Танюха. Одного раза за глаза, – и его лицо перекашивается от скабрезного оскала.
Это не улыбка, о нет-нет!
– Я не понимаю…О чем ты говоришь?
– Оу…будешь ломать комедию, да? Ну, ок. Я, знаешь ли, не гордый.
– Марк, – пытаюсь я отцепить его руки со своей шеи.
– Я хочу тебя получить. Сколько ты хочешь за это?
И внутри меня после этих слов все умирает и превращается в тлен.
– Чего задумалась? Прикидываешь сколько с меня слупить? Да ты не стесняйся, Тань, я не твой нищеброд Гордеев. Или…оу…ты все еще собираешься корчить из себя мисс-невинность. Поздно, дорогая моя, я уже видел кадры, где ты страстно обжималась на школьном дворе со своим Стасиком, а потом притащила его прямо сюда. Так что, давай, оставим глупости. Я хочу. Ты делаешь. Сколько?
Кадры? О чем толкует этот идиот?
– Иди к черту! – выдыхаю я и понимаю, что практически задыхаюсь от беззвучных рыданий, – Убирайся!
– Десять тысяч. Что нет? Двадцать? Давай так, я даю тебе полтос, и ты спокойно садишься в тачку, а потом по-быстрому раздвигаешь передо мной свои ноги. Идет?
– Да пошел ты!
Что есть мочи, я пинаю его по голени, а потом, замахнувшись, выписываю этому куску дерьма звонкую пощечину. Рычит, пытается впиться мне в губы, но я снова луплю его, дергаясь всем телом и намереваясь вырваться на волю.
– Цветочки тебе таскал, идиот! – зло смеется он, скручивая меня своими сильными ручищами, а я рыдаю, – Знал бы я какая ты блудливая дрянь, то сразу бы зашел с козырей.
– Пусти! Пусти, ублюдок!
– Назови цену! – его шатает из стороны в сторону.
– В задницу себе свои деньги засунь! И утрамбуй хорошенечко! Понял? – и я все-таки вырываюсь из его рук, а потом отбегаю на безопасное расстояние, оглядываясь по сторонам в поисках помощи.
Но тщетно. Вокруг никого.
Только в машине, на которой приехал Хан, за рулем сидит водитель и безучастно смотрит вдаль. Такой же бездушный, как и этот зажравшийся мажор.
– Таня, – пьяно тянет Марк и протягивает мне руку, будто ждет чего-то.
Боже, как мне это чудовище могло нравится вообще? Спасибо Барби! Спасибо, Стелла!
– Клянусь Богом, если ты приблизишься ко мне, то я так заору, что половина района сбежится сюда. Так что, прошу последний раз и по-хорошему – убирайся отсюда!