Читать книгу: «Фейрум», страница 3
– Половину сказанного Джеком нужно пропускать мимо ушей. Сразу. Еще половину – разбирать по косточкам: может, под ворохом мишуры найдется что-то стоящее.
– Ты его не слишком любишь, да?
– Не то чтобы. Просто Джек довольно… своеобразен. Он любит хвалиться, что заключил некую сделку, и теперь прыгает сквозь время осознанно, а не вслепую.
– То есть…
– Не знаю. Он может, – намеренно подчеркнул Игнас, – говорить правду, если представить, что твое будущее – его прошлое. Тогда вы действительно встречались в каком-то из миров. Но ключевое слово здесь – «может». Джек может что угодно. И врет как дышит.
Липа перестала считать ступени, повороты и тоннели коридоров. Когда они остановились у запертой двери, она с благодарностью выдохнула.
– Пришли.
Игнас увидел на уровне глаз золотистую девятку и выругался сквозь зубы. Такие цифры обычно клеили, чтобы обозначить номер квартиры, – Липа не видела в этом ничего ужасного.
– А почему девятка?
Светлые брови нахмурились. Игнас отбросил сорванную с двери цифру.
– Это то, о чем я говорил. Шуточки Джека приносят радость только Джеку. – Он вздохнул, доставая из внутреннего кармана ключ. – Но, полагаю, ты должна знать. Это будет справедливо. Нельзя просить тебя о доверии, не рассказав, откуда я. Кто я. И как все это началось.
Щелкнул замок. Игнас толкнул дверь и хлопнул в ладоши. Комната за порогом залилась белым светом.
– Входи.
* * *
В первый миг Липа зажмурилась. Огни показались нестерпимо яркими после сумрака коридоров – холодные, с синеватым оттенком, напоминавшие о больничном ультрафиолете. От этой мысли сжалось горло – рефлекторно и болезненно. Однако Игнас ждал, и она шагнула внутрь.
Комната, как и сам Дом, могла похвастаться смешением стилей и эпох. Футуристическую белизну оттенял видавший виды кожаный диван. Рядом высилась стопка книг, на трехногом стуле была сложена одежда: пара рубашек упали со спинки на пол, и Липа машинально подняла их, вернув на место.
Большую часть стены напротив занимало что-то вроде аквариума. Обитавшие в нем анимоны не парили свободно, как в других помещениях Дома, они находились за стеклом, неподвижные, словно прилипшие к стенкам. Их было около сотни – сплошная изумрудная масса, от вида которой у Липы по спине побежали мурашки.
– Почему они там? – обернувшись, спросила она.
– Слизь, – коротко пояснил Игнас. – Без нее я потеряю возможность ходить через Прослойку.
Он скинул куртку и устало прислонился к стене.
– Я бы сказал «располагайся», но… – Он усмехнулся, не закончив мысль. Располагаться было негде. Кроме пресловутого дивана.
Липа остановилась у широкого стола, заваленного инструментами, о предназначении которых она могла лишь догадываться. Многочисленные емкости – от стеклянных с мерными делениями до старых, чугунных: тигель, горелка… Тут же лежали отвертки всевозможных размеров, платы и кабели.
– На случай, если понадобится ремонт.
– Твоя рука…
– Да, – кивнул Игнас. Следом за курткой он стащил рубашку, на рукавах которой засохли пятна грязи. Под белой футболкой Липа разглядела «шов» – место на плече, где протез крепился к суставу.
– Бионика. – Он сжал кулак, и искусственные мышцы предплечья напряглись. – Электроприводы, микропроцессор, распознающий импульсы, и в довершение – силиконовая оболочка. Издали не отличишь, а?
Липа почувствовала, как любопытство разъедает серной кислотой, но спрашивать в лоб было не лучшей затеей.
– Расскажешь? Не обязательно сейчас…
«Может, когда-нибудь», – хотела сказать она, но осеклась: «когда-нибудь» означало, что она останется с Игнасом надолго.
Он ведь сказал: «вернешься, когда захочешь», и Липа знала, что захочет скоро. Она соскучится по Виту и маме, пусть даже время для них течет иначе. Она непременно устанет от чудес, сквозь которые вел ее Игнас, не позволяя перевести дух.
Только сейчас она заметила, как малыш-анимон, следовавший за ними все это время, в нерешительности завис у двери. Он испускал тревожный прерывистый свет и не решался «войти». Может, его смущала стайка сородичей за стеклом аквариума?
– Расскажу. – Игнас всегда улыбался уголком губ, словно бы половиной лица, в то время как другая половина оставалась бесстрастной. – Этот парень, похоже, никуда от тебя не денется. Не хочешь дать ему имя?
Липа в удивлении подняла брови.
– А можно? Ну, в смысле, они же не питомцы.
– Обычно нет. Люди, живущие вдали от воронок, вообще не знают об их существовании, а те, кто знает, привыкли их не замечать. Я просто подумал, тебе захочется чего-то… вернее, с кем-то… Я плохо тяну на друга, Филиппина.
– Да уж!.. Водоросль, вызывающая истерики, куда лучше.
Рассмеявшись, он опустился на диван, прикрыв глаза. Похлопал рядом с собой.
– Садись. Расскажу то, что знаю. А решать только тебе. Прости, что ничего не предлагаю, плохой из меня хозяин. Но и Дом не лучшее место для чаепитий. Я не задерживаюсь тут надолго без надобности.
– Ты сказал, что мы вернемся, как только я скажу. Что получится отодвинуть Гниение от острова.
– Я… Не все так просто, Филиппина. – Игнас потер переносицу. Он выглядел так, будто не спал несколько суток, еще до их первой встречи в мансарде.
– И как это понимать? Ты соврал?
Она отодвинулась на край дивана. Липа глядела Игнасу прямо в глаза, пытаясь найти там правду, но видела лишь бесконечную усталость. Он и не думал отводить взгляд.
Липа впервые осознала, что глаза у него голубые, совсем светлые, с зеленоватым краем радужки.
– Нет. Я не врал. Помнишь метафору про ведро и кружку? Я не мог объяснить всего и сразу. Там, в моем родном мире, есть друг – ученый. Он занимается экспериментальными исследованиями фейрита. Когда мы виделись в последний раз, он, возможно, стоял на пороге прорыва.
– Возможно?
– Игры с этой штукой – как шаги по минному полю.
– То есть с твоим другом могло случиться что угодно. И мы просто идем в неизвестность?
– Я всегда хожу в неизвестность, Липа. – Он впервые назвал ее коротким именем. – В этом весь смысл. Но, надеюсь, мир еще держится, как и старина Лагард. Там мы сможем остановиться и сделать передышку. Но сейчас важно другое. Я хочу, чтобы ты понимала, кто я. Кем был там.
Замолчав, он поднял на нее взгляд. Филиппина сглотнула.
– Мне начинать бояться?
– Слушай. А потом решишь.
* * *
Игнас поставил локти на колени и сцепил пальцы в замок: живая ладонь и бионическая. На гостью он больше не смотрел, но она чувствовала волнение, которое он пытался скрыть.
– Они что-то значат? – Липа указала на нити на его запястье: разноцветные узоры и хитрые узлы складывались в плетеный браслет.
Игнас моргнул, не сразу поняв, о чем она.
– Индейская традиция. У коренных племен раньше не было письменности, они общались при помощи плетений. Один друг научил меня когда-то давно. С тех пор как я впервые попал в Дом, отмечаю ходки, чтобы не запутаться. Своеобразная летопись. – Он усмехнулся. – Или карта дорог.
– Научишь меня? – спросила Липа.
– Если захочешь.
Они молчали несколько минут.
Наконец Игнас повел плечом и, собравшись с мыслями, заговорил другим голосом, более глухим и низким:
– Кто-то сочтет эту историю простой, кто-то – запутанной, как знак бесконечности. Истина всегда посередине.
Все началось в две тысячи девятом, когда железяка под названием Нерей – символично, не правда ли? – достала со дна Марианской впадины новые образцы. Ил, бактерии, фейрит.
Название веществу дали не случайно: в черной жиже, отдаленно напоминающей нефть, плясали изумрудные искры. Живые огоньки, будто сошедшие со страниц сказок. Кто бы мог подумать, что ученые потянутся к волшебству совсем как дети, в руки которых попала новая игрушка?
Но за волшебство нужно платить.
Фейрит менял все, с чем соприкасался. Знакомые науке соединения оборачивались новыми загадками. Они порождали свойства. Пугающие, неизученные. Непредсказуемые.
Первый несчастный случай произошел спустя пару месяцев. Тогда-то фармацевтическая компания «Хай Джен» прибрала к рукам разработки Массачусетского университета. Общественность, конечно, возмутилась, включая ребят из Океанографического института штата, чей подводный аппарат обнаружил фейрит, но деньгам под силу заткнуть любой рот. Ответ для репортеров придумали заранее: неизвестное вещество может быть опасно для людей, необходимы тесты. Коротко и деловито, чтобы не спровоцировать дальнейшие вопросы. Пройдут недели, и пресса забудет, а люди, далекие от научной сферы, поглощенные другими проблемами, и вовсе ни о чем не узнают. Фейрит превратится в новый миф вроде затонувшей Атлантиды, и только «избранные» сумеют прикоснуться к тайне.
Отчасти так и произошло.
На смену металлам, жидкостям и газам пришли лабораторные мыши. Одни соединения фейрита отторгались сразу, другие провоцировали эффекты спустя какое-то время. Итог был один – смерть.
До тех пор, пока опыты с инъекциями не увенчались успехом – рождением у зараженной самки мышонка, устойчивого к любым воздействиям фейрита.
Стоит ли говорить, каким был следующий шаг?
Из двенадцати матерей, поставивших подпись добровольно, семеро были беженками. Еще пять – бездомными. Их некому было искать после того, как все закончилось…
Игнас впервые осекся. Плавный рассказ – будто из фантастической книги – разорвала пауза. Во взгляде Липы читались ужас и непонимание. От мысли, что каждое слово не просто красивая легенда о найденном «чуде», Липу бросило в холодный пот.
Каждое слово было свершившейся правдой.
Отголоском чужой реальности.
* * *
…Из двенадцати младенцев осталось четверо: три девочки и мальчик по имени Джим, которого называли иначе – F12-09, или попросту Девятый. Мальчик, который выжил. По форме – человек, но по сути – мышонок. Элджернон двадцать первого века.
Женский организм оказался более благосклонным к фейриту: ярче свойства, слабее откаты. Но ни одна из «сестер» не перешагнула порог совершеннолетия: свойства выпили их силы до капли.
Джиму повезло. Его способность оказалась пассивной. Фейрит в крови заставлял клетки организма обновляться снова и снова, уничтожал вирусы и яды; поврежденные ткани регенерировали с потрясающей быстротой.
Если бы Джим мог стереть эти годы – записать на нейрофлешку и выбросить в воды Хай-Ривер, – он бы это сделал. Но все, что он может на самом деле, – это скрываться. Год за годом после взрыва на фармацевтическом заводе, при котором Девятый потерял руку, и побега из Центра. Скрываться и наблюдать, как наркотик на основе фейрита занимает черный рынок, порабощая мысли людей. От последнего пьянчуги, желающего забыться, до представителей высших эшелонов власти, которые ищут единственное, чего у них нет, – вечную жизнь.
Может, их поиски не напрасны. Может, «Хай Джен» сумели восстановить биологические образцы Девятого, и даже взлетевшая на воздух лаборатория им не помешала, как не помешала созданию Сирен – живого оружия в лице послушных девочек.
Джиму неизвестно, как далеко зашла корпорация со времени его побега. Хочет ли он узнать – это уже другой вопрос.
* * *
В комнате повисла тишина. Только этажом выше то и дело раздавался стук.
– Ты сменил имя?
Игнас (или Джим?) кивнул.
– У меня не было выбора. Меня искали. Нас с Лагардом. Он помог мне уничтожить центр и сбежать. Наверное, ищут до сих пор.
– Почему Игнас?
– Игнас означает «незнание». Я этого хотел. – Он пожал плечами. – Я никогда не просил свойства и всего, что ему сопутствует. Извини, если запутал. Просто иногда мне кажется, что все это было слишком давно, в другой жизни. Тот Джим не я, и рассказывать о нем легче в третьем лице.
– Твое свойство… – Липа нахмурилась, размышляя. – У него есть пределы?
Игнас усмехнулся. Опять невесело, краешком рта.
– Я не бессмертен – практически. Как видишь, отрастить руку не сумел. Голову, при случае, тоже не смогу. Но если не считать механических повреждений… наверное, я могу жить долго. Гораздо дольше привычного срока.
– И никогда не болеешь?
– Это тоже относительно. Чтобы справиться с вирусом или бактериологической инфекцией, требуется время. Бывает по-разному. Но раны затягиваются быстро, если им ничто не мешает.
– А говорил, пассивное…
– Так и есть. Я не двигаю предметы мыслью и не разжигаю огонь – только поддерживаю свою жизнедеятельность на нужном уровне. – Игнас откинулся на спинку дивана. – Теперь твоя очередь, Филиппина.
– Что?
– Твой рассказ.
Липа растерялась. Она настолько глубоко погрузилась в историю Игнаса, пытаясь разложить все по полочкам, что идея говорить о себе казалась дикой.
– Это обязательно?
– История за историю. Все по-честному.
– И что потом?
– Потом мы отправимся дальше. – Игнас прикрыл глаза.
– Ты не уснешь?
Он покачал головой.
– Ладно.
Липа сдалась. Поерзав, она села чуть удобнее, прижала к груди подушку и начала:
– Эта история тоже началась давно. Задолго до моего рождения…
* * *
В устье каменных гор есть заветное озеро – Браново, колыбель сказок и легенд. Одна из них связана с маленьким островом, что стал домом для настоящей Звезды. Она упала с неба сотни, а может, и тысячи лет назад, но не разбилась, потому что озеро приняло ее в свои объятия. Та Звезда превратилась в юную девушку – никто не знает почему. Наверное, нелегко жить среди людей, когда ты – скопление раскаленных газов… Так или иначе, она выбралась на берег и повстречала юношу – Отшельника, жившего на острове. Они полюбили друг друга, согласно легенде. Такой любви – истинной – не нужны слова. И все бы хорошо, но…
* * *
Липа остановилась в замешательстве.
– Тебе обязательно заходить так далеко? – Игнас, сидевший с закрытыми глазами, улыбнулся.
– Не перебивай. Без легенды моя история будет самой скучной на свете. Слушай.
Собравшись с мыслями, она продолжила. В голове звучал голос деда – она лишь повторяла за ним слова, знакомые с детства.
* * *
Следом за звездой упал метеорит. Холодный камень из космических пустот. Он раскололся от удара: из него, как из яйца, выбрался Змей. Он поселился в прибрежных водах и рос с каждым днем, с вожделением глядя на сушу. Сердце Змея знало только зависть и злобу. Увидев прекрасную Звезду, он стал мечтать, что она полюбит его, но сам был не способен на любовь.
Однажды Змей стал таким огромным, что обхватил кольцом весь остров. Один удар хвоста – и домик Отшельника разлетелся в щепы. Змей увлек Звезду на дно озера, но к тому времени она стала настоящим человеком из плоти и крови и не могла долго дышать под водой. Юноша Отшельник бросился следом и убил Змея в неравном бою: тот остался лежать на дне – грудой камней, занесенных илом. Но было уже поздно…
* * *
Липа вздохнула.
– Звезда погасла, – прошептал Игнас, – из-за алчности и эгоизма.
– Змей хотел, чтобы его любили…
Игнас открыл глаза. Взгляд стал острым, непривычно колючим.
– Тогда в каждом из нас сидит свой Змей. Что было дальше?
* * *
Отшельник не мог оставаться на острове. Его тоска была так велика, что он отправился к Большой Земле и скитался, пока не потерял счет времени. Он встретил девушку, которая его полюбила, – прекрасную, но все же смертную. И любовь случилась обычная – земная.
Они вернулись на остров и прожили долгую жизнь. У них родились сыновья, а у тех – свои дети. Рано или поздно они покидали остров – женились, выходили замуж, перебирались в город, но продолжали помнить красивую сказку с несчастливым концом. Или счастливым – каждый решает для себя.
Но кто-нибудь – один из рода – всегда остается. Приглядывает за Звездой, что сияет со дна. Оберегает остров от небесных змеев.
* * *
Липа опустила взгляд.
Спустя века чудовище вернулось, только в другом обличье. Загадочный фейрит, отравляющий воды. Что, если Звезда, вновь превратившаяся в сгусток света, погаснет из-за него навсегда? Или уже погасла.
Игнас пристально смотрел на нее. Ожидал другого рассказа.
– Ну, хорошо.
* * *
Дочь предпоследнего смотрителя острова отправилась в Бранов двадцать лет назад. Ее очаровал большой город, и она решила остаться – наблюдать закаты с крыш в компании галок и бродячих котов. Она была художницей и видела мир разделенным на слои. Под каждой банальностью находила чудо, как монетку под старой половицей.
Однажды она встретила такого же чудака. Какое-то время они искали смыслы вдвоем, а затем появилась девочка… хотя все ждали мальчика, отсюда и имя. Думали, будет Филипп, а родилась Филиппина. Липка, если по-простому.
Бабушку она потеряла – остался только дед. Да и отца, если подумать, не знала. Видела последний раз в четыре года. Запомнила рыже-колючую бороду и пятна засохшей краски на ладонях, когда они вдвоем играли в «кулачки». Больше не играли с тех пор…
Каникулы Липка проводила на острове и была самой счастливой из всех девчонок. Пока и дед не ушел – как думалось девочке, в подводный мир, где зажегся новой звездой.
Шли годы. Слои, на которые художница делила мир, начали смешиваться, наползать друг на друга, рваться… Липка склеивала их, как могла, в единое полотно, но заплатанный холст в галерее не выставишь.
* * *
– Чем она больна? – внезапно перебил Игнас.
– Синдром Хантингтона. Это наследственное, бабушка тоже болела.
– Скажешь Лагарду, как доберемся. Он понимает в этом больше меня.
– Слушай, а твоя кровь… Есть ли какой-нибудь шанс?.. – Липа попыталась подобрать слова, чтобы просьба звучала уместно, но вскоре сдалась. От горечи – ее собственной, отраженной в глазах Игнаса, – в груди что-то дрогнуло, как запавшая клавиша пианино, и дрожь разлилась в воздухе. Одна-единственная нота – эхо сочувствия между двумя людьми.
– Прости. Это так не работает. Если бы я мог исцелять кровью или передавать свойство, у «Хай Джен» была бы армия бессмертных клонов. К счастью или сожалению, очень многое зависит от индивидуальных факторов. Это как лотерея. Ты можешь загадать десятизначное число, но какова вероятность?
– Слишком мала. – Липа кивнула. Она поняла. Но попытка не пытка. Если мир Игнаса шагнул дальше в развитии технологий, может, и с медициной дела обстоят лучше.
– Финал истории ты знаешь. Я оказалась с дядей на острове и встретила тебя. Конец.
Игнас покачал головой.
– Что?
– Никогда не говори «конец». Всегда думай «начало».
Одним движением он поднялся на ноги, будто не сидел в расслабленной позе секунду назад, и подал ей руку.
– Спасибо.
– За что? – Она удивленно взглянула снизу вверх.
– За то, что поделилась. Я это ценю. А теперь – пора.
Движения Игнаса стали быстрыми, отточенными. Казалось, он и впрямь избавился от усталости за время короткой передышки. Поверх футболки он натянул чистую рубашку и накинул куртку, проверив карманы. В верхнем ящике стола нашлась очередная бутыль со слизью и еще какие-то пузырьки, о назначении которых Липа могла лишь догадываться.
Анимоны за стеклом вели себя странно, будто волновались из-за приближения Игнаса. Прятались у дальней стены аквариума и меняли ярко-изумрудный цвет на темный, отдающий болотной тиной.
– Я придумала.
Игнас посмотрел вопросительно.
– Как назвать малыша-анимона. Раз уж он путешествует с нами.
– И как же?
– Акто.
Он не стал спрашивать почему. Просто кивнул и перебросил сумку через плечо.
– Идем.
Они вновь оказались в коридоре. За прошедшее время стены изменились: приобрели более темный оттенок. Пятна на обоях напоминали акварель, размытую кистью. Игнас повернул ключ в замке и, дойдя до конца коридора, плеснул на стену из фляжки. Заросший паутиной тупичок стал отслаиваться, обнажая черноту Прослойки. Игнас потянул за край. Липа до сих пор не понимала, как он это делает.
Прежде чем покинуть Дом, она оглянулась. Одинокая девятка осталась лежать на пыльном полу.
Эпизод III
2O48
♬ Linkin Park – Castle of Glass
Прослойка мигнула изумрудными искрами. Липе показалось, будто она сделала всего два шага и выпала наружу вслед за Игнасом.
Вой сирены. Тьма. Неоновые вспышки и воздух – холодный, колючий, с разлитыми в нем густыми запахами. Реальность ударила, окутала тревогой. Липе захотелось вернуться, спрятаться. Мир Игнаса оказался враждебным с первой секунды, которая была сродни погружению в ледяную воду.
– Прости, не подумал. – Игнас стянул куртку, набросив Липе на плечи. – Держи, только постарайся ничего не трогать в карманах.
Она кивнула.
– Спасибо. Где мы?
Они стояли на тротуаре, вдоль которого серой лентой, мокрой после дождя, тянулась дорога. Улица кончалась через сотню метров, упираясь в тупик. Слева – мусорные баки. Справа – двери. Бары, химчистка, ломбард… Липа с любопытством огляделась, стараясь приметить как можно больше, но смотреть было не на что. Трущобы. Ночь. Даже луна не показывалась из-за туч, а редкие огни в окнах были скрыты за плотными шторами.
Сирена умолкла вдали.
– Добро пожаловать в Фейртаун, северное боро Слэк-Сити, – буднично объявил Игнас. – Держись рядом и не отходи от меня. Эта часть города – прибежище фейрумных, а фейрум здесь вне закона. Приравнен к сильнодействующим наркотикам.
– То есть криминальный район? – уточнила она.
– Схватываешь на лету. А впрочем… – Игнас сделал паузу. – Наше будущее нельзя назвать радужным. Скоро сама увидишь.
– Но какой сейчас год? Ты не сказал.
– Сорок восьмой.
– Серьезно? Я пока не вижу разницы.
– Потому что будущее творится там… – Он указал на скопление башен-небоскребов на другом берегу реки, за исполинским мостом. – В исследовательских центрах «Хай Джен». А здесь – дно. Местный планктон подбирает объедки. Люди бунтуют из-за того, что им приходится жить бок о бок с фейрумными, но…
– Что?
– Не все так просто. – Игнас покачал головой. – Не все фейрумные выбрали этот путь. Обстоятельства бывают разные… Нам налево.
Они перешли на противоположную сторону улицы, и Липа замерла, прислушиваясь. За спиной нарастал гул, словно гигантский шершень летел между стен многоэтажек, грозя разметать проулок в клочья.
Игнас схватил ее за руку и резко притянул к себе. Выбил плечом хлипкую пластину заграждения и прижался к стене. Жестом показал: «молчи». Ей не пришлось повторять дважды.
Ночную тишину разорвал рев моторов. Автомобили пронеслись мимо, как смерч, взметнув веер брызг и кучи мусора. Хромированные чудища с хищными носами и языками пламени на капотах. Все произошло так быстро, что Липа не расслышала слов. Их было много – страшных людей, что высовывались из окон, надрывая глотки. Звон битого стекла, крики и порывы ветра – черного, вонючего, горького от дыма…
Она теснее прижалась к Игнасу, отступая глубже в тень, и закрыла глаза, считая до десяти.
– Бешеные Восьмерки, – прошептал Игнас, отстраняясь. – Одна из местных банд, контролирующая рынок фейрума.
– Очень… говорящее название.
– Да уж. Ребята стремятся к монополии, только Дядя Поджи выбирает не те средства. Я бы на его месте следил за кадрами – слишком много отморозков.
– Ты их знаешь? – Липа насторожилась.
– Держи друзей близко, а врагов еще ближе, – усмехнулся он. – Я знаю даже тех, кого предпочел бы не встречать. Но пока ты со мной, все в порядке. Что бы ни случилось, ты в безопасности.
Кажется, он чувствовал ее сомнения. Угадывал по малейшим переменам в голосе. При этом Игнас был прав: у Липы здесь никого не было, а значит, ей оставалось только довериться ему.
– Хорошо. Далеко до твоего друга?
– Нет. Пройдем через «Три монеты». Местное заведение для фейрумных, которое держит Безносый Хави, мой хороший знакомый. Публика там бывает разная, поэтому помни два правила: не отставай и ни с кем не заговаривай. Что бы тебе ни предлагали и о чем бы ни просили, поняла?
– Да.
Игнас выдохнул.
– Могу перегибать палку с предосторожностями, но не бойся. Не все так страшно. Я просто не привык быть… с кем-то.
– Понимаю. Я буду осторожной, правда.
Она протянула мизинец. По-детски наивный жест, но после того как скрылись Восьмерки, Липа почувствовала облегчение. Ей было известно самое верное лекарство от тревоги – посмеяться над страхами.
Искусственный палец обхватил и сжал ее собственный.
Игнас хлопнул Липу по плечу.
– Вот и молодец.
* * *
Лабиринты улиц тянулись на мили вперед – как щупальца до поры мирно дремавшего хтонического монстра из океанских глубин. Было время, когда Игнас, знакомый лишь с белизной и стерильностью лабораторий, познавал этот мир безраздельно, каждой клеткой, и Слэк-Сити казался ему живым.
Живым, но не бессмертным. Бессмертие принадлежало ему, Девятому по счету, но первому из альфа-фейрумных.
Первому из тех, кто выжил.
Он бросил взгляд на шагавшую рядом Липу. Старался быть честным с ней, но не мог рассказать всего. Не сразу. Не сейчас.
Она не примет его таким. Никто бы не принял. Пусть видит Игнаса и никогда не узнает Девятого.
Теперь все зависело от Лагарда. Даже если Энди ничего не нашел, Липа вернется домой. Он обещал, а значит, сдержит слово. Хотя бы в этот раз.
* * *
В баре было людно.
Они вошли через боковую дверь: неприметная вывеска без вездесущего неона и несколько слоев граффити на стене. Игнас кивнул Безносому Хави за стойкой и прошел вглубь, минуя свисающие с потолка ленты и китайские фонари, мигавшие нервным рыжим светом. Липа с любопытством разглядывала посетителей, касаясь пальцами его рукава.
Губы Игнаса дрогнули – восприняла совет держаться рядом буквально.
Шагая между столиков, они видели фейрумных: мужчин, женщин, черных и белых, совсем новичков и тех, из кого свойства выпили все соки, оставив оболочку из кожи и костей. Этот бар, как и десяток других в замкнутом боро Фейртауна, принадлежал им. Здесь не было нужды прятаться: изгои становились королями – на ночь или на месяц, как повезет.
Все они – афиши своего времени. Цветные иллюстрации фейрумных побочек.
Игнас не удивился, когда перед ним вырос гигант, напоминавший водяного из детских сказок, а вот Липа вздрогнула. Ей впервые пришлось увидеть внешнее проявление наркотика. Всю правую сторону лица и шеи бедняги покрывал ковер из полипов, терявшийся под воротником промокшей рубашки. Левый глаз заплыл. Поры сочились мутной водой, и запах – незабываемая смесь болотной тины и гниения – проникал в ноздри. Интересно, сколько ему приходится выпивать, чтобы не умереть от обезвоживания?
Игнас тактично уступил здоровяку дорогу с единственной мыслью: как бы дерьмово тебе ни жилось, всегда есть тот, кому хуже.
Или лучше. За столиком слева улыбалась девушка: болезненная кожа, лишенная пигмента, острые скулы, лихорадочные искры в глазах. В другое время он бы подошел спросить, какое у нее свойство, но сейчас не стоило задерживаться. Что бы там ни было, она наверняка счастлива. Тем мимолетным счастьем, которое объединяет всех принявших дозу. Пока не истек отмеренный срок, беспокоиться не о чем.
Завидев барыг у заднего хода, Игнас заслонил Филиппину плечом. Ни к чему ей смотреть на закулисные интриги банд. Пурпурные сильно рисковали, торгуя на территории Восьмерок, глава которых – непредсказуемый тип. Его память – сплошной калейдоскоп. Как ни поверни – новая мозаика. А все из-за фейрума, на который Дядя Поджи подсел одним из первых, когда наркотик прокладывал себе путь на черный рынок. С тех пор минули годы, и вот пожалуйста: противостояние Пурпурной Семьи с Восьмерками достигает разгара. Нет больше места перемириям и уступкам – в Фейртаун прибыл Всадник на рыжем коне2.
Война за передел города обещала разрушить его до основания. Война за право контролировать фейрум на улицах, за разумы и жизни. Война против всего человеческого, что у них осталось – «у нас» – поправил себя Игнас, – помимо ампул с ядовито-черной жижей, отливающей на свету изумрудом.
Игнасу было все равно, кто выиграет раунд. Даже если банды Фейртауна перегрызут друг другу глотки, он вздохнет с облегчением.
Они вышли на задний дворик «Трех монет» и оказались на пустынной парковке. За сетчатым забором отыскалась ничем не примечательная дверь, на первый взгляд запертая. Ни замков, ни скважин. Окон в пристройке тоже не было – сплошная бетонная стена.
* * *
Игнас постучал трижды. Выдержал паузу и постучал еще. Трижды три – всего девять.
– Он там? – Липа подняла взгляд.
– Да. Нужно немного подождать.
Прошло около минуты, прежде чем лязгнул железный запор.
– А, Фрэнк! Забыл, что ты собирался зайти. Что за милая леди с тобой?
Голос, нарочито расслабленный и приятный на слух, с едва уловимым акцентом, принадлежал мужчине лет тридцати пяти. Высокий, подтянутый, бритый налысо. Острые скулы, высокий лоб, выступающий вперед подбородок. Игнас упоминал, что его друг – врач, но выглядел Лагард как человек, который привык не лечить, а калечить. Липа очень надеялась, что впечатление обманчиво – как и дружелюбный тон вопроса, потому что он посмотрел на нее вначале с удивлением, затем – с враждебностью. Глубоко посаженные глаза сузились. Липа сглотнула.
Сразу за дверью узкая лестница уходила круто вниз, в подвальное помещение, откуда лился свет. Хозяин не спешил уступать дорогу гостям. Казалось, сам вопрос и то, что Лагард назвал Игнаса чужим именем, был своеобразным сигналом. Предупреждением. Но о чем? Один долгий миг они вели безмолвную беседу, споря о чем-то одними глазами, а затем Лагард отступил.
– Племянница. Приехала с сестрой из Вермонта.
– Чудно. И как погода нынче в Вермонте?
Все трое начали спуск по лестнице. Дверь захлопнулась с тем же лязгом, отрезая их с Игнасом от внешнего мира. Он сжал ее запястье – не больно, но крепко, и Липа поняла, что надо ответить.
– Неплохо. Как обычно в это время года. – Что вообще происходило? Она не имела ни малейшего представления, что говорить и как играть в эту странную игру.
Они спустились вниз, и Липа увидела небольшую комнату – чистую, светлую, напомнившую приемный покой в больнице. Диван в углу, низкий столик, какая-то абстрактная картина на стене и шкаф, за стеклянными дверцами которого – пузырьки и блистеры, словно в аптеке.
– Проблемы? – послышался мужской голос из-за двери, и Лагард сделал знак молчать.
– Вовсе нет. Постоянный клиент заглянул. – Он нарочито громко распахнул дверцу шкафа, не сводя глаз с Игнаса. – Уже уходит.
– Ты знаешь правила, Лагард, я должен проверить. Миссис Голден захочет знать… – Вошедший осекся и замер на пороге. Крупный мужчина в костюме цвета мокрого асфальта. Золотая цепочка на шее. Рубашка кричаще пурпурного цвета. Его взгляд упал на Игнаса. Рука потянулась к поясу.
– Ты!..
Все произошло слишком быстро. Сбитая с ног Липа полетела на пол. Брызнули осколки. Она перекатилась на бок, ударившись об угол дивана, и накрыла голову руками, зажимая уши. В комнате раздался выстрел.
* * *
Пурпурный замешкался на миг. Игнас оттолкнул от себя Липу: главное – чтобы осталась жива. Он сдержит обещание.
Стол, отлетевший от пинка вперед, ударил Пурпурного под колени. Тот потерял равновесие, но не выпустил пистолет. Грянул выстрел. К счастью, в пустоту. Лагард оказался быстрее: кисть хрустнула, и Пурпурный выронил ствол.
