Читать книгу: «Вечное лето 2.0», страница 3

– Мы закончили. Теперь твоя очередь. Приём. – Голос брата слегка потрескивал.

Митька посмотрел в бинокль, огляделся по сторонам, но больше никого. Взгляд вернулся к дому напротив, но и там пусто. Нашёл девчонку: та шла к морю. Ничего не ответил и побежал к ней, он должен был позвать мальчишек обратно, но не стал. Хотел поговорить с ней первым. Незнакомка побежала к морю, не на замок, но тот чем-то привлёк её, и она остановилась. Посмотрела внимательно и нахмурилась, точно он ей не понравился, – впрочем, и не должен был.

– Что ты тут делаешь? – грозно спросил Севка, который поспешил вернуться, не дожидаясь сигнала.

– Ничего, шла купаться. – Девчонка нахмурилась сильнее, на лбу залегли морщинки.

– Почему здесь? – допытывался Севка. Митька подбежал и теперь пытался отдышаться, Луша молчал.

– Потому что здесь море, – объяснила она, – да и разве это ваш пляж? Никому не запрещено тут быть, не собираюсь отвечать на глупые вопросы.

Митька с интересом разглядывал девчонку вблизи. Волосы на солнце блестели, кожа бледная, почти белая, а глаза – изумруд или малахит, невероятная зелень.

– Не запрещено, – примирительно начал Луша, который был против любых конфликтов.

– Я тут рядом живу, с тётушкой. – Она махнула в сторону своего дома.

– Странно, потому что мы тебя тут раньше не видели. Зато кто-то ломает наши замки. Не знаешь, случаем, кто это может быть? – Севка сердился на себя, что не выждал, как положено, не дождался сигнала. Действительно, что предъявить? Она ещё ничего не успела сделать, даже если намеревалась.

– Делать мне больше нечего. Один раз и правда запнулась, вчера, но не нарочно. – Кончики острых ушей покраснели: неловко сознаваться, но и врать ей не хотелось.

– Я же говорил! – воскликнул Севка.

– Но то было единожды, – напомнила девчонка, – значит и извиниться я должна один раз. Извините.

– Если хочешь, можешь как-нибудь с нами попробовать. Мы тут почти каждый день строим, – смущаясь, предложил Митька, а Севка на него неодобрительно цокнул.

– Знаю, мне вас с веранды хорошо видно, – и замолчала – сболтнула лишнего, решат ещё, что специально за ними подглядывает, а не со скуки.

– Девчонкам тут не место, – твёрдо заявил Севка и пошёл в сторону дома. Она перестала улыбаться, расстроилась. Как боязливая черепашка, которая, высунув голову из своего панциря, тут же получила щелчок.

– Не слушай его, мы просто тот замок сфотографировать хотели. Не обижайся, мой брат, он… хороший. – Митька хотел с ней подружиться. – Как тебя зовут?

Севка остановился. Он понимал, что никто не собирается идти за ним, пришлось вернуться.

– Тинка! – Ответила и теперь залилась краской как полагается, будто выдала сокровенное. Всё ещё смотрела исподлобья, ожидая нападения. Нервно заправила прядку за ухо.

– Звучит как иностранное. А полное как будет? – уточнил Луша.

– Тинка! – настойчиво повторила она.

– Да ну, так не бывает, – засомневался Севка. – Не люблю, когда обманывают, сразу видно – девчонка.

– Валентина, – нехотя выдала Тинка и отвернулась.

– Валя, значит, – уточнил Луша и поправил очки, становясь похожим на кролика из «Винни Пуха».

– Не надо, пожалуйста… – Сколько мольбы было в её голосе.

– Извини, Тинка так Тинка, – первым успокоил Луша, – не буду называть по-другому.

– Не будем, не будем. Я Митька. Полное имя Дмитрий Андреевич. Меня тоже иногда Димкой зовут, папа обычно. Мне не нравится, непривычно как-то. Дмитрием мама называет, когда я что-то не то делаю. «Дмитрий, иди сюда» – как услышу, значит не к добру это.

– Дима нормально, не то что Валя. Фу, от этого имени пахнет нафталином. Как узнают, как меня зовут, «бабой Валей» дразнят. Думаете, приятно?

– Не думаем, у меня тоже непростое имя. Всеволод. Хотели, чтоб под стать папиному. Тяжёлое, будто тазом накрывает, чувствуете? Все-во-лод, – Севка медленно произнёс по слогам, – и ведь как меня только не называют: Володя, Вова, Вава, Всева. Ну ладно дурацкое «Всева», но «Володя» – то откуда взялось? Это ж совсем другое имя, не моё, понимаете? Севка – прям моё, чувствую.

– «Севка» – тёплое, как стог сена, да? – Тинке понравилось, что её поддержали.

– Я Павел, но зови меня Луша, я привык.

И вот уже никакой вражды и обид, до самого вечера только смех, разговоры, словно знакомы всю жизнь. Тинка часто заливалась краской, да и Митька смущался, когда она смотрела на него слишком долго, и радовался, что они устроили эту засаду.

После ужина братья забрались на нижний ярус, занавесились простынёй, включили фонарик и принялись рассматривать комикс. Так почему-то интересней, хоть Севкина мама ругалась: «Испортите зрение, поросята». Но это будет когда-нибудь, а сейчас – ночь, в которой есть что-то волшебное: новый комикс, и разговоры по душам – они тоже сейчас. Да и разве надолго? Месяца два, максимум три, если повезёт.

– Знаешь, не нравится мне, что мы должны дружить с этой Валей, – начал Севка.

– Тинкой, – поправил Митька.

– Какая разница. Девчонки – они такие девчонки, – брат больше не напоминал Питера Пена, а походил на Динь-Динь, которая злилась на появление Венди.

– И чем они плохи? – Митьку забавляло, что брат злится, и решил его подразнить.

– Из-за них же все неприятности, сам подумай, – Севка ждал реакции.

– Эти проблемы только у взрослых. – Митька никак не понимал, чего от него хотят. Пожал плечами – что тут думать? И какие беды от девчонки, тем более такой трусливой? – Тем более никто не собирается в неё влюбляться и драться за неё. Или собирается? Ты что, влюбился?

– Вот ещё, глупости, – слишком поспешно ответил брат. – Мы сейчас вместе, втроём, как три мушкетёра. Не хочу, чтобы из-за неё что-то пошло не так.

– Да что может пойти не так? Тинка ведёт себя как мальчишка. Когда упала, не заплакала. Видел, как она коленку расцарапала? Ты с ней грубо разговаривал – стойко выдержала, дала отпор. Не убежала жаловаться, не захныкала. А могла бы, видел бы ты себя, когда злишься. Ух, то ещё зрелище!

– Ладно, тут соглашусь. Но пойдём мы, например, к маяку или на пирс… – сочинял Севка. – А она маме расскажет, что мы далеко ушли! Сдаст нас!

– Не выдумывай, – отмахнулся Митька. – Мы пообещали, что будем с ней общаться. Но если попробует нас рассорить, перестанем, не позволим ей это сделать, и всё. А сейчас давай лучше почитаем, – перевернул страницу и начал рассматривать супергероев. – Эх, и мне бы силу. Например, останавливать время. Представляешь – время замерло, никто не стареет, но никто и не замораживается, мир живёт, и всё как прежде, а захотел – и снова пошло.

– Ты ведь никогда не променяешь меня на неё? – никак не унимался брат.

– Тебя на способность? – уточнил Митька.

– На Тинку! – обиделся Севка.

Митька опешил, недоумение сменилось раздражением:

– Что за глупый вопрос? Ты мой брат, а её и не знаю толком. Не понимаю, чего ты волнуешься? Будешь кричать – Марину Владимировну разбудишь или, хуже того, бабушку.

– Пообещай мне, – настойчиво прошипел Севка.

– Клянусь… – нехотя пообещал Митька.

– Так, чтобы я видел твои руки! – почти приказал брат.

– Это ещё зачем? – Митька с трудом понимал, что сейчас происходит.

– Вдруг ты там пальцы скрестил?

– А на ногах считается? – шутя спросил Митька.

– Ну и дурак же ты! – обиделся Севка. – Поклянись, а то поссоримся.

– Да глупости это всё, но если тебе будет легче, то, пожалуйста. – он протянул к брату обе руки и серьёзно сказал: – Клянусь, что не променяю дружбу брата на девчонку. Пойдёт?

– Что-то устал. Пойду-ка я спать. – Севке такой клятвы оказалось вполне достаточно. Брат выбрался из «каюты» и полез на свой второй ярус.

– Как знаешь, – Митька остался с комиксом один, но читать уже расхотелось.

Костёр

Вопреки Севкиным опасениям, Тинка хорошо влилась в их компанию. Она ничем особо не отличалась от мальчишек, разве что была чуть выше их, из-за чего казалась старше своих тринадцати. Вместе они построили замок ещё лучше прежнего – Тинка пустила понизу красивый орнамент из ракушек. Митька поймал момент и сфотографировал замок, что Севка остался доволен и вроде как перестал злиться, но относился прохладно и настороженно, ожидая подвоха. Она не капризничала, была тихой и почти не смеялась. Когда же наконец что-то могло её рассмешить – заливалась громко, звонко и до слёз. Тинка постоянно носила с собой блокнот и что-то записывала, пока мальчишки купались, но никто не спрашивал, что она пишет. Думали, что, как и все девчонки, ведёт дневник.

Через неделю ребята впервые собрались после заката. Севка попросил отца развести костёр на пляже, и тот подошёл со всей ответственностью – принёс с работы деревянные паллеты, которые превратились в удобные кресла. Сверху накидали подушек, для каждого нашёлся плед. Дядя сделал основательное кострище из больших и маленьких камней, сам развёл огонь, получилось уютно. Выпросил Севка не просто так – ему хотелось начать рассказывать страшилки, но, чтобы обязательно у костра. Тётя поначалу была против, но он убедил её, пообещав взять на себя посуду на неделю. Конечно, никто не стал заставлять его, но порыв был настолько благородным, что решили поощрить. Тем более Марине Владимировне нравилось, что сын всегда рядом. Вечером выгляни в окно – он как на ладони.

Решили жарить сосиски, но шампуров не нашлось, пришлось сделать их из длинных тонких веток. Заранее отварили ароматную кукурузу. Принесли с собой в одном термосе чай, в другом какао. Каждый захватил свою любимую кружку, устроились по-домашнему.

"Если б папа был здесь, он бы нам спел", – Митька пытался отвлечься от грустных мыслей и смотрел через объектив на море, звёздное небо, на огонь. Лица ребят озарены теплом и светом, в глазах каждого зажглись искры, пусть всего лишь от обычного костра. Один из тех моментов, что нельзя поймать на плёнку, передать, отразить, как всё на самом деле, насколько здесь хорошо. Тогда мальчишка решил, что нужно снимать песочные замки и высокие волны, но не волшебство атмосферы, он отложил фотоаппарат и сел со всеми. Тинка протянула ему «шампур» с сосиской.

– Держи аккуратнее. Если слишком близко поднести её к огню – быстро сгорит, – показалось, что и не Тинка вовсе, голос был совсем не детский, столько было в нём теплоты и заботы.

– Итак, кто начнёт первым? – Сам Севка не знал никаких историй и надеялся, что расскажет кто-то другой.

– Если честно, не знаю страшных историй, – признался Митька.

– Я тоже, – поддержал его Луша.

– Ну вот, начинается. – Севка расстроено надул губы.

– Обязательно страшные? – уточнила Тинка. – Думала, что мы будем рассказывать, что придёт в голову. Разное.

– «Разное», – передразнил Севка, – можно рассказывать и при свете дня. А я ради атмосферы костёр выпросил, неделю пообещал посуду мыть. Папа старался, а вы…

– Я сказку подготовила… – она перестала жевать сосиску и загрустила, настроение отчаянно портилось. Девчонка держала в руках блокнотик, настроилась и теперь не знала, что ей делать.

– Я не против сказки, – первым отреагировал Митька.

– Я тоже, – подхватил Луша.

– Хорошо. – Севка подумал, что сказка лучше, чем ничего, и дал отмашку: – Начинай.

– Представьте себе, что когда-то давно-давным, – Тинка поняла, что оговорилась, – простите, давным-давным… – она засмущалась, напряглась, ожидая, что кто-нибудь засмеётся, но мальчишки молчали. Ошиблась, сделала то, чего так боялась, но ничего страшного не произошло. Глубокий вдох и продолжила: "Представьте себе, что когда-то давным-давно в одном далёком королевстве Золотых Корон, где жили коварные короли, постоянно воевавшие за трон, и храбрые рыцари, что пытались завоевать сердца красавиц и победить злых драконов, появился на свет необычный дракончик. В отличие от братьев, он был не зелёного, а лимонного цвета, не хотел красть принцесс и есть мирных жителей, ему нравилось выращивать чайные розы и хризантемы. Особенно такого же цвета, как он сам, – весь его садик был как солнышко. Каждое лето, когда цветы распускались, рассаживал их по горшочкам, а потом дарил детям, старикам и тем, кто его не обижал. Его братья не понимали: "Зачем дружить с людьми? А пачкать когти в саду – не дело для настоящего дракона!" Они отвергли его и перестали считать семьёй. Были люди, которые никак не могли поверить в его доброту, обходили стороной, распускали слухи, что цветы прокляты и приносят несчастья. Дракончик переживал, чувствовал себя таким одиноким. Заметив, что он говорит с цветами, его, в конце концов, сочли сумасшедшим. Шло время, лимонно-жёлтый малыш вырос в большого дракона и, как водится, влюбился в принцессу. Прилетал к её балкону каждое утро и дарил букет, заботливо украшенный звёздной пылью. Она благосклонно принимала подарки и ждала, когда же он решит её выкрасть. Но не потому, что ей нравился Лимоша, а потому, что тогда её придёт спасать прекрасный принц Ричард. Сердце красавицы принадлежало нарциссу, чьё сердце в свою очередь принадлежало только ему.

– Какая-то грустная сказка! – вставил Луша.

– Тише, я хочу узнать, что было дальше с Лимошей! Тинка рассказывай! – подбодрил Митька.

– Однажды Лимоша, в очередной раз получив отказ, полетел туда, где можно смотреть на мягкие ватные облака, трогать их лапой. Волны бились о скалы, шум прибоя успокаивал его. Люди не могли сюда добраться и обидеть, братья не знали об укромном местечке. Но когда он прилетел, там было уже занято – на самом краю сидела девочка-дракончик розового цвета. Поначалу Лимоша расстроился, но она ему улыбнулась. Оказалось, что ей тоже одиноко, а ещё Белла давно издали любуется его садиком, и сама разводит розовые розы".

– И что? Что потом? – Севка забыл, что хотел казаться взрослым и не поддаваться на всякие там сказки, но не терпелось узнать, чем же всё закончится.

– Как в любой другой сказке, жили долго, не всегда всё складывалось идеально, но мне бы хотелось думать, что они были счастливы, – закончила Тинка.

– Сама придумала или прочитала где-то? – уточнил Севка.

– Сама. – Она отложила блокнот в сторону и потянулась за кружкой. Эйфория от чтения своего рассказа сменялась страхом: понравилось ли?

– Мне понравилось, – было неловко, но Севка признался, – прям представил Лимошу, стало жаль его.

– Есть ещё что-нибудь? – поинтересовался Митька. На самом деле хотел сказать, что у неё красивый голос, и он бы слушал и слушал, но постеснялся.

– Я не привезла с собой, – Тинка довольно заулыбалась, – но могу попробовать придумать что-то здесь, как придумала про Лимошу, хотите?

С того дня и понеслась череда бесконечно весёлых дней, вечерних посиделок у костра, Тинкиных рассказов, замков. Митькина тоска растворилась в солёном море и тёплой дружбе. Казалось.

Тоска

В один из дней тоска вернулась, накатила как волна и поглотила Митьку целиком. Такая жуткая, что хоть волком вой. Сам не понимал, откуда она взялась, но играть с ребятами не хотелось. Сославшись на головную боль, вернулся домой, зашёл на кухню и увидел, что бабушка лепит вареники. Волосы забраны под косынку – всегда, когда она долго готовит.

– Кушать будешь? Накладывай, одна порция готова. Сейчас ещё на завтра налеплю. Может быть, с творогом сделать или с капустой? – предложила бабушка.

– Фу, с капустой. Не люблю капусту, – заупрямился Митька.

– Она полезная, творог тоже. В нём кальций. Нельзя же постоянно только тесто с вишней лопать. – Вероника Львовна говорила серьёзно, но улыбалась.

– А если очень хочется? – ему нравилось стоять на своём, знал, что если бабушка в хорошем настроении, обязательно сдастся.

– Ладно, горе луковое, – она шумно вздохнула, сразу понятно – играет и не скрывает, – но в следующий раз – обязательно с творогом.

– Ба, а мама меня любит? – Мальчишка смотрел в окно и лениво ковырялся в тарелке.

– Митька, что за вопросы? – удивилась бабушка. – Конечно любит! Каждая мать любит своего ребёнка. Ешь давай.

– Неправда, – возразил внук. – Луша сказал, что кукушки бросают птенцов, чтобы их воспитывали другие птицы.

Всё замерло – казалось, даже волны забыли шуметь.

– И где он этого понахватался? Скажет твой Луша. То про птиц, а не про людей, природа у них такая, – она всё пыталась убрать прядь, которая выбилась из-под косынки. – А ты не смей мою дочь с кукушкой сравнивать, получается – камень и в мой огород. – В голосе была сталь.

– Почему? – Митька удивился, что бабушка обиделась.

– Получается ведь, что я её как-то не так воспитала? – Вероника Львовна раздражённо сдернула платок.

– Нет, ба, ты у меня самая лучшая и заботливая, – попытался заверить её Митька.

– А этого, видимо, у Севки понабрался? Тоже решил подлизой стать?

– Мне кажется, что я не нужен маме и папе. Друг другу они нужны, а я им нет. Может, я плохой сын? – она хотела что-то возразить, но внук не давал ей вставить и слова: – У меня ведь раньше тройки были, помнишь? Были, и много, даже по пению. Игрушки не всегда убирал. Папа тогда на маленького солдатика наступил, так кричал – думал, всё.

– Что всё? – испугалась бабушка.

– Выкинет всё. Он пообещал, что если ещё раз будет на полу валяться, не увижу больше. Ба, а помнишь, я слопал все конфеты на первое сентября, хоть и знал, что мне нельзя, и сыпь пошла? А я не сознался. Тогда полкило «Метелицы» съел – приторно, невкусно, но я ел и ел. Не мог остановиться. Никого не угостил, хотя должен был принести в школу в честь дня рождения. Решил, а почему я должен их угощать? Подумал, никто меня не поздравил, подарков не подарил, а я им вкусные конфетки за просто так?! Вот уж фигушки. Мама расстроилась, когда я весь пятнами пошёл, живот крутило, пришлось скорую вызывать. В больницу положили. «Продлил каникулы на недельку», – говорил папа. Мама всё злилась, допытывала, что съел и сколько. Как меня любить, раз я болезненный и глупый, знал ведь, что нельзя мне эти конфеты, тем более столько. Так и сказала тёте по телефону: «Глупыш, что-то съел с шоколадом, и вот опять! Что делать с этим врунишкой – ума не приложу». Думала, что я не слышал. Знаю, ты скажешь, что подслушивать нехорошо. Получается, я дважды плохой? – Митька чуть не плакал, думал: "Может, и правда мама не приезжает, потому что я плохой". Бабушка посмотрела на него ласково и внимательно, не попыталась переубедить, не было у неё ответов на все его вопросы. – Я больше не буду так, с конфетами, ведь не знал, что могу умереть. – И шёпотом добавил: – Задохнуться. Мама сказала – может быть отёк Свинки.

– Квинке, – машинально поправила Вероника Львовна.

– Ба, я не хочу умирать, я ещё маленький. Севка вон тоже задыхался, и его сюда привезли. Тут дышится легче, правда? Мне очень хорошо, что я бы тоже остался здесь. Давай останемся, тебе же тоже тут нравится? Ба, давай, а?

Вечером тоска отпустила Митьку – так же неожиданно, как и накатила. В очередной раз ребята ужинали на пляже. Костёр стал неотъемлемой частью вечерних посиделок. Севкин папа приходил с работы, переодевался в домашнее и шёл разводить его. Дядя был настолько увлечён процессом – казалось, что ему самому нравится. Вспоминал себя в детстве? Митька заметил, что шум моря для него звучит фоном, но всё же успокаивает. Когда все замолкают и слушают, как потрескивают поленья, тишина мягкая, уютная. Что может быть лучше, чем когда рядом с тобой люди, с которыми даже молчать – одно удовольствие? Тинка рассказывала очередную историю, Митька пытался сделать снимок Севкиного замка, который они построили днём. В этом свете он был ещё красивее. Мальчишка крутил что-то в настройках фотоаппарата и почти не слышал, о чём говорит Тинка, выхватил лишь последнюю фразу, эхом отразившуюся от притихших волн.

– Завтра его сороковой день рождения, – закончила она и отложила блокнот в сторону.

– Страшная история, жуть. – Севка наконец-то был доволен. Ужастики он любил больше всего.

– Теперь боязно домой возвращаться, – прошептала Тинка.

– Сама написала и сама испугалась? – усмехнулся Севка.

– Не бойся, я провожу тебя домой, нам же в одну сторону, – успокоил Луша.

– День рождения, – произнёс Митька. – Скоро и у меня ведь день рождения. Завтра!

Все посмотрели на него. Шутит? Но зачем шутить такими вещами?

– О, действительно завтра, – вспомнил Севка и обрадовался: – Давай у нас отпразднуем. Мама будет не против, попросим приготовить самый вкусный муравейник. – облизнулся и погладил себя по животу. – Тебе ведь его можно, да?

– Можно, мне только шоколадный нельзя, – напомнил Митька.

– Давайте нарядимся пиратами, – предложил Севка, – у меня есть повязки, шляпы и специальные маркеры, которыми можно нарисовать усы.

– И мне можно быть пиратом? – робко спросила Тинка.

– Главное – платье не надевай, – разрешил Севка, – иначе какой же это пират получается.

– А у меня и нет платьев, – пожала она плечами. – Надо не забыть про свечки для торта, сколько тебе исполняется?

– Тринадцать… – как-то неуверенно произнёс Митька.

– Ой, надеюсь, клоунов не будет? Не люблю их, – уточнила Тинка.

– Боишься? – спросил Севка.

– Чего их бояться? Воспоминания нехорошие. Несколько лет назад приходил ненастоящий Дед Мороз, а весной изображал клоуна. Жутко неприятный тип, постоянно пытался меня пощекотать и ущипнуть. Гадость… – девчонка передёрнула плечами. – Он должен был надувать шарики, чтобы потом делать из них животных, а все полопались. Хорошо хоть следующий мой день рождения праздновали в ресторане. Скука смертная, зато без него.

Весь вечер они планировали, как провести праздник. Митька поддался радостным хлопотам, забыв, как сильно скучает по маме.

День рождения

Митька проснулся от радостного возбуждения. Он знал, что бабушка и тётя наверняка уже украсили гостиную, по запахам понял, что приготовили много вкусностей. Такое счастье – день рождения в тринадцать лет! Не задумываешься, что ждёт впереди, – лето кажется бесконечным, новые друзья – самыми лучшими. Закрутилось, завертелось. Уселись в гостиной, именинника, посадили во главу стола. Все блюда не влезли, закуски и фрукты лежали на журнальном столике. Когда успели столько наготовить? Их банда, как и предлагал Севка, нарядилась пиратами. Митька улыбался, глядя на Лушу с размазанным усом и Тинку, которая всё время поправляла шляпу, съезжающую на глаза. Один брат сидел довольный собой и походил на Джека Воробья. На капитана Джека Воробья.

– Первая по старшинству, пусть поздравит бабушка, – предложила Марина Владимировна.

– Митенька, – Вероника Львовна встала, держа бокал как кубок. "Сколько раз она делала так в театре, когда играла цариц?" – любимый ты мой внучок.

– А я? – обиделся Севка.

– Тс-с! – отреагировала тётя.

– Почему тс-с? Разве я – не любимый? – продолжил он возмущаться.

– Вы оба мои любимые, – примирительно сказала бабушка, – но сегодня Митькин день рождения. Мить, ты моя опора. Я знаю, что всегда могу на тебя положиться, во всём мне поможешь. Рада, что у меня и у твоих родителей получилось воспитать такого прекрасного человека. Мы будем гордиться тобой. Всё, что ты выберешь, будет правильным, слушай своё сердце. С высоты прожитых лет хотелось бы пожелать тебе здоровья, да побольше. Будет здоровье – остальное приложится.

– Спасибо, бабушка! – внук подбежал и обнял её.

– Ура! – заголосили дружно и начали чокаться бокалами с компотом.

– Мы собирались спешно, но я не забыла подарок. Он ждёт тебя в шкафу, найдёшь его в книге, – подмигнула бабушка.

– В какой книге? – не понял Митька.

– Той, что ты ещё не читал, но обязательно прочтёшь, не забудь её найти. Я помню, что ты любишь загадки.

– Вау! Бабушка тебе целый квест подготовила! – позавидовал Севка.

Тут же поднялась тётя, не дав опомниться от первого тоста:

– Можно я тоже сразу поздравлю от нас с Ярославом Сергеевичем? И мы оставим детей, пусть развлекаются. Итак, любимый мой племянник. Мы мало с тобой общались, но, судя по рассказам, ты умный и хороший мальчишка. Желаю, чтобы все твои мечты исполнились. Знаю, что ты любишь сказки, поэтому дарю особую картину. Надеюсь, что понравится, она шуточная, но ты не обижайся, – и достала из-под стола небольшой холст. На картине, нарисованной маслом, Митька мирно спал в кровати, но лежал не как обычно, на боку и обняв подушку, а на спине, и руки поверх одеяла. Черты лица были грубыми, заострились.

– Мама, а что это у него? Борода, что ли? – хихикнул Севка. Тинка давилась смехом, а Луша компотом.

– Ну какая борода, что ты говоришь. Ему двенадцать, то есть уже тринадцать, получается. Пушка даже толком нет, тень так легла, – поправила его тётя.

– На покойника похож, – заметил Луша не к месту.

– Павел, – укоризненно произнесла Марина Владимировна, расстроилась, что никто не оценил её подарка, посмотрела на мужа в поисках поддержки, но тот увлечённо ел салат.

– Кажется, я догадалась! – воскликнула Тинка, – он здесь как Спящая красавица?

– Да, да! – обрадовалась тётя и заулыбалась. – Ты угадала.

– Спасибо, тёть Марина, – Митька поспешил заверить: – Мне нравится. "Странно, что меня рисовали, пока я сплю, а я не видел. Жутковато. – представил, как тётя тайком пробирается к ним в комнату и при лунном свете делает наброски. Бр-р".

Бабушка, уходя, тихонько спросила у Митьки:

– Тебе всё нравится? Всё хорошо?

– Да, – но добавил: – Жалко, что мамы нет.

– Понимаю… Повеселитесь тут. – Она поцеловала его в макушку и направилась к выходу.

Дальше поздравляли друзья. Тинка подарила сказку, Севка вручил такой же якорёк, как у него, а Луша – небольшой «Полароид». Голова кружилась от восторга, живот болел от смеха, а потом решили сыграть в крокодила. В какой-то момент всё стало нереальным – слишком хорошо, чтобы быть правдой. Митька вышел на кухню налить себе ещё компота, и тут раздался звонок. Где-то дребезжал телефон. Но не мобильный, а домашний. Подумал, что показалось – мало ли кто какую мелодию поставил, имитация. Но тот настойчиво трезвонил. Никто не замечал, все оживлённо болтали, смеялись, уплетали салаты, Тинка показывала очередное загаданное слово. Мальчишка пошёл на звук, который вёл на второй этаж. Остановился перед спальней Севкиных родителей и не решался войти. "Почему мне раньше не давали позвонить, прятали? Может, недавно подключили? Позвать тётю или бабушку? Они что, не слышат? Успею ли?" Он почувствовал, кто на том конце, и поспешил ответить.

– Алло? – неуверенно шепнул Митька. – Алло!

– Митька, Митенька! Ты слышишь меня? – родной голос звучал встревоженно.

– Мам, мама, это ты? Слышу, но плохо, связь тут не очень. Севка говорит, из-за того, что мы на море. Мама, я на море, представляешь! – он крепко сжимал трубку, словно боялся, что кто-нибудь отберёт, сел на пол и прислонился к кровати.

– Митенька, мы с папой так соскучились… – голос её был грустным. "Экспедиция не удалась? Что-то случилось?"

– Мам, я тоже соскучился, сильно. Приезжайте ко мне, тут здорово, вместе сходим на море, будем смотреть на закаты, ловить крабов, загорать и нырять с пирса. Разбежались и прыгнули. Севка научил меня «бомбочкой», так получается больше брызг! Не бойся, там неглубоко, и море чистое, прозрачное, что ноги видно и рыбок, а медуз нет, представляешь? Мама, ты приезжай! Бабушка каждый день стряпает и на артрит не жалуется, говорит, воздух лечебный здесь. Ей тут хорошо, очень хорошо.

– Как бы я хотела, чтоб ты был здесь со мной.

– Где ты, мама? Ба говорит, что мне нельзя с тобой, говорит, условий там никаких для детей, а я готов и без вареников! Так соскучился, приезжай! – звал он.

– Прости меня.

Дождь забарабанил по подоконнику.

– Не беспокойся за меня, – успокоил Митька, – ты знаешь, что я теперь круглый отличник? Каждый день фотографирую, может, папе ещё что-нибудь понравится. Здесь у меня новые друзья появились – Севка, понятное дело, Луша и Тинка ещё. Мы хорошо ладим, не ссоримся. Бабушку слушаюсь. Тётя с дядей на меня не ругаются, они хорошие, но я скучаю.

– Моя вина, что всё так вышло, – грустила мама.

– Нет, мам, не говори так. Бабушка мне рассказала, что у вас там заказ срочный. Вы не могли отказаться, иначе вас с папой больше не позовут, уволить могут. Да и кто, кроме вас, найдёт те самые древние реликвии? Расстроился поначалу, но всё понимаю, мам, чесслово. Получилось найти что-нибудь стоящее?

На том конце тихонько всхлипнули. Свет начал моргать. Митьке тоже захотелось плакать. Комната потеряла свои очертания, скрылась в пелене, лишь отдельные образы ещё как-то угадывались, но нечётко. Голова закружилась, пришлось закрыть глаза. "Что произошло у мамы, почему она плачет? Да, редко звонила из экспедиций, но не плакала, была отстранённой, спрашивала о каких-то милых глупостях, обо всём, кроме насущного и важного, но в слезах – никогда". Он волновался и рвался к ней всей душой. В комнату заглянул Севка, но увидев, что брат плачет, тихонько притворил дверь.

– Мама… мама, ты здесь? – позвал Митька.

– Мне пора, я люблю тебя… – шепнула она тихо, но ему казалось, что почувствовал её дыхание.

– Я тоже люблю тебя, – ответил он гудкам и держал трубку, пока они не сменились тишиной. Ему не хотелось выходить обратно и продолжать праздновать. Митька молча встал и ушёл в Севкину комнату. Скинул с себя повязку пирата, не раздеваясь лёг в кровать и накрылся одеялом. Никто не остановил его, не пришёл утешать, и даже бабушка не спросила, куда он пропал. Мальчишка слышал, что гости всё ещё там – разговаривают, звенят посудой, но больше не смеются. Почти провалился в забытьё, как вдруг заиграла музыка. "Решили послушать? Или сыграть на пианино? Или…"

Звучало где-то далеко, как сквозь толщу воды. Пришлось откинуть одеяло и прислушаться. Мелодия, такая красивая, но откуда она? Митька встал, подошёл к окну и распахнул его. "Когда успело стемнеть?" Зазвучало отчётливее – музыка знакомая и манящая. Оставаться дома – нет сил. Он решил во что бы то ни стало узнать, кто её исполняет, пусть бы это и был обычный магнитофон. Мальчишка легко выбрался наружу через открытое окно, стараясь не шуметь, решил идти один. На улице прохладно, но возвращаться за кофтой и упустить мелодию ему хотелось меньше всего. Полная луна хорошо освещала путь – близкая, большая, оранжевая, похожая на ночное солнце. Митька не мог смотреть на неё, так сильно она слепила. Он брёл наугад, слушая чарующие звуки. Не боялся встретить кого-нибудь на своём пути – монстров, бандитов или ту облезлую рыжую дворнягу. Не боялся и того, что бабушка или Севка поднимут панику, и последующей за этим взбучки. Всё потеряло смысл, ничто больше не важно, кроме мелодии.

Дедушка любил слушать скрипучие пластинки, бабушка, когда прибиралась, напевала песни из спектаклей. Митьке разрешалось самому нажимать на кнопку на старом проигрывателе и ставить иголку, но на уроках музыки – откровенно скучал. Когда заставляли петь, вставал поближе к Алевтине Петровне, чтобы она одна слышала, что он знает слова. Сам же старался петь как можно тише, стыдясь того, как ужасно у него получается. Видя его старания и мучения, добрая учительница ставила пятёрки, для справедливости – с минусом.